Последний из рода
Несущая забвение. Я смотрю в лицо моему страху, я дам
Ему овладеть мною и пройти сквозь меня. И когда он
Пройдет сквозь меня, я обернусь и посмотрю на тропу
Страха. Там, где прошел страх, не останется ничего.
Там, где прошел страх, останусь только я.
Ф. Херберт
1.
За окном идет дождь. Я смотрю на улицу. Курю и разговариваю сам с собой.
- Когда я умер? Девятого дня этого месяца. Прошло всего две недели... а кажется, что в этой пустоте я уже несколько месяцев. Пойдем. Пошли погуляем.
Нас как-будто двое. Я разговариваю сам с собой и кажется, что ты не так одинок. Первое, что я услышал – это звуки. Изменились звуки. Они стали будто бы одним. То есть они были разные, но звучали так, будто на одной частоте. Приглушенно и монотонно. Весь мир окрасился в серый цвет прихватив с собой и невидимые глазу человека звуки. Для других я совсем не изменился. Только говорили, что стал каким-то грустным. В общем-то, попробуй не погрустить, когда ты умер. Но мне не было грустно. Так… как всегда… как обычно…
И произошло это до боли тривиально. Утром я встал, пошел заварить кофе. Вернулся в спальню, смотрю, а на полу в спальне лежу я. С тех пор нас стало двое. Один мертвый, другой вообще непонятно кто. Физически я один, а тот другой, так и остался лежать в спальне. Иногда я его навещаю, и все время удивляюсь, почему он не разлагается?
Сейчас я не знаю, что мне делать со своими новыми способностями? Вот вижу, что идет человек, что сейчас он зайдет в магазин и на входе его ударит дверью. Он потеряет равновесие, упадет, ударившись головой о ступени, и умрет. Я пытаюсь предупредить его, но все, в любом случае, происходит. Я не знаю, что мне со всем этим делать.
- Ну, так что же, пойдем погуляем?
Он молчит. Наверное, соглашается.
Ходить теперь по улицам смешно. Порой, замечаешь те самые вещи, что ускользали от твоего внимания раньше. Люди, которых волокут помимо их воли, в какую-то сторону. Люди, которые идут туда же по своей воле. Люди, которые идут в обратном направлении, но попадают все туда же. Как ни странно, я стал замечать какую-то силу, которой повинуются все, вольно или невольно. Если смотреть со стороны, то нет никакой разницы течешь ли ты в потоке этой самой силы или борешься с ним. Все равно ты в потоке и ты подвластен ему. Конечно, есть индивиды, что вылезают за края. Случайно попадают на бережок или намеренно вылезают. Но они недолго смотрят на всю эту картину. Очень скоро они возвращаются назад. Смотреть на самом деле в этот людской поток страшно. Нет, я не обвиняю их. Просто они никогда не жили вне потока и попросту не знают как жить без него. В те короткие моменты выпадения из общей массы с ними интересно разговаривать:
- Привет
- Привет.
- Как ты себя ощущаешь?
- Как-то грустно. Смотрю вот, все бегут куда-то…
- А тебе никуда не нужно?
- Наверное, да…
- Ну, так что же ты?
- Не знаю. А почему это тебе интересно.
- Да я вот тоже смотрю, куда это все бегут?
- Ну и куда?
Я молча показываю рукой в правый конец улицы.
- А эти? – молодой человек показывает рукой на проходящую парочку, что идет в обратном направлении.
- И эти туда же. – Парочка еще какое-то время продолжает идти в своем направлении. Но затем медленно-медленно останавливается, больше не в силах сопротивляться течению, разворачивается и идет обратно. Молодой человек улыбается:
- Смешно.
- Да нет. Обычно… А ты чего выпал из потока?
- Не знаю. Почему-то захотелось остановиться.
- Это тебе удалось. Когда обратно? – Он качает головой. Говорить, в общем-то, больше нечего и я молчу, продолжая сидеть на скамейке вместе с ним.
- Ты кто? – спрашивает он.
- Да так прохожий.
- Слушай прохожий, - через некоторое время.
- Чего? – отзываюсь я.
- Видишь девушку, вон там у бассейна?
- Да.
- Мы с ней вместе?
- Да как сказать… вам виднее… - девушка, действительно только что выползла из потока на другой стороне улицы, но она еле-еле держалась, вскоре ее должно было смыть обратно.
- Мы встречаемся здесь с ней почти каждый день.
- Да? Не замечал.
- Скоро она уйдет.
- Не сомневаюсь.
- Я пойду за ней.
Я посмотрел на него удивленно. Он сидел достаточно высоко от потока. При желании он вообще мог находиться вне его досягаемости сколько угодно.
- Понимаешь… - начинаю я.
- Нет, ни чего я не понимаю…А, ладно… - Он встает и идет вслед за только что смытой в поток девушкой. Так странно наблюдать, как входят в поток по собственной воле.
Я пессимист, но смеюсь порой чаще, чем иные оптимисты. Смех, да и только. Чем-то этот парень меня зацепил. Несколько дней я наблюдал, как он неизменно выплывает из потока напротив этой скамьи, дожидается девушку и ныряет вслед за ней обратно. Наконец, я не выдержал.
; Привет.
; Привет.
; Как дела?
; Как всегда.
; Да?
; Да.
; Что тебя связывает с ней?
; Вот это, - он встал и нырнул в поток вслед за ней.
Я не понимаю. Правда, не понимаю, зачем ему быть как она? Пусть даже он ее и любит. Если только это не условие его любви. Но разве у любви бывают условия и правила? Если она входит в твою жизнь, то все необратимо трансформируется во что-то подобное отсутствию потока. Если этого не происходит, если твоя жизнь от этого не изменяется, то, вероятно, это просто параллельное изменение потока, небольшое смешение течений. Это НЕ любовь, а все тот же подталкивающий тебя поток. Все влюбляются и мне надо. Пришло время жениться. Дети. Гроб…. По крайней мере, так было, когда я был жив. Но с этим парнем явно что-то было не так. Я поспешил вслед за ним.
Сколько времени, нужно чтобы полюбить? Есть ли время, чтобы перестать это делать? Любовь, входя в вашу жизнь, меняет ее раз и навсегда. Это необратимое изменение жизни. Вы изменяетесь для дальнейшего существования. Похоже на симбиоз. Если не изменитесь, любовь не сможет быть с вами, а вы с ней. Но бывает так, что одно из составляющих симбиоза умирает. Тогда очень тяжело понять, что это не так. Раз изменившись, все уже живет и дышит другим. Вы растворяетесь с этой субстанцией в едином жизненном сгустке и единственное что вы можете потерять – это какую-то часть. Если вы дышите с любовью, то без нее уже не сможете дышать. Но, как всегда, есть одно но… все эти необратимые симбиотические изменения рано или поздно сталкиваются с одной неизменной вещью – с вашей личной собственной смертью.
; Привет.
; Привет.
; Ну что сегодня.
; Да все то же.
; Опять?
; Опять.
; Ты ее любишь?
; Дурак бы заметил.
; Слушай, но ведь сейчас ты нырнешь вслед за ней. Догонишь, возьмешь за руку, улыбнешься, и ни чем не будешь отличаться от всего этого потока.
; А зачем?
; Почему бы нет? Ведь ты можешь идти параллельно с ней вне потока. И от этого ты не перестанешь ее любить. От этого ты не изменишься. Отсюда ты видишь ее, но она не видит тебя. «В темноте видно, что твориться на свету, но на свету не видно, что происходит во тьме.»
; Тогда как-то странно…
; Боишься.
; Да.
; Ладно, - на этот раз встал я и пошел не оглядываясь.
Моя тень замерла на полу. Будто каменное недвижимое изваяние. И не стереть, ни закрасить, ни накрыть ее естественно не удается. Неважно, что сейчас ночь, она все равно черным пятном смотрит на меня снизу. Когда будет день, будет идти дождь и она снова, все так же издевательски участливо и безмолвно будет смотреть на меня серым уже контуром брошенной на пол тряпки.
Тело мое колышется словно тень. Сейчас я догадываюсь, что произошло. Скорее всего, все эти события поменяли нас местами. Сейчас моя тень более материальна, чем мое тело. И воздействия способные повлиять на тень соответственно возросли, а на тело уменьшились почти до несущественных. К примеру, ветер мне нипочем, меня не может намочить дождь, ударить какой-нибудь придурок, схватить милиция и т.п. Но есть и одно отрицательное обстоятельство – я исчезаю при свете Солнца. Меня попросту не видно. Для тени это естественно обратное явление, но для человека поменявшегося с тенью местами это как раз самое то.
Иногда, я думаю, что все так и должно было быть. Так должно было случиться. Я должен был умереть. Это было… нет, не больно …и не страшно, но одновременно именно так. Просто чувства эти были проекциями их самих.
Я проснулся и вдруг ощутил, что не могу дышать. Накатила волна призрачного страха. Затем вдруг стало мучительно. Кто может сказать, больно ли человеку, когда он не может дышать? Потом боль или мучительная пронзительность отлетели куда-то назад, и я остался висеть посреди прозрачной стеклянности моей комнаты не в силах пошелохнуться. Меня вместе с моей комнатой будто бы залили сплошной массой стекла. Я мог осматривать все это зрелище со всевозможных сторон. Я видел себя, наполовину свесившегося с кровати, видел свой стол, заваленный бумагой, видел, как пробивающиеся сквозь шторы солнечные лучи, медленно скользят по моей груди и отражаются в лужицах мутных глаз. Слеза. Я увидел покатившуюся слезу из правого глаза. Она покатилась к виску, на миг застыла и упала. Упала вместе со мной. Я упал куда-то внутрь себя. Полетел в черную беспросветную бездну – откуда-то я знал, что падаю именно в самого себя. Меня окружала лишь черная пустота и все возрастающий звук биения сердца. Я летел без всякого движения, замерев, скрутившись в не отпускающую судорогу. Это было недолго. Глухой звук бьющегося сердца быстро стал невыносимо громким и, внезапно, все поглотила тишина. Стремительно и неотвратимо как морской прилив, она вытеснила невыносимую гулкость сердца.
И я проснулся во второй раз. Естественно, подумал что у меня был жуткий кошмар и пошел на кухню варить кофе. Когда я вернулся в комнату, то все и обнаружил. Нет, кружка с кофе не выпала из моей руки и не разбилась. Наверное, это было похоже на реакцию сумасшедшего. Я взглянул на это зрелище. Распластавшегося на полу себя, на темное пятно тени и сел за компьютер. Где-то там, далеко, конечно это меня тревожило и грызло, но почему-то воспринято было обычно. Я почитал почту, выкурил сигарету и пошел на работу. Там-то все и выяснилось… Меня никто не видел! Ни шеф, ни вечногалдящие по телефону секретарши, ни клиенты, ни вынужденные коллеги. Говорить мне не хотелось, соответственно, и обнаруживать себя, и поэтому после того, как моя персона была обсуждена вдоль и поперек, я громко во всеуслышание сказал свое коронное словцо: «Пунтык», и оставил недоумевающее озирающихся сослуживцев маяться в скучном офисе. Мне вдруг жутко захотелось домой. В общем, все почти как обычно. Вернувшись домой, я обнаружил, что ничего не изменилось. Все лежало на прежнем месте. Ну и бог с ним, я лег спать на диване. Но не тут-то было…
Странное дело – не испытывать потребность во сне. Перед тобой открывается время. И вдруг понимаешь, что заполнить его все ты не можешь. Вот тут-то ты и начинаешь видеть поток и его отсутствие.
Со временем, как таковым, сделать ничего нельзя. Оно течет и течет, само по себе. Но плыть вместе с ним или смотреть, как плывет оно вместе с тобой - разные вещи. Когда не смешиваешься со временем в одну неразделимую часть, то его становится неизмеримо больше. Внезапно ты понимаешь, что это не времени тебе не хватает на все, а тебя не хватает, чтобы заполнить все время.
Прошло несколько дней с тех пор и только потом до меня полностью дошло, что что-то не так. Что видим, я становлюсь периодически, и почти всегда, когда отсутствует Солнце. Я не мог больше есть и мог бесконечно курить. Больше не возникало потребности во сне. Больше не было ничего, о чем мне хотелось бы знать или думать. Хотелось только разговаривать о всякой бессмыслице с самим собой.
Все так и есть. Я, который, бродит невесть где. Я, который лежит на кровати, рядом с безобразно разбросанной на полу неестественно бездвижной собственной тенью. Мне не жаль. Нет такого чувства. Лишь неестественно холодная пустота.
Единственное что мне хочется – это увидеть ее. После всего случившегося мы ни разу не встречались. Несколько раз я останавливал себя на пути к ее дому. Она приходила ко мне, но… Но меня нет. Я не смог открыть ей дверь. Не смог посвятить ее в тайну собственной смерти. Мы, конечно, перезваниваемся, каждый день и она начинает беспокоиться, но я совершенно не знаю, что с этим делать. Постоянно вспоминаю вечер, перед тем самым утром. Мы как всегда, не делали ничего и одновременно делали все. Вдруг мне ужасно захотелось домой. Вдруг захотелось побыть одному. Я заметил, что у нее совсем сонные глаза. И я ушел. Мы как всегда попрощались, но что-то было не так. Как только я вышел за порог ее квартиры, мне тут же ужасно захотелось вернуться и снова обнять ее. И уже никуда не уходить. Остаться с ней и все. Но я зачем-то сдержался. Наверное, именно для этого утра. Но… Она стояла перед открытой дверью, будто маленькая девочка. Она прощалась и не прощалась одновременно. Счастливая засыпающая маленькая моя девочка.
Такая вот штука со мной приключилась, или же это шутка, я не знаю. Полюбив ее, соединившись, слившись с ней в этот самый пресловутый симбиоз, я стал чувствовать, такие вещи, на которые я был не способен раньше. Наверное, есть что-то, что от меня ушло и теперь, скорее всего, недосягаемо для меня. Но я почему-то этого не ощущаю. Нет, я не стал суперчеловеком, но я стал в два раза лучше. Теперь все что я делаю, я делаю как два человека. Если работаю, то за двоих, если туплю, то в два раза больше. И портит все только одно – я мертв. Что с этим делать я не знаю. Не хочу и не могу об этом думать. Пойду-ка я лучше погуляю.
Бродить по улицам бесцельно, надоедает достаточно быстро. Глаза, витрины, колготки, шоколад, спиртное, вода… везде вода… асфальт уже давно слился в серую массу под ногами, из которой я никак не могу выдернуть свои ноги. И в этот раз, я, незаметно для себя самого, прихожу к ее подъезду. Светит солнце. Для всего остального человечества я, естественно, не существую. И вдруг, вижу ее, выходящую из подъезда. Замираю. Я чувствую, что падаю в бесконечность. И она останавливается, оглядываясь. Видит меня, улыбается и молча смотрит. Останавливается время.
Идти, молча взявшись за руку, нетрудно. Вопросов почему-то никаких. Хотя нет, есть один:
- Куда мы идем?
- К тебе.
- Куда ты шла?
Она смотрит удивленно:
- Туда же.
Время, быстро раскручиваясь, доставляет нас в давно уже нашу, но почему-то мою квартиру.
- Видимо разговора не избежать… - начинаю я.
- Я не отдам тебя тебе… - прерывает она.
Молчание…
… это отсутствие слов? Или невозможность их подобрать и выстроить, чтобы передать тот самый единственный смысл? Потому что если не будет именно его, то все рухнет в бездонную непроглядную пропасть непонимания. Или же это лихорадочная и мучительная внутренняя борьба мыслей, знаний и чувств. Что? Что? Что же именно ты сейчас чувствуешь? И что ты должен сказать? Иль, быть может, промолчать?
Молчание…
- «Женщины мечтали о мужчинах, мужчины жаждали встречи со смертью», - цитирую я.
- Откуда это?
- Не помню. Может из чего-то моего.
Молчание…
Порой разговор напоминает карточный пасьянс. Ты уже заведомо знаешь какая карта должна лечь на эту, потом собраться в колоду и разложиться своим причудливым узором. Одним. Всегда одним единственным для этого пасьянса. Так и в разговорах… слово в слово. Ответ к вопросу. Вывод один. У каждого разговора свой собственный единственный смысл. Каждый разговор – отдельный пасьянс. У этого разговора вывод почему-то не находился… Карты были разбросаны и никто даже не думал собирать их в какую-то логическую последовательность.
- Я не знаю, как объяснить тебе это. – Наконец, выковырял я из себя слова. – Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Но во мне что-то изменилось. У меня не пропали неизвестно куда чувства. Не улетучилась нежность и доверие к тебе. Но что-то изменилось. И от этого… не знаю… я не хочу расставаться с тобой… но и быть таким, какой я сейчас, тоже не могу. Я не «должен» остаться один, чтобы выяснить свои проблемы, я не хочу быть порознь с тобой…
- Сумерки, - перебивает она, - мне пора…
Тихо хлопает дверь.
Я один. Курю и разговариваю сам с собой. Только о чем этот разговор? Понять не может ни один из нас.
2.
Как удивительно чувствовать рядом с собой тепло. Тепло другого человека. Где-то я вычитал, что люди всегда путают человека и его тепло. Ведь это не одно и то же. Как вдруг удивительно обнаружить это. Не задумываясь, не углубляясь в подробности размышлений, просто узнать, что это так.
Она лежала рядом со мной, распространяя свой собственный и неповторимый ареол теплоты и уюта. Желание? Нет. Я тонул в волнах ее сна, тишине и забрезжившем рассвете.
- Кто ты? – вдруг шепотом спросил я.
Тишина.
Я встал с кровати и подошел к окну. Снег. Кажется еще слишком рано для снега? Или уже слишком поздно. Но снег покрыл улицу. В воздухе кружились опаздывающие лечь в свой холодно-белый узор на земле снежинки. Вдруг захотелось нырнуть в снег голышом. Вместо этого я подошел и сел возле кровати. Прикоснулся рукой к ее груди. Ничего… лишь чуть вздрогнув, она продолжала спать. Я смотрел на нее, пытаясь понять ее чудо. Но понимал лишь, что понять это невозможно.
Это было первое утро, которое я провел вместе с ней. И уже вечером неудержимо тянуло снова к ней, чтобы следующее утро, было полно все той же тайной.
Но так не случилось.
Случилось иначе.
Дорога. Асфальт. Вечер. Ночь. Утром все то же повторение. А в книжках писали, что все может быть иначе. Но это же книжки, в них могут и соврать. Как будто бы в жизни все так правдиво! Да, не говори, запутанность очередная, получается, – так думал я, частенько возвращаясь, домой. Я приходил к своему дому всегда разными путями, насколько это было возможно. Скучно постоянно ходить одной и той же дорогой. И вот однажды, поглощенный этими запутывающими сами себя и меня мыслями, я встал как вкопанный перед окном. За этим окном сидела она. Сосредоточенно уставившись в монитор компьютера что-то там творила. Вдруг она повернула голову и взглянула в окно, прямо на меня. Я не смог выдержать этот прямой пронзающий меня насквозь, будто иголка полиэтилен, взгляд. От неожиданности, я смутился, повернулся и пошел дальше. Весь остаток времени до следующего вечера был занят ей. Перед глазами все время возникала картина: рамка окна и в ней девушка с белокурыми волосами до плеч, умные серо-голубые глаза внимательно смотрят на монитор, затем этот прямой невидящий взгляд… и все.
В этот вечер я уже знал, какой дорогой пойду домой. На этот раз я остановился чуть дальше и уже не прямо напротив ее окна. Поначалу, я раздосадовался, потому что ее не было, но как только уже собрался уходить, как пришла она, села на стул и все так же внимательно стала изучать что-то отображавшееся на мониторе. Затем последовал все тот же невидящий взгляд в окно. И тут меня осенило - она не смотрела на улицу, не смотрела в окно, она смотрела куда-то глубоко внутрь себя. О чем-то напряженно думала или представляла. Еще я подумал, что она, должно быть, видит свое отражение в стекле и ей не должно быть видно того, что происходит на улице. Но как этот взгляд насквозь пронзил меня! Я был, словно стеклянный, и она без труда заглянула ко мне внутрь: в мои мысли и чувства. И, конечно, засверлило желание узнать, что же такое она видит сквозь свое отражение в темном окне, сквозь улицу, сквозь меня, сквозь вечер?
Свет потух и через несколько минут с крыльца легко сбежала она и заторопилась по улице. Почему я не пошел за ней следом тогда? Этого я до сих пор не могу понять. Вместо этого поплелся снова выбирать дорогу к дому, мучая себя мыслью о том, что же мне делать с этим всем дальше?
Уже было понятно, что мы должны были встретиться и что нам «суждено быть вместе». Но пугало само чувство «быть вместе». Что это?
Человеку удобно делить время на короткие отрезки времени и давать им оценку. Нечто вроде игры. Разделил себе и играй. Даже если и проиграешь парочку, то в любом случае три десятка себе зачтешь. А что если ничего не разбивать? Если увидеть все во едино? Как оно и есть на самом деле. Что если итог выставить в конце жизни? Значит, ты не имеешь права на ошибку. Что если свернешь куда-то не в тот коридор и поймешь это только на смертном одре? Или где-то ближе к концу? Времени на обратную дорогу нет. Да даже если и есть, ведь возвращаться какая лень! Жить, осознавая это, наверное, мучительно. Лучше придумать себе что-то, убедить себя в этом и забыть… Все так. Единственное, что не устраивало меня – это положение глупой вскармливаемой скотины на убой. Но что делать, если правильность пути ты узнаешь, только взглянув в глаза смерти?
Я жил, как жил. Совершая предначертанное. Лишь тогда я терял дорогу, когда она смотрела на меня. Все застывало в отсутствии времени. Когда ее не было, тропа жизни отчетливо лежала передо мной.
Я не знаю сколько раз приходил к ее окну, но, однажды, вновь выискивая дорогу домой, вдруг почувствовал, что кто-то идет рядом и что тропинка к дому, затерявшись, кончилась. Но до дома было довольно далеко. Я остановился. Поднял взгляд от асфальта и просто-таки влетел в ее взгляд.
- Как вы причудливо ходите, - сказала она.
Пампс. Появилась какая-то дорожка-нитка к дому.
- Да, моя походка всегда была предметом насмешек, - ответил я.
- Не нужно. Вы поняли, о чем я говорю.
Так появилась наша с ней дорога. Она все так же виляла и петляла, исчезала и появлялась, но где бы я ни был, я всегда чувствовал, что она где-то рядом. Где-то рядом со мной она шагает по этой предопределенности на двоих.
Она ушла уже несколько часов назад, но как будто до сих пор находилась здесь, со мной. В воздухе комнаты сохранялось ее незримое присутствие, остался ее запах. Осталось ее тепло. Пытаясь почувствовать его, я прошел по комнате, и вдруг понял, что я повторяю ее передвижения. Я прошел по комнате именно так, как это сделала она, казалось несколько минут назад. Остановился у двери. Взялся за дверную ручку. Развернулся и прошел по этому же маршруту еще раз. И снова меня остановил дверной проем. Что же происходит? Эта дверь, словно стена, сквозь которую я не в силах пройти. Я уселся, опираясь спиной о дверь, и закурил.
«Какого черта? – подумал я. – Какого черта я здесь сижу? Время идет, но ничего не происходит. Я совершенно не знаю что мне делать с собственной смертью. По этому же поводу не могу встречаться с любимой девушкой. Поэтому ли? Даже не могу понять как я умер. Что мне со всем этим делать?»
Мысли переполняли меня, спутывались в клубки и падали куда-то внутрь сознания, оставаясь при этом, недостижимыми для понимания. Я выкурил три сигареты подряд и улегся на кровать. Глаза закрылись сами собой и в наступившей темноте сознание со всем скопившимся в нем, метнулось куда-то в непроглядную мглу. Все. Мыслить больше я не мог.
Медленно-медленно начинался дождь. Мелко накрапывая, он закрадывался внутрь, превращая все внутри в мокрое тепло. Я никогда не мог решить, что же мне делать - слушать дождь или заниматься чем-то еще. Кажется, что можно и делать что-то под звук дождя, но это самообман. Тогда теряется само ощущение, что идет дождь, что этот звук падающей воды будет теперь вечным. Что в этом монотонном звуке теряешься ты сам, будто бы заблудился и не знаешь где выход. А занятие чем-то вытягивает тебя из этого состояния, как нить Ариадны из лабиринта Минотавра.
3.
Я один. Курю и разговариваю сам с собой. Почему мы сейчас не вместе? Судьба или обычная глупость? Слабость и нерешительность или нежелание причинить боль другим людям? Ерунда. Все это разновидности эгоизма или… отсутствие его? Нет, во всей этой истории я стал еще больше печься о себе и собственных проблемах. Почему? Почему, вместо того, чтобы быть вместе с ней я ищу уединения? Но я люблю ее! И я хочу быть с ней. Хочу быть с ней так же искренен и откровенен, как и наедине с собой. Ведь себе не соврешь. Сам с собой ты таков, каков ты есть. С собой не поиграешь, зачем? Себя не убедишь в том, что ты прав, когда ты ошибаешься. Внутри будет грызть тебя червяк лжи. Конечно, можно отмахнуться от него и жить дальше. Но жизнь эта будет все так же лжива и фальшива. А здесь… может страх? Страх того, что тебя перестанут любить? Ты станешь безразличен. Страх того, что привычка заменит собой любовь? Страх спокойствия и умиротворенности, окончательности отношений, итога, безысходности развития? Страх того, что открывать больше нечего? Ты известен ей, она тебе. К чему? Зачем нужно продолжение?
Обычность. День за днем, время от времени. Когда мы вместе – все останавливается и существует в каком-то другом измерении. Все остальное затихает. Мы находимся в каком-то коконе, сквозь мембраны которого доносятся лишь едва слышные отголоски внешнего мира. Я, как и прежде, свободно взаимодействую с окружающим, но из какой-то безмолвности. Мы почти не разговариваем, но я чувствую она – единственное живое существо, желающее и способное быть со мной.
Однажды я спросил у нее:
- Почему мы не можем быть вместе?
Она удивленно взглянула на меня.
- Разве мы не вместе?
- Не так, как хотелось бы мне.
- Я с тобой настолько, насколько это возможно мне.
Я промолчал, но мысль эта впилась в меня, не извлекаемой занозой: «Значит это невозможно…» И вот тогда меня впервые кольнуло, леденящей иглой холода – мы не вместе. Смерть. Смерть. Смерть…
Сигарета сменяла сигарету. Дождь сменился снегом. Сумерки исчезли. Ночь. Под окном какая-то парочка, к моему удивлению удачно сопротивляясь, выплыла из общего потока. Будто отряхнувшись от воды, они прошествовали мимо такси и остановились на углу дома, где я живу. Я едва видел их из своего окна. Они не ругались, не мирились, не обнимались, не ждали кого-то, а просто стояли, взявшись за руки, и смотрели… на поток? Было интересно, что же дальше? Терпения у меня не хватило и я, затушив сигарету, взял новую, а когда взглянул в их сторону, то там уже было пусто. Я бросил сигарету и пошел в спальню смотреть на себя. Уселся рядом с собой на пол, положил голову на руки и уставился на себя. Через окно влетал яркий свет уличного фонаря и делал меня твердым и реальным. Казалось, даже я не умер, а просто спал. И тут я сделал то, что до этого момента мне как-то и не приходило в голову. Улегся сам в себя на пол. Ощущение, я вам скажу, довольно странное. Голова неимоверно потяжелела, и я почувствовал невыносимый холод. Я вскочил и бросился к окну за сигаретами. Нервно закурил. В правом нижнем углу окна вновь появилась смотрящая в никуда парочка. Стало жутко любопытно, что же они там делают? Кто они? Может выйти спросить? Эта мысль развеселила меня. Я представил, как подхожу и спрашиваю у парочки, а что это они тут делают, под моим окном? И кто это они такие? Смешно, в самом деле.
Ночью поток, в котором движутся люди, особенно причудлив. По-своему, даже красив и притягателен. Так и хочется войти в него, и уже ни чему не сопротивляясь, превратится в одну струю со всеми остальными.
Но эта парочка так легко стояла и глядела на несущийся мимо поток, что я удивился. Дойти до них было делом двух минут. Я прошел мимо них, и они, внезапно вздрогнув, пошли по моему следу. Развеселившись, я представил себя ледоколом, рассекающим лед человеческой монотонности.
- Извините, послушайте…
- Ба, да это ты, как поживаешь? – это был тот самый парень, что нырял каждый вечер за своей девушкой в омут потока.
- Прохожий?- он опешил.
- Он самый, что хотел?
- Это не я… - смутился он, - просто… Ну в общем…
- Я как будто бы умерла, - вступила девушка.
Я вздохнул. Вот новость. Веселье как рукой сняло:
- Я тоже.
4.
Ложь. Кто придумал неправду? Казалось бы, ложь во спасение или же ложь во имя прекращения бессмысленных беспокойств, волнений и страхов. Но все равно это ранит. Не одно так другое. Если тебя не убивает само действие, то убивает ложь незнания, что это происходило.
Мы молча лежим на диване и тихо гладим друг друга по рукам. В голове белиберда. Я начинаю говорить, сбивчиво и беспорядочно, пытаясь обрисовать весь мир, что внутри меня, открыть его для нее, пригласить войти, а дальше… черт, его знает:
- …просто – это все просто. Мы вместе – и это что-то значит. Имеет значение. Все мое, весь я, неразрывно связан с тобой. Все что я делаю, говорю, все это – часть тебя.
- Почему тогда, - перебивает она, - порой я чувствую, что одна? Я одна в твоей стране. Ты занят своей страной, но я не чувствую себя принадлежащей к ней? Я чужая. Что мне делать? Я ухожу к себе…
- Но ведь это не так! Мы отражения друг друга, как такое вообще возможно? Ведь то, что позволено мне, то же самое позволено и тебе. В чем ты, в том и я.
- … не знаю… зачем обманывать себя самих? Это же не так. Мы открыты друг для друга, но зачем-то или почему-то запрещаем себе (или друг другу?) вполне простые вещи.
- Может быть, для этого еще не пришло время?
- Когда оно придет? Это не смерть, для того, чтобы ее дожидаться. – Она поднялась на локте и посмотрела мне в глаза. – Может быть это то, через что ты, я, мы не можем переступить? Тогда это границы. Обычные тупые человеческие границы. И лежат они между нами в нашей же стране, в нашем доме, в нашей постели, между нами самими!
И дело не только в этом, - продолжала она, - я боюсь. Боюсь того, что если такие мелочи могут разделить нас то, что говорить о другом?
- О чем ты?
- О времени… его мало, слишком мало, чтобы ждать чего-либо. Если я чувствую, что время уже пришло, а ты нет, что это значит?
- Один из нас не прав.
- Нет, это значит, что один из нас лжет нам самим. Зачем все это, если я не могу доверять себе? Ведь я – ты!
- Ты хочешь сказать, что я лгун? – начал я защищаться. – Ну, хорошо, когда я соврал тебе? Себе или нам?
- … Когда закрылся от меня.
Ледяной стрелой пронзило живот.
- Откуда все это? – продолжала она, - Откуда? Почему я это чувствую? Если бы все это было не так, откуда бы тогда взялись у меня эти чувства? – голос ее сорвался до высокого хрипа.
Мы молчим.
- Может, я пойду? – спрашивает она
- Если хочешь, конечно. – Я чувствую как заметались мы оба в своих только что обрисованных клетках.
- Только ты меня не провожай.
- Можно я немного?
- Не нужно
- Но я хочу… тем более что мне все равно выходить за продуктами.
Мы молчим. Она не уходит.
- Я тебя люблю.
- Может быть я тебя?
Мы смеемся.
- Да ребята, - начал я, - вот ведь какая напасть, бывает так что люди умирают, а потом видят себя мертвыми. Располагайтесь.
Они прошли и уселись вместе на диван в зале.
Я вздохнул:
- Знакомиться не будем. Пойдемте девушка со мной.
Я провел ее ко мне в спальню и показал себя. Она молча взглянула на него, потом на меня, снова на него и опять на меня. Кивнула головой и вернулась в зал. Я прошел вслед за ней.
- Что делать со всем этим я не знаю, - сказал я и полез в карман за сигаретами.
5.
Дни. Скучны и однообразны. С работой, естественно, не заладилось, пришлось брать свободное посещение. Хотя во многом я не нуждался, так что моих запасов могло хватить надолго. Парочка эта поселилась у меня. В основном я проводил время вне дома, разгуливая среди людей, наблюдая за ними и не делая ни каких выводов. Просто потому, что я не знал, зачем? Ведь я… А, ладно. В общем, мы почти не сталкивались, особенно с парнем. Девушка, так же как и я потеряла способность спать, так что в те моменты, что я бывал дома, обычно мы проводили с ней у окна, глядя на улицу. Я люблю бывать дома, когда идет дождь. В такие моменты уют дома чувствуется особенно. Мы так и не узнавали имен друг друга. Негласно следуя установленному мной правилу. Зачем? И на этот вопрос не могу ответить. Так захотелось в ту минуту. Меня интересовало, как они называют меня между собой, об этом я и спросил ее в очередной раз:
- Он. Так и называем! - удивленно ответила она, взглянув на меня.
- Аааа – протянул я… Что вы делаете вечерами?
- Не знаю. Ерунду разную.
- Какую? – допытывался я?
- А почему тебе интересно?
- Ну, вот интересно и все тут.
- Да ерунду разную, даже и вспомнить сейчас не могу.
- Ну, вот сегодня вечером, что?
Она задумалась, потом нахмурилась и отвернулась в сторону:
- Не буду отвечать.
- Ладно, сказал я и потянулся за сигаретами.
- Звонила девушка.
Я напрягся:
- И что ты ответила?
- Что ты умер…
Я встал и пошел прочь из дома в дождь. Вдогонку она крикнула:
- Почему ты не скажешь ей правду?
- Чтобы быть как вы? – ответил я зло и хлопнул дверью.
Куда исчезает мистика отношений? Все было так заколдовано и волшебно естественно, а потом? Мы могли находить друг друга в толпе, одновременно звонить друг другу, а потом выяснять, почему это у нас занято на протяжении нескольких часов, почувствовать вдруг, что должен быть рядом с ней и, бросив все, бежать к ней, встречая ее бегущую к тебе… да, попросту встретиться в кассе за двумя билетами на один и тот же сеанс. Но затем… вдруг что-то замерзло. Превратилось в лед мгновенно и чем дальше, тем больше, разрастаясь, превратилось в ледяную стену. Мы продолжали встречаться, даже больше времени стали проводить вместе, но перестали чувствовать друг друга, так ярко и непосредственно, как раньше. Мы по-прежнему жили порознь, хотя порой у меня складывалось обратное ощущение. Нет и дело вовсе не в быте и совместном проживании - просто что-то случилось. Почти мгновенно. Я даже помню этот момент. Тогда мы договорились встретиться, но я почему-то пришел раньше, подождал немного. Время встречи уже прошло, но я все еще стоял и ждал, нет, не потому, что положено мужчинам ждать, а женщинам опаздывать, тем более что она никогда не опаздывала, наоборот, это я вечно припаздывал и видел издалека, как она уже подходит к нашему месту встречи. Просто я не знал, что с этим делать. Это случилось впервые, и я почувствовал укус холода. Это застигло врасплох, схватило и запеленало меня в смирительную рубашку беспомощности. Что? Что же дальше? А позднее выяснилось, что и она пришла немного раньше и чтоб не ждать, пошла мне навстречу, но только по противоположной стороне улицы! Так мы и прошли впервые мимо друг друга… Затем подобное случилось еще и еще раз. Что случилось, и происходит, мы не могли понять оба. Мы не обвиняли друг друга в этом, просто молча смотрели, как что-то разделяет нас, не прилагая никаких усилий для сопротивления.
Странное чувство – дождь льет сквозь тебя. Уже давно ночь, но у меня в глазах отпечатано ее лицо, озаряемое вечерним светом. Так странно. Будто бы нет памяти. Вспомнить можешь лишь одно, какую-то глухую боль прошлой жизни. Кажется, что даже это было не с тобой, а будто бы прочитал какую-то книжку или посмотрел фильм, и все это очень ярко отпечаталось у тебя в памяти. Но тот самый здравый смысл, что помогает нам иногда находить контакты с внешним миром, говорит, что это ты. Это твое прошлое. Эта постоянная ледяная игла, вонзающаяся в живот. Страх. Страх потери. Как впрочем, и сейчас… но все же по-другому, будто бы ты очерствел и уже не сможешь почувствовать остро и искренне то, что чувствовал до этого. Но как же дико! Дико и невероятно, кажется что ты попал из ада на Землю, где просто зажил обычной жизнью… Так вот каково это, жить…
В тот вечер, как и всегда теперь, я шел по нашей с ней дорожке домой, но вдруг заметил, что она уводит меня прочь от привычного пути. Я свернул с улицы и пошел дворами, мимо окна, где увидел ее впервые и где встречал впоследствии. И вдруг, дорожка прервалась… Я поднял глаза от земли. Вокруг сновали люди. Я был не так уж и далеко от дома, но нашей дорожки туда не было! Ледяной судорогой скрутило живот и грудь в тугую спираль. Так вслепую я и пошел дальше. Домой? Не знаю.
Дома уже была она.
- Ты сегодня рано. – сказал я, разуваясь.
- Да, пораньше закончила. Хочешь чаю?
Я кивнул, сглатывая комок в горле. И:
- Я сегодня шел домой без нашей дороги.
Она остановилась:
- Я тоже.
- Уже поздно убегать. Но что делать?
- Я не знаю. Быть может… некоторое время побыть порознь?
- Порознь? – не выдержал я.
- Ну почему? Что здесь такого? Почти у всех такие проблемы.
- У всех? Но мы же…
- Не такие как все?
- Нет, просто я хотел сказать...
- Ну почему? Почему мы просто не можем радоваться, когда мы вместе и не заморачиваться, когда мы остаемся друг без друга?
- Но ведь мы всегда вместе!
- Значит нужно признать, что это не так!
- Не так?
- Да. Значит нужно это признать. Нужно признать это… - сказала она тяжело и уселась на пол.
- Но ведь мы вдвоем. Мы вместе. Ничего не изменилось. Мы вместе, но каждый из нас составляющая часть целого. Мы не можем стесняться, зависеть, влиять, обижаться или еще что-то в этом роде. Все равно, что сторониться своего отражения в зеркале. Мне, кажется, что мы просто должны принять нас самих. Не бороться с самими собой, а быть тем, кем мы и есть на самом деле. Не хотеть быть самим собой? От того, что мы вместе - ничего не меняется, ни наши решения, ни поведение, ни поступки! От того что ты влился в симбиоз, ты разумеется, изменился, но только для того чтобы продолжать. От этого ты не становишься кем-то другим. Просто такова твоя эволюция, твоя как личности, сгустка энергии или чего-то там еще. Просто нужно принять это свое изменение. Другое дело, что этого не хочется, ведь ты так привык к себе и своему ложному самодостаточному существованию. Само то, что ты с кем-то еще, просто-таки кричит тебе об этом. Нужно просто услышать. Позволить себе услышать этот шепот. Он совсем другой, чем обычные слова. Но ведь и это явление, не простое совокупление.
- Ты хочешь сказать, что я не хочу это понять?
- Нет, ты просто перестала это слышать.
- И что, нужно всего лишь услышать?
- Да, что же еще?
Она покачала головой:
- Я не готова.
- Но ведь... но ведь так уже было. Мы же чувствовали друг друга!
Она снова покачала головой. Я смотрел ей в глаза, но не видел ничего кроме сияющего льда. Он окончательно сковал всего меня. Я выдавил из себя несколько слов, больше похожих на ледышки:
- Прости, но тогда мы не можем быть вместе, мы можем быть только рядом друг с другом.
- Может быть больше? Мы можем быть не только вместе, но и рядом друг с другом? Может быть, нужно понять и принять именно это и тогда все изменится. Тогда исчезнут противоречия и все эти вопросы лишатся какого-либо смысла…
- До сих пор, я думал по-другому.
Она подошла ко мне, обняла и заплакала. Я впервые видел ее слезы. И так был озабочен собой и собственными переживаниями, что совсем не придал этому значения. Она ушла, так и не успокоившись, рыдая и всхлипывая. Я даже не спрашивал, проводить ли ее. Мы не сказали друг другу ничего до и после того, как нас стала разделять еще и входная дверь.
Когда она ушла, я почувствовал… пустоту… Прошел дождь... Небо очистилось, но внутри у меня было иначе.
Две радуги… я увидел две радуги. Они сияли в небе параллельно друг другу. Не в разных частях, а в одной, будто бы отражение друг друга. Я уселся перед окном и заплакал. Стемнело. Сумерки влились в мои глаза. Я бесконечно курил и меня терзал только один вопрос: как же быть дальше?
На следующий день, я пришел к ней в последний раз.
6.
Дождь. Иду. Вдруг под ноги попадаются два голубенка. Сначала я даже и не обращаю внимания и прохожу мимо, но потом, вдруг что-то меня останавливает. Я оборачиваюсь. Голубята сидят тесно-тесно прижавшись друг к другу, забившись в щель на самом углу дома. Жалость? Нет. Я ощущаю свою схожесть с ними. Нашу схожесть. Будто бы это мы брошенные, беспомощные и одинокие, потерявшиеся, совершенно не знающие что им делать и как жить дальше, смотрят на меня из этой щели на углу и в глазах их то же, что и у меня – холодная дикая бесстрастность. Немного побегав, все-таки ловлю их, засовываю под куртку и иду домой. Там сажу голубят в картонную коробку и выставляю ее на балкон. По-прежнему идет дождь.
Мы снова сидели с девушкой ночью у окна.
- Ты злишься? – спросила она, задумчиво потягивая сигарету.
- Да нет. Уже прошло.
- Где голубей нашел?
- На улице, - пожал я плечами. – Позаботишься о них?
- Да, конечно.
- Тебе никого не напоминают голуби? – спросил я через некоторое время.
- Нет. А должны?
- Да нет. Это я так спросил.
Помолчал немного.
- Тот тебя не смущает? – я кивнул в спальню, туда, где лежал другой я.
- Привыкла. К тебе привыкла, а к себе не могу...
- Почему мы такие? – наконец не выдержала она. – Почему мы стали такими?
- Не знаю. Только догадываюсь.
- Расскажешь?
Я потянулся за очередной сигаретой:
- Да как тебе сказать... Просто у меня такое ощущение, что как только мы перестаем быть нужными этому миру он выбрасывает нас. Такое ощущение, что все мы марионетки в этой огромной игре и как только мы выполнили свою роль, нас просто отряхивают как пыль со штанины. Некоторые остаются еще какое-то время в качестве ненужных сувениров, так просто для красоты, пока не начнут раздражать. Но некоторые каким-то чудом или собственной силой как-то остаются жить в этом мире, но не полностью. Мир этот уже полностью не влияет своей силой на них, но они живут в этом мире и поэтому все-таки им приходится взаимодействовать с ним… Он полностью не принимает их, но почему-то позволяет находиться в нем. Но это просто... мои догадки, что ли.
- Я понимаю, - кивнула она.
- А он у тебя каждую ночь спит?
- Да, он же человек, как раньше. Живой.
- Она тоже.
Она молчала.
- Вот ты даешь мне советы, а сама-то что делаешь? Что происходит с вами? Он вон спит. Ты сидишь тут со мной, и ничего не меняется. Ты не в праве упрекать меня в чем-либо. Кажется, она хотела заплакать, но у таких как мы не текут слезы.
7.
Я один. Курю и разговариваю сам с собой. Дождь не идет, но тяжелое пасмурное небо застилает все. И кажется, даже что ты в самом дожде, что ты сам дождь, поэтому-то и не ощущаешь его. Зато ощущаю я обреченность и одиночество или обреченность на одиночество. Кажется, будто я не создан для того, чтобы быть с кем-то… Кажется, я создан для того, чтобы вечно быть один. Раньше это было тяжело, сейчас нет. Просто что-то во мне стремится только лишь к тому, чтобы отдать всего себя. И когда вдруг покажется, что сейчас, именно сейчас, вот-вот ты-река, ты-дождь, сольешься с кем-то или чем-то, соединишься и обретешь новую цель, но нет. Снова и снова. Пред тобой, какая-то неодолимая преграда. И… Ты один в дожде… или сам дождь. Пасмурно. Я курю и разговариваю сам с собой. Своих поселенцев я не видел уже целую неделю. Наверное, ушли куда-нибудь. Куда, честно говоря, мне неинтересно. Девушка, кормила и убирала за голубями, они подросли и улетели дней через десять. Хотя периодически наведывались в поисках корма. Я люблю наблюдать за ними. Занятие, должен сказать, не менее приятное, чем бродить по городу.
Полнолуние. Лучшее время для таких, как я. Призрачный свет делает тебя совсем белым, будто альбинос. И ты становишься в это время почти настоящим. Плотным, таким, что кажется, можно умереть уже по-настоящему.
Я разделся догола и встал под лунным светом, струящимся из окошка. Чувства вдруг нахлынули на меня. Внезапно до меня дошло, что прошел уже год. Целый год, как я мертв. День в день. И ничего не изменилось. Так сколько может так продолжаться? Зачем? Я схватился в панике за сигареты, но стало вдруг противно, и я бросил их на подоконник. Зачем? Зачем мне нужно такое существование? Я устал быть таким, каков я есть сейчас. Вспомнил про другого себя и бросился в спальню. Тот другой я, так и лежал на полу, ничуть не изменившись за год. Я наклонился над ним, и меня затрясло в холодной лихорадке. Ну что же? Наверное, год и есть год.
И я улегся в себя, готовясь умереть уже по-настоящему. Вновь накатило ощущение невыносимой тяжести одиночества и ледяного холода. Все. Это все...
И вдруг… щелчок замка входной двери. Она? Она, кто же еще?
Она тихо разделась и легла на пол рядом, не касаясь меня. Стянула одеяло с постели и укрыла нас обоих. Постепенно холод сменился пьянящим теплом, которое испытываешь весной, когда, раздеваясь впервые в году, подставляешь нагое тело солнцу. Нега. Я не смел шелохнуться. Пропасть пустоты в голове сменилась смелой жадностью пустоты заполнения. Казалось, я был пустым, мертвым домом, в который зашла она, и он ожил, заговорил, задышал, побежал навстречу ее объятьям. Так ни разу не пошевелившись, я пролежал до самого утра. Забрезжил рассвет. В его сумраке я стал различать ее черты. Вот задрожали ресницы, и она открыла глаза.
- Пойдем, - прошептала она и взяла меня за руку.
Мы поднялись.
- Хочешь чаю? – предложил я. Она отрицательно махнула головой.
- Кофе?
- Тебя. – Она потянула меня за руку прочь из комнаты.
На выходе, я обернулся. На полу лежали два призрачных тела.
- Не нужно, - прошептала она, - Не смотри.
Мы вышли из дома. Светило яркое солнце, но было прохладно. Я остановился. Что-то было не так. Я не знал куда идти. Пути не было. Ни моего, ни ее, ни нашего.
- Видишь?
- Да.
- Куда нам теперь?
- Куда хотим.
- Куда хочешь ты?
- А ты?
- Не знаю.
- Тогда пойдем туда, - сказала она и потянула меня за рукав.
- Туда, так туда, - пожал я плечами и мы пошли в направлении запада.
Август 2005 – 2006.
Свидетельство о публикации №208052500214