время заплетать в косу

       … все это время
       для тебя…





- Привет, как дела на Марсе?
- Дожди...

Она подарила мне часы. Обычные настольные часы. Нет, она подарила мне их не для того, чтобы они указывали время, а просто, чтобы они у меня были. Потому что у нее были точно такие же. Нет, они мне нравятся, и я часто играю с двумя корабликами, плавающими внутри этих часиков. В такие мгновения ни о чем не думаешь.… Представляешь себя на одном из этих кораблей, а ее на другом. Если захочешь, устроишь себе шторм или штиль…. Порой никак не удается приблизиться на своем корабле к ее.… А порой они плавают вместе, и их никак не разорвешь, даже самой страшнейшей бурей. Иногда я даже думаю, что она подарила мне не часы, а эти самые кораблики... Не возможно было подарить их именно так. Они должны были быть скрыты от чужого взгляда, именно поэтому их и замаскировали под часы. Закрыли сверху для отвода глаз. И если случается такое, когда кто-то пытается узнать по ним время и наклоняется посмотреть мелкие циферки, то я неизменно говорю, что часы врут и это, как ни странно, удовлетворяет узнающего время. Почему? Я так никак и не пойму.… На самом деле, ведь человек этот, хотел знать который сейчас час, а не работают ли часы правильно? Или может окружающие меня вещи не совсем те, за что себя выдают? В общем, это не имеет никакого отношения к этой истории, кроме того, что до случившегося я и был таким человеком, узнающим неправильное время, и от которого спрятаны эти кораблики, что предназначены только для двух людей.
Однажды, во время вечерней пробежки, я вдруг повстречал котенка. В темноте он был так стремителен, что напоминал линию! Будто бы он был одной сплошной, едва заметной линией. Живой линией. Такой, что если захочешь ее схватить, она неизменно увернется и раствориться в непроглядной тьме... Я обернулся. И мне показалось, что я вижу самого себя, который вытянувшись в тоннель из себя протянулся вверх по улице... И я был дырой в самом себе. Входом в свой собственный тоннель, который неизвестно где заканчивался, но начинался он здесь! И я был способен войти в него. Я не вошел. Даже не заглянул внутрь. Я испугался. И в следующую секунду все пропало. Линия-котенок, тоннель-я... все!
Конечно, я замер... и уже спустя минуту не мог точно вспомнить, что же произошло? Только что все казалось отчетливым и ясным. И тут же все смешалось. Настоящее и вымышленное, возможное и нет. Я постоял еще немного и с ощущением, что должен вспомнить что-то жизненно важное медленно пошел домой. В голове все превратилось в кавардак. Что? Что? Что? Что же, наконец, я только что увидел и тут же забыл?
Дверь тихо скрипнула и открылась в прохладную пустоту квартиры. Странная у меня квартира. Зимой тепло, летом прохладно. Будто бы живу я не в обыкновенной пятиэтажке, а в каком спецпроэктном доме.
Вдруг что-то... мне почудилось... я вспомнил? будто бы этот самый коридор из меня самого, что я только что видел на улице, протянулся теперь впереди меня... и я просто иду по нему ... двигаясь в точности по всем его мельчайшим изгибам и повторениям. Даже, снимаемая куртка, колыхнулась именно так, пройдя по заранее проложенному для нее пути... Рука, взгляд в зеркало, выключатель. Единственное в чем я был властен - это остановиться. Остановиться... Но какая-то сила подталкивала меня. Будто инерция. Меня будто бы нес водяной поток и не было никакого шанса хоть за что-то зацепиться, затормозить это свое движение... И это двигался я... я двигал своими руками и ногами... но только по тем невидимым коридорам для них, которые кто-то проложил... В конце концов, сдавшись, и просто перестав желать совершать какие-либо движения, я остановился. Обнаружил себя сидящим в дверном проеме. Подумал: «Хорошо бы встать» И тут же встал. Тут же перед глазами возникли полупрозрачные линии-тоннели и я, двигаясь по ним, поднялся. Вдруг поймал себя на мысли, что хочу вернуться на улицу. Для этого нужно было вынуть ключ из кармана. Рука поползла к ботинку. Я присел и расшнуровал один. Снова остановился. Попытавшись завязать первый, развязал второй. Дальше я смог только заставить свой разум остаться бесстрастным наблюдателем. Передо мной возникла картина бесконечных полупрозрачных линий, по которым я двигался в своей квартире, их было множество. Они были проложены везде: в ванной, спальне, кухне, кладовой. Я смотрел телевизор, линии протягивались даже для управления пультом. Я захотел нажать на 8 канал – канал, который никогда не смотрю, но палец привычно нажал на 9ку... Сосредоточившись и мысленно приказав себе я повторил это действие – тот же результат. Я присмотрелся. Линий, по которым я управлял собой, не лежало к цифре 8. Окно открывалось только правой рукой. Щетка пылесоса собирала пыль только справа налево. Дверь открывалась только за ее рукоятку. Я даже прищуривался только правым глазом. Я не мог разозлиться, дыхание было строго упорядочено, не мог разреветься – для слез не было линий движения, не в силах был даже не пить вечерний чай – для этого уже существовали линии...

Первое что я увидел утром – это два кораблика в подаренных часах. Они плавали, как им заблагорассудится. Я не трогал их. Я спал, а для того чтобы они начали хоть как-то двигаться, они должны были быть затронуты. Я не трогал их. Я спал.
- Привет, как дела на Марсе? – это была она.
- Дожди...
- Как спалось?
- Неплохо. Когда ты пришла?
Она посмотрела на меня удивленно:
- А это важно?
- Нет...
- Тогда почему ты спрашиваешь?
- Так просто.
- Ты забыл? Ты спрашиваешь меня только о важных вещах.
- Каких, например?
- Например, любим ли мы друг друга и что у нас на завтрак.
- Я серьезно.
- Я тоже.
Линий больше не было. Была только она. Она - та, которая подарила мне часы с корабликами, которые плавали сами по себе.
- Так что у нас на завтрак?
- Что приготовишь.
- А...
- Я ухожу.
- Это будет «важный» вопрос, если я спрошу куда?
- Да.
- Ну, так?
Она улыбнулась и пошла к двери. Спустя некоторое время я услышал шорох одежды и звук тишины уединения, который ощущаешь сразу же, как только остаешься один в квартире. Я был один. Я мог делать все, что захочу. Все на что хватит сил и средств. Я открыл глаза. Я мог делать все что захочу и смогу, но все, что я мог сделать, было уже спланировано. Для этого в пространстве были проложены тоннели, по которым я двигался, совершал поступки, говорил, ел, работал, в общем, все то, что называется существованием. Глаза захлопнулись сами собой. Вдруг, отчаянно захотелось гранатового сока. Но в холодильнике был только апельсиновый, и не было для меня возможности купить какой-нибудь другой. Пронзительной тяжестью навалилось понимание всего того, что произошло вчера, что было перед глазами сегодня и с чем предстояло иметь дело немедленно. За закрытыми веками, внутри глаз, начали безмолвно вспыхивать миниатюрные взрывы. Внезапно меня осенило, вернее, вспыхнула слабая надежда: «А вдруг эти тоннели где-то прерываются? И я смогу из них выскочить? И тогда... и тогда...»
Миновав третий пролет лестницы, я вышел на улицу. Это было странно, но я заметил, что могу пересекать и даже входить в линии-тоннели других людей, выходить из них, при условии, что были переходы в «колеи движения» (так я их решил называть) других людей. Отличить их можно было сразу. Во-первых, у каждого был свой оттенок, во-вторых, заходя в чужую колею, я сразу же начинал чувствовать дискомфорт, ну и, в-третьих, каждый тоннель движения был индивидуален, как и его обладатель, фактически повторяя форму его тела. В тех местах, где проходило много тоннелей различных людей, то есть улицы, дороги, магазины вся эта дыра движения превращалась в нечто вроде шоссе в грубом подобии формы человеческого тела. От обилия оттенков тоннелей рябило в глазах, но все они были почти полупрозрачны, и если, заставить себя не думать про свое движение, то все это почти не беспокоило. По привычке, отдавшись дороге, можно было даже не контролировать себя. Я двигался словно автомобиль по дороге, послушно останавливаясь и набирая скорость. Внезапно вспомнилось, как мы с ней гуляли. Как странно было вместе с ней. Я бывал там, куда не решился бы ни за что пойти один. Странно, что раньше я не замечал, как необычно она ходит, будто огибая какие-то преграды или вернее легко перескакивая через них. Именно поэтому мы и познакомились, случайно стукнувшись головами. Она подняла на меня глаза и я опустел как высушенная тыква. Пролепетал: «Простите». Тотчас же она схватила мою руку и увела меня в какой-то заброшенный дом. Где мы сидели на подоконнике и разговаривали. Говорили долго. Очень долго. Ни о чем или обо всем на свете. И на следующий день встретились там же, где стукнулись головами. Но как бы там ни было, сейчас я был один и шел привычными своими путями. По улице прямо, срезав угол через двор, снова прямо и к автобусной остановке.
Наконец я выбрался на окраину города. Вновь замеченных линий движения здесь было намного меньше. Я устроился в одну такую и проследовал по ней в автобус, который и привез меня в лес. Здесь я остался один на один со своим тоннелем движения. Он, слабо переливаясь фиолетом уходил в лес, теряясь в деревьях. Я двинулся по нему в проход между деревьями...
 
Выходя из дому утром, теперь я видел зарождающийся день, вместо продолжающейся ночи. Если честно, то я слишком устал от ночи... Не от темноты. От ночи. Хотелось быть дома днем и смотреть, как начинается утро, разрастается день, напоминая снежный ком, катящийся с горы, и как он угасает, увязая в сумерках. И совсем-совсем останавливается стеной ночи. Теперь я был один. Может быть, поэтому уставал. Она больше не приходила. Я совершенно не знал чем себя занять. Вечера проходили монотонно-однообразно, что бы я ни делал. Я занимал себя всем, что только мог: делал ремонт, рисовал, убирал, играл и работал, две недели пил, конструировал всякую дрянь, готовил и наедался, читал, смотрел телевизор, ходил в кино, записался в спортивный зал. Но все это – проходило в одном и том же тоскливо-унылом мотиве, что постоянно звучал у меня в голове. Я следовал линиям-путям. Их было так много, но это было всего лишь разнообразие. Это была свобода в рамках выбора. Все что я мог, все это – было уже предопределено. И это засело во мне тоскливо заунывно бесконечно пронзительной нотой, которая окрасила все мои пути в бледно-фиолетовый оттенок. Порой мне казалось, что я робот и могу совершать все эти действия, называемые проще жизнью, бесконечно. Иногда мне казалось, что я бессмертен. Что я бог! Но каждый раз оказывалось, что судьбу бога невозможно предопределить, а мою да. И я покорно шел по своему жизненному туннелю, заведомо зная, что он ведет меня в лапы фиолетового ничтожества, которое мы именуем смерть.
К самим колеям-линиям я привык, иногда даже приходилось удивляться насколько. Я почти не замечал их. Лишь порой, когда почему-то останавливаешься, они возникали передо мной во всей своей красе, и я начинал сильнее и отчетливее слышать эту пронзительную ноту моего существования.
В тот вечер, я, как и всегда, не знал чем себя занять и поэтому просто слонялся из угла в угол, дожидаясь, времени, когда смогу уснуть. Щелкнула входная дверь, и я увидел, как протягиваются по квартире красноватые линии-пути. Они были не мои. Они были ее.
- Зачем ты вернулась?
- У меня не было выбора...
Я подошел к двери и выглянул на лестничную клетку. Ее красноватые линии движения прямиком вели к моей двери. Похоже, она действительно должна была придти.
- Что случилось?
- Я должна вернуться.
- Как ты об этом узнала?
- Вернулась в лес
- Вернулась в лес?
Она возвращалась в лес!

Пробираться по лесу было нетрудно. Руки будто по привычке скользили между ветвями, хватались за стволы на спусках и упирались в колени на подъемах. Я просто следовал своему предначертанному кем-то или чем-то пути. Вот сейчас я, ухватившись за этот березовый ствол, проскользну между двумя стройными молодыми осинами. А здесь остановлюсь, присяду, и буду смотреть на муравейник. Долго? Сколько захочу... но упасть от усталости я здесь не смогу, а поднимусь и пойду дальше около тех зарослей кустов прямехонько к тому упавшему дереву. Я усядусь на ствол, потом, устроившись поудобнее, лягу на него, поставив правую ногу на соседнее дерево. Поначалу от осознания своих будущих действий меня бесило, потом стало забавлять, и, в конце концов, все это мне опостылело и наскучило.
Я направился к упавшему дереву, сел, почувствовал, что зад скатывается, сменил позу и улегся на ствол. Наверное, я заснул. Быть может, с открытыми глазами. Потому что, закрыв их, я увидел ее. Она смотрела на меня сверху. Я видел ее лицо на фоне зеленой кроны деревьев. Вокруг были разбросаны во всех возможных направлениях ее линии движения. Они имели чуть красноватый оттенок. У меня закружилась голова. Я открыл глаза и увидел то же самое. Она танцевала вокруг меня. Танцевала самым диким и невообразимым способом. Совершенно нагая, выделывая различные пируэты и па вокруг деревьев, она была похожа на средневековую ведьму. Распущенные волосы закрывали ее лицо и плечи, как я ни старался, но так и не смог увидеть ее глаза... Внезапно она, вопреки всем законам физике оттолкнувшись от дерева ногами пулей полетела ко мне. Я увидел, как стремительно протягиваются ко мне ее красноватые линии, как она обгоняет своим движением их стремительный рост и, перегнав, выскальзывает из их неумолимой непреклонной неизбежности, что они готовят для твоих движений. Она вылетела из своих туннелей, пронзила мои, и, скользнув по верхушкам травы, будто бы не обладая весом, тихо шелестя травой, исчезла в закономерном хаосе леса.
Я послушно подался назад и скользнул по уготовленным для меня тоннелям для падения, которые несколько мгновений назад пронзила собой она.

С тех пор я больше ее не видел. И вот тут... Она возвращалась в лес! Зачем? Чтобы снова войти в рабство тоннелей. Да, она движется по ним. Но как? Зачем?
Как ни странно, но происшествие в лесу мой мозг сразу отказался обсуждать со мной. И поэтому этот случай хранился где-то на складе памяти, поджидая достаточного количества информации, чтобы быть распотрошенным и объясненным. Очевидно, сейчас настал для этого момент.
- А что произошло тогда в лесу?
- Ты все видел.
- Да, но не понял.
- А это не для ума, это для глаз.
- Аааа – протянул я... – Ну ладно... Дык...
- Зачем я возвращалась в лес?
- Угу
- ... Я хочу, чтоб ты узнал, каково это – движение без инерционных траекторий...
- Я ээээ.....
- Ну, хорошо, какое ты там выдумал себе название для них.
- Тоннели.
Она улыбнулась:
- Ну а я зову их инерционные траектории или попросту трассы.
- Так что там про эти трассы?
- Ты хочешь узнать, каково это двигаться без них?
- Ну... вообще-то... не знаю...


       Я уже забыл, когда такие разговоры вел... Сейчас больше всего матерюсь или молчу... Злюсь порой... Вообще надоел весь белый свет... По прежнему ценю уединение, но если раньше по нему не было случая поскучать, то сейчас остаться одному практически не удается... Поэтому приходится насильно убегать от всех... Но даже и тогда, я все равно в толпе себе подобных. Даже находясь в уединении, я был среди всех.… Хотя раньше было наоборот... Я из уединения бежал к обществу... и чем быстрее бежал, тем больше понимал, что оно все дальше и дальше от меня, хотя кажется что так близко…
       Иногда ко мне приходит пронзительное понимание, что мне нет места на этой Земле, нету… и тут же… тут же ловлю себя на мысли, что именно так, именно этими словами говорил один очень дорогой мне человек. И тогда, я ничего не мог понять, и помочь, потому что думал тогда о своих проблемах и делах, замыкаясь в них и не видя ничего кроме них. И я бежал к обществу, возвращался и никак не мог решить все эти проблемы. А родное и близкое было рядом, как в той сказке, где прятался Иван-дурак, обращенный в белое перышко, на пиджаке у колдуна.
По дороге мы говорили, о чем только возможно, но не о нас. Как будто все было так, что мы не расставались. Не было всего этого времени, что мы не виделись.… Иногда молчали, но чаще смеялись или рассказывали друг другу дурацкие анекдоты. При входе в лес внезапно замолчали… и, очутившись на том самом месте, остановились. Я ждал.
- Почему все именно так?
- …?
- Почему я не всегда хочу, чтобы ты был со мной?
Я молчал.
- Порой, кажется, что я должна быть с тобой, но мои… туннели движения уводят меня прочь. Я должна следовать им
Я кивнул и уселся на выступающие корни дерева.
- Как только я выскальзываю из них, то… меня тут же уносит прочь, но я… я остаюсь с тобой. А когда я в их власти, то… то с тобой лишь какая-то моя часть….
Она помолчала немного и робко спросила:
- Быть может, ты захочешь, выйти из них?
У меня перехватило дыхание:
- Захочу ли я? Конечно, захочу! Давненько уже хочу, но… - я осекся - … не могу. Я пробовал, но не вижу выхода.
Она тут же оживилась, но как-то грустно:
- Тебе нужно попробовать следовать за мной
- Да, но для этого нужно чтобы траектории пересеклись, а этого нет, видишь? - я показал на наши трассы-пути. Они шли параллельно, но никак не пересекались и не сливались в один туннель.
- Все просто, они пластичны в местах, где не наслаиваются друг на друга, не создавая непреодолимый барьер для тебя.
Она подошла и взяла меня за руку:
- Иди за мной.
Я потянулся, ощущая какое-то непонятное противодействие, и увидел, как туннель начал медленно смещаться и затем мгновенно прыгнул к ее руке. Наши ладони встретились. Впервые за долгое время я прикоснулся к ней. Живот рефлекторно сжался и я судорожно вздохнул. Она была рядом, теперь это ощущение стало еще и физическим. Я сделал шаг, потом еще и еще, и пошел за ней, все быстрее и быстрее. Непостижимо для меня, она стала разводить руками, будто бы сбрасывая с себя одежду. И я увидел, как разлетаются в разные стороны ее тоннели. Все быстрее и быстрее… вдруг… она вылетела из них и резко остановилась. Все… она была свободна. Обернулась. Глаза ее сияли. Она улыбнулась и подошла ко мне. Подтянулась на цыпочках и шепнула мне в ухо:
- Обернись.
С трудом я развернулся…. И шлепнулся спиной на землю. Меня охватил панический страх. Я отползал и отползал все дальше. Казалось, будто вся земля стала одним сплошным адом, который рушится под ногами. Хотелось встать и бежать, бежать без оглядки….
Но она крепко держала меня за руку.
- Смотри и не смей бояться, - шепнула она. Чем больше ты боишься, тем ближе они подползают к тебе. Нет смысла убегать от них, они поползут по следам твоего страха.
Впереди меня было чудовище. Чудовище, которое все приближалось и приближалось… Разорванные тоннели выглядели поистине страшно. Сливаясь в багрово- синюю воронку, щупальца двух разорванных тоннелей, вытягивались в нашу сторону, с бешеной скоростью вращаясь по кругу. При этом не было ни ветерка. Все так же пели где-то вдали птицы, сквозь ветви деревьев просвечивало солнце, она держала меня своей сильной и нежной рукой, и к нам приближалось чудовище, которое хотело поработить и разлучить нас снова. Разве я мог не бояться?
- Лети, - сказала она и дернула меня за руку, так что я полетел в сторону, будто бумажный самолетик из детства. - Лети! Не смотри ты на эти проклятущие тоннели!
Я повис над травой между деревьев, ухватившись руками за стволы. Вдруг, до меня дошло, что я не могу просто так висеть!
- А как же… - потянулись из меня нелепые возражения.
- К черту законы! Лети!
- Хорошо. - послушно согласившись, сказал я и понял, что совершенно ничего понять не могу. Что только что я презрел закон всемирного тяготения и что сейчас полечу.
Оттолкнувшись двумя руками от деревьев, я, действительно, полетел. В общем-то, это было не сложно. Чувствовал я себя в точности, как в детстве на качелях. Немного замирало в груди, и я судорожно вдыхал воздух. Но, взлетев, выше крон деревьев, я развернулся вертикально и застыл. Вскоре из листвы вынырнула она.
- Молодец.
- Да?
- Да. У меня так хорошо в первый раз не получилось.
Я пожал плечами. Все было просто. Стоило подумать, что ты хочешь лететь туда вот так и тело переворачивалось и летело именно так.
- А полет как, управляется силой мысли?
Она тихо засмеялась:
- Я не знаю. Это важно?
- Хотелось бы знать.
- Ничего не скажу. Не знаю. Просто это нормально без инерционных траекторий.
Я кивнул.
- Мы избавились от них?
- Не совсем. Трассы будут ждать нас здесь именно на этом месте всегда.
- Как? - в ужасе воскликнул я.
- Таково их существование.
- Так что будем делать дальше?
- Не знаю. Траектории там, - она махнула рукой куда-то вниз, - А мы здесь. Как я могу знать?
Хотелось ответить. Да. Хотелось, но… не зналось. Я просто висел в воздухе над лесом и не знал, что думать, что говорить, что делать. И я сделал то, что делает любой ребенок, обидевшись, на весь мир. Нырнув под крону листьев, я забился в маленькую щель между корнями дерева, и укрытый, низко свесившимися ветками какого-то кустарника, расплакался. Так она меня и нашла.
- Ничего, ты научишься.- Сказала она, пристроившись рядышком и разлохматив мне рукой волосы на голове. - Человек привыкает.
- Да?
- Ладно не дурачься. Полетели.
- Куда?
Она развела руками.

Утро зарождалось с трудом. За окном долго клубилось сумеречное марево. Я даже начал представлять себе, что буду делать, если утро не наступит никогда, и я проведу остаток жизни в этом «почтимраке». Даже подумал, что мне все это понравилось бы. По крайней мере, можно было бы делать себе ночь и день по собственному усмотрению, не подчиняясь законам природы. Я давно заметил, что погода всегда отражает все внутренние передряги. Если внутри тихо и спокойно, то и погода пасмурная и дождливая, а если по каким-то причинам (положительным или отрицательным) разбудоражен, то она отвечает тебе бурей, или солнце кипятит тебя еще больше, словно издеваясь, или ветер сдувает с ног, не давая дышать, или же вгоняет в истерику бессилия холод. Хотя.… А может это и наоборот, погода сама управляет твоими чувствами, совершенно наплевав на тебя и твои потуги личности, которая сама распоряжается своими эмоциями и чувствами.
Но утренний мрак все же развеялся, и пришлось вставать с постели. По привычке я откинул одеяло и пошлепал босыми ногами в туалет. И как только правая нога коснулась холодной плитки напольного кафеля, в памяти начался вихрь. Трассы стали отчетливыми как никогда. Я замер. Но вчера… вместо памяти изнутри на меня посмотрело багрово-бурое чудовище с совершенно непроницаемыми глазами пустоты. И что-то кидало меня в атаку на это страшилище… Я замер.
- Страшно? - раздался шепот. Это была она.
- Не знаю.
- Не беспокойся, так бывает всегда.
- У тебя так же было?
- Да.
- Что дальше?
- Выбирай. Или останешься среди траекторий или же тебе придется сделать то же что и вчера. Только… только уже без моей помощи.
- Я смогу?
- Не знаю.
- Но…
- Не знаю!
- Ну, хорошо, а как же тогда я… - я обернулся. Она висела в воздухе, прямо за дверью туалета. Вернее даже не висела, а сидела верхом на моей трассе движения. От неожиданности такого зрелища, я уселся прямо на унитаз.
- Ну и это тоже не повредит, - усмехнулась она и полетела в комнату, показав мне при этом не совсем пристойный жест.

Завтракали мы молча. Поев, она встала из-за стола и ушла. Я ничего не спрашивал, почему-то мне показалось, в первый раз за все время нашего знакомства (хотя все то, что составляло мою жизнь до нее, представлялось мне какой-то проекцией жизни), что спрашивать собственно нечего. Помыв посуду, ушел и я.
На улице лил дождь. Кажется, что он шел уже довольно давно, и меня ужасало, что я совершенно не помню, когда он начался. Ночью? Я не мог вспомнить, когда началась ночь. Казалось, дождь был всегда и всегда будет. По крайней мере, прекращаться он явно не собирался. Дождь мне всегда нравился, и никогда меня не заботила его продолжительность. Так что я просто сел в автобус, что увез меня вчера за город и стал смотреть в дождь за окном.
В автобусе никого кроме меня не было. Мне показалось, что это зловещий знак.… Выйдя из автобуса, я заметил, что трассы стали массивнее, хотя я шел по ним всего лишь второй раз. Попробовал остановиться. Легкое подталкивающее движение. Странно.
Дождь. Сплошной стеной дождь. Сейчас, стоя на опушке леса под редкими соснами, я смотрел на залитый дождем город. Казалось, город смывал все свои грехи. Казалось, город решил избавиться от своей вечной жизненной трассы.
Я развернулся и пошел, не оглядываясь в лес. Идти было трудно, ноги скользили по мокрой траве, ветки так и норовили воткнуться в глаз, а корни деревьев схватить за ногу. Как назло припустил и дождь, будто сговорился с лесом не пускать меня в то место, где я разорвал тоннели накануне. Теперь следовать мне было не за кем и, все больше и больше приближаясь к этому месту, я начинал все больше и больше бояться. Страх проявлялся физически. Ноги почему-то одеревенели, сгибал и разгибал я их с великим трудом. Порой, по животу пробегали непонятные спазмы и, казалось, что внутри у меня грохочет камнепад, и я был одним из этих огромных валунов, что тяжко падают в грохочущую бездну меня самого. Мало-помалу я добрался до упавшего дерева, а от него уже пошел к месту разрыва. Но его, как ни странно, не оказалось.
Обогнув молодой вяз, я остановился. Может быть, я ошибся и нужно идти еще дальше? Нет, это здесь! Я точно помню что здесь! Вот здесь же, я схватился за вяз рукой, развернулся и побежал вслед за ней, чтобы… чтобы… перепрыгнув через ложбину вырваться из лап моих жизненных конструкторов. Но трассы лежали ровнехонько. Без каких-либо разрывов. Я должен был, перепрыгнув через эту рытвину, пройти вверх до пригорка, а там,… а там стояла она! Стояла, обхватив руками, ствол дерева и смотрела на меня. Как-то совсем без эмоционально. То есть, я совершенно не увидел ни какого выражения на ее лице. И тут страх окончательно завладел мной. Даже не страх, а какое-то безнадежное отчаяние. Я вдруг понял, что никогда-никогда в жизни не смогу к ней приблизиться более. Опустившись на землю, я заревел. Заревел, как мальчишка, которому не купили игрушку и теперь, он никак не может выйти во двор погулять, потому что у всех сверстников именно такие уже есть. От соленых слез в глазах началась резь и, вдруг, пришло осознание, что я никогда не смогу уже быть похожим на самого себя. Что тому мальчишке, хочешь - не хочешь, а придется уже жить по-другому, без этой заветной игрушки, которая ему давала право быть как все. И я сделал то же, что и в детстве - побежал. Без мыслей, как тогда…. Просто потому что хотелось бежать… побежал….
Что-то вдруг невыносимо натянулось и опять нахлынуло ощущение детства, когда ты бежишь, удирая от какого-то страшного чудовища. И чувствуешь, что не хватает твоих детских сил, не смотря на то, что ты бежишь как никогда прежде, выкладываясь на всю, но убежать от него ты не можешь. И от страха и отчаяния ты бежишь на месте. Будто бы тебя схватило и подняло это самое чудовище, готовясь отправить к себе в пасть, а ты все продолжаешь и продолжаешь бежать, бешено перебирая ногами в воздухе.
Что-то невыносимо натянулось и лопнуло со звуком ста тысяч мыльных пузырей. Меня дернуло вперед и в сторону. Развернуло в воздухе и шепнуло спиной о землю, выбив из легких остатки воздуха. Часто моргая и пытаясь судорожно вздохнуть, я приподнялся. Метрах в десяти впереди меня с пронзительным визгом, трепетали и колыхались, будто на ураганном ветру мои разорванные трассы. Бессильно я упал спиной на землю и закрыл глаза.
И я увидел, как все мои тоннели движения сворачиваются, скручиваются в нити, напоминающие избитые колеи сельских дорог, и мое тело, непроизвольно колышущееся на этом черном ветру, сплетает из них косу, заплетая в нее время, которое и пронизывали так мучившие меня и так любимые мной мои пути существования.
Свернувшаяся в тугой жгут коса жизненных тоннелей вращалась как кнут вокруг меня. Казалось, она задалась целью создать вокруг меня смерч-воронку и затянуть меня обратно, но вокруг не было ничего, из чего возможно было бы сделать смерч... ни времени, ни пространства, ни материи. Я был просто я. Тем чем и являюсь на самом деле. Сгустком какой-то неведомой мне самому энергии. Как странно было все же чувствовать, что у тебя нет рук и ног, головы. Не было дыхания, взгляда, ориентации. Я просто был. Это осознание было чем-то невозможным, но, наверное, только это делало меня мной. Затем я обнаружил целые рои таких же сгустков, которые носились по всем вообразимым траекториям (если они там были) вокруг, около и даже сквозь меня... И я повис в этой безвестности, совершенной пустоте - точь в точь как она сама. Ничем от нее, не отличаясь, и сливаясь с ней в общей фон, который трудно описать. Я не был ей, она не была мной, но мы были одинаково абсолютны и так же абсолютно проникали друг в друга ничуть не сливаясь, в единый сгусток существования. Я просто находился посреди всей этой чудовищной неизвестности.… И это доставляло такое дикое удовольствие, что я не собирался никогда распрощаться с этим блаженным одиночеством. Я почувствовал, что растворяюсь в этой неизвестности…
Вдруг что-то схватило меня, распадающегося на части, и с громким хлопком соединило обратно в твердое тело.
Очнулся я, лежа на мокрой траве. Все так же шел дождь - я чувствовал капли падающие на лицо. Гулко прогрохотал гром, потом еще и еще раз. До меня дошло, что это мое имя. Я открыл глаза, и звук дождя сразу ворвался в уши. Надо мной сияли иссиня черные протуберанцы ее глаз. Моя голова лежала на ее коленях, и она одними губами произносила мое имя. Я снова закрыл глаза, и тут же мутная мгла снова утащила меня в гулкую тишину.
Ночь, ночь, ночь… ну, пожалуйста, пожалуйста, можно мне поспать и завтра…. Завтра? Изо всех сил, рванувшись, я выбрался из каких-то непонятых пут. Открыл глаза и ... тут же получил пощечину.
- Да не исчезай же ты - кричала она и истерически хлопала меня ладошкой по щекам.
- Не буду, - уверенно сказал я, получил еще одну пощечину и, схватив ее за руки, прижал к себе. Она тяжело дышала.
- Ну ты и….
- Дурень, - попытался догадаться я.
- Если бы дурень! Чуть не утащил меня в пустую негу.
- Нега… - начал я. - Какое точно слово для описания…
- Там пустота, там ничего….
- А зачем что-то еще?
- Там нет… - она запнулась…
Я ждал. Она не отвечала. Вдруг, пару раз перекувыркнувшись, весь мир прояснился, запрыгнул ко мне в голову и сам собой разложился по полочкам.
- Я знаю… я знаю, - прошептал я и прижал ее к себе еще сильнее.

Чуть позже мы поднялись и пошли к опушке леса. Прошли мимо разорванных трасс. Теперь они уже не вращались, будто живые щупальца, а застыли, превратившись в острые обломки труб.
Она остановилась.
- Если когда-нибудь, понадобится снова войти…
Я согласно кивнул, постаравшись не думать об этом, быть может, необходимом моменте и быстро зашагал прочь. Она догнала меня и, взяв за руку, развернула в их сторону еще раз.
- Не нужно их презирать или бояться. Мы вынуждены с этим жить. И не мы одни…
- Но почему другие не освобождаются от них?
- Многие, попросту не видят, потому что не хотят видеть, другие не видят необходимости, третьи остаются в неге…
- Но как же? Должен же быть какой-то выход?
Она сразу же погрустнела, опустила голову и тихо сказала:
- Теперь и ты будешь его искать.
Она еще раз обернулась, взглянула на разорванные осколки трасс и повернулась ко мне:
- Пойдем, - сказала она, улыбнувшись, - все-таки мы ни разу не делали этого без трасс.
- Ну вот, будто бы лишиться их нужно только для этого! - пробурчал я намеренно сконфуженно.
Она рассмеялась. Так звонко, в первый раз! В первый раз я услышал ее смех. Я поневоле рассмеялся сам и вдруг заметил, что прекратился дождь. Редкие капли стекали по хвойным лапам. Мелькнул солнечный луч. Она вскинула голову и улыбаясь посмотрела на меня:
- Привет, как дела на Марсе?
- Дождь кончился, ты же видишь. Луч солнца, только что отразился в твоих глазах.
- Ты видел? Это знак, - авторитетно заявила она.
- Знак чего?
- Того что, я очень хочу этого твоего можжевелового чая. И как ты его завариваешь?
- Да ты просто пьешь его всегда после этого, - сказал я и, не дожидаясь ее гневной реакции, побежал сквозь мокрый лес к автобусной остановке. Можжевеловый чай после дождя дело хорошее, но себе я все-таки сварю кофе.

 

       Апрель-июль 2005.