Играю. фрагмент

Отделаться от самого себя я не могу, объяснял я Комарову за кружкой пива, сидя в каморке, отделённой от барной стойки небольшого, набитого народом пивбара, в котором мы сегодня вечером играли блюзбэнд. Оказавшись на задворках, мешая хрупким официанткам, которые не испытывали к нам никакого пиетета, мы молча пили. Глотнув, искали глазами администратора, который давал сигнал к поднятию... Тем не менее мы подняли толстые кружки и извлекли из них глухой стук, чокнувшисьпотными гранями.
- не напивайся - прозвучало как тост. Комаров посмотрел на меня и ухмыльнулся. Губы его слегка дёрнулись, и он произнёс
- Сикветры – пространство, из которого можно перейти в ...
В это время раздался злой шёпот администратора питейного зала.
 Шёпот раздался над самым ухом, – мы её не заметили.
- Идите уже, перерыв закончился.
Комаров молча смерил администраторшу холодными светлыми глазами, скривил почти девичий рот и быстро встал, так, будто лягнул администраторшу.
Она взвилась дымовой шашкой, оставив за собой резкий запх духов и растворилась в темноте.
Комаров опять сел и произнёс
- Сикветры – пространство, из которого можно
- Ладно,- прервал его я. В самом деле, пошли, и чего всё время нарываться
- А я и не спорю, согласился Комаров, опять сел на ящик и произнёс
- Каждая часть вселенной – параллельный мир – разные частоты и вибрации – беспроволочная передача энергии.
Сидя на ящике, частоту не извлечёшь, пойдём.
Мы вышли в прокуренное пространство, поднялись на эстраду и Комаров объявил
Сикветры – пространство, Я ударил по струнам, сикветры утонули в Let It Be.
Утром я проснулся от звука голоса Комарова. – А, ты, попробуй, – в комнате было тихо.
Невозможно вдруг найти, нужно пройти этот путь, - голос Комарова продолжал звучать у меня в ушах.
Усилием воли я выкинул голос Комарова. Кошмары меня не мучали и замещать их ментальными путешествиями я не собираюсь, мне казалось, я ответил Комарову.
-Дурак, это не ментальные, где ты слов таких мерзких набрался – продолжал Комаров. Отделайся от самого себя.
Слушай, голос Комарова прозвучал жёстко.
Я включил телек. Сначала мне рассказали про Липгарта, что придумал « Победу», потом стали показывать староё кино «моя любовь». И вдруг мурашки пробрали меня с головы до ног, донога: я осознал, что они все уже умерли, умерли целые толпы на улицах, умерли стаи пухлых девушек, нежащихся на чёрно-белых пляжах, остался только один младенец, которому должно быть никак не меньше семидесяти. Яочень обрадовался – малыш, ты ещё живой.
Ответил Комаров:
Сикветры – пространство, откуда можно перейти в параллельный мир, пространство, связывающее нас с будущим или прошлым, являясь иллюзорным настоящим.
Признаки сикветры – камень, должен ласкать глаз. Это может быть городской камень, ландшафт.
Ландшафт должен быть образован уродливой конструкцией, вызывающей желание полёта тем не менее. Или краткосрочное, маниакальное ощущение счастья.
Товарищ маршал, зачем мы сдали Харьков, положили 600 тысяч и сразу же ушли.
А, *** его знает - отвечал маршал.
Это уже из телевизора.
Я решил попробовать.
Оделся, немного поел, вышел из дому.
Было сыро, даже душно, несмотря на декабрь, из земли вылезала зелёная трава. Оголтело.

Когда немного стемнеет, скомандовал Комаров. Тогда воздух станет морознее и одновременно прозрачнее, несмотря на сумеречность. Воздух будет колебаться, конструкции этих уродливых домов будут соприкасаться с воздухом, и менять свои линии. Линии станут не такими уродливыми, они будут растворяться в мерцающем вечернем свете и в результате изменятся. Приобретут вымышленную законченность, оставаясь туманными. Появится запах сосен или древесины, или кёльнской воды. Воздух будет делаться всё более упругим, пока сам не станет линией, потом плотной субстанцией, потом ты должем сам создать конструкцию, в которую можно войти (избегай ради Бога дверей)
Ты же не веришь в Бога.
Теперь верю.
И я должен.
Да не порти ты своим …Минойская цивилизация!
Всё, отбой. Сегодня ничего не выйдет. Играем вечером. Привет.
Играю, я играю, а ты будешь опутывать меня своими сикветрами, да пошёл ты…


Комаров искал сикветры
Оксана Деревянко с ещё одной дурой, улыбались друг другу и обсуждали квашеную капусту.
Предметы обожания мешались с дохлыми мухами, которых надо ловить в тухлом бульоне.
Вот бы заблудиться. Для этого как нельзя лучше подходят Сикветры.
Мы опять сидели на задворках «Ливерпуля».
Репа, ну сколько же тебе объяснять, дёрнул меня Комаров, хотя я не спрашивал.
У меня хондротерапия – объявила на весь свет администраторша, но к нам стала теплее.
Зачем её здесь держат, она всех перезаразит.
Это не заразно.
Слушай.
Куст с белыми ягодками, холодноватая осень, грубость нечаянная, но вездесущая, начал Комаров неожиданно и я подумал, что сегодня обойдётся, но дальше Комаров резко изменил тональность.
Энергоинформационное поле Земли не выносит отвратительную бурду раскрашенных губ, особенно вздутых от ботекса и у меня тоже шарики за ролики заезжают.
Комаров отпил глоток и продолжал
Каждая часть Вселенной – параллельный мир – частоты и вибрации – беспроволочная передача энергии. Электричество как живое существо. Электроны, протоны – живое существо. Элементарные частицы подчиняются мысленному воздействию, меняют электронную решётку.
Измени электронную решётку Оксане Деревянко.
Осмотр показал, что у неё это от Чёрта.
Ты же не веришь в Чёрта.
Теперь, верю.
Ты слышишь одинаковость звуков в словах Чёрт и Черта.
Почти.
Все ощущения человека возникают от внешней силы.
Ограничения есть.
За счёт ограничения растёшь вверх.
Он принёс ей своё прошлое, которое совпадало с её собственным, несмотря на то, что они никогда не виделись, ты можешь найти долгое совместное познание, без чего невнятна жизнь
Невозможно вдруг найти, нужно доискаться.
Призрачные шансы.
Да заткни ты Оксану Деревянко.
Насильно! Нет, затронь ей сердце.
Суть – вспышка. « Ночь, улица, фонарь, аптека»
Ах, Репа, Репа как ты классно поёшь.
Я пою, пою, пошёл ты…

Слишком архитектурное место и даже с пивом его не выпить.
Комаров стоял в одежде из рыбьей кожи, похожий на нанайца. Stratocaster переливался у него на торсе и дрожал и ворожил.
Сикветры можно узнать и здесь, но напряжение возможно только от уродливых форм, которые усилием воли нужно засозерцать в ландшафт.
Мы созерцали зал, невидя лиц – свет осветительных приборов слепил мне глаза, но не Комарову.
Его ледяные глаза сопротивлялись разморенному пространству.
Я ударил по струнам и Ливерпульские братья приветствовали нас пинтами. Последний раз пели мы минут двадцать, потом Комаров закодировал зал, протащил голову под ремнём Stratocaster (а) и пошёл в подсобку. Публика неистовала. Народ попадался разный, много было чехов, словаков и других странников. Чехи неистовали по-чешски, сербы по сербо-хорватски. Наши были тоже на высоте. Никого не тошнило. Как в пабе Святого Патрика.
В залу вошёл Тадж-Махал. Тадж-Махал предлагал нам лавры, а мы не знали, как его сократить. Сам он сокращал себя в Марика, но Комаров холодно отметил, что Марик это Марк. Тадж-Махал согласился на Мишу.
Ну, что Вы ребята здесь тучитесь, сказал Миша. Вот у меня Кокер пел, а вы кто.
Пойдём, позвал меня Комаров, и мы спустились с помоста.
Мы чокнулись кружками, и Комаров сказал: - ну, ка Репа, расскажи, как ты ходишь.
ну, я вышел вчера, трава зелёная. Оголтело зелёная, воздух струится. Введенская гимназия снесена, вместо неё отель.
 А при чём гимназия? Где ты шёл?
Это я к слову. Там её отродясь не было.
Знаешь, коробки меня не вдохновляют.
Коробки и не должны вдохновлять, вдохновляет место, заполненное историей, минимум, 30 может пятьдесят лет.
Извини, наверное, мне этого мало.
Тогда произноси слова, наполненные историей, например, и Комаров произнёс:
« Ночь, улица, фонарь, аптека»
Введенская гимназия на месте. Пошёл.
Я вышел на улицу. Город был наполнен призраками.
Навстречу шёл Боб Марли и во всю глотку орал I Shut the Sheriff. Я рванул обратно, Комаров сердито сказал. Ну что теперь. Я рассказал про Марли, а Комаров сказал: Ну, что ты ей Богу, с Тадж Махалом не смог справится.
Да пошёл ты.

А кого, я, по-твоему, должен был встретить, чем Боб Марли плох,
Марли хорош, но дело не в этом.
А в чём, может быть, со Спайс гёлс потрахаемся? Комаров не удостоил меня ответом.
Наверное, осмотр Оксаны Деревянко заехал ему роликами по шарикам.
Сикветры – это пространство, это не машина для запущенных ****ей.
Я не понял, к чему это Комаров, но меня он чувствовал насквозь.
Духовная сущность не умирает – ты можешь найти проходы даже к самому себе. Знаменитости всегда на поверхности, для этого не нужны Сикветры, они нужны для поиска ни людей, а пространств, фиксирующие те моменты кратковременного счастья, которые невозможно удержать и те иллюзии, которые на самом деле возможны как предчувствия не реализованные без Сикветры.
Сикветры их удерживают и нужно только найти, но найти сознательно.
А у тебя прыгает в голове. Тадж Махал сообщил тебе о лаврах. Лавры навели на знаменитостей. Вот и Боб Марли. Если бы ты сосредоточился мог бы быть Моррисон, Хендрикс, да толпы знаменитых покойников. А это не нужно. Пойми, дурак, надо перестать думать, тогда получится.
Перестанешь думать – перестанешь врать. Перестанешь врать – начнёшь сознавать.
Нет наук, нет историй, нет вранья. Историки, учёные всегда только в курсе вранья, не более, особенно со степенями.
Сикветры – это неизвестная часть материи из которой и состоит вся Вселенная. Это частица, которую не найдут в циклотронах. А иллюзия, в которой мы с тобой находимся это наименьшая часть, но сладкая, добавил Комаров неожиданно и ударил по струнам.
Мы пели.

Комаров произнёс что-то похожее на прада эль вита, затем бритар я мер.
Сикветры ищут не людей, а состояние. Зачем его искать, если оно приходит само. Надоело.
Само только уходит сказал Комаров, и посмотрел на удаляющиеся ноги Оксаны Деревянко. Может быть пригласить её на концерт Шри Чинмоя.
Во-во, заодно введёшь в нужное состояние, – посоветовал я. Подхватил.
Комаров к совету отнёсся безразлично.
Знаешь, неожиданно сказал он. Нет, ответил я. Знаешь, продолжал Комаров, почему Индийская музыка подходит только для медитации?
Для меня слишком сладкая, как и их благовония. Сладкоголосая или приторная?
Не то и не другое. Знаешь, почему битлы ездили в Индии к Шанкару.
За вдохновением или искали сикветры. Комаров не моргнул глазом. Они были прагматиками. Они поехали черпнуть из океана. И всё.
Бесконечность океана в капле сердца моего. Слова сладкие, а капля солёная.
Комаров опять поизнёс прада эль вита, бритар а мера.
Без страстей только бабка внучка по лесенке ведёт. Комаров, ты что, рехнулся.
Наливай.
Мы молча пили. Звук рождается из безмолвия.