Авиаполк

АВИАПОЛК
Героико-мистическая быль


 Веселей пропеллер песню пой
Неся распластанные крылья
В последний бой, в последний бой
Летит стальная эскадрилья
Пилотам недоступен страх
На смерть пилоты смотрят смело
И если надо жизнь отдать
как храбрый капитан Га…..




Гуси – гуси
га-га-га


Вместо авторского предисловия.

Никогда я не надеялся, что эти записки прочтет кто – либо из моих со-временников, так высока их секретность и столь же страшна правда, изложен-ная в них, но высокий подвиг моих товарищей по оружию, их преданность долгу и человечеству заставляют меня бросить вызов времени и оправить не-известному читателю в прошлое мои мемуары. Что до меня, то мы с тобой Не-известный никогда не встречались, да и не увидимся, ты уже давно и прочно подохнешь, когда я только обрету плоть в своей двенадцатой жизни, а спустя тридцать два года отправлю тебе эту сагу о вечной доблести и славе и замыкая вечный круг подарю тебе надежду на воскрешение.
       

Автор
 


Часть Первая.
Экипажи.


Платон Сидорович.

Кто он и как появился в полку не помнил никто. Видимо он служил в ле-гендарном полку задолго до старожилов. В последние лет десять он жил воен-ным пенсионером, а так как пенсия сюда не доходила, то питался объедками на кухне.
Частенько он приходил к летчикам и рассказывал им о боевых буднях со-ветской авиации. «Летим мы на наших 95, а здесь американцы знашь на своих 52 и мы так обходительно крыло к крылу разошлись. Это они нас так боялись так. Ну и мы их тоже.»
Когда кто-то из юных летчиков из училища спрашивал: « А какие они американские самолеты».
Платон Сидорович хмурил брови и говорил: «Это вам молодым и надо установить. Я веть слепой. Вам и щти с курейцей дают. А в мои годы. Как нем-цы на нас напали так я и записался в полк, сначала при кухне, а потом и стрел-ком летал. Сбивал гадов».
 А молодежь и спросит: «И как сбивали-то».
А прославленный дед и отвечает: «А Маресьев как без ног и рук летал. Так и я русскый. Нет у тебя глаз, значит видь жопой.»
И остыв добавлял: «На слух их гамнюков слышал. За 20 верст. И смер-тельным огнем разил без жалости».
Таков он был Платон Сидорович.



Могила Платон Сидоровича.

Его могила не была особенно заметной, иногда она и вовсе попадала на долгие месяцы под снежным покровом, иногда ее заливали весенние дожди лившие весь июнь. Но именно это место по своему дорого было летчикам и техникам, только тут они отдыхали душой. У этого тщедушного надгробия юные летчики назначали свидания местным девушкам – аборигенкам (так и го-ворили: «Встретимся на могиле»), здесь детей личного состава авиаполка при-нимали в пионеры и пожарную дружину.
Впрочем так как могилу все-таки затоптали прошлый командир полка по-весил на сосне табличку:
«Могила неизвестного героя-летчика Платон Сидоровича.
Столовая справа. Сортир слева. Могила снизу.
Спи спокойно дорогой ветеран.»




Инструктаж

- Товарищи, не маркируем своими обязанностями. Отгадываем. Итак – Замполит перевел дух: Вы подлетаете к аэродрому и видите на вышке два огня: синий и желтый. Капитан Осадчий.
- Посадка разрешена.
- Правильно. Синий и красный. Лейтенант Сидорков.
- Посадка запрещена.
- Правильно. Красный и желтый. Капитал Михалков.
- Второй круг. Слей бензин на взлете.
- Ладно. Предположим что верно. Желтый огонь. Капитал Ясон-ский.
- Да нет такого огня у нас.
- Товарищ капитан – замполит устало улыбнулся – отвечайте на пря-мой вопрос. Да у нас, его нет, да на аэродромной вышке нет электричества, да и никогда не было. Более того, у нас и вышки самой тоже нет. Но смею вас заве-рить – замполит почесал волосатую грудь с расплывшейся татуировкой – сердце пронзенное стрелой и надписью «Не забуду Юрку» - если надо вас посадить мы, доблестные работники земной службы и я лично сделаем для этого все возмож-ное. Альбатросы вы наши ненаглядные. Вам товарищи все понятно.
Летчики угрюмо молчали. Начинался нормальный рабочий день. Из ди-намикой на стене разнеслось: «Экипажи на завтрак». Все поднялись со своих мест и дружно полезли в окна.


Летная столовая.

Все столовые авиаполков похожи друг на друга как самолеты одной се-рии военного времени – топорные, желено-защитные и наполовину без запча-стей, часто и без моторов. Так и столовая нашего полка так же не имела поло-женных по комплекту ножей и ложек, часто не было в ней и горячей пищи, вре-менами не было и холодной, бывало, что не было и никакой.
Летчики рассаживались по столам жевали хлеб, иногда ели овсянку с солью (Это называлось королевский завтрак), чаще гороховую кашу или просто пили стылый чай. Из окон был виден бурный океан и красный плакат «Несмотря на суровый мороз мотоциклисты на велосипедах должны неустанно патрулиро-вать окрестности аэродрома».
В конце завтрака динамик хрипел: «На полеты», кто-то по заведенному ритуалу кидал в него остатки каши, и все шли на полеты.



Полеты.

Полеты начинались утром. Как правило, летали парами. Экипажи вы-страивались на взлетной полосе в штатном порядке – сначала штурман, за ним бок о бок первый и второй пилоты, бортинженер, замыкали экипаж бортстрел-ки, которые защищали машину со стороны хвоста.
После этого подавалась команда: «На рулежку» и экипажи запускали мо-торы.
В принципе это было нарушением, но запуск моторов имитировали тех-ники, которых это спасало от скуки на земле. Командир поочередно запускал двигатели и техники – по два с каждого борта начали бойко урчать. Были слу-чаи, что кто-то их них сбивался, и экипаж отправляли на техосмотр и все начи-налось снова.
После запуска двигателей экипажи выходили на полосу и запрашивали команду на взлет, после чего начинался разбег. В принципе это самая сложная часть полета – ведь бортстрелкам приходилось разбегаться спиной вперед, с не-привычки обычный земной человек не справился бы, но в авиаполку служили смелые и испытанные люди, готовые к любым полетам.
После разбега экипажи направлялись в зону полетов – на ближайший луг. Здесь примерно 2 – 3 часа отрабатывались различные маневры, после чего сле-довала команда «на посадку» и довольные летчики вели свои экипажи домой.
После посадки и заруливания, проходили разбор полетов, в присутствии командира полка и штурмана полка, выставлялись оценки за полет.
 Как правило, полеты в полку не проводили в морозы и дожди, исключе-ние составлял лишь прошлый командир полка – сухой педант, считавший, что задача летчика как можно лучше готовится к выполнению своей миссии, именно поэтому он требовал от летчиков длительных полетов – часто приходилось ле-тать по 14 и даже 18 часов.
При этом с собой брали в полет сухой поек и несколько ведер – для оп-равления очевидных потребностей. Но сложнее всего приходилось техникам – на них эти нормы не распространялись и весь полет они смиренно жужжали как мощные моторы красавца – ракетоносца Ту – 95. Более того, в этом случае эки-пажи уходили далеко от родного аэродрома, что часто приводило к нештатным ситуациям, а капитан Осадчий даже упал в яму и сломал ногу. Нередко храбрые летчики видели медведей, но умные животные не тревожили своих верных за-щитников.
Впрочем, это было уже давно – года три назад прошлый командир полка увел свой экипаж в длительный полет, но на пятом часу полета у ракетоносца отказали все четыре двигателя. Командир приказал экипажу прыгать, а сам во избежание катастрофы направился в сторону от ближайшего населенного пунк-та, который был в двухстах километрах. Об этом подвиге командира сообщил сам экипаж вышедший из леса спустя какое-то время.
Тело командира было найдено через несколько дней, был он совсем це-лый, только жопа объедена волками и на эрзац-кожаной куртке виднелась полу-стершиеся надпись мелом: «Сука». Видимо в последние секунды жизни он ду-мал о своей жене, детях, Родине и окружающей природе.
Командира похоронили на высоком холме, откуда ему мог быть виден весь аэ-родром и учебные полеты. Чтобы аборигены не разрыли могилу и не надруга-лись над храбрым летчиком, ее замаскировали бетонными плитами, старыми брезентовыми чехлами и различным мусором. Иногда там ставили часового, а в день победы украшали праздничными флагами и транспарантами. Один из них до сих пор развевается над могилой командира и на нем короткая, но уже изрядно стершееся надпись: «НАЛЕТАЛСЯ ПИДОР».



Вечер на аэродроме


К вечеру полеты заканчиваются, экипажи после ужина, часто сидят на за-валинке и беседуют, о жизни и погоде – самом важном для любого настоящего летчика. Капитан Га... один из лучших летчиков полка стоял у ангара и курил «Приму», на предложение рассказать о себе, о своей жизни и работе он мрачно посмотрел на меня:
- Жизнь, ну что жизнь, вот стоим мы здесь с тобой как две залупы, а жизнь мимо проходит. – и плюнул под ноги заруливавшего ракетоносца. Все мы здесь неизвестные герои, вот служил давно в нашем полку один летчик, не-взрачный такой, Володей звали. И здесь капитан рассказал одну из самых за-хватывающих историй которую мне приходилось слышать:
- Володя родился в глухой деревушке, где-то под Вязьмой, где он не знал и сам. В деревне было плохо – не было хлеба, одежды и обувки, особенно плохо было осенью – грязь протекала в лапти и вся деревня страдала ревматиз-мом. Когда в деревню пришли немцы, Володин отец пошел к ним полицаем, и ему выдали новые сапоги, немецкую полевую форму и паек, года через два пришли наши, и отец показал им немецкое минное поле. За это русский коман-дир, мальчишка – лейтенант, с седой головой, нацарапал слюнявым химиче-ским карандашом удостоверение, что Володин отец был партизаном. Так отца тогда не тронули, а посадили уже после войны, когда Володя учился в городе. К учебе Володю подтолкнула учительница литературы, жена красного коман-дира пропавшего еще до войны. Худая, с нервными руками, она навзрыд чита-ла детям Пушкина Лермонтова и какую-то Ахматову, Володе она часто гово-рила, что он должен учиться и школу он закончил уже в городе. Там же он по-ступил в техникум, где учился на сталевара, в первое посещение цеха ему сде-лалось плохо, и Володя полностью перешел на учение в аэроклуб, после окон-чания, которого поступил в летное училище. Володя не любил летать, скорость и тряска алюминиевой машины заставляли его сжиматься в кресле, когда объя-вили набор в космонавты, он немедленно согласился, – только бы не летать. Под Москвой их тогда собралось больше двух десятков человек, впрочем, мно-гие погибли еще во время подготовки, к заветному дню их осталось только шестеро, но это были наиболее закаленные и подготовлены люди, они выжили. Странным для Володи стал день, когда на заседание Государственной комис-сии, впервые пустили оставшихся в живых из его группы, тогда и встал непри-метный человек и в наступившей тишине негромко промямлил: «Государст-венная комиссия считает наиболее подготовленным к полету Юрия Гагарина, его и назначил первым на полет в космос». Володя не сразу сообразил, но роб-кие взгляды оставшихся товарищей, нацеленные как на вынесение приговора глаза председателя комиссии заставили его вскочить и крикнуть: «Служу Со-ветскому Союзу». День старта он помнил смутно, с вечера его накормили ка-кими-то таблетками, ранним утром в домик ворвались врачи с санитарами и стали запихивать будущих космонавтов в резиновые скафандры, а чтобы они не боялись им сделали пару инъекций, а в автобусе Володя запомнил только стек-лянные глаза напарника, который, в крайнем случае, должен был полететь вме-сто Володи, но посмертно остаться Юрием Гагариным. Когда закрыли люк ко-рабля Володя запел, он думал, что могло бы быть и хуже, ракета задрожала и он выкрикнул в микрофон истерично-четкое: «Поехали». Сам полет прошел быстро и просто, его провела изолированная от любого вмешательства космо-навта автоматика. Когда Володя спустился на парашюте на пашню саратовско-го колхоза, к нему бежали местные мужики, они обступили его, смотрели на надпись «СССР» на шлеме, а самый смелый потрогал скафандр и изумился: «Надо же, не дерматин», тут всех растолкал невысокий лысоватый мужчина в ношеной фуфайке и сказал Володе: «С прибытием товарищ Гагарин, не всту-пайте ни с кем в разговоры, не сообщайте секретную информацию, сейчас мы вас вывезем». Потом была Москва, в зале аэровокзала его встретил Главный конструктор Королев и Первый секретарь Хрушев. Вытирая лысую голову Хрушев сказал: «А что теперь можно и к звездам, так Юра». Главный конст-руктор мрачно кивнул тяжелой головой на короткой шее. А имя Гагарина уже знал весь мир, хотя Володю это и не волновало, надо, так надо. Через семь лет Володя и его напарник погибли при старте марсианского корабля, бракован-ный клапан дал течь и исполинская ракета сгорела за несколько секунд. На сле-дующий день газеты СССР сообщили, что космонавт № 1 Юрий Гагарин и полковник Серегин погибли во время тренировочного полета, тел их так и не нашли, да впрочем и не искали.
- Вот это была жизнь, - глубоко вздохнув, добавил капитан, - легендар-ная и великая, а у нас, разве жизнь, так говно, прав в этом наш мудак – зампо-лит.

Радар

В далеком полку среди обитателей, тем не менее встречались и уникальные жи-тели, как например Дядя Саша и беззаветный подпрапорщик Уйкин. Дядя Саша служил на радаре и писал похабные стихи. Вроде его самой известной

Песни о Липецке


Поэтов местных я люблю
Их дивный слог употреблю
Но речь введу в иную колею


Тебе, родимый город чрез годов колею
пишу твою историю,
пишу судьбу твою.



О город космонавтов, о город моряков
Обитель идиотов и многих дураков
Ты старше Еревана и Рима и Москвы
Ты старше Краснодара и деревни Васюки
Так уж приметно место и достоин тут народ
Что селись по окрестностям и еврей и бегемот
Славянин в мохнатой кепке ананасы продавал
Витязь на коне громадном Русь Святую охранял
Дети, бабы, мужики все плясали у реки –
Так легко тогда жилось, нет ни СПИДа, ни цинги
Ля – ля – о – о – раз говно и два говно
И помнят все липчане от горна и сохи как жили, не скучая в деревне казаки
Но жизнь их была трудной – кругом одни враги, и даже налетали из леса пе-тухи
Они клевали живность и часто по утру в деревне находили сгоревшую золу, рыдали бабы, дети, кричали мужики, а кони пожирали вершки и корешки.
Все миром обратились к Великому Петру – приедь, поставь заборы, мы будем рыть руду, раздуем горны, печи, построим и мосты, мы корабли построим, ви-сячие сады.
У – лю – у - лю, гав – гав – гав и тру - лю – лю
Фашист пришел и бомбу думал сбросить
Но Липецк Бог хранил и гнусного фашиста в Дону он утопил
И рать огромна вражья, что с танками пришла
на местной переправе вся смертью полегла
эх – эх – ха – ха, болит живот
И глас раздался: «Путин!»
И вправду по воде
Он шел, слегка качаясь, совсем как по земле
Пришел и влез на пристань
Бутылку подобрал, протер, взглянув на Солнце
и положил в карман
Он зашагал широко
И шел он по траве, лугам, мостам, аллеям, по лужам, по земле
Везде прошелся Путин и всех благословлял
и скромную улыбкой на подвиг вдохновлял.
А – а – а – б – б – б - в – в – и сам ВВ
И в счастье небывалом и счастье неземном
лишь утром все узнали, что Путин прочь ушел,
но цель его мы знали – чтобы в родной стране, прекраснейшей России
растить больших свиней и кроликов и уток и коноплю и мак
и продавать все это за деньги и табак.
Тря – лю – и раз лю – ли, хи – хи – ха – хи
Оказался он в армии в общем-то случайно, тайно сбежав из колонии строго ре-жима. Был он человеком хорошим, хотя и трусом, как и я, только первое не про меня сказано. В юные годы старый хрен был классным курьером. Возил он анашу и опиум, спортивными сумками, кошелками, ведрами. И все сходило с рук, пока этот хрен совсем не охуел и купил себе старый «Рафик», переделал его в грузовой и стал возить в нем гроб со своей жирной, но тогда еще живой женой. Когда же он прокатил в пятый раз мимо Лисцвенского поста, то менты его все-таки тормознули. Как-никак мужик свою дохлую половину третий ме-сяц по дорогам возит. Выкинули бабу из гроба, а на его дне пятнадцать кило опиума, практически чистого. Вот и поместили Дядю Сашу на отдых, лет на двенадцать. А жена его от инфаркта во время обыска и откинулась, сразу. Так ее в том же гробу зарыть хотели, но он как вещдок пошел, так ее и положили в яму, а сверху крышкой только прикрыли. Вот так и вышло. А Дядя Саша зале-тел крепко, его мафия с юга урыть решила, двух урок подсадила и думали они его ночью резать, а он не дурак, стуканул особисту про дела зонные и отпра-вился волком в дальний лагерь, оттуда он сбежал в годы бескормицы, съев кон-воира. В его обязанности входило создание рабочей обстановки в хлеву и на радарной станции. Даже суровыми зимними ночами Дядя Саша одев старую. рваную куртку шел кормить единственную. в полку свинью. Звали ее Саша, хо-тя она была уже в возрасте ее не резали, не столько из жалости, просто ножи и топоры отскакивали от ее заматеревшей от морозов и невзгод шкуры.
Дядя Саша, вздыхал и вылив ведро помоев Саше на голову, мрачно говорил: Ну когда же ты сдохнешь. А ему в это время скромно думалось: Оно это и вот по-лучилось то. А у поэтов есть муза, вот и получилось, что Конь моя муза, а Саша следовательно мой Конь. Уходя он задувал лучину на стене и бормотал гладя Сашу: Плошай, мой Пегас.
Дядя Саша гнездился в радарной коморке и делил свое лежбище с полоумным, даже по меркам тайги, подпрапорщиком Уйкиным, который бежал из дома на старой «Волге», спасаясь от алиментов и голосов внутри головы. К Сибири Уй-кин добрался только с рулем в обмороженных руках и неизвестной только ему индийской песней. Как сам он объяснял встречным, шел он в Индию, для полы-сения там и дальнейшей жизни. Только на краю Земли нашел он пристанище у самого далекого океана, потому что идти дальше было просто не куда. Приле-пившись к авиаполку он подметал мусор и пугал галок, за это его и кормили, правда раз в неделю, остальной рацион составляли галки и разные убитые под-прапорщиком пчелы, шмели и мухи. В истерике Уйкин писал письма в род-ные города, но на утро рвал их и тихо плакал. Уйкин и Дядя Саша были креп-кими друзьями и ходили всюду вместе, только к Саше Уйкин не ходил, видимо потому, что боялся ее кровавого взора.
Дядя Саша хорошо обосновался и даже хотел жениться на местной Бабе Васе и даже сделал для нее хороший гроб, но буквально за месяц до свадьбы Вася взя-ла и померла. Ее торжественные похороны полк отмечал целый месяц, всем было весело, слегка конечно и грустно. А бабка лежала как живая, только слег-ка тронутая плесенью. Дядя Саша горевал долго, даже думал бежать с Уйкиным в Индию, но отсутствие дороги и видимых направлений к Родине Будды отби-ло у них последнее желание. Так они и остались в дружном коллективе авиа-полка у самого синего океана, подмывавшего бывшую великую империю.



Ночная вахта на радаре

Ночной аэродром прекрасен – тихое и безмолвное поле в редких белых точках – это спят местные коровы. Зимой, когда поле занесено снегом говорят еще прекраснее – снег светится и игриво сливается с небом звезды, которого от-ражаются в снегах, полях и болотах. Но в ночную вахту спать нельзя – и состав полка попеременно дежурит на радаре, что бы засечь возможного врага.
Это большое искусство заметить вражеские самолеты за сотни миль и при этом не включать давно неисправный и разукомплектованный радар.
В одну из таких ночей я и записал рассказ замполита авиаполка.
- Сам из местных. Да согласен – редкий случай, что, такой как я, смог стать членом большой летной семьи – так я себя называю. Конечно, я не умею водить воздушные корабли, да и сам летал-то пару раз в начале службы, и то весь ящик в котором меня везли заблевал, а на земле еще и обосрался. Да был грех, но так не всем дано это, парить в небе, мы работники наземных сис-тем всяких, уверяю вас не менее важны, чем летный состав. Да и как посмот-реть. Да. Вот без повара, не подымешь штурвал, и более того, ежели гомночист, это само говно не уберет из самолета, то понимаете ли такое дело, – перегруз и не взлетишь, так еще и машину угробишь. Я вот помню, когда еще летали само-леты-то то так и было. Вот. Решили значит лететь и бомбы даже загрузили, – на полигон лететь, опять картонные коробки деревянными бомбами, значит, драть то. Но здесь вперед, а самолет не взлетает. И осматривали и ремонтировали, а не как. А что оказалось, да, да именно говно, его за кабиной уж центнер скопился, так говно и тянуло наш ракетоносец к земле. И вот говно убрали, и полетела машина как новая, даже не разбилась при посадке. А кто неполадку устранил – инженер полка – нет, техник – нет, а все он – говночист. Я и говорю, очень все в авиации важны, все здесь и пропитано духом, таким крепким, и мужским, на-стоящие мужики только и служат на самолетах, кто летает, а кто и говно возит, а ты не стыдись, без говна-то и карась не плавает. Часто один говночист важнее полка самолетов. Ты вот спроси у меня, я и в чины уже вышел, а к шестидесяти точно до капитана дотяну, что у меня в душе, и осталось, так и я тебе и скажу, это родное то пока говночистом был, да тогда дело было, и сейчас по ночам, ле-тунам-то нашим небо, да звезды видятся, а мне не, говно я вижу, да и, говно цветов разных, запах чую, как черпал его помню, сплю, а чую гомно опять в ру-ках, как штурвал ракетоносца, а просыпаюсь , и точно - опять обосрался я, ну и, что говно оно как родное мое, близкое. Мое говно, оно самое лучшее может в мире, и есть, вот и говорят у них там, и то, и это, и вот так, а я так скажу хошь у них и блохи на аркана скачут, а у нас самое пахучее говно, ведь сеном и лесом, еловыми шишками так и пахнет, так в нос шибает, что слеза по шеке бежит, жрал бы его, да на всех ведь нашего российского говна не хватить, вот они в Африке и голодают, им бы хоть простора, воли да говна нашего жевнуть. Эх, молод был так бывало с девкой пойду гулять, идем мы, а я насру и мну говно руками, вот оно родненькое, ей и говорю не стесняйся говна, ешь за обе шеки, для тебя и говна своего не пожалею, сядем с ее и жуем говно, и приятно так, как сейчас помню. Эй, молодость сейчас уже и не вернешь, а говно оно тут всегда при мне, жри и дивись природе.


Командир полка по прозванию ВИКТОР Михайлович был, к несчастью только был, большой оригинал, он увлекался Востоком и самыми глупыми фильмами Тарантино. Он даже писал ему письма и послал Свой сценарий этому большо-му мастеру.
Лучший детектив
(сценарий для товарища Тарантины)


Они убили Его друга. Он стал Их искать и доказал, что они связаны с мафией и наркобаронами Северного Бангладеш.
За это Они взорвали Его дом, Его машину, убили Его жену, Его детей, Его со-баку, утопили Его аквариумных рыбок и напоследок жестоко замочили старого больного попугая.
Он встретили Ее и вместе Они убили Их всех, кого ножом, кого бомбою, кого трактором.
Он женился на Ней.
Дом был застрахован, машина была застрахована, аквариум был застрахован, жена был застрахован, дети был застрахован, собака был застрахован, рыбки на что мелкие ****и, но тоже были застрахованы. Попугай да, но впрочем, он был, все равно не жилец.
Получив страховую премию Он женился на Ней и Она родила ему троих детей.



Эпилог

Она родила Ему троих детей, потом еще троих детей, потом еще и еще и так каждый Новый год, Рождество, Крещение, Пасху, День Парижской Коммуны и день Независимости и все остальные дни года Она рожала Ему детей.
Когда Ему остаебла это свиноматка Он убил Ее, своих детей, свою собаку, сво-их рыб, старого негритоса – садовника и эфиопа – уборщика, Он взорвал свой проклятый дом и свою старую машину, напоследок он убил сам себя.


А что же попугай, так он тоже умер, то ли от горя, то ли от запора, то ли про-сто от ужаса всего пережитого.

К несчастью Тарантино командиру не ответил и последний был очень раздоса-дован и целую неделю пил в два раза больше прежнего, но потом у него зажи-ло.

Аборигены и прочая местная сволочь


Аборигенами называли местных жителей, тех, что выжили при химиче-ских атаках ипритом и фосгеном на клопов и тараканов, учебных бомбардиров-ках окрестных лесов и полей, не отравились красно-синим техническим спир-том и не попались в кровавые лапы местных чекистов.
Местные, по правде сказать, были народом закаленным и крепким. Види-мо определенную роль в этом сыграл естественный отбор.
Местные – аборигены умело и грамотно выживали негде не работая и не получая ни какой зарплаты, более того, они еще умудрялись и нападать на аэро-дром с цель грабежа и диверсий.
В последнем случае по утверждению местной контрразведки не обходи-лось без англо-китайской агентуры снабженной американцами и обученной би-тыми мемуаристами гитлеровской армии. Однако, что ни говори местные жили хорошо, главное вольно – у них не было начальников и всяких там парторгов и коммунистов среди них тоже не было. Этот странный на первый взгляд феномен объясняется сравнительно просто – все начальники сами самой слились с мас-сами, а последний секретарь местной партячейки значившийся по паспорту Михаилом Сергеевичем Горбачевым, а у аборигенов звавшийся просто «сом горбатый», объявил Ленина проклятым троцкистом, нашел 11 несовпадений и противоречий в знаменитых 10 тезисах Мао Цзедуна, после чего известил весь мир о построении развитого коммунизма в отдельно взятой местности и спустя неделю умер от злокачественного поноса отягченного белой горячкой.
Местного милиционера ожидал более ужасный конце – будучи в лесу он вступил в неравный бой с несколькими неизвестными лицами, одетыми в шку-ры бурых медведей и был ими безжалостно съеден, оставив жене только пряжку от ремня, копии протоколов о собственном задержании в нетрезвом виде и не-сколько крупных белых куриных костей, которые он хранил у сердца как память о далекой любви на черноморском курорте.
После этого жизнь аборигенов вошла в тихое русло полной анархии, ко-торая, как известно лучшая мать и сестра порядка. Жили аборигены с собст-венных участков, охоты, продажи молока, творога и ворованных частей самоле-тов на ближайшей железнодорожной станции. Жили весело и дружно – жени-лись и разводились с гулянками и плясками, но без загсов и милиционеров.
Такая жизнь оказывала разлагающее влияние и на состав авиаполка. По данным неназванного источника некоторые летчики тайно бежали к аборигенам после чего, отрастив бороды и женившись на местных, слились с аборигенами и уже не мечтали о небе, радарном дежурстве и учебных полетах. Таких было впро-чем, не много – какой настоящий летчик променяет романтику неба, на прозу деревенского обывателя зависящего только от себя. Более того, местный чекист которому прошлой весной злые аборигены сломали обе ноги за то что, наблю-дая за англо-китайской агентурой он вооружившись тридцатикратным бинок-лем постоянно выбирал место возле женской бани, сообщил мне, что это вовсе не беглецы, а его агентура с которой он по неизвестной причине временно ут-ратил связь. Но когда ноги все – таки заживут, уверил он меня, то верный долгу чекист попытается такое положение исправить. Сам же особист перебрался в полк с Большой земли после скандала устроенного его женой на следующий день после свадьбы. Жена орала в коридоре перед свом подружками: «Я с этим.. три года встречалась, а он даже и не рассказал, что у него не ***, а огры-зок». Услышав это особист вышел в окно а вылечившись, домой уже не вер-нулся.
Впрочем нельзя сказать что авиаполк совсем уж не общался с аборигена-ми и на то было две причины и обе как ни странно половые – во первых, кому-то надо, было мыть полы в полку, а во-вторых, не все летчики могли мечтать только о небе и гуле моторов, иногда их телам хотелось и чего еще, потакая этой слабости они и женились на аборигенках.
Уборщиц из аборигенов работавших в полку кто-то из летчиков еще дав-но окрестил «компрадорами», а аборигены из звали проще – «курвами» и «со-лидольными жопами». Пару лет назад. в период обострения отношений авиа-полка с аборигенами. когда случайно на поселок упала бомба и к недоумению летчиков еще и взорвалась. одна из уборщиц пропала без вести. пропала просто – пришла домой, а в полк уже не вернулась. Уборщицу эту долго искали, вы-крикивая по лесам и болотам: «Татьяна Андреевна, Татьяна Андреевна», но так и не нашли. Это впрочем, не помешало оживленному товарообмену между або-ригенами и авиаполком – через посредников с солидольными жопами.
Вопрос женитьбы был не менее сложным, – какая девушка не мечтает выйти замуж за летчика, да никакая и не мечтает. Впрочем, изредка желающие находились, и они вливались в громадную и неживую семью под названием «офицерские жены», которым оставалась ждать на десяти квадратных метрах общежития располагавшегося в местном районе «заебино». Но все житейские неурядицы не мешали летчикам нечасто, но честно и открыто принимать вызов суровой воздушной стихии.

 

Часть 2. Главная. Опасное задание.


Приказ президента

Ратные будни полка были прерваны приездом в полк сурового дядьки на мопеде с огромным портфелем. Дядька пришел к командиру полка и после раз-говора с ним сел в отдельном кабинете с телефоном. Там он просидел дня четы-ре и совершенно неожиданно принес командиру полку расшифровку телефоно-граммы, после чего поел в полковой столовой, просрался в полковом сортире, сел на свой мопед и уехал, впрочем через три дня он все равно умер, хотя и без мучений. Полк же был немедленно поднят по тревоге на построение.
Ветер с далекого океана трепал и мял знамя полка.
Командир полка подал команду: « Смирно» и обнажил саблю.
- Бойцы и командиры, братья и сестры, граждане и гражданки, осуж-денные и репрессированные, наши дорогие монгольские друзья! Только, что нами получен сверхсекретный приказ лично от нашего с вами господина прези-дента. В нем совершенно секретно приказано нам подготовить один из наших могучих кораблей с целью полета в дальние страны и уничтожения врага чело-вечества номер один Саддама Бендера. Выбор пал именно на наш полк извест-ный во всех вооруженных силах своей выучкой и высокой дисциплиной. Нам доверено задание высочайшей важности и трудности. Товарищи, сыны мои, вы-полним задание любой ценой. Коммунисты, комсомольцы и беспартийные шаг вперед.
Полк весь шагнул вперед и заученно, но нестройно прокричал: «Служу Советскому Союзу!»
- Я так и знал, - продолжил командир полка – у нас все добровольцы. Но товарищи признаюсь вам - я не могу справиться с охватившим меня жутким волнением, что недостойно командира прославленного летного полка. Да здрав-ствует наша советская Родина!
С этими словами командир полка положил шашку между бетонных плит аэродрома, трижды ударился об нее головой и немедленно умер. Полк прокри-чал: «Служил Советскому Союзу» и строем пошел на обед.


Подхватить павшее знамя.

       После обеда боевые соратники командира полка стали обсуждать, столь странный поворот событий. Было решено пробраться в кабинет командира пол-ка и узнать содержание приказа Президента. Замполит полка, заместитель ко-мандира полка и главврач зашли в кабинет командира, ее хранивший дух уже мертвого хозяина. На столе лежали обрывки бумаги, среди которых лежал испи-санный мелким подчерком командира полка лист серой дешевой бумаги:
«Реют красные флаги над башнями и это жизненно. Пенсионеры вымер-ли по собственной воле, рабочие сами отказываются получать свою огромную зарплату и дохнут у станков от голода, пионеры сбиваются в стаи и грабят обо-зы на больших дорогах. В Беловежской пуще объявился правнук батьки Махно, гашники не штрафуют на дорогах, Президент подал в отставку, Абрамович раз-дал все богатства народу, в Тамбове местные бандиты насильно раздают свои «Мерседесы» и БМВ простолюдинам, Китайская стена больше не является пре-градой для СПИДа и атипичной дизентерии, а нефти, нефти столько, что она льется из водопроводных кранов, хлеб, конопля и мак растут прямо на улицах, на яблонях распускают ананасы и персики. О, что-то теперь будет со святой Ру-сью, куда мчишься ты о Русь монорельсовая дорога! Тень анархии и черные крылья террора витают над тысячелетней державой Рюриковичей. Свобода сия-ет над старой 24 часа в сутки, коровы проявляют бешеный патриотизм и доятся только сметаной, свиньи набирают десять пудов веса за месяц и это если их не кормить, если кормить, то и двадцать-двадцать пять пудов и это только чистое мясо, а есть еще и кости. Кости идут на экспорт в Кению, где из них делаю сло-ников и прочую пакость. В довершение национальных бедствий в отставку ушел Лужков и устроился дворником на Красной плошали, Жириновский при-мирился с Зюгановым пришел в Мавзолей и целовал Ленинаа в жопу. Весь мир примерился, Хуссейн выпушен из тюрьмы и устроился демократическим прези-дентом Ирака, Бен-Ладен взорвал весь Манхеттен и американцы ему за это бла-годарны, Буш лично вручил ему ключи от Белого дома и подарочный набор гек-сагеновых шашек. Люди всего мира поют песни и веселятся, увеселяться, увесе-ляться. Наступил поистине золотой век человечества. Почему это происходит, спросите Вы, да все так просто - Ленин, Ленин воскрес, но не сам Ленин, не он, а только его жопа, она живет в Мавзолее и руководит страной, она уже издала три декрета: «Декрет о жопе», «Декрет о мире» и «Декрет о Луне», все народы нынче свободны и срочно переселяются на Луну, где и есть истинный социа-лизм и ленинизм (устаревшее выражение, теперь говориться жопизм). Жопизм это единственная и самая передовая идеология мира, ООН провозгласила жо-пизм основной целью цивилизации, во Франции жопы объявили себя свобод-ными и независимыми и живут отдельно от людей, в глухих пещерах, под мно-гометровой толщей земли. Их так и зовут жопы – отщепенцы, но истинные жо-пы дружат с людьми. Как то говориться, жопа она друг человека».
Главврач, прочитав весь этот берд и смахнув слезу, произнес:
- Товарищ, командир, Витенька, ну что же ты наделал.
Краткий обыск быстро дал результаты – в открытом сейфе лежал пакет: «Приказ Президента России. Вскрыть лично командиру полка». Сразу стало яс-но, что в этот трудный, но героический и несколько тревожный день столь драматическая гибель командира внесла неразбериху в выполнение приказа, смысла которого в полку даже не знали, поэтому коллегиально было решено вскрыть пакет, но при этом сделать надпись: «Командир полка мертв. Вскрыли пакет замполит, замкомполка и главврач. Дата и подписи».
После длительного обсуждения так и сделали.
 В пакете находились различные инструкции, и бланк канцелярии Прези-дента РФ где точно указывались время и место нахождения Садамм Бендера. Дата на приказе стояла завтрашнего дня.
В обстановке полной секретности и суровой тишины слово взял зампо-лит:
- Товарищи, будут очень краток. Наш долг велит нам подхватить из рук мерт-веца выпавшее знамя и выполнить задание Президента. Завтра мы зальем в мо-торы масло, если, конечно, его всю на жарку картошки не извели.Если к утру солнце не взойдет, то начинать придется в темноте.
Все молча согласились с этим и тайно вышли из кабинета.



Выполнить любой ценой

Накануне вылета в полку образовалось несколько группировок по вопро-су о способности самолета взлететь. Первая во главе с инженером полка утвер-ждала, что самолет не взлетит. Инженер полка на основе собственных экспери-ментов заключил, что предметы тяжелее воздуха не летают, при этом он опи-рался на опыты с воздушными шарами и бумажными самолетами – если первые могли летать, то вторые просто падали на землю.
Вторая группа утверждала, что самолет вполне возможно и может взле-теть, но при ряде условий – определенной скорости ветра, объема горючего за-каченного в баки; качества автомобильных покрышек, которыми заменили ды-рявые авиационные шины.
Наконец третья группа утверждала то, что самолет непременно взлетит, эту группу составляли молодые придурки, - романтики только что из военного училища и тетка уборщица, которая в качестве аргумента привела ее личную расшифровку слова «самолет» - «сам» - «летит» и на основе этого сделала вы-вод о летных качествах пятидесяти тонн металлолома в ангаре, а молодые лет-чики и вовсе не обосновали своего радостного оптимизма.
Вскоре победила мудрость и опыт: тетка – уборщица была заклеймена как апостол метафизики и оправлена в однодневный отпуск за свой счет, молодых летчиков просто послали на товарную станцию – таскать цемент.
В связи с этими научными фактами на переднем плане авиационной нау-ки остались две первые версии – не взлетит, потому, что не летает и возможно, что и полетит.
Сам экипаж накануне вылета провел две рулежки по полосе, при этом ка-питан проявил подлинное летное мастерство и умело объезжал все колдобины на взлетной полосе. Однако по вопросу о летных способностях самолета экипаж хранил строгий нейтралитет, смысл которого озвучил капитан: « - А, Ну, не зна-ем, но будем стараться. Служим Советскому Союзу!».
Вечером накануне полета перед героическим экипажем выступил зампо-лит полка и оркестр самодеятельности. Основной идей этих выступлений про-ведений, как в прозе замполита, так и в песнях балалаешников-баянистов было: «Товарищи, вы должны выполнить задание любой ценой».
 В ночь перед вылетом экипажу могучего ракетоносца был обеспечен возможный покой в одном из заброшенных ангаров. Чтобы летчиков не трево-жили аборигены и чтобы сами летчики не сбежали от неожиданной славы и по-чета, к ним приставили усиленный караул, а у единственного окна поставили старшину с выбитыми зубами и искусственным глазом. Моральный дух летчи-ков был на высоте. Правда, один из стрелков вдруг подумал повеситься, но не-правильно затянул петлю и только растянул свою шею и поцарапал щеку. После чего весь экипаж заснул здоровым сном исполненных своим долгом людей.



Завести моторы!

Утром летчиков подняли в шесть утра и под конвоем доставили в столо-вую. Перед полетом полагалась усиленная норма питания, но рачительный зав-хоз выдал только много фиников в маленьких баночках и копченую селедку.
Во время завтрака из динамика доносились хриплые звуки отечественно-го гимна, а за окном замполит размахивал красным флагом и кричал:
- Сохраним космос нашим детям! Все на борьбу с чумой! Кто не ра-ботает тот не ест! - И многое многое другое. В это же время оркестр играл гимн Советского Союза на мотив народных песен. Праздничную обстановку создава-ли так же траурные ленточки, которыми были увиты чахлые цветы в столовой.
 За пять минут до семи в столовую вошел инженер полка и на входе снял шапку. Голос его скрипел и дрожал, выдавая волнение, верного друга пилотов:
- Тттоварищи, ррродные вы наши, сссамолетик-то заправлен, мотор-чики-то прппрогреты, бомбочка-то подвешена и заряжена, да только боюсь, не взлетит, нет у него воздушных шаров.
Инженер всхлипнул, смахнул тщедушную слезу и вышел.
Перед самим вылетом штурман вымазался яйцами и вывалился в панировочных сухарях. На вопрос замполита: - «Зачем?», он ответил: Если я сгорю, то короч-ка хрустящая получиться».
На всякий случай штурмана связали.
В семь летчики вышли на плац.
Дядя Саша и Уйкин вынесли стяг полка, Саша изображала правый фланг ге-ройского авиаполка и немного повизгивала, от ветра наверное. За ними вышел замполит в новой куртке. «Свиная кожа», - сказал змполит и похлопал по рука-вам своей куртки и покосился на Сашу.
На плацу в скорбном молчании выстроились летчики, техники и уборщи-цы легендарного полка. Ветер с далекого океана рвал красное знамя полка, из-влеченное по торжественному случаю из кладовки, замкомандира полка вышел из плотной толпы провожающих и конвойных:
- Задание верховного главнокомандующего об уничтожении всемир-но известного террориста, подтверждено, наш гвардейский четырежды красно-знаменный орденов Суворова и Ли-сицына полк выделяет для этой великой за-дачи лучший экипаж капитана Га…..
       Ветер унес его слова, и только слюнявый и кривляющийся рот замполка намекал на слова его быстро обретавшей исторический чугун речи. На дальнем плане инженер полка пытаясь перекричать вой ветра доказывал особисту: Сразу не надо тащить, может быть они и сами в самолет залезут..
Летчики перекрестились и неторопясь, залезли в самолет, после чего лю-ки самолета, для большей надежности, были забиты гвоздями.
Капитан тронул ручки штурвала:
- Второй пилот запуск двигателей.
       Второй пилот быстро сверился со схемой и нажал сначала три рычажка, а потом пересчитав двигатели нажал и четвертый.
Бортмеханик стал считать:
- Первый пошел, третий пошел, четвертый пошел, Командир второй не заводится.
- ***ня, - капитан, тронул штурвал, - заведется.
Тяжелый самолет медленно покатился по разбитой полосе, нарастала скорость, и носовое колесо плавно поднялось вверх. Пробежав большую часть полосы, самолет дернулся и повис в воздухе.
- О боже, еб твою мать, - летим!!! - заорал со своего места штурман.



Уйкин и Дядя Саша стояли в конце взлетной полосы, когда над ним тяжело пролетел огромный бомбовоз. Смотря на него они задирали головы все выше и выше и одновременно грохнулись на землю. Лежа они видели бездонное небо и медленно уходящий к горизонту самолет. Подняться они даже не пытались. Спустя несколько часов Дядя Саша продумал ситуацию и прошептал:
- Подпрапорщик, мы же с тобой дешевые экуменические пингвины и упав на спину не сможем подняться без посторенней помощи.
Уйкин покосился на него:
- Совсем не сможем?
- Да, совсем, - ответил Дядя Саша.
- Тогда плошайте, Дядя Саша.
- Для вас просто Саша, - замирающим голосом произнес бывший зэка.
- А для вас просто Андрюша, - ответил Уйкин.
А ты знаешь, сказал Уйкин, спустя несколько минут, - ведь у меня в жопе жи-вет семья врачей.
Пауза.
- Долго, они у тебя живут, - спросил Дядя Саша.
- Не знаю, - ответил Уйкин, - но скорее всего не мене сорока двух лет.
Обменявшись фразами, они обратили свой бессмертный взор к бескрайнему небу которому отдали лучшие годы своей жизни. Когда они померли в полке так и не узнали, и только годы спустя на месте их героической гибели местные пионеры соорудили фанерный монумент окрашенный ядовито-канареечной краской, но это уже совсем иная история...


Курс на юг

Когда ракетоносец поднялся на четыре тысячи метров, капитан потребо-вал боевой курс, штурман слегка задумался, получил сапогом по голове и четко отрапортовал:
- Курс точно на юг. Полный вперед.
- А где он юг, - капитан посмотрел на компас, - вверху или внизу.
- Скорее всего, по середине, - штурман задумался, увернулся от сапога капитана, - правьте к центру, товарищ капитан.
- Понял не дурак, - капитан развернул корабль.
Прошли четыре часа длительного, но все еще боевого полета, когда не-ожиданно в кабину ворвался бортинженер и заорал:
- Капитан! Капитан, масло и бензин вытекают! Бензин теряем!
Действительно, на шкале приборов указатель бензина был практически на нуле.
- Сколько еще продержимся, - четко задал вопрос капитан.
- Не более двадцати минут, а потом все. Убьемся.
- Не ори, иди на место, мудак.
Капитан встал и захлопнул дверь кабины за убежавшим бортинженером, пристегнулся к креслу и включил внутреннюю связь.
- Экипаж, наше положение исключительно тяжелое, бензин на нуле. Что-бы не рисковать экипажем приказываю вам всем покинуть корабль и спастись путем приземления на парашютах. Прощайте товарищи.
Прошло несколько минут тишины.
- Нет , командир, - сказал штурман, - я не уйду.
- И я, - ответил второй пилот.
- Мы останемся, - передали с кормового пушечного поста.
- Вместе взлетели, вместе и сядем, - выкрикнул бортинженер.
       Капитан взялся за переключатель связи:
- Приказ остается в силе, покинуть боевой корабль российских военно-воздушных сил….
 Бортинженер включился и перебил командира.
- А чего мы в этой жизни забыли. Я когда, в школе учился, то отец шифер купил. Сам и полез крышу крыть. Полкрыши покрыл и упал. Разбился. Не насмерть – две недели поболел и все ж умер. А мать потом и говорила: «Бе-реги сынок крышу, за которую отдал жизнь твой папа». А прошлым летом кры-ша сгорела, да не одна, а с домом. Вот дела какие.
Штурман отложил карандаш и уставился в боковое стекло:
- А моя мать была ****ь. Оставила меня бабке, а сама в райцентр смоталась. Так маляром и работала, с каким-то непутевым спуталась, они с ним в бане были, а у того жена вернулась. Ну, в баню и полезла, а мать как была го-лая так и бежать по огороду, да та догнала и лопатой ее зарубила. Вот как бабка узнала о таком, мать хоронить и не взяла, я и не знаю где зарыли.
В корабле стало тихо только еще шелкали приборы, и сверкали индика-торы приборов.
Капитан прервал похоронное молчание:
- Все понятно, товарищи офицеры, таких историй наберется на борту с тыщу, но я приказываю: «Прыгать и спастись любой ценой». Бортин-женер, открыть спасательные люки.
- Есть, - ответил бортинженер и достав гвоздодер стал выковыривать гвозди из люка, спустя три минуты ему удалось выдавить крышку люка наружу и экипаж дисциплинированно выпрыгнул из самолета. Капитан проследил за свободным падением своих товарищей - их фигурки быстро неслись к поверх-ности бескрайнего океана.



Подвиг командира

Он был один. В кабине ракетоносца мигавшей огнями приборов, остался только он – командир. Так он решил еще с училища, нет, раньше, много раньше, не признаваясь себе и окружающим. Вот так. Когда станет плохо он останется на борту, один, как командир и как коммунист. Так остался его дед на прослав-ленном, и им же потопленном «Варяге», и его отец – ас Второй мировой остал-ся в своем трофейном «Опеле» который разбился, снеся киоск «Союзпечати».
Темный горизонт, подсвеченный зелеными индикаторами приборов ка-бины, ненавязчиво говорил о близком и даже желанном конце всего. Впрочем он спас экипаж, оставив себе самому только двадцать минут до глушения мото-ров и падения в ночной океан.
Оттолкнувшись от штурвала, он закурил, рассматривая звезды в боковое стекло. В эти предсмертные минуты только одно терзало капитана – горькая кончина замученной с его помощью бабки. Еще в десятом классе, уже тогда полоумная бабка отказалась дать ему двадцать рублей на желанный велосипед и он, юный комсомолец послал ей трехлитровую банку говна. Когда же к бабке приехал отец и услышал ее рассказ о внукином подарке, то он, конечно же, не поверил ей, посчитал совсем сумасшедшей и сдал старую в районный дурдом, где она и загнулась на пшенных и овсяных кашках. А будущий капитан в это время уже взлетал на учебных самолетах со строгими, но справедливыми инст-рукторами, которые для предосторожности связывали ученикам руки за спи-ной, перед тем как посадить их в крылатую машину...
Присутствие сквозняка ощутилось сразу, видимо сорвались крепления шлюза, через который вышел экипаж, на высоте десяти километров самолет просто разорвет от высокого давления. Соседнее кресло скрипнуло и поверну-лось. Значит, началось, и это было все.
- Ну, здравствуй герой, что не сплоховал?
Капитан осознавал это как бред, вызванный быстрым падением давле-ния, но медленно повернул голову, ловя последние мгновения жизни – в сосед-нем правом кресле сидел прошлый командир полка, глядя в даль и не шевеля губами говорил с ним.
- А машинка хорошая, – раздался голос.
- Да, немецкий проект,– подтвердил прошлый командир полка и гу-бы его дрогнули.
Капитал присмотрелся: то ли командир сидел на голове, то ли голову ему приделали вместо жопы, но на том самом месте, где у людей жопа, а у баб про-сто здоровая жопа, у него была усатая ухмыляющаяся голова.
- Так я ведь говорил – нет глаз - видь жопой – голова ему подмигну-ла и дернула левым ухом. Капитан присмотрелся и узнал легендарного Платон Сидоровича.
- Не боись, – сказал прославленный инвалид – все сделаем как надо, не впервой.
Стрелка показывала остаток топлива, которого хватило бы на пяток ми-нут полета.
- Пора – сказала жопо-голова.
- Пора, - подтвердил прошлый командир полка. Он сунул руку за приборный щеток и быстро вынул обратно. Самолет ощутимо подался вверх. Прошлый командир полка выключил двигатели, отключил бортпитание, и каби-на стала темной.
- Наберем километров четыреста и определимся.
- Добро, – ответила жопа с лицом Платона Сидоровича и попросила - командир поерзай жопой, а то ты мне все ухо отдавил.
Капитан ожидал всего, но чтобы последние минуты его героической и беззаветной жизни прошли в кампании призрака с болтливой жопой, он не предполагал. Да жизнь не удалась и Танька ****ь, и сам дурак, но ведь и по-дохнуть не дадут. Все, понял капитан, - спятил.
Капитан встал из кресла:
- Я пройдусь, пойду.
- Погуляй милок, разомнись, – жопа улыбнулась усами. Прошлый командир полка смотрел вперед.
Капитан встал и только сейчас понял, что они поднимаются, точнее нос машины шел вверх, под углом градусов 40, он открыл рубочную дверь и ноги подкосились – за штурманским столиком сидел неизвестный ему лично летчик в мятой фуражке, кожаной куртке, синих штанах и теплых унтах. Он подсвечивал карту маленьким фонариком. Потом он обернулся:
- Доброй ночи, герр командир, – и снова уставился в карту.
 Положение капитана было ужасно – сзади безусловный покойник с гово-рящей жопой – впереди немецкий (вражеский!) шпион. Капитан напрягся, со-средоточился и сделав беззаботное лицо, кивнул немцу и пошел дальше. Но дальше было хуже – в посту бортинженеров сразу три немца что – то крутили на панели управления, при его появлении они дружно встали и поприветствова-ли его.
Капитан тронул ларингофон:
- Вызываю пушечный кормовой пост.
Спустя несколько секунду донеслось:
- Яволь, герр командир.
Так, значит в корме еще как минимум двое немцев. Обложили. Капитал повернул назад в кабину, но немцев за штурманским столом стало уже тоже двое, причем они о чем – то даже спорили.
 Капитан нахлобучил шлем, застегнул летную куртку, ввалился в кабину и захлопнул дверь в штурманскую.
- Не продуло на ветру, яйца к жинке берегу, – жопа командира полка сверкала глазами и двигала левым ухом.
Самолет набирал высоту.
       

Задание выполняется

Капитан знал одно – не отступать и не сдаваться. Он тронул штурвал и перевел управление на себя – сейчас он сорвет самолет в пикирование и погиб-нет вместе с нацистами и реанимированной нечистью. Однако самолет не по-слушался рулей и продолжал набирать высоту, только сейчас капитан ощутил легкую вибрацию машины. Звезды неслись навстречу, и он прикинул на глазок скорость. Сжался в кресле. Да, он сын полковника советской авиации и внук матроса потопившего «Варяг» перед смертью просто сошел с ума. С такими скоростями даже они, они – американцы не летают!
- Расскажи ему.
- Сейчас долетим, расскажу, потерпит, не сахарный.
- Не мучь хлопца – расскажи – просила прошлого командира корабля жопа.
- Ладно, - прошлый командир полка надвинул на лоб гермошлем. – Товарищ, капитан вы находитесь на стратегически важном корабле, проект осо-бый, созданный немцами еще в 1944 году. Цель – уничтожение огромных ме-теоритов летящих к Земле из созвездия Ыбуцапль. Корабль захвачен советски-ми войсками в 1945 году и с тех пор усовершенствован путем добавления к арийскому оружию православной символики и особой коммунистической ауры. Оружие особое – психонейтофазитронное. Экипаж корабля состоит из призра-ков и одного человека. Все кого вы видите здесь прошли специальную подго-товку и умерщвлены в особых условиях, обеспечивающих сохранение и рабо-тоспособность духа в физическом мире. Иначе эту поебень в космос никак не поднимешь.
- Раньше на нем мы Гесса возили, он еще с англичанами кататься хо-тел, а у них и не вышло, - загомонила жопа, - вот потом его по секретному дого-вору нам и передали, он-то и пулял. А потом вдруг взял и сдох. Стерва.
- Да, капитан, это так. Корабль управляется только призраками, но выстрелить может лишь живой человек, только живое биополе способно спро-воцировать нейроскачок в полях П и Х поэтому вы и оказались на борту. Как понимаете, на месте нациста Гесса, который дезертировал в астрал. Ваша задача простая – вызвать скачок, а об остальном позаботятся наши специалисты. По-нятно?
- В общих чертах, - капитан, смотрел на приближение Луны, - но мне-то что делать.
- В том – то все и дело, неожиданно для... Впрочем, не важно для ко-го к Земле темными силами оказался запушенным сверхметеорит, Брюс Уиллис в этот раз подкачал, поэтому эту миссию доверили нам. Ошибиться нельзя и без вести пропасть нельзя. Или победа или ****ец, всем и всей планете.
- В самый критический момент вы должны подумать о самом близ-ком, родном и важном в жизни, но подумать искренне и свято, только этот и вы-зовет нейроскачек. Наши специалисты направят его в определенную систему и особо структурированный космический эфир вызовет распад метеорита.
- Но как же народы мира, - произнес капитан, - как наше атомное оружие, почему не собьют метеорит?
- Да, ты что ебнутый, - начала жопа. Но прошлый командир полка прида-вил ее к креслу:
- Крепитесь капитан, атомного оружия нет и не когда не было. Оно в принципе не возможно, это доказал еще Сакачу. Иллюзия.
- Но взрывы - то они, были.
- Были, только графика тогда еще черно-белая была, массовый психоз, да и только. А триллионы рублей и долларов ушли на разработку нашего с вами самолета. Этого самолета. Вот так-то капитан.
- Боже, ну что же будет, - капитан закрыл глаза руками.
- Конкретнее говорите милейший, если хотите поговорить с Богом, я включу передатчик и на 14 волне вы с ним свяжетесь, а если о деле то, ваша задача сбить метеорит. Вспомнить самое родное и близкое. Создайте образ са-мого дорого. Думайте, капитан думайте.
Жопа выглянула из под кресла и промямлила:
- А когда ты истинный образ создашь, и пыль в кабине его образует, то-гда значит, залп и происходит. А против космического эфиру почитай ничто ус-тоять не может. Осознал, залупа тамбовская?



Огонь по врагу!

Несколько разворотов в комическом пространстве и ракетоносец оказался перед гигантским метеоритом, который через лобовое стекло выглядел огром-ной хлебной крошкой, медленно возраставшим в размерах.
Прошлый командир полка стал разворачивать машину, чтобы она оказа-лась с боковых углов метеорита, это давало преимущество при залпе. Платон Сидорович время от времени корректировал курс и вскоре ракетоносец вышел на дистанцию открытия огня. Прошлый командир полка скомандовал:
- По врагу человечества – огонь!
Капитан представил себе родные просторы, русскую землю, бескрайние луга и поля, тайгу. Выстрела не последовала.
Прошлый командир полка скомандовал снова:
- Огонь!
Капитан попытался сосредоточиться на высоких патриотических ценно-стях, любви к Родине, народу, армии, результатом стала только выломанная ка-питаном от напряжения ручка переключения топливных баков. Залпа не было, метеорит приближался.
- Товарищ, капитан, прошу вас сосредоточиться, думайте.
Капитан зажмурился и вновь услышал команду:
- Огонь.
Мысли капитана вились вокруг истинно мужской дружбы, друзей летчи-ков покинувших самолет, повара – алкоголика, почтовых марок, детских вело-сипедов… Бортовое оружие корабля молчало.
- Вот и все, не справился ты, парень. ****ец нам. – Жопа хмыкнула и за-жмурилась.
Метеорит уже заслонил весь окружающий космос.
Капитан вдруг как-то обостренно осознал, что это конец, конец не просто его ****ной жизни, а всего, всего. И ****и-жены, и полка и друзей-алкашей и проклятой тайги и всего того, чего он не видел за свою жизнь, да никогда и не увидит. От проникающего как холод страха он зажмурился, а на лице, выступи-ли слезу, которые сразу же замерзли. Капитан только сейчас понял, что во всей опостылевшей жизни было только одно, то ради чего действительно стои-ло помереть. И что Танька – ***** его уже так и не волновало. А вскружившееся в кабине пылинки мгновенно слились в образ Танькиной ****енки, в которую капитан, и вцепился губами в последнее мгновение своей проклятой жизни.
Окружающее самолет пространство вспыхнуло оранжевым светом, осле-пившем капитана, который так и не увидел, как метеорит, окутанный оранжево - синей дымкой, остановился, а потом разлетелся в космическую мельчайшую пыль.
Капитан очнулся, когда корабль уже направлялся к Земле. Ему было как-то неудобно, тем более, что как только он открыл глаза, жопа весело пропела:
- Проснулся, сластена.
Капитан, поежился в кресле и неуверенно спросил:
- А что Гесс тоже, как-то так это делал.
- Да, нет, - промурлыкала жопа, - Гесс тот попроще был, в основном в жопу свою пальцем тыкал.
Жопа засмеялась, а прошлый командир полка с суровой лаской в голосе сказал:
- Молодец, мы в тебе не ошиблись. Отдохни пару часов, пока это корыто в атмосферу не войдет, а там считай, что дома.

 
 


Смерть Саддама Бендера

- Товарищи, но ведь нам, мне, надо выполнить и приказ Президента. Ка-питан посмотрел на прошлого командира полка.
- Нет никакого Президе… - начала жопа, но командир ее вовремя прида-вил к сидению.
- Вот с какими людьми работаем – даже в минуту всепланетной опасно-сти, вы капитан помните о долге. Благодарю за службу.
- Служу Советскому Союзу, - прокричал капитан.
- А что до Бендеры так это мы сейчас и сделаем. Жопа, Платон Сидоро-вич давайте исчисление на Бендеру.
Жопа, зажмурила один глаз и сказала:
- Командир, поворот на двадцать семь градусов одиннадцать секунд на восток, расстояние семьсот двадцать три километра.
 Прошлый командир полка немного довернул управление, и самолет стал стремительно приближаться к постоянному месту жительства Бендеры. С высо-ты стодвух километров пользуясь только указаниями жопы командир сбросил бомбу.


В логове Бендеры в предрассветные часы было тихо, поэтому падение бомбы никто из окружающих не заметил, бомба пробила перекрытия второго и первого этажей и застряла в полу спальни Бендеры. Сам Бендера очнулся от удара бомбы о пол, когда пыль и штукатурка осела, стало видно торчавшую из пола бомбу. «Вот оно и взошло солнце, да это мой Тулон. Но не ужели это все, - подумал Бендера, - это наверное конец всего. Вот так просто убить главаря ос-вободительного движения. Бомбою. Банально, не логично. Это пошло, слышите Вы, пошло, ведь должна, должна быть она – высшая справедливость! Я лично против, как можно, за что, ну чем я лучше других, не достойных такой ужасной участи. В конце концов, я могу обратиться в ООН, в ЖЭК по месту жительства, ах, да это будет не возможно. Сейчас перед глазами должна пройти вся моя жизнь, а вот в голову ничего не лезет, а пыли, пыли, пыли – то сколько. В носу так и шекочет, проклятая пыль. Но я спрашиваю за что, чем не устроила этих жирных жлобов моя беззаветная борьба с капиталом и империализмом, а про-стой народ, он – то я уверен будет против такого убийства. Да народ будет про-тив, так что не зря боролись, но только ради народа надо не просто подохнуть, надо дать революционный пример, как Че, даже лучше, пример полного само-пожертвования и презрения к смерти, ради нашей революции».
Бендера вскочил с кровати, схватил кинжал лежащий на полу и вонзил его себе в сердце, после этого он немного постоял и с криком и шумом рухнул на пол забрызгивая его своей террористической кровью. Через пару минут взо-рвалась и бомба, разнеся весь дом, а вместе с ним и пару кварталов не безыз-вестного читателю города.




Домой.

После атаки логова Бендеры ракетоносец развернулся и скользя в тропо-сфере стал приближаться к границам нашей Родины. Скорость медленно гасла, с высоты девяти тысяч метров запустились двигатели, самолет дернулся, управ-ление вновь заработало. Капитан инстинктивно схватился за штурвал и выров-нял машину. Только теперь он заметил, что в кресле второго пилота пусто, не рассчитывая на многое, он попытался связаться с другими членами призрачного экипажа, но это было уже безуспешно. От экипажа осталась только записка на сидении второго пилота: «Правь точно по курсу карандаша». Карандаш был вколочен в шкалу радиокомпаса и когда капитан развернул самолет, он увидел вдали океан, в прогалине тайги серела бетонная полоса аэродрома. Самолет слегка потряхивало, но управление действовало четко, капитан, стал снижать самолет с таким расчетом, чтобы он коснулся колесами начала бетонной поло-сы, но допустил небольшой просчет и пятидесятитонная машина тяжело грох-нулась практически на середину взлетно-посадочной полосы, самолет покатился вперед, колеса бились по колдобинам, капитан включил тормоза и в облаке бе-тонной крошки и пыли ракетоносец замер у самого командного пункта, капитан выключил двигатели и наступила странная тишина, только было слышно, как снаружи выдергивают гвозди из люков.


 
Слава героям!

После посадки потрепанного, но еще сохранявшего видимую целостность аэроплана, министр обороны, находившийся на аэродроме именем президента объявил о награждении всего экипажа званием «Героя Советского Союза» (по-смертно), но так как капитан все-таки приземлился и остался жив, министр обо-роны тут же снял с груди начальника Генерального Штаба одну из Золотых Звезд прицепил ее на грудь капитана. После этого он сообщил, что другие чле-ны экипажа так же получат свои награды, только для этого им надо лично явит-ся в администрацию президента и назвать свое имя. Потом он взмахнул рукой и покинул авиаполк, за ним увезли и рыдающего начальника Генерального Шта-ба, который слюнявил мундир и постоянно просил, то вернуть звездочку, то подарить аэродромного котенка.
Самолет – ветеран загнали в ангар и по требованию инженера полка при-вязали цепями к земле – увидев самолет в полете инженер напрочь решил, что самолет как и воздушный шар может вдруг вырваться и улететь.
Остатки топлива слили с самолета и спрятали в подземную цистерну, это было необходимо, потому что министр обороны сказал, что скоро доблестные авиаторы смогут совершить один, а то и два полета.
В связи с этим в авиаполку срочно сформировали два новых экипажи и стали усиленно проводить учебные полеты – причем даже в снег и дождь.
Капитана же оставшегося в живых после столь драматичной эпопеи по-благодарили и оправили с женой – ****ью в отпуск на большую землю, из кото-рого он так и не вернулся.






Прощайте, друзья!

Я навсегда уезжал из авиаполка ясным и солнечным утром. Как сейчас помню выстроившийся на взлетной полосе полк, провожавший меня, востор-женные крики всех 17 человек до сих пор слышны мне через годы разлуки.
Счастья вам, мои дорогие друзья, мужественные рыцари неба!
Я верю, что в трудный час вы поднимите свои могучие бескрылые маши-ны и смело поведете их на врага!
Я верю, что наши дети могут спать спокойно только благодаря вам - веч-ные стражи бескрайнего космоса!


       С……
       22.. - 22..