16. Ксения

Я дрожащая струна.
Я натянут до угла -
я переполнен,
я взрываюсь...
Я
 и после того, как ты сказала: «я больше не вынесу», началось что-то другое. Что-то ненормальное было в том, как ты стояла и терпела шесть своих стен по шести сторонам света.
«Их четыре» - говорила мне ты - и я убегал на две другие стороны. В себя или наружу. И тогда закостенелость слетала, как надоевший плащ, и я проваливался через придуманный тобой мир, через заклеенные щели и запертые двери. Я бежал от тебя - а ты всегда была, есть и будешь со мной. Зато я выдумал тебе имя. Человеческое имя, холодное и чужое.

На потолке сияют светлячки, и я мутно слежу за ними.
Гениальность и сумасшествие.
Ты не покажешь мне проторённой дороги.
Гениальность и сумасшествие. Два неприкаянных создания, благословлённые даром свободы. Они могут быть везде.
А ступают рядом - как иногда можно понять, где заканчивается дикий танец одной закономерности и начинаются непознаваемые гуляния другой?

И я - цветок.
Цветок, который откроется, согретый жарким солнцем, и все увидят, что обе крайности окажутся на разных лепестках - подальше друг от друга.
Но спугни цветок - и он закроется.
Тише.
Пойдём - посмотрим.
Ведь на самом деле нет хорошей или плохой крайности. Есть норма - а пойдёшь за лепестками - чем дальше, тем больше заплетенных мыслей, неразрывных судеб.
Каждый гений - ненормальность. Ненормальность - сумасшествие. Уродство - не больше и не меньше, чем непонятая красота. Красота - общепринятое уродство.
Когда ты идёшь по лепесткам закрытого цветка, то для тебя нет знаков «плюс» или «минус» так же, как их нет и в жизни.
Всё, что у тебя есть - это то, как далеко ты отошёл от нормы.
Как далеко ты готов зайти.
И то, как сильно хочешь назад.