19- Последняя глава

       Ещё со школьных лет одно обстоятельство удивляло меня: каким образом
известные имена часто оказывались друзьями с детства или юности, ещё не
будучи известными? Теперь я знаю ответ, и он оказывается совсем
простым, если забыть о мировоззрении, в котором я выросла. Исследуя
семейные истории, можно заметить присутствие иного измерения, почерк
Провидения в череде событий и взаимоотношений героев, перст судьбы,
заставляющий нас разрешать задачи, поставленные свыше.
       Сидя на кромке городской крыши, я созерцаю в ночном тумане расположение
звёзд моего романа - все они увязаны в одно созвездие. Знакомый пейзаж:
огни душ мерцают в ночи, как огни большого города.
       К двадцати пяти годам недуги творческой элиты настолько меня отчаяли,
что я сделала всё, чтобы с ней порвать.
       Я сочеталась браком с человеком, который не пил и не курил, закончил
военное училище и занимался спортом, а кроме того не писал стихов и
картин, не сочинял музыки и прозы, не имел отношений к кинематографу и
интеллектуальным разговорам. Я переселилась на другой континент, и
искренно отрешилась от элиты духа, веруя, что в моих силах создать себе
новую счастливую стезю - вне пороков и мук творческой интеллигенции, а
также единокровной советской молодёжи.
       Я ошиблась. Судьба настигла меня в моём бегстве и на далёкой земле
подложила мне под ноги путь, с которого я было уклонилась.
       У меня не осталось другого выхода, как научиться прощать, и сегодня я
сама поддерживаю рукой тягостную чашу весов с Пегасом, чтобы помочь
равновесию Справедливости.
       У меня не осталось другого выхода, как обрести видение иного измерения
и осознать поставленные задачи.
       У меня не осталось другого выхода, как в поисках истины перебрать
реликвии простёртого за моими плечами времени.

       Никогда не подозревала, что стану свидетелем кончины исторической эпохи
и буду участвовать в её отпевании. Осталась наша любовь к тем, кто её
составлял. Записанная словом, линией, жестом, звуком, наша любовь
передаёт человечеству прекрасную часть от облика ушедших - и, смею
надеяться, способствует спасению их душ.
       Мы сформировались в лоне родительского времени - в лоне их битвы,
охраняемые родителями, инфантильные на долгие годы. Мы- благополучные
дети "застойных" времён. Осторожные и безынициативные по воспитанию,
социально пассивные. Нас не видно - мы незаметное поколение. Мы
разнообразны и талантливы, но среди нас нет громких имён, в отличие от
поколения наших родителей, пестрящих ими - поколения шестидесятников.
       Среди нас же если таковые и появляются, то не потому что мы победили в
борьбе, а скорее стали жертвой несчастного случая.
       Мы выросли с ощущением того, что от нас ничего не зависит ни в
государственной, ни в общественной, ни в личной жизни. Более того, наша
инициатива для нас опасна. Эти убеждения сложились в нас подспудно,
против лозунгов, побуждающих к завоеванию высот,- в ежедневной
атмосфере "ничего нельзя", начиная с детских пустяков. В ощущении
безысходности личной судьбы рождалась социальная апатия. Мы не боремся
с опасностью, мы научились обходить её стороной - мы не противостоим, а
приспосабливаемся, спасая любой ценой остатки собственного
предназначения. Мы из тех, кто имея талант, трудовые достижения и
заслуги, инстинктивно остаёмся в тени. Многие из нас не решились стать
собой - не отважились посвятить свою жизнь призванию. Многие из нас,
видимо, от благополучия, эмигрировали и приобрели громкое имя за
рубежом, не прикладывая к тому усилий. Некоторые из нас умерли,
сознательно не попытавшись достичь своей цели.

       Я, инфантильная Авдотья и острожная Матрёна, созерцательная Марфа и
недоверчивая Агафья, наивная Фёкла и закомплексованная Лукерья, робкая
Феня и незаметная Маня. Поставленная в центр предназначенных мне
событий и задач. Потомок и, всё же надеюсь, пращур. Вольно и невольно
наследующая собой предков и соединившая в себе друзей. Впитавшая в
себя ушедшую эпоху и представляющая её собой. Собираю по крохам
счастливую родину и привношу гармонию в её разгромленные пределы. Как
сказал Грин, в моём мире всегда хорошо. Страна ещё трепещет живая
только нашей творящей любовью.
       Сколько меня вкупе населяет мою обширную родину... и её запределы.
       Каждая из нас созерцает, как страна несется с пугающей скоростью и
трагизмом к определенному ей Богом пределу.
       Не льётся рекой кровь гражданской войны, нет повального голода и
массового истребления инакомыслящих- размах внутригосударственных
бедствий сократился, однако ощущение крушения державы внятно преследует
надежду на её возрождение. Благодать не нисходит на страну хотя бы и из-за
единственного замученного ребёночка.
       Что я могу сделать для нации, рушащейся у моих ног? Что можем сделать
мы, зрелое поколение 70-х, привыкшие быть незаметными и
незначительными, не иметь голоса, не доверять лозунгам государства и
не рассчитывать на внимание? Робость или Провидение держит меня в
рамках безопасности? С детства знакомое чувство неотвратимости? Страх
за свою и чужую жизнь теперь, когда мне стало доступно понимание её
ценности? Лень? Пассивность?.. Измельчание духа?..

       Истина не принадлежит человеку. Даже понятие добра, способного быть
отправной точкой в системе критериев, из века в век подвергается
оспариванию. За право считаться "хорошим" или "плохим" идёт смертельная
борьба. Только в нашей стране за это право уплачено кровью чуть ли не
половины нации. О, "змеиное потомство", самонадеянно решившее, что
вышло из потёмок!..
       Мы догадываемся, подозреваем и верим,- но не знаем наверняка. Незнание
заключено в нашей природе- разве можно с этим бороться? Кто из нас
отпустит спасительный канат, подчинившись Божьему гласу,- а не
замёрзнет насмерть, оставшись висеть в тумане на метр от земли? Вот
она, драма, переходящая в трагедию: и в вере мы несём крест своего
неверия.
       Истина не принадлежит человеку, и с некоторых пор мне стало безразлично
владеть ей. Не смирение ли это в высшем смысле? Достаточно того, что я
"доверяю мироустройству, даже если оно мне и не совсем понятно"...
       Достаточно того, что ушедшая эпоха была озарена прекрасными чертами
тех, кто стал героем моего романа.
       Достаточно того, что моя прекрасная родина всё ещё расположена на
указанном ей месте - в моём сердце.