Глава 6

Миранис проснулся на рассвете, когда красное солнышко только-только начало окрашивать занавеси в их комнате, а остывший воздух был таким холодным, что пронизывал легкие ледяной свежестью. Но принц не замерз: рядом с ним, прижавшись к нему всем своим стройным, молодым телом, лежала Лейла, такая милая и беззащитная во сне, такая манящая и дающее чистое, ни с чем ни сравнимое тепло. Ее светлые волосы рассыпались на подушке, часть попала под обнаженный локоть принца, пригвоздив ее голову к пушистой белоснежной простыне, лежала прядь и на щеке Мираниса, и исходил от нее такой нежный аромат, что принц невольно улыбнулся, боясь даже пошевелиться, чтобы не нарушить волшебство необычного пробуждения. Нежность волной залила его сердце... Как пахнут ее волосы – как фиалковый рассвет, какие мягкие у нее губы – как малиновый десерт его лучшего повара, какая нежная у нее кожа, с который не могут сравниться даже самые деликатные ткани, какие совершенные формы, что не встретишь при самом красивом дворе... И вся она – его, только его...
Принц ласково провел рукой по нежной щеке, окрашенной румянцем, и Лейла, откликаясь на прикосновение, слегка шевельнула пушистыми ресницами, улыбнулась, открыла глаза, и, от души потянувшись, стройной сытой кошкой прижалась к Миранису всем своим телом. На время они забыли обо всем на свете, наслаждаясь обществом друг друга: забыл принц о своей короне, о Сарже, о Алексаре и его семье, о людях, ожидающих его решений, о своих кошмарах и сомнениях, а Лейла забыла о своей хозяйке, отдала свою гордость в его сильные руки, забыла об оставленных дома родителях, о работе, о незанесенных богатым клиенткам платьях, а, значит, и о сорвавшимся заработке... Внешний мир растворился в их объятиях, впитываясь с потом во влажные простыни, и стало им в холодной комнате так жарко, как никогда не было даже летом, но приятен был этот жар, зажигая их кровь ярким пламенем, подпитывая страсть, заставляя гореть румянцем кожу при каждом прикосновении... Впервые со дня смерти Алексара одиночество отступило, и Миранис чувствовал себя единым с кем-то. Одним целым с другим человеком. А ведь он так мало знал Лейлу – всего несколько дней, а уже, кажется, успел полюбить... Как же странно это новое чувство, когда хочется летать в облаках и в то же время ходить по земле, только с ней, с единственной.
Но Лейла только смеялась жарким признаниям, относясь к словам принца со снисходительным недоверием. Будто знала что-то или подозревала, но не могла или не решалась облечь свое знание в слова. Чего она опасалась? Миранис не мог понять... Ведь вот он – весь перед ней, перед единственной.
Идиллия закончилась так же быстро, как и началась – влюбленных встревожил осторожный стук, и Миранис, укрыв Лейлу пушистым одеялом, сухо пригласил неведомого гостя войти. Покрасневший от откровенной сцены слуга тихим, срывающимся голосом доложил:
– Хозяин просил вас спуститься, мой господин. Он бы поднялся сам, но хочет поговорить... наедине.
Принц вздохнул, что-то шепнул скрывающийся под одеялом Лейле и, ответив смехом на смех, приказал принести девушке одежду и ванну. Слуга с облегчением удалился, а Миранис наскоро оделся и поцеловал свою красавицу в красные от ласк губы:
 – Не скучай, малышка. Это не будет долго, обещаю.
– Уже скучаю, – со слезами на глазах ответила Лейла. – Не уходи! Страшно мне здесь.
– Чего ты боишься? – отмахнулся Миранис. – Пока ты под моим покровительством тебя не посмеет обидеть никто в этом доме.
– Вот именно, что «пока»! – зарделась Лейла. – Что со мной будет, когда найдешь себе новую игрушку? Когда прельстит тебя дама со двора? Вижу, что не простой ты, вижу, как перед тобой слуги стелятся. Не для меня твоя любовь, я имени-то твоего не знаю.
– И не веришь мне? – нахмурился Миранис. – Думаешь, что здесь ты только для моей прихоти? Лейла, прошу тебя, не время для таких разговоров. Поговорим, когда я вернусь.
– А если не вернешься? Если, как и с моими подругами, прикажешь выкинуть меня на улицу, или дашь мне какую-нибудь игрушку, чтобы удовлетворить свою совесть?
– Зря ты обо мне так думаешь, – мрачно ответил Миранис, заканчивая свой туалет и выходя из комнаты.
Ожидавший его в соседних покоях Валессий даже не заметил мрачного настроя своего хозяина: он и сам был на удивление мрачен и молчалив. Но погруженный в раздумия влюбленный, обычно столь чуткий к настроению окружающих, даже не заметил мрачной мины своего телохранителя, чуть ли вприпрыжку слетев с лестницы. Скорей бы вернуться к Лейле, развеять ее мрачное настроение, отдохнуть от холода в ее жарких объятиях!
Хозяин ждал гостя, такой строгий в своем синем наряде, стоя у богато накрытого стола. Миранис, наскоро поздоровавшись с Скрадманом, почувствовал такой зверский голод, будто месяц сидел на голодной диете, и с удовольствием набросился на еду, с набитым ртом умудрившись приказать слугам накормить Лейлу.
– Что-то случилось? – спросил юноша, принимаясь за новое блюдо, и, наконец-то замечая недовольную мину хозяина.
За все это время Скрадман даже не прикоснулся к явствам, нервно играя салфеткой в изящных ладонях.
– Случилось, – холодно ответил хозяин, бросая салфетку на стол. – Кто эта женщина?
– Скрадман, вы задаете смешные вопросы, – засмеялся Миранис, наливая себе кубок вина. – Отличная у вас ветчина! Она – моя подруга.
– Подруга, которая гораздо ниже вас по положению! – заметил мужчина. – Вы ничего не забыли, мой повелитель? Например о том, что вам нужен наследник – наследник чистых кровей, а не сын этой красивой, но простолюдинки.
– Скрадман! – потемнел Миранис, опуская и внезапно теряя аппетит. – Вы забываетесь! Не забудьте, что я еще не на троне, а вы – не мой советник по нравственности. Не слишком далеко ли вы заглядываете?
– Тогда определитесь прямо сейчас! – твердо ответил Скрадман, наклонившись вперед и отчаянно жестикулируя. – Если она – всего лишь ваша любовница и вы сможете ее потом отпустить с хорошим приданным, то, пожалуйста, развлекайтесь. Но если у вас более серьезные чувства, то лучше забудьте о ней прямо сейчас, пока не поздно. Потом вы не сумеете забыть, и придется делать очень сложный выбор между девушкой и Алиссией. Или вы хотите обречь своего сына и наследника на кличку “простолюдин”? А это неизбежно при такой повелительнице. У нас слишком твердолобое общество, и вы это знаете. Никто не потерпит на троне того, в чьем праве есть хоть малейшее сомнение.
– Я сейчас не на троне! – прошипел Миранис, кусая губы.
– Но вы там будете – это знаю и я и вы. А если вы проиграете, то подвергните Лейлу еще большим опасностям – Сарж не потерпит даже столь слабого по возрасту и положению соперника. И вы это знаете. Своим поведением вы в любом случае подвергаете Лейлу опасности. А она – вас. Так нужен ли этот союз? Не станете повелителем – ее убьет Сарж, станете – ваши же придворные. Или вы думаете иначе?
Миранис помрачнел, но возражать не стал. Принц некоторое время сидел молча, что-то обдумывая, а Скрадман стоял рядом, как строгий учитель перед провинившимся учеником. Наконец, Миранис нашелся с ответом и открыл было рот, как дверь в залу отворилась, пропуская смесь духов, ярких красок и обаяния. Скрадман помертвел, испепелив взглядом слугу, но было поздно – Нирина уже заметила Мираниса и узнала его. Девушка побледнела, схватившись за сердце и оперевшись на спинку стоявшего рядом кресла, казалось, ей было сложно дышать, но Скрадман уже пришел в себя и с легким вздохом встал рядом с девушкой лицом к растерявшемуся Миранису:
– Позвольте вам представить мою двоюродную сестру.
– Боюсь, что мы уже знакомы, – натянуто улыбаясь, ответил Миранис. – Встречу с такой девушкой сложно позабыть.
– Но я же видела..., – шептала Нирина, не вслушиваясь в слова мужчин, – О, Единый! Я видела... вас... в усып... Нет, это не... не вы! Не... может быть!
Нирина осела, и Миранис, не давая ей упасть, подхватил девушку у самой земли, взяв ее на руки, чтобы отнести на стоявший рядом диванчик. Укоризненно посмотрев на Скрадмана, принц вздохнул, лихорадочно размышляя о последствиях неожиданной встречи и укладывая Сирину на узкое ложе. О Единый, как ему теперь выйти из этой ситуации! Сирина – влиятельна и красива, если он только осмелится ей отказать... она же его снесет, как сносит камнепад все на своем пути. Но и пойти на ее поводу он не может, не может стать мужем этой красивой, но излишне самолюбивой гордячки.
О Единый, надо же было так влипнуть – и это где? В доме этого заносчивого Скрадмана, который призывает его к осторожности, а сам ставит в такие ситуации, из которых нет выхода! Принц сел рядом с девушкой в кресло и посмотрел на своего хозяина, который сжался под его взглядом – оба молчаливо, но старательно искали выход из щекотливого положения.
С лестницы это выглядело по-другому – Лейла со слезами на глазах смотрела, как ее случайный возлюбленный с жаром обнимает другую, ту самую выскочку, которой так часто ей приходилось на ночь глядя привозить платья, ту самую, которой нельзя было угодить, ту самую которой завидовали все, кроме нее. Но теперь, глядя на ее прикрытые глаза, бледную кожу, тронутую тенями, на ее шикарное платье, обнявшее ноги Мираниса синей волной, Лейла впервые в жизни позавидовала ей, богатой и высокородной, как раз под стать этому парню. В то время, как она... Кто она такая? Бродяжка, преграда на его пути, никто...
Наскоро одевшись и заливаясь слезами, девушка змеей выскользнула из проклятого дома. Что ей теперь здесь делать? Приехала Она, настоящая возлюбленная ее любимого, та, что будет греть его постель только после свадьбы, тщательно сберегая свою невинность для брачного ложа. Та, которой нельзя увидеть Лейлу, никак нельзя. Потому что он ее любит, и не дело какой-то Лейлы разламывать этот союз. Она не хотела мстить. Зачем? Как она может мстить тому, кого любит, видит Единый, любит больше своей жизни. Поэтому она уйдет, уйдет, как воровка, без прощания. Воровка, укравшая у любимого одну ночь, всего одну...
Один лишь Валессий видел ее бегство, но не стал останавливать – он думал так же, как и Скрадман. С одной стороны, ему было искренне жаль светловолосую красавицу, но с другой – Миранис это повелитель, а кто она? Простолюдинка... Жаль только, что в глазах Мираниса столько любви к этой простушке...
Миранис вместе со Скрадманом с трудом привели в чувство нежданную гостью, И Миранис с некоторой тревогой смотрел, как открываются огромные, синие глаза, взгляд которых постепенно наполнялся смыслом:
– Алексар! – прошептала она, и, внезапно очнувшись уже воскликнула. – Алексар, жив, о Единый, ты жив!
– Тише! – прошипел Скрадман, суя в руки девушки бокал с водой. – Не понимаешь, что мой гость в опале у повелителя? Если Миранис узнает, что он жив...
– Но как, – не слушая прошептала девушка, глядя на Мираниса влажными глазами и все же приглушая тон. – Как же так?
– Мы многое можем, кузина, – ответил Скрадман, встретившись взглядам с нахмурившимся Миранисом. – Алексар – мой друг. Чтобы спасти его от немилости Мираниса, нам пришлось имитировать его смерть. Теперь ты понимаешь, что мы должны хранить тайну нашего гостя, уже то, что ты ее узнала...
– Алексар! – шептала Нирина, еще не веря своим глазам и прикоснувшись пальцами к щеке юноши. Вне своего желания Миранис отшатнулся. – Прости, господин, – смутилась Нирина. – Прости, понимаю, что некрасиво со стороны такой девушки, как я. Но Единый, это чудо.
– Чудом это я бы не назвал, – пришел в себя Миранис. – Чудо – это ваше появление здесь.
– Единый помог мне. Я так молилась, молилась о забвении, а он привел меня к вам. О! Какое счастье, что мои родители уехали и оставили меня на попечение Скрадмана.
По лицу Мираниса можно было заметить, какое это «счастье», но Нирина, казалась, не замечала недовольства юноши – она привыкла к поклонению со стороны мужчин и не понимала, что может кому-то не нравится. Но она и нравилась Миранису. Если бы не Лейла... При мысли о девушке юноша вздохнул, и этот глубокий вздох вызвал всплеск румянца на щеках красавицы. Нирина улыбнулась, Миранис улыбнулся ей в ответ – но, если Нирина улыбалась от души, и немного по-детстки, но в улыбке юноши скользила ирония. По томным взглядам девушки ему стало ясно, чего именно ждет от него Нирина. Миранис посмеялся про себя – чем он, изгнанник и лишенный титулов заслужил любовь со стороны этой эгоистичной красотки? Чего именно хочет от него Нирина? Мысленно сравнивая холодную красоту перед его глазами с естественностью Лейлы, он все больше проникался нежностью к ожидавшей его наверху девушке... Она ждет его, наверно злится, покусывает нижнюю губку, морщит ровный лобик, но она дождется... Потом они немного повздорят, потом... Потом он попросит у нее прощения и они вместе посмеются над Нириной, такой красивой и такой пустой... О Единый, как она могла казаться ему когда-то красивой?
Лишь к вечеру Нирина отпустила от себя измученного Мираниса, лишь к вечеру узнал тот об исчезновении Лейлы. Узнал и застыл посреди ставшей ему вдруг ненавистной комнаты. Вот ее шарф, оставшийся на кресле, запах ее тела, чуть витавший в воздухе, но который скоро заменят другие запахи, вот ее волос, оставшийся чудом на подушке и избежавший умелых рук горничной, вот и слеза, скатившаяся по его щеке, скупая, глупая, и ничего не меняющая слеза отчаяния. Стоявший рядом Валессий на всю жизнь запомнил эту страшную слезу и взгляд несчастного влюбленного, пронзивший сердце зачерствевшего воина расплавленной стрелой. Как же он ошибался, как был слеп, приняв чистую, незапятнанную любовь за обычную страсть! Но кто мог подумать, даже на мгновение предположить, что девушка задела юношу гораздо больше, чем они думали?
Миранис тяжело опустился на кровать, холодную и бездушную кровать, где он был недавно счастлив. Некоторое время ему казалось, что из его несчастного, измученного бессоницей тела ушли последние силы, будто он умирает... второй раз в жизни умирает глупо и бессмысленно, и при этом более не хочет воскреснуть. Как же больно! Это боль раздирала его душу на мелкие кусочки, казалась невыносимой, и в то же время, он не отдал бы ее за все сокровища мира. Потому что это было единственное, что у него осталось от Лейлы. Как ему ее вернуть? Как найти? Почему она ушла, не простилась, не сказала ему не слова? Почему оставила его... навсегда. Навсегда! Это страшное слово было для Мираниса приговором, потому что каждой крупинкой своей души он чувствовал, что более никогда не увидит Лейлу, никогда не сожмет ее в своих объятиях, не расскажет ей, как ему сейчас больно и одиноко.
До самой ночи просидел Миранис в одной и той же позе, не отвечая на вопросы телохранителя и встревоженного Скрадмана, потом принц неожиданно заплакал, прижимаясь мокрым лицом к груди телохранителя, и Валессий в который раз от души пожалел о своей глупости. Ну почему он не остановил тогда Лейлу? Ну поженились дети, ну и что? Или остыли бы чувства, а теперь, теперь мальчик страдал...
Скрадман думал по-другому. Приближенный к высшему обществу, он прекрасно сознавал, что этот союз никак не мог кончиться добром. Даже смотря на страдания Мираниса, хозяин благодарил Единого за подобный исход – перебеситься повелитель, успокоиться... Время все залечит... А Нирина... С Нириной он справится.