Экология любви

На лето меня – городского хилого пацана – отец отвозил в сибирскую деревню.
По утрам бабушка брала меня за руку, и мы отправлялись в курятник. Я держал маленькую плетёную корзинку, куда складывали яйца.

То утро выдалось пасмурным, из-за сопки надвигалась тёмная туча. Я засыпал на ходу, но и поход в стайку, где сбоку притулился птичий дом, пропускать не хотел.
Бабушка достала из гнезда яйцо и почему-то не положила его в корзину, а опустила в мои ладони, сомкнутые ковшиком.

Я вышел во двор. Сквозь узкую щель набрякших дождём туч пробилось солнце. У меня в руках лежало тёплое совершенство мира. Тогда я не мог так сказать, но – чувствовал сердцем. Любовался округлой формой белого яйца, сбоку прилепилась пушинка и шевелилась от моего дыхания. Помню, что почему-то лизнул яичко в самую верхушку.

По тропинке осторожно шёл к дому и нёс яйцо в вытянутых руках. Но споткнулся, выронил на тропинку и сидел уже на корточках над двумя полусферами скорлупок….
Солнце желтка удержалось, а сквозь прозрачность белка топорщились травинки.

Я плакал. Подошла бабушка, наклонилась…
- Вот нашёл горе…
И протянула мне корзинку. Бабушка подозвала Барина – чёрного нашего кота, он, жмурясь от удовольствия, аккуратно слизывал нежданный завтрак. Бабушкина рука была нежной и твёрдой, а я всё оглядывался назад…

Любил я лишь однажды. По-настоящему. Она говорила:
- Ненаглядный мой… Какое слово… Я насмотреться на тебя не могу, не могу…
Она играла со словами, перебирала их бесконечно:
- Вожделение… Послушай: восхождение – к наслаждению. И «ж-ж-ж»… Будто я слышу, как гудит шмель, и внизу живота такая струна натягивается, и я тебя – вожделею… И делаю с тобой, что хочу…
Никогда, ни разу не обидела она меня словом. Хотя стоило, я был иногда несносен и глуп. Она держала эту любовь – в ладошках…

Уехала – внезапно. Без предупреждения.
Раньше мы смеялись с ней над штампами, искали их на страницах классиков, заходясь от хохота…
Самый пошлый – «разбитое сердце».
Но почему, почему тогда, после её отъезда, я чувствовал только это – края острой скорлупы, которая крошилась в груди…