Зеркало

- Чижик Пыжик, где ты был?..



       Черный зрачок пистолетного дула смотрел, в общем, невыразительно, как бы сквозь. Чижик тихонько покачал перед зеркалом поднятым на уровень лица пистолетом и снова вгляделся в беспросветную тьму круглого отверстия, обрамленного тускло отсвечивающим ободком. «А ведь похоже на глаз», - эта мысль поразила его. Это смотрит Смерть. Он представил, как уставившийся на него глаз сверкнет на мгновенье адским огнем, и все вокруг исчезнет, и останется только тьма. Холодок пробежал по его затылку и вспотели ладони. Он испуганно отвел ствол в сторону. И тут же, устыдившись невольного жеста, виновато улыбнулся своему зазеркальному двойнику.

       Зеркало! Тоненький слой серебра на стекле возвращает свет, но не пули. Если уж он пугается отражению оружия, к тому же, находящегося в его собственных руках, то как же он поведет себя, если чужие руки по-настоящему направят на него заряженный ствол? Вот так мент…

       Толя Чижиков рос юношей нервическим и робким. Он ненавидел свои комплексы, которые вполне осознавал, и свою фамилию, которую искренне считал главной причиной и комплексов, и связанных с ними жизненных неудач. Разумеется, кличка «Чижик» приклеилась к нему с малолетства и не отлипала, в каком бы окружении он не оказывался. Дурашливый вопрос: «Чижик-Пыжик, где ты был?», он слышал и в школе, и в профессиональном училище, и в стройбате, где проходил срочную службу. И даже в милиции, куда он пошел, чтобы спрятаться за формой и статусом от шутовской ничтожности фамилии, в первый же день, когда его представляли личному составу, он услышал этот вопрос от хамоватого верзилы прапора. И все загоготали вокруг. И даже начальник отделения команду: «Отставить разговорчики!» - произнес, давясь смехом. А верзила испытующе пялился на Чижика. И тот, смешавшись, вдруг вспыхнул, отвел глаза и мелко подхихикнул. И понимая, что повел себя глупо и жалко, покраснел еще больше, стал просто пунцовым. Тут уж вступился командир: «Ну, хватит ржать, нашли тоже повод! Не обижайте мне пацана!»

       Чижику было двадцать, и он считал себя взрослым. И он ведь знал, как надо было ответить прапору - всего-то процитировать продолженье этой старинной дурацкой песенки: «На Фонтанке водку пил!», но сделать это не смущаясь, глядя прямо в глаза хама. И снова не смог, оробел, растерялся под наглым взглядом, и снова выставил себя ничтожеством. Ему как всегда не хватило характера. Или чувства юмора. Или того и другого вместе. А все от фамилии, ибо из-за нее у него сформировались и такой характер, и такое чувство юмора. Замкнутый круг!

       Но круг должен разомкнуться. Сегодня закончились три месяца стажировки, и ему в первый раз выдали оружие. Пистолет табельный номер такой-то – черный, тяжелый. Это по-взрослому. Теперь он настоящий мент с пистолетом, при исполнении. И кто ж теперь решится назвать его Чижиком, а тем более шуточки с ним шутить! «Шуточки кончились!» - сказал он с вызовом и вновь поднял на уровень глаз пистолет и прицелился в зеркального двойника.

       И чего он испугался? Отраженья пистолета, к тому же поставленного на предохранитель. «Ты ведь не трус, парень», - его голос прозвучал в пустом коридоре как-то неубедительно, с ноткой юношеского фальцета. Он поморщился. Его дальнейшие действия были решительны. Он опустил пистолет, аккуратно снял его с предохранителя, взвел затвор, положил палец на спусковой крючок и стал медленно подносить пистолет к голове, пока не почувствовал холод стали, примявшей вихрастые волосы и упершейся в висок. Теперь он в прямом смысле находился на волосок от смерти. Мужик! Не испугался, а значит – мужик.

       Не испугался… Ему, вдруг, стало казаться, что он физически ощущает костный купол своего черепа и заключенное в нем пространство. И в этом пространстве все, чем он был: все желания, надежды, переживания, заблуждения и пресловутые комплексы - все затаилось, затихло. И только два слова «не испугался» продолжали кружиться и трепетать и рождать эхо в замкнутом оцепеневшем объеме. «А если испугаешься?» - этот вопрос прозвучал так отчетливо и громко, будто кто-то произнес его в самое ухо. «Испугаешься, задрожит рука, судорога сведет палец на курке, курок сместится, высвободит пружину, боек ударит по капселю, взорвется порох, и округлый кусочек металла ринется из недр ствола…» Ему стало страшно, что сейчас он испугается. Чижик окаменел.

       Ему показалось, что его палец действительно сводит судорога. Он никак не мог разжать его, тем более отвести от спускового крючка, не мог двинуть рукой, прижавшей холодное дуло к виску, не мог откинуть голову, мышцы шеи не слушались. Все происходящее напоминало ночной кошмар, когда надо защититься или убежать от надвигающейся угрозы, но сколь ни напрягаешься – не можешь даже пошевелиться. На мгновенно побелевшем лице Чижика застыла гримаса человека совершающего невероятное усилие. Наконец, ему удалось сдвинуть пистолет, казалось, приросший к голове. Очень медленно он опустил его стволом вниз, снял палец с курка, и щелкнул флажком предохранителя. Он не поднимал глаз, словно стыдился взглянуть на себя в зеркало. Уже успокаиваясь, он вложил пистолет в кобуру и пробормотал только: «Ну, ты даешь, парень!» И удивился тому, как глухо прозвучал его голос.

       Чижик взглянул на часы. Пора было возвращаться в отделение. То, что его отпустили с оружием домой пообедать, было доверием, которое следовало оправдывать. Привычными движениями он подхватил фуражку, которая – он знал – ужасно ему не шла, связку ключей, щелкнул выключателем, погрузив узкую прихожую в полумрак, и вышел на лестницу, на ходу поправляя нелепый головной убор. Уже запер дверь и вдруг досадливо щелкнул себя по лбу. Он забыл захватить компьютерный диск с новой игрой - «стрелялкой», которую обещал принести сослуживцу.
 
       Чижик был, что называется, «продвинутым геймером», и компьютерные баталии были его любимым времяпрепровождением. Робкий в реальной жизни, в виртуальном пространстве он умело и безжалостно «крошил» всевозможных монстров, пришельцев и вражеских солдат, чем пугал и расстраивал маму. Она часто причитала со страдальческим выражением лица, что лучше бы он с девушкой встречался. Но робость его в отношениях с девушками была чрезмерной и граничила с паническим страхом. Страх этот рос в нем из ранней юности, почти – из детства. Слишком часто в школьные годы он становился объектом насмешек со стороны одноклассниц! И в этом, конечно, тоже была виновата фамилия. Во всяком случае, ему хотелось так думать. Зато на жестком диске его компьютера располагался целый гарем из безропотных обнаженных красоток. И компьютеру были безразличны и его фамилия, и его комплексы.

       «Возвращаться – плохая примета», - напомнил он себе, заново вставляя ключ в замочную скважину: «Не забыть посмотреться в зеркало!» Мельком взглянув в темное зеркало в прихожей, он, не снимая обуви, опираясь на носки (чтобы меньше напачкать), в несколько длинных, крадущихся шагов достиг стола с компьютером, быстро отыскал нужный диск и, передвигаясь таким же странным образом, вновь оказался вне квартиры. По лестнице он спустился по-мальчишечьи вприпрыжку, но в дверях подъезда спохватился и на улицу вышел, приосанившись, почти вальяжно – так, как должен выходить государственный человек при исполнении и при оружии.

       Во дворе к некоторому его разочарованию было пустынно. Только под аркой, за которой уже начинался переулок, качалась у стены одинокая и почти бесформенная фигура. Чижик сразу узнал нигде не работающего жильца из соседнего подъезда по фамилии Мухин и сообразил, что тот по обыкновению был изрядно пьян. Поравнявшись, Чижик понял, что странные колебания и бесформенность фигуры Мухина была вызвана еще и тем, что последний средь бела дня осуществлял приготовления к удовлетворению прямо здесь у стены своей малой нужды. Причем приготовления эти находились в завершающей стадии.

       Чижик напрягся. Кому как не ему следовало предотвратить готовящееся безобразие. «Эй! Мухин!» - он постарался, что бы его голос прозвучал как можно солиднее. Вышло не очень, опять прорезались жалкие нотки юношеского фальцета. Окрик не произвел никакого впечатления и на пьяного, тот лишь покачал безвольно головой, но даже не обернулся. «Гражданин Мухин, прекратите немедленно! Миллиция!» - на этот раз слова молодого сержанта почти прозвенели и оказали-таки какое-то воздействие на Мухина. Он медленно обернулся, но как бы прислушиваясь. Казалось, он, словно, и не замечал милиционера. На желтом, несвежем лице расплывалась бессмысленная улыбка. «Да,.. хошь… застрели… мя! Во-о-о…» - с пьяной невнятностью протянул, отворачиваясь, нарушитель. А на желтой стене под веселое журчание уже расплывалось темное пятно. Чижик покраснел, почему-то потянулся к кобуре, но отдернул руку, воровато осмотрелся и, не заметив свидетелей сцены, молча устремился из-под арки в переулок. «А что с ним делать? Сосед ведь! В своем доме я простой жилец, а не мент!», - он оправдывался сам перед собой, и его в который раз за последние дни кольнула боязливая мысль, что, может быть, эта профессия не для него.

       Солнце пряталось за неплотными облаками. Было светло, безветренно и очень тихо, словно перед грозой. Чижик вышагивал по тротуару, то и дело непроизвольно поправляя правой рукой кобуру. Левой он сжимал пластиковый футляр диска таким образом, что тот отчасти был прикрыт рукавом кителя, отчасти - ладонью. Он не хотел, чтобы на диск обращали внимание прохожие, тем более – могли разглядеть обложку футляра. Яркая экспрессивная картинка на ней не слишком вязалась с образом строгого защитника правопорядка: курица без головы с окровавленной шеей, но с распущенными крыльями неслась куда-то, оставляя кровавые следы на черном поле.

       “Inertia” – размашистая красная надпись не нуждалась в переводе, но смысл названия стал Чижику понятен только во время виртуальной схватки. Он пробивался сквозь кварталы, контролируемые повстанцами, по пути уже уничтожив нескольких из них с помощью мощного помпового ружья. Это было оружие профессионала, требующее точности и хладнокровия. Стрелять из него можно было только одиночными выстрелами, после чего следовало передернуть затвор. При промахе в условиях боя времени на это простое действие зачастую не оставалось, убивать врага надо было с первой попытки. Зато и мощность боеприпасов у ружья была такова, что они оставляли в теле противника огромные зияющие дыры, отрывали конечности и навзничь отбрасывали изуродованную плоть врага, не оставляя ему шансов на жизнь.

       Громила с красной повязкой на голове неожиданно выпрыгнул из подворотни и понесся навстречу, строча от живота из автомата. Фонтанчики пыли, поднимаемые пулями, со страшной скоростью надвигались прямо на Чижика. Но он скорым и точным движением навёл перекрестие прицела на красную повязку повстанца и нажал на спуск. Громиле буквально снесло голову. На ее месте образовался взрыв из каких-то бурых ошметок. Но произошло неожиданное: мощное тело убитого повстанца и без головы продолжало все так же бежать и стрелять. И пока Чижик передергивал затвор, свинцовый рой из автомата мертвеца настиг его. Только после этого бегущее тело, наконец, споткнулось и грохнулось вперед. «Если бы у него была голова, он бы сломал шею»,- подумал Чижик. По монитору поплыли мутные коричневые пятна, он начал темнеть с краев. Зона света быстро сузилась, превратилась в точку в центре и утонула в беспросветной черноте экрана. И в этот момент откуда-то из угла выскочила белая курица с отрубленной головой и, хлопая крыльями, начала беспорядочно носиться по черному полю. Наконец она нырнула и пропала за краем экрана, оставив на нем множество багровых трехпалых следов. И следы эти сплелись в надпись: «Миссия не выполнена». А в чем заключалась миссия? Это пока было такой же загадкой, как и способ ее выполнения.
 
       Игра была новая, и Чижик не то, что бы ни наигрался, но даже еще и не разобрался каким образом в ней можно выиграть. Как сказал ему паренек, продававший диск: «Мудреная стрелялка-убивалка». Буквально через два дня после покупки в отделении завязался разговор о компьютерах и компьютерных играх. Выяснилось, что среди сослуживцев Чижика были еще любители убивать время, убивая виртуальных врагов. Как ни странно, одним из них оказался тот самый огромный хамоватый прапорщик, из-за которого первый день работы в милиции начался для Чижика с унижения, и ненавистное старое прозвище вопреки всем надеждам получило новую прописку в совершенно новом коллективе.

       И вот, наконец-то, Чижику представился случай проявить себя осведомленным и компетентным собеседником. Похвастался он и свежим приобретением. А когда прапорщик спросил: поделится ли он игрушкой «с товарищами по оружию», Чижик с готовность заявил, что прямо завтра диск и принесет. Он даже не слишком смутился очевидной чрезмерности энтузиазма, с которым он дал свое обещание. Им овладела надежда близкая к уверенности, что наконец-то, он избавиться от издевок этого прапора, и возможно даже приобретет приятелей. «Геймер геймеру в глаз не выстрелит», - услышанная когда-то дурацкая присказка вертелась в голове и отзывалась чувством, близким к эйфории. Вот и теперь диск, зажатый в руке, хоть и томил некоторым сожалением душу (кто ж знает, скоро ли его возвратят и возвратят ли вообще?), однако более рождал в ней воодушевления. Вроде как пропуск в новый статус «товарища по оружию».

       Впрочем, на улице на Чижика никто из редких прохожих внимания не обращал, и его конспирация с диском была явно излишней. Это начало его даже задевать: идет милиционер с пистолетом, а на нем никто и взгляда не задержит! И еще одна странная мысль привязалась вдруг. Почему-то он не мог вспомнить - разглядел ли он свое отраженье в зеркале, когда возвращался в квартиру за диском? И напрягая память, он никак не мог вызволить из ее лабиринта нужный отпечаток совсем недавнего прошлого, где бы из сумрачной глубины зеркала вырисовывался знакомый худощавый силуэт с (увы!) заметно топорщащимися ушами. Это казалось ему важным. Иногда Чижик был очень суеверен, при том что в Бога не верил. «Вернулся за чем-то – посмотрись в зеркало, иначе дороги не будет!» - этому загадочному правилу он всегда добросовестно следовал и всерьез опасался мрачных последствий отступления от него. А если смотришься в зеркало, то уж как минимум должен в нем увидеть себя. А если не увидел, то твое смотрение как бы не в счет.

       И чем дольше Чижик пытался вспомнить, как это было, тем более беспокойно становилось ему. Он помнил, как, поспешно преодолевая затемненную прихожую, он приостановился на секунду и бросил короткий взгляд в сторону заключенного в темную раму зеркала. Но своего образа в этой раме он не помнил. И теперь уже казалось, что и не было его там вовсе. Ему захотелось где-то срочно увидеть свое отраженье, и избавиться, наконец, от этой, начинавшей уже раздражать глупости.

       Откуда вообще взялось это поверье? Должны же быть у него какие-то «земные» причины и какое-то логическое обоснование! Чижик и раньше задумывался над этим, но у него не возникло ни одной правдоподобной версии. Возвращаться – плохая примета! Разумеется, что дело, начинаемое с казуса, зачастую становиться неудачным просто из-за безалаберности затеявшего это дело человека, этим самым казусом свою безалаберность с первого шага и демонстрирующего. Но вот почему, посмотревшись в зеркало, можно неудачу предотвратить?

       Чижик даже остановился, чтобы оглядеться. Но никаких подходящих зеркальных поверхностей в тихом переулке ему не открылось. Здесь не было ни одной витрины, а в пыльных окнах первых этажей мало что отражалось, да и располагались они слишком высоко, чтобы в них можно было заглянуть. Впереди у тротуара стояла одинокая бежевая легковушка со скучающим водителем. Стекла в машине были опущены. И хотя из ее боков торчали зеркала заднего вида, похожие на два крохотных уха, они располагались так низко и были наклонены под такими углами, что с тротуара увидеть в них свое отраженье не было никакой возможности. А специально подходить, наклоняться и заглядывать было бы слишком глупо.
 
       В этот момент сквозь разрыв в облаках выглянуло солнце, но почему-то не добавило яркости окружающему пейзажу. Наоборот как-то сразу стал заметнее белесоватый налет пыли, покрывающей окна, листву деревьев. Чижик даже удивился, что так много пыли, видимо, давно не было дождя. Была еще какая-то, странность в пейзаже. Но в чем она заключалась, он понять не смог. А может быть, просто показалось. Он еще раз обернулся, окинул взглядом тихую глубину переулка и поспешил к перекрестку, до которого оставалось метров триста. Там поворот на проспект, по которому - десять минут быстрым шагом до райотдела милиции. А на проспекте магазины, и недалеко от перекрестка есть магазин одежды, куда можно зайти и посмотреться в зеркало.

       В детстве, когда вокруг было полно волшебных предметов, зеркало было самым волшебным. За его прохладной поверхностью открывался параллельный мир. Ребенком Чижик знал это наверняка, даже не задумываясь, откуда у него это знание. Но в тот мир невозможно было проникнуть, как он ни пытался сделать это. Обескураженный ничтожной толщиной загадочного предмета, однажды он расковырял ножичком сбоку деревянную рамку на зеркале в прихожей, затем начал скоблить его с обратной стороны и доскоблил до прозрачного стекла. Была взбучка от матери, но не было найдено даже щелочки в глубину зазеркалья. Не единожды, когда ему случалось оставаться дома одному, он на цыпочках, затаив дыхание, подкрадывался сбоку к трюмо, заводил за зеркало руку и осторожно выглядывал так, чтобы приоткрылась плоскость зеркальной поверхности. Он хотел застать другой мир врасплох, надеялся увидеть что-то иное, что возникает в зеркалах, когда на них никто не смотрит. Но разоблачение никогда не удавалось. Всегда в абсолютной близости возникала глубина недоступного пространства, в точности повторявшего все детали видимой части комнаты с досягаемой взгляду частью большого мира, открывавшегося за потусторонним окном.

       А стоило мальчугану высунуться из-за края зеркала еще немного, как обязательно показывался Другой. Вначале – его вихры, ухо, скула, серый глаз, смотрящий подозрительно и чуть испуганно. Затем он показывался весь, старательно повторяя выдвижение Чижика. Он назвал его «Другой» потому, что мальчуган с той стороны зеркала хоть и казался очень похожим на него, но действительно был другим. Чижик долго изучал его и неожиданно понял, в чем заключалось главное видимое отличие между ними. Другой был левшой. Если Чижик держал зубную щетку в правой руке, Другой – в левой. И когда Чижик подносил к поверхности зеркала ладонь правой руки, Другой прижимал с той стороны свою левую ладонь.

       Попытки ребенка поделиться своим открытием со взрослыми в то время ни к чему не привели. Никто, как ни странно, не хотел видеть очевидного. Мать, поддавшись его уговорам, однажды даже встала с ним возле зеркала и, поочередно поднимая руки, со страданием на лице пыталась понять: где у кого правая или левая рука. Но поскольку и без зазеркальных фигур разобраться - где левое, а где правое было всегда для нее чрезмерной по трудности задачей, она, наконец, взмолилась, чтобы он «оставил ее в покое и не морочил голову своими глупостями». Его слывший умным дядька снисходительно посмеялся и сказал, что таковы оптические свойства зеркала, заключающиеся в том, что зеркало меняет стороны местами и делает левое правым. Это объяснение не объяснило Чижику ничего. Он, может быть, и согласился бы принять «оптические свойства зеркала» на веру, но пытливый детский ум вскоре породил другой вопрос: почему, меняя местами стороны, оно не меняет местами верх и низ? Почему в зеркале левое становится правым, правое – левым, а верх остается верхом, как и низ – низом? Этот вопрос Чижик уже не решился задать никому.

       Кроме того, что Другой зачесывал челку направо, в то время как Чижик – налево, и делал это левой рукой, в то время как Чижик - правой, была в нем еще какая-то тайна, причем довольно зловещего свойства. Пытаясь разгадать, зачем Другому надо повторять все его жесты и ужимки (причем определить насколько Другой точен в своих повторах было невозможно), однажды Толя Чижиков испугался неожиданной мысли, что, может быть, это он сам со своей стороны зеркала зачем-то повторяет жесты и ужимки Другого, и что на самом деле во всем зависит от Другого. Но простое рассуждение успокоило его: ведь он сам – без чужих подсказок - вначале решает показать язык, а затем уж и показывает язык Другому, а придумает подмигнуть – подмигивает. А значит Другой лишь повторяет его движения. Ясно, кто из них главный. Однако, сомнение оставалось: главный-то он главный, но только возле зеркала. А чем занимается Другой, когда Чижик его не видит?
 
       Вот здесь-то и возникали мрачные подозрения насчет Другого. Лет с семи Толю Чижикова стали укладывать спать одного в комнате на раскладном диване. Конечно, ему было страшно. После того как мать выключала свет, и в квартире все затихало, в темноту комнаты кто-то проникал. Посторонний или посторонние выдавали свое присутствие легкими шорохами, чуть слышными шагами. Вначале он считал, что это черти. Они или выходили из потайных дверей в стенах, или возникали прямо из сгустков тьмы, особо плотных под столом, за шкафом и в углах комнаты. Разглядеть их мальчуган не пытался. Ведь они приходили за ним, и защититься от них можно было только, крепко зажмурив глаза и укрывшись с головой одеялом. Почему-то это было непреодолимой преградой для потусторонних существ.
 
       Став постарше и открыв для себя Другого, он стал меньше верить в чертей и все чаще задумывался, а не Другой ли ночью выходит зачем-то из зеркала. Однажды, высунувшись из-под одеяла, он все же решился понаблюдать за чуть сереющей в темноте поверхностью зеркала. Прошло какое-то время и он с ужасом заметил возникновение на этой поверхности чего-то еще более темного, чем окружающая зеркало темнота. Обомлев, он моментально натянул на глаза одеяло и не видел дальнейшего. Но одно-то успел заметить - из зеркала явно кто-то выбирался к нему в комнату. Кто бы это ни был, но раз обитатели параллельного мира могут выходить из зеркала, значит на это способен и живущий среди них Другой. И кому как ни Другому делать эти необъяснимые ночные вылазки в комнату Чижика. Ведь между ними есть загадочная связь, крепкая настолько, что Другой появляется в каждом зеркале, возле которого оказывается Чижик.

       Неожиданно всплывшие переживания не таких уж и далеких лет оказались удивительно живыми и яркими. Воспоминания о детских страхах и причудливых фантазиях мальчишеского ума отозвались грустной улыбкой на его губах, от чего он, вдруг, стал выглядеть как-то серьезнее и старше. Он уже подошел к перекрестку и остановился у светофора, чтобы перейти на другую сторону проспекта, по которому скользил плотный поток автомобилей. Сквозь шум машин он вдруг услышал девичий голос, раздраженно выговаривающий кому-то: «Ну что, так и будешь ходить за мной как тень? Не отстанешь, я милицию сейчас позову!» Чижик напрягся, милицией здесь был он. Рука его вновь легла на кобуру. Выждав паузу, он медленно, как бы невзначай, обернулся. Зрелище его глазам открылось самое невинное. Молодые люди, остановившиеся невдалеке, были, по всей видимости, еще школьниками. Рыжая, в конопушках невысокая пухленькая девушка, вся аккуратная, как гимназистка, а напротив – долговязый патлатый юноша в немыслимо широких штанах и рубахе навыпуск. Девушка сердито надувала губки и смотрела на своего преследователя не без торжества, поскольку тот был явно обескуражен ее словами, и его физиономия имела нескрываемо расстроенное и жалкое выражение.
 
       Чижик с некоторым облегчением выдохнул и отвернулся. Он начал переходить проспект перед нетерпеливо урчащими мордами застывших у светофора машин. Естественное чувство тревожности, порождаемое близостью этой готовой сорваться в любой момент механической стаи, почему-то не отпустило его и после того, как он перешел на противоположный тротуар. И пройдя с десяток шагов, он уже сознался себе, что его беспокойство имеет другое происхождение, и связано оно с только что услышанными и привязавшимися словами: «Ходить, как тень». Тень! Он боялся думать, но уже догадывался, чем его пугает это слово. Его вновь терзало некое чудное подозрение. Всего несколько минут назад в переулке он был озадачен странностью пейзажа, причины которой не смог сразу понять. А теперь же он был почти уверен, что этой причиной была одна нелепица, не ускользнувшая от глаз, но, тем не менее, не воспринятая сразу его сознанием, в силу своей невозможности. Он остановился тогда и осматривал переулок. Выглянуло солнце, он оказался на солнечной стороне. Он видел, как проявились на белесой поверхности асфальта тени деревьев, столбов освещения, стоящего впереди автомобиля. Но собственная тень под ногами не проявилась! Теперь же, как назло, в облаках не было ни просвета, и нельзя было убедиться в нелепости или в справедливости версии об исчезнувшей тени.
 
       - Но этого не может быть! Бред какой-то! - Чижик даже вздрогнул от звука собственного голоса. Вот уже и разговаривать с собою начал вслух. «Так, наверное, и сходят с ума, - подумал он, - шизофрения!». Мысль о сумасшествии неприятно поразила его. Сначала будто бы отсутствие отражения в зеркале, теперь вот - тени. А что бы он выбрал: не иметь тени и не отражаться в зеркалах, а значит – не существовать вовсе, или жить, имея плоть и кровь, но быть сумасшедшим? Чижик часто задавал себе подобные, как он их называл, детские вопросы, предполагающие выбор между сколь фантастическими столь и бессмысленными альтернативами. Но, пожалуй, впервые он имел основание задать себе такой вопрос всерьез. Впрочем, ни одна из безрадостных альтернатив по здравому рассуждению пока еще не стала для него явью. «Мыслю, значит, существую», - в истинности этого высказывания кого-то из древних Чижику меньше всего хотелось бы сейчас усомниться. Опять же, доводилось ему слышать, что сумасшедшему никогда не придет в голову задаться вопросом: а не сошел ли он с ума? Выходило, что он существует и с ума пока еще не сошел. «Просто бзик», - сказал он себе. И бессмысленное вроде бы словечко что-то объяснило и отчасти даже успокоило его. Но только отчасти.
 
       К ступеням магазина мужской одежды Чижик подходил с легким замиранием сердца. А не пройти ли мимо, вдруг подумал он, ведь в зеркало можно посмотреться и в отделении. Да и выкинуть, наконец, из головы всю эту чушь! В нем вскипала злость. – Чушь! Чушь! Чушь! – в конце он почти выкрикнул это слово, не стесняясь быть услышанным. С другой стороны лучше будет все же зайти в «чертов магазин», посмотреться да и забыть. Надо думать о работе, быть в форме. Он ведь на дежурстве. Сейчас придет в отделение, подъедут ребята на машине, он сядет четвертым и поедет с ними патрулировать район. Здесь уж не до глупостей.

       Чижик решительно взбежал по ступеням и шагнул в приоткрытую дверь магазина. Большое зеркало на массивной прямоугольной колонне за длинной стойкой, плотно завешанной темными пиджаками в пустынной глубине зала он увидел сразу. Осталось быстро приблизиться, взглянуть и тут же выйти, пока не успела подойти продавщица с дурацким: «Чем я могу вам помочь?» Этот вопрос всегда приводил его в замешательство. Как-то он придумал в ответ просить помочь материально, но озвучить свою придумку ни разу не решился. Боковым зрением он заметил справа движение и понял, что в его сторону направился кто-то из продавцов. Но он не повернул головы, а лишь ускорил шаг, огибая пиджачный ряд. «Странное я, наверное, произведу впечатление, - подумал он, - Будут обсуждать потом, как забегал какой-то мент с пистолетом, заглянул в зеркало и выскочил на улицу. С другой стороны, может быть, я сбежавшего преступника искал?» И он похлопал ладонью по кобуре.

       Чижик нервно поспешал вдоль длинной пиджачной стойки, тканевой баррикадой преградившей подступ к зеркалу. И уже на самом окончании этой баррикады, слишком круто поворачивая и сминая крайние пиджаки, он вдруг споткнулся о металлическую опору стойки. Чижик и в обычных обстоятельствах не являл собой образец грациозности, а в этой ситуации и вовсе оказался крайне неловок. Пытаясь остановить стремительное движение собственного носа к полу, он два раза судорожных взмахнул руками и, выполнив нелепый прыжок, еле удержался от падения, сделав по инерции несколько шагов на все более подгибающихся ногах. При этом коробочка с компьютерной игрой вылетела у него из руки на бетонный пол, пластиковый футляр с дребезгом разлетелся на две половинки, а сам зеркальный диск покатился под широкий торговый стеллаж и, врезавшись, замер у самой стены. Чижик, согнувшийся в странной скрюченной позе, выругался, присел на корточки и нервно рассмеялся.

       «Инерция». Название игры, красовавшееся на подобранной им крышке футляра, как-то слишком буквально соответствовало происходящему. По инерции он едва не разбил себе нос, по инерции от него укатился диск, по инерции не сдвинулась с места стальная опора, о которую он споткнулся, хотя она и не была прикручена к полу. И эта бегущая без головы курица на обложке футляра – тоже бежит по инерции. В детстве в деревне он был свидетелем подобного случая. Бабушка, у которой он гостил, изловила курицу «на супчик для внучка», прижала ее к березовому чурбану, взяла заранее прислоненный к нему топор и «тюкнула» истошно кудахчущее создание по шее. Кудахтанье оборвалось, голова с раскрытым клювом и моментально помутневшим глазом осталась лежать на чурбане отдельно от куриного тела. Бабушка отняла руку, а обезглавленная курица вдруг забила крыльями, обрызгав бабушку кровью, слетела с чурбана и понеслась прочь, продолжая отчаянно хлопать крыльями, пока не врезалась в палисадник. И там, повалившись на траву, она трепыхалась еще какое-то время. Случай этот поразил и напугал Толю Чижикова. Ему долго не могли объяснить, как уже убитая курица может бегать и почти взлетать. Куриный супчик он, впрочем, ел уже на следующий день, хоть и не без некоторой опаски. Ему все казалось, что плавающая в бульоне куриная ножка может в любой момент зашевелиться.

       Непонятное тогда, стало для него очень понятным теперь. Он решил, что обезглавленное существо еще какое-то время продолжало жить по инерции. Внезапно разрушенное живое тело обладало инерцией жизни, всеми силами стремилось продлить, удержать себя в этом мире, как и все вокруг. И, возможно, убитый им повстанец, продолжавший бежать и стрелять – не столь уж и нелепая выдумка создателей этой компьютерной игры. «А, может быть, я и сам застрелился дома у зеркала, а продолжаю думать, что жив и по инерции иду на работу?», - неожиданная мысль не слишком напугала его, однако заставила поднести руку к правому виску. Голова была цела. «А что бы я делал, если бы обнаружил сейчас в голове дырку? - задал себе Чижик очередной «детский» вопрос: - лег бы на пол и сделался мертвым, так и не поняв, для чего я был на этом свете?» И еще подумалось ему, что где-то на ином уровне реальности, на неведомом мониторе зажглась бы надпись: «Миссия не выполнена!» Во время компьютерных баталий в нем иногда рождалось подозрение, что, может быть, он и сам является персонажем чьей-то игры. В таком случае его миссия может быть самой простой. Вот тот же повстанец свою миссию выполнил, хоть и ценой одной из своих компьютерных жизней. «А если и моя миссия - просто застрелить кого-то, не случайно же мне выдали оружие?»,- над этим «детским» вопросом себе Чижик уже не хотел думать, вдруг поняв, что поток его мыслей все более походит на бред.

       Надо было все-таки дома повнимательней посмотреться в зеркало, действительно, дорога не заладилась. Глядя на поблескивающий под стеллажом диск, Чижик вновь издал короткий смешок. Ведь он давно бы мог посмотреться в зеркальную поверхность компьютерного диска. Вот дурак! Зеркало-то всегда было при нем! Он услышал шаги продавщицы за спиной и страдальчески наморщил лоб, положение было дурацкое. Однако, продавщица не стала подходить к споткнувшемуся и сидящему на корточках милиционеру, видимо, сама испугалась неловкости ситуации. Услышав удаляющиеся шаги, Чижик облегченно вздохнул, быстро достал из под стеллажа диск, вложил его в собранный футляр, резко встал и одернул китель. Увидеть свое отражение и вон отсюда! Он развернулся. Зеркало было чуть в стороне, он немного проскочил его, когда пытался удержаться от падения. В нем отражался плотный ряд прильнувших друг к другу плащей. Глянув под ноги (не хватало еще раз споткнуться!), он, не сводя уже глаз с зеркала, устремился к выходу.

       Когда до него дошло, что зеркало остается у него за спиной и уже приходиться оборачиваться, чтобы не выпустить его из глаз, Чижик сделал еще несколько шагов и встал, как бы - в нерешительности. Странная переменчивая улыбка проступила на его лице: в первое мгновение, как бы досадливая, затем беспомощная и, наконец, жалобная.
       – Не может быть!.. Не может быть! – Чижик почти причитал: плаксиво и сдавленно.
       – Ну не может же быть! – уже с какой-то просительной интонацией повторил он.
       - Что не может быть?
       Чижик обернулся на звонкий голос, прозвучавший за спиной. Продавщица - молодая девушка - стояла рядом и пыталась смотреть серьезно, но по всему - еле сдерживала разбиравший ее смех. Видимо, она все время наблюдала за ним. А значит, он не дух невидимый! Он вспомнил про тень. Почти над его головой висел большой белый шар светильника. Чижик взглянул вниз, темное пятно тени распласталось у ног. А он что-то себе придумывал, все ему чего-то казалось!

       - Я могу вам чем-то помочь? – продавщица смотрела на него, уже не пряча насмешливой улыбки.
       - Можете, - неожиданно сказал Чижик (он совершенно не испытывал смущения, ему было не до этого) - скажите, вы меня видите? Девушка зажала ладонью рот и, наконец, расхохоталась.
       - Странный вы милиционэр, - манерно ответила она, отсмеявшись. Чижик подошел к зеркалу, встал напротив и спросил:
       - А в зеркале?
       Продавщица снова прыснула смехом, но все же встала рядом.
       - Ой, мама! – с веселым удивлением воскликнула она. Повернулась к Чижику, и снова – к зеркалу. Снова – к Чижику и снова – к зеркалу, из которого на нее таращила изумленные глаза худощавая девушка в голубой униформе: одна – одинешенька на фоне бежевого строя плащей.
       - Вы фокусник! – предположила она: - или вампир?
       - Почему вампир? – нашел в себе силы удивиться Чижик.
       - Вампиры не отражаются в зеркалах, я знаю, - бойко ответила девушка: - покажите клыки. Похоже, она ничуть не испугалась, не поверила, что такое может быть на самом деле, и посчитала происходящее за хитроумный фокус. Чижик зачем-то потрогал большим пальцем клыки, затем с комичной серьезностью оскалился.
       - Нет, не вампир, - хихикнула она, - клыки как клыки. Как вы это делаете? Озорные глаза уставилась на Чижика, требуя от него объяснения фокуса. Легкомысленный - без тени испуга - смех девушки как бы пробудил в Чижике надежду, что происходящее с ним не столь уж и страшно и может быть, все как-нибудь образуется. Ему и самому очень хотелось бы развеселиться.
       - В милиции и не тому научат, - он с ухмылкой вновь посмотрел на зеркало, напрочь отказывающееся воспроизводить на своей поверхности его образ.
 
       Ухмылка, однако, так и не стала улыбкой, а превратилась вскоре в жалкую гримасу. Перестать отражаться в зеркалах! - он бы сам первый заявил, что «такого не бывает». Даже не взглянув на собеседницу, он понуро устремился к выходу.
       - Эй, куда же вы? – обескураженный девичий голос донесся до него из бесконечного далека. Чижик не обернулся, лишь еще ниже опустил голову. Молодая продавщица развела в недоумении руки, глядя на закрывшуюся за милиционером дверь. Затем она задумчиво покосилась на висящее в стороне зеркало и поежилась. Озорное лицо ее вдруг стало испуганным. Еще какое-то время она помялась невдалеке от зеркала, но так и не решилась подойти и заглянуть в него еще раз.

       А Чижик словно бы оказался вдруг на вражеской территории. Его движения, походка, вся его ссутулившаяся фигура, нескладно облаченная в топорщащийся серый китель, источали настороженность и страх разоблачения. Он боялся смотреть на прохожих, боялся увидеть в их глазах испуг ли, удивление – в общем, что-то такое, что бы послужило ему окончательным приговором. В голове его возникали странные мысли, заканчивающиеся быстрее, чем он успевал их додумать. Может быть, он исчезает? Вначале он перестал отражаться в зеркале, а вскоре станет прозрачным и растает без следа в неподвижном воздухе. Он вспомнил слова продавщицы. Вампир? Живой мертвец, одолеваемый жаждой крови? Он с отвращением представил себя пьющим кровь. Он не хочет крови! К тому же он не мертвец! Или он еще не знает? В компьютерных играх он, пожалуй, кровожаден. Неужели за это и поплатился? Это наказание за что-то! Но за что?

       Он попытался вспомнить свои грехи. Наверное, это должно быть что-то особенно мерзкое. Может быть, его превращение в вампира еще только начинается, и вскоре он начнет бояться дневного света, спать в гробу и обретет способность летать по ночам? Хотя летать – не так уж и плохо. Зря, что ли его называют чижиком. Интересно, для того, чтобы он смог полететь у него должны вырасти крылья? Как у летучей мыши? Ночью холодно, а в одежде он не сможет их расправить, лететь придется голым.
       
       На слове «одежда» его внутренний диалог оборвался, словно кто-то щелкнул выключателем. Он встал и в наполнившей его тишине начал разглядывать свои китель, брюки, ботинки. Поднес к глазам зажатый в левой руке диск, затем правой нащупал кобуру, расстегнул ее, достал пистолет и тоже поднес к глазам. Почему только сейчас ему пришло в голову, что все эти предметы тоже не отразились в зеркале? Как же он раньше не задумался об этом? Пусть непонятным образом начала меняться его – Толи Чижикова – природа, и он потерял способность отражаться! Но почему тот же фокус произошел и с этими неодушевленными предметами? Ботинки – вампиры! Пистолет – живой мертвец! Такой чуши не было ни в легендах, ни в мистических фильмах. А, значит… «Дело-то не во мне! Ни в кого я не превращаюсь!», - Чижик досадливо скривился. Как ни странно, освободившись от безумных сомнений относительно изменения своей природы, он даже не смог обрадоваться. Слишком много всего. Да и загадка остается: если дело не в нем самом, то в чем же?

       Оглядевшись, Чижик обнаружил себя в тихом переулке, где совсем недавно он, будто бы потерял свою тень (он совершенно не помнил, как проделал весь обратный путь из магазина!). Навстречу по тротуару шел солидный пожилой мужчина при костюме, очках и портфеле и, замедляя шаг, как-то очень пристально смотрел на Чижика. Чижик обессилено уставился на прохожего. Мужчина встал. Неужели этот очкарик через свои окуляры все же разглядел в нем какие-то изменения?
       - Что! - с вызовом спросил Чижик.
       - Ничего, - неуверенно ответил прохожий и почему-то попятился.
       - Да что же? Говорите! – почти прокричал Чижик.

       Очкарик, успокоительно покачивая выставленной вперед ладонью, продолжал пятиться и, вдруг, развернулся и неуклюже побежал прочь! Чижик с ненавистью следил за нелепым бегством. Ему вдруг остро захотелось навести пистолет на эту массивную колышущуюся под темной шерстяной тканью спину и нажимать на курок, пока не закончатся патроны в обойме. «А пистолет-то – вот он!» - Чижик даже фыркнул. Ведь он по-прежнему держал на уровне подбородка и диск, и – главное – пистолет. «Безумное, наверное, зрелище! Тут уж действительно лучше убежать!», - Чижик разом опустил и глаза, и руки, и поспешно вложил пистолет в кобуру. Но даже не испытал стыда. Эмоции кончились.

       Он еще раз осмотрелся вокруг. Внешне мир не изменился за последние двадцать минут. Все также тих и малолюден был переулок. (И даже перепуганный прохожий успел уже куда-то скрыться.) Так же слепы были пыльные окна домов. И неподалеку у тротуара пылился все тот же одинокий бежевый автомобиль, и ушки зеркал торчали у него по бокам. Но на этот раз в машине не было водителя. Усмехнувшись своей недавней нерешительности, Чижик неспешно направился к машине, присел, почти привалившись плечом к передней двери, и заглянул в зеркало заднего вида. При этом он уперся фуражкой в боковое стекло, и она съехала набок, но он не стал ее поправлять. В зеркале с разных углов осмотра можно было увидеть темнеющий за стеклом салон, бок автомобиля, асфальт, фрагмент переулка. Только невозможно было увидеть ни Чижика, ни хотя бы краешка его кителя или фуражки. Он поднял с тротуара маленький серый камешек и прижал его к зеркальной поверхности. Ничего! Для зеркала не существовал и этот камушек, видимо, потому что был он в руке Чижика. Мир все же изменился.

       – Все ясно, - сказал Чижик с такой интонацией, будто ему действительно хоть что-то было ясно. Он поднялся, отряхнул рукав кителя, которым прислонялся к машине и, понуро продолжил путь домой. Подходя к арке, под которой недавно застал за непотребным занятием алкоголика Мухина, он начал высматривать пьяного горе-соседа. Ему пришло в голову, что вот застрели он сейчас пьяницу, он бы сделал доброе дело. «Стал бы ангелом-спасителем для его вечно зареванных жены и дочки! Изменил бы их судьбу. Из дома он уже давно пропил все, да еще и издевается постоянно над своими. От таких как он только мука окружающим, а поделать с ним ничего нельзя. Вот возьму сейчас и пристрелю, сделаю хорошо для всех, мне-то теперь все равно!» - заключил Чижик, не пояснив самому себе, почему для него теперь все равно. Он почему-то просто констатировал это как данность. Он даже снова достал из кобуры пистолет и снял его с предохранителя. Однако, ни под аркой, где еще не успела высохнуть лужа, ни во дворе Мухина не было видно ни в вертикальном, ни в горизонтальном положении. - Миссия не выполнена, - пробормотал Чижик, без какого-либо сожаленья или облегченья, и сунул пистолет обратно в кобуру. Возможно, Мухину в этот день повезло.

       В глубине у железных качелей сидели на скамеечке двое подростков, и больше во дворе не было никого. У подъезда Чижик вновь остановился, достал из футляра диск и заглянул в зеркальную поверхность. Затем вяло откинул диск в сторону, даже не проследив за его коротким полетом. Вслед за диском и пластиковый футляр скользнул из разжатой ладони на асфальт, и оказался раздавлен каблуком казенного башмака. Чижик поморщился на хруст и вошел в подъезд. Действуя до сих пор словно бы механически, возле своей квартиры он, вдруг опять оробел и долго возился с ключом, прежде чем попасть внутрь. Сейчас он был почти уверен, что именно у зеркала в прихожей и началось все это безумие. Наконец, замок поддался, Чижик осторожно вошел в полумрак прихожей, и замер в нерешительности.

       После того как за спиной, щелкнув замком, закрылась дверь, в прихожей стало еще темней, но Чижик не стал включать свет. Выдохнув, он повернулся к мрачному квадрату зеркала и отшатнулся, зажмурившись. Знакомый силуэт в нелепой милицейской фуражке был там, где ему и полагалось быть. Но при данных обстоятельствах как раз это-то и напугало Чижика. Да и что-то в самом силуэте было слишком не так. Когда он снова заставил себя посмотреть на зеркало, перед глазами, привыкшими к сумраку, предстало зрелище жуткое. Там застыл Другой. Он в судорожном оцепенении вдавил в висок пистолетное дуло, смяв мокрые от пота вихры. Побелевший до синевы палец на спусковом крючке опасно подрагивал. Лицо, искаженное мучительной гримасой, также было пепельно-белым, и на белом страшно чернели огромные дыры зрачков.

       - Так ты все так и стоишь?! – выдохнул Чижик.
       - В какой же ты панике! Да ты трусливее меня! – заключил он, разглядев как следует Другого, - я так и думал!
       Сам он уже не боялся. Ему уже казалось, что он и возвращался-то домой лишь потому, что заранее знал о предстоящей встрече у зеркала, да и вообще, он вроде как бы никогда и не отказывался от детской уверенности в существовании Другого. «Я открыл параллельный мир, и я же – его доказательство», - подумалось Чижику: «Эти миры зеркальны, они рядом, но не соприкасаются, они во всем повторяют друг друга, и когда кто-то подходит к зеркалу с этой стороны, с противоположной подходит его «другой». И почему-то именно зеркала являются теми окнами, через которые люди и их двойники из этих миров могут наблюдать друг за другом. Так просто, что похоже на чью-то насмешку. И об этом никто не знает кроме меня – Чижика. Интересно, а у Другого тоже фамилия - Чижиков? Нет, скорее у него фамилия – перевернутая задом наперед моя. Только, наверное, в параллельном мире она звучит еще смешнее, ведь не зря же Другой оказался трусливее!»

       Что же делать с ним?.. И с собой? Чижик представил, как он предъявит «общественности» себя в качестве доказательства существования некоего параллельного мира. Он пойдет в редакции, будет показывать свои чудеса с зеркалами. Его вначале будут принимать за фокусника, но затем вынуждены будут поверить. А дальше - фото на первых страницах газет и заголовки, кричащие о сенсации. Или все-таки раньше его упекут в дом сумасшедших? Ему пришло в голову, что вряд ли дело дойдет до газетных заголовков. Ведь наверняка, есть так называемые компетентные органы, для которых его открытие давно не секрет. (Не может быть, чтобы он был первый и единственный, с кем случилось такое!) И уж «органы-то» первыми поверят Чижику. Вряд ли они допустят, чтобы секретная информация стала достоянием всех. И куда при этом сгинет Чижик? Он зябко передернул плечами.

       Какая уж тут слава! Он должен сохранить все в тайне, и значит надо спасать Другого. Ведь тот в любой момент мог прострелить себе голову, его палец, кажется, уже готов дожать курок пистолета. Странно, но Чижик не испытывал ни родственных чувств ни даже - сочувствия к своему двойнику, загнавшему себя в ловушку страха. Сейчас он скорее был раздосадован и даже зол, что Другой оказался таким пугливым, и этой пугливостью своей навлек смертельную угрозу, ладно бы – только на себя, но и на него, Чижика! И теперь он, Толя Чижиков должен срочно придумывать, как выпутать из этой ситуации их обоих. Для начала бедолагу надо как-то привести в себя. Чижик плавно поднял правую руку и успокоительно покачал раскрытой ладонью. Но рука, потянувшаяся к Другому, похоже, еще больше напугала последнего. Лицо его еще сильнее исказилось, а по телу прошла крупная дрожь. Чижик замер, даже затаил дыхание, чтобы удержать зазеркального двойника от последнего рокового движения.

       Спасительные идеи не приходили, положение все более казалось безвыходным. Другой был донельзя напуган, а картинка, которую он видел в своем зеркале, еще более усугубляла его ужас. И тут Чижика осенило, что он должен сделать. Чтобы успокоить двойника и дать ему возможность справиться со своим страхом, Чижик сам должен стать его зеркальной копией. Надо вернуть двум мирам их нарушившуюся параллельность. Тогда Другой увидит в своем зеркале то, что и должен в нем видеть. Постепенно он успокоится и, должно быть решит, что у него просто было временное помешательство и галлюцинации. И когда двойник справиться со своим страхом, Толя Чижиков станет ведущим в их паре. Он очень медленно начнет отводить пистолет от головы, чтобы «трус из зазеркалья» поверил, что и сам делает это и поневоле начал повторять движения Чижика.

       «Плавно! Аккуратно!», - внушал себе Чижик, расстегивая кобуру, доставая пистолет и поднимая его к голове. Он внимательно следил за тем, что происходит с Другим, и останавливал движение, когда ему казалось, что слишком усугубляет испуг последнего. Наконец, кожа на виске ощутила прохладное прикосновение стали, и Чижик замер. Они стояли напротив с пистолетами у висков и смотрели друг на друга. Они были почти одинаковы, только один сжимал пистолет в правой руке, а другой – в левой, один был почти спокоен, другой крайне перепуган. Несомненно, были еще различия и в осанке, и уж точно – в выражении лица, но зафиксировать их смог бы только третий наблюдатель, какового рядом не было. Думая об этом и разглядывая Другого, Чижик приходил к выводу, что невозможность убедиться, насколько точны они в своих повторениях друг друга, помогает ему в осуществлении спасительного плана. Пусть физиономия Другого бела и перекошена, но в зеркале он видит спокойное лицо, и это должно убедить умирающего от страха, что его страх не столь и силен, раз его и не видно вовсе! Так что план Чижика уже начинал работать. Скоро он начнет управлять ситуацией. А то, что у Чижика пистолет не снят с предохранителя Другому не увидеть…

       «Предохранитель!», - внутри у Чижика что-то екнуло. Как он упустил! Ведь во время последних манипуляций с пистолетом, вдруг решив избавить мир от соседа Мухина, он отщелкнул флажок предохранителя, но не вернул его на место. А значит оружие у виска было в полной боевой готовности. «Ну, этот подвиг я уже совершал, самоубийца со стажем», - он посмотрел на Другого почти с состраданием, вдруг решив, что они точно стоят друг друга. Чтобы переключить свои мысли с заряженного пистолета, он стал следить за крупной капелькой пота, стекающей у Другого с виска, прямо из-под пистолетного дула. Она двигалась неровно, заворачивая на нижнюю челюсть. Странно, и Чижик ощутил на нижней челюсти какое-то щекотание. Прозрачная капелька сползла на подбородок Другого и повисла, постепенно удлиняясь. Теперь и кожа подбородка посылала Чижику ощущение набухающей капли. «Возвращается параллельность миров? Или психика выкидывает фокусы? Наверное, просто кажется», - соображал Чижик. Он отчаянно пытался не поддаться вновь подступающему страху, но на слове «кажется» будто споткнулся.

       Одно простое и ясное предположение, вдруг возникнув, моментально выросло, поднялось перед ним будто стена, заслонив все другие гипотезы и фантазии железобетонной очевидностью факта. Он никуда и не выходил вовсе. Все эти прогулки и возвращения, все эти поиски зеркал и потерянных отражений – были не более чем бредом, неуправляемой мыслительной рябью его воспаленного, перепуганного ума. Все это время он так и простоял возле зеркала, глядя на свое отражение. И это не пресловутый «Другой», а он сам: бледный как смерть, не может оторвать пистолет от головы, и его дрожащий палец на курке все более сводит судорога. А тут еще этот - вдруг разорвавший тишину - пронзительный мерзкий звук!

       - Стажировку закончил нах и сразу пох!
       - Опух наш птах! И звонок-то мерзкий! – Двое лаконичных милиционеров, поднявшихся на лестничную площадку к Чижику, вид имели недовольный и решительный. «Салага Чижик», не явившийся к назначенному времени с обеда и вынудивший дежурный экипаж разыскивать его по домашнему адресу, сумел возбудить в своих сослуживцах негодование нешуточное и такое же острое желание «построить молодого».
       - Что за…?! – рыжий, весь в конопушках милиционер, вжимавший палец в кнопку звонка, отдернул руку, будто получил ожег и отпрыгнул от двери. Второй тоже с проворством метнулся в сторону. За хлестким хлопком, прогремевшим за дверью, последовал глухой звук падения чего-то мягкого, что-то стукнулось о дверь изнутри. Милиционеры, прижавшиеся к стене, испуганно переглянулись и потянулись за оружием. Их запыхавшийся третий товарищ – верзила-прапорщик, оставшийся было покурить у машины, прибежал на шум и, боязливо пригнувшись, замер лестничным пролетом ниже. В одной руке он сжимал пистолет, в другой – найденный у подъезда расколотый пластиковый футляр, на котором белая курица без головы неслась с раскинутыми крыльями, оставляя кровавые следы на черном поле…