Глава 14. иван-дурак, церковь и трезвяк

ГЛАВА 14. Иван-дурак, церковь и трезвяк.

Расслабился Иван, откинулся на спинку дивана и вновь впал в забытье.
Ну и ну, кому от него польза? А ему от кого? Эка невидаль, наложить на себя руки. Успеется. Руки завсегда при нем. А вот суметь выжить в этом желтом тумане жизни … Вот подвиг! Вот дело, ради которого стоит принять мучения плутающего прогресса. Но не просто выжить, а жить по-человечески, то есть по Закону Божьему. Нетушки. Пусть богатые на себя руки накладывают. Им, сытым, не
привыкать с жиру беситься. Максим Горький как всегда напутал: не безумству храбрых, а безумству нищих распевали революционеры свои песни, причем нищих духом.

Сильные страны Советов, как правило, были и есть в прямом смысле нищие духом. И, несомненно, безумцы. Хотя были и есть среди них внешне высококультурные, образованные и даже интеллигентные люди. Вот, к примеру, из последних - Лукьянов. Он же - поэт Осенев. Мать его.., пардон. Довели народ, поэты хреновы. Нет. Нельзя управлять государством ни кухаркам, ни поэтам, ни рабочим, ни ИТР, ни пастухам, ни …

А кому? А вроде как и некому. Истребили, перестреляли недостойные достойных и богоизбранных. Могильные холмики едва видны во тьме веков. Извели смутьяны всех графьев да князьев, да прочих благородных кровей, для которых честь, достоинство и процветание Отечества были превыше всего.

И что теперь? Нет выхода? Может, и нет. Мир предков разрушен до основанья. В памяти и в жизни одни войны. Все и вся пронизаны войнами. Жены воюют с мужьями. Дети с родителями. Подчиненные с начальниками. Бюрократы с народом. Государство с гражданами. Политики друг с другом и со всеми остальными.

И попал Иван в церковь.
Раньше-то он в церкви не был.
Так, заходил пару раз из любопытства, да крестили в детстве.
 
Страна Советов, рожденная в пламени революции, была некрещеная, жила без бога в душе и даже воинствовала во все смыслах против всех религий. Христианское мировоззрение едва теплилось где-то на задворках сознания ее граждан, равно как и мусульманское, не говоря уже о прочих религиозных конфессиях. А все оттого, что во главе страны Советов стоял Антихрист. Что можно было ждать от его учеников? Только отрицания и ликвидации веры Христовой.

И отвернулся Господь от страны.
И наказал тем самым людей, живших в ней.
И пошел брат на брата, отец на сына, внук на деда. …
И была невиданная доселе гражданская война.
И разгулялись дьявольские силы, распоясались.
Столько православных и мусульманских душ положили! - до сих пор дрожь берет.
Еще изряднее душ было ввергнуто во тьму ереси и безбожия.
Мракобесие было главной чертой характера молодой Советской республики.

Однако где нет бога, там нет места и дьяволу.
И Сатана, обливаясь слезами по своему исчадию, ретировался.
 
И возглавили страну «шестерки».
Повели они ее к пропасти безумия и самоуничтожения.
Возопили верующие люди, ан поздно.
Отверг Господь их молитвы, ибо не во славу Его обратились к Нему, а в отчаянии. И наполнилась страна атеистами, ни в бога, ни в черта не верующими.
Антихрист, всеми покинутый, недолго мучился и скончался в Горках.
На всякий случай шестерки забальзамировали его тело и положили в мавзолей в самом сердце страны.
 
- Вот, - объявили они всем народам и гражданам страны, - вот ваш бог, царь и герой. А мы - его ученики и ваши слуги. Он завещал вам безропотно следовать за нами в свое светлое будущее. И если не вы, то ваши дети, внуки, правнуки обязательно будут жить при коммунизме, то есть при нашем земном рае, и обслуживать его.

В ответ на это все дружно (потому что под бдительным оком ЧКНКВДКГБФСБ) принялись строить, воевать и разрушать одновременно.

Число человеческое - число зверя - 666.
А зверь и есть зверь.
Он не созидатель.
Он - разрушитель.

Творец - БОГ.
Творец разрушает, если видит, что созданное им - не хорошо.

Зверь всегда разрушает.
Разрушение всего и вся для него хорошо.
И проросли плевела Антихриста по всей стране.
И пали позолота куполов, убранства церквей и соборов, иконы и колокола, сами храмы Божьи к ногам супостатов.
И полетели с плеч долой головы верующих, православных и мусульман.
И, устрашившись, многие не вынесли искушений.
И обратили извращенцы заповеди Божьи в моральный кодекс строителей коммунизма.
И опоили, одурманили, запудрили мозги этих самых строителей эрзац-религией - ленинизмом.
И потерял человек нравственные ориентиры, ибо пришел со временем к выводу, что обещанный коммунистический рай на Земле не состоится по причине бренности человеческой жизни.
И каждый, как мог, стал устраивать свой раек.
 
Но без бога и до, и после - тьма, заполненная зверем.
И распустился человек, распоясался, дал себе волю.
И стал сам по себе, а, значит, хуже зверя.
И сам отверг всех.
И развалилась страна Советов, разрушилась.
Смута и хаос проникли в каждый закуток ее руин.
И жуть охватила всех …

Как бы там ни было, но человек рождается с верой в душе и, отвергая Антихриста, встает он на путь истинной веры Христовой и начинает мало-помалу укрепляться в ней.

И потому Иван, крещеный в младенчестве, но всю жизнь проживший в среде, отрицавшей Бога, сохранил-таки в глубине души неистребимый зачаток веры. Оказавшись в церкви, Иван первым делом перекрестился, как и положено по Православной вере своей.
И стал он, раб Божий, смиренно молиться среди ему подобных.
И снизошла на Ивана благодать.
И обратился он всей душою своей к Господу Богу нашему Иисусу Христу.
Сказано: где двое-трое верующих во славу Его, Он среди них.
И откликнулся Иисус на незатейливую молитву Ивана-дурака, снизошел к нему, и стали они тихонечко беседовать.

- Скажи, Господи, существуешь ли на самом деле? Или ты - мираж? Я в церкви, - и Ты со мной. Выйду из церкви, - и нет Тебя. Может, батюшка газы какие выпускает из себя. Вишь, кадилом размахивает. Кадит кадило-то. Кадит! Да и свечи кругом горят. А мало ли что в воск добавлено. Может, опиум...

Устремил Иисус на Ивана взгляд свой.
И окунулся Иван в глаза Его.
И понял, кто Отец Его.
И понял, что скорбь, сострадание и любовь Его безмерны.

И ответил Иисус Ивану:

- Знаю и ведаю. Все твои сомнения в тебе самом. Как постичь бытие Мое, не познав житие Мое. Но знание обретает силу через веру. Что знает о солнце семя, брошенное в землю? Все и ничего.

- Что же мне делать? - спросил Иван.

- Учиться, учиться и учиться.

- Но то же самое говорил и товарищ Ленин, отвергая Тебя.

- Да. Но товарищ Ленин верил, что Я есть. И знал, что Я есть. Ибо нельзя отвергать то, чего нет, и знать то, чего нет.

- Эва, как! Выходит, он, гад, сам верил, а нам не велел. Может, он через веру еще и спасся?

- Пути Господни неисповедимы. Но сказано: спасающий душу свою потеряет ее, а потерявший спасет. Ты, Иван, не серчай. Злоба да ненависть ввергают человеческую душу во мрак. И начинает он плутать во тьме, не видя пути истинного. И может так проплутать до второго пришествия. Потому и сказано: многие первые станут последними, а многие последние - первыми.
Ты, Иван, обрети веру, осознай грехи свои, исповедайся, покайся, укрепись в вере, стань на путь истинный и иди. Путь твой не долгий и не близкий, ибо во тьме. Твоя вера в Меня осветит твой путь ко Мне. Иди, Иван. В пути смотри в оба, слушай обоими, чувствуй всеми, проси в меру, копи не злато, а знания, делись щедро, но не последним, обретай себя, живи по Закону Божьему и славь Господа.
Что человеку дано - всегда при нем. Что не дано, того не отнимешь. А даны человеку душа и тело. Тело бренно. Из праха слеплено, в прах обратится. Душа вечна. В этом суть. Великое слито с низким. Иди, Иван. Но помни, конец пути для всех один. И в конце пути - начало избранного пути. А выбор - в пути.

- Прости меня, грешного, Господи!.. Я ничего не понимаю, - умоляюще произнес Иван. - Вразуми и помилуй.

- Окрепни, Иван, в вере и поймешь. Иди путем веры к Истине и воздастся тебе по делам и заслугам твоим, возможно, уже в пути. Обратись ко Мне с молитвой во славу и мольбой в случае надобности. Или помогу, или покараю. Не забывай, Иван, Я есть Иисус Христос Сын Божий и Сын Человеческий. А теперь, Иван, поцелуй Крест Святой, припади к стопам Моим, вкуси Тела Моего и испей Крови Моей.

Иван так и сделал. В глазах его стемнело, но душа возликовала. Тело наполнилось сладостной истомой. И напал на Ивана богатырский сон...


Рано или поздно, но проснулся Иван от холода. Открыл глаза - тьма кромешная.

«Где это я? - Задался Иван вопросом. - В пути что ли? Хотел было перекреститься - не получилось. Хотел сделать шаг - не удалось. Он не чувствовал ни рук, ни ног. Растерялся. Испугался и крикнул, но вполголоса, неуверенно как-то, будто ожидая, что дурьей башки тоже нет.
 
- Эй! - а в ответ тишина.

- Э-э-эй! - крикнул Иван громче, обрадовавшись, что есть чем орать. В ответ - ни звука.

И тогда он возопил, что было мочи:

- Э-э-э-э-эй!!! - Передохнул и снова. - Э-э-э-эй!!!

Яркий неоновый свет резанул по глазам, ослепил сильнее тьмы.

- Чего орешь, дурак?! - раздался благодушный голос. - Напился, свинья, и разорался, кабан недорезанный. Ну, чего орешь?

Зрение вернулось к Ивану. Он увидал, что лежит младенчески голым в позе распятия Андрея Первозванного на железной кровати в залитой дневным светом пустой комнате. Руки и ноги были накрепко привязаны к стойкам кроватных спинок. Над Иваном, поигрывая резиновой дубинкой и весело усмехаясь в барские усы, стоял мент.

- Ну, чего разорался, спрашиваю? Щас огрею, - мигом заткнешься.

Вдруг его веселая усмешка превратилась в злорадную ухмылку. Он склонился над Иваном и стал как маятником раскачивать дубиной над известными своей чувствительностью органами.

- Ну, говори, чего орешь? - Мент остановил «маятник» и прицелился.
Иван, напрягшись всем телом, взмолился:

- Не надо дубинкой. Не надо! Я только спросить хотел … узнать … Где я?.. Кто я?.. Зачем?..

Мент удовлетворенно хохотнул, выпрямился и приторочил орудие своего труда к поясному ремню.

 - Где-где, в трезвяке! Где ж еще? - сказал он, присев к Ивану на кровать. Сетка прогнулась, и тело дурака пошло на растяжку. Ванька, вскрикнув от боли в суставах, почти завис в воздухе.

- Ладно уж, сейчас отвяжу, - мент стал, не спеша, освобождать Ивана от пут. - Ну, ты, дурак, и учудил! - пьяным в церковь приперся.

- Как в церковь? - изумился Иван, растирая высвобождаемые члены.

- Как, как, а вот так! Тебе лучше знать, как, - мент опять хохотнул. - А кусаться не будешь?

- Сроду никого не кусал, - ответил Иван.

- А вот ты и не прав, чудотворец. Кусал! - и мент, весело хихикая, стал рассказывать. - Вчера сидим, значит, мы с ребятами в дежурке. Вдруг звонит нам отец Григорий. Спасите, говорит, блаженный у нас объявился. Но уж больно ревностный. На всех бросается, в кровь кусает, взасос целует. Вся церковь ходуном ходит. Мне, говорит, такого кусачего целовальника не надо. С таким, мол, Христовым человечком самому придется Христа ради просить. А мы и говорим Григорию: отче, изгони беса сам, с тобою Крестная Сила. А он в ответ: дьявол сивухи только вам подвластен. Мол, не приедете, я его, окаянного, отпою до времени. И трубку положил. Мы, конечно, под сирену и мигом на место - церквушка-то рядом. И видим картину: здоровенный наш батюшка Григорий со здоровенным серебряным крестом в ручищах стоит посреди церкви. В полукруг него паства, что овцы - в страхе. А в ногах Григория - ты, дурак. Бездыханный. Я говорю: ну что, батюшка, отпел уже? Нет, отвечает, вас не дождешься, дак я осенил его разок Крестным Знаменем. Я на его крест кивнул и спрашиваю: этим что ли? А батюшка: этим, этим, могу и тебе, раб божий, этим же знаменем язык укоротить, болтлив излишне.
А ну его, Григория, к черту, - мент слегка омрачился, распустил последний узел, собрал веревки, похлопал Ваньку по плечу, опять разулыбался и продолжил. - В общем, забрали мы тебя из церкви. Сюда привезли и положили возле дежурки. Фельдшерица подошла, пощупала у тебя пульс и ушла. Ведьма старая. Она такой же медик, как я - Папа Римский. И тут наш старлей нарисовался. Наткнулся на тебя, глаза округлил и спрашивает: что? умер? Почти, говорим, медичка запропастилась, некому мужика спасти. Мы, говорим, никак вспомнить не можем: куда рот? - в рот или в зад? Старлей на нас рукой махнул, фуражку отбросил и давай тебя, дурака, откачивать. А ты вдруг руками-ногами его обхватил и взасос, и взасос, и взасос. Уж не знаю, кто там из вас кому чего навдыхал, но старлей до сих пор пьяный. Заметь, он до тебя, дурака, даже пива в рот не брал. А тут!.. Мы его еле вырвали из твоих клешней. Слышь? - в дежурке сидит, песни поет. Однако репертуар у него какой-то странной окраски, - мент замолк, оттопырив в знак внимания указательный палец.

И действительно из приоткрытой двери чуть слышно донеслось: «Зайка мой…» Голос был явно не Киркорова, а скорее Преснякова-младшенького.

До той поры ментовский бред как-то не впечатлял Ивана. И душе, и телу было муторно. Но доносившееся издалека тоненькое «зайка мой» прорвало в нем плотину смеха. Он захохотал. Вслед за ним в полный голос захохотал и мент. Так они оба, каждый по-своему и от своего, плача, визжа, кашляя и стеная, довольно продолжительное время сотрясались в спазмах неуемного хохота.

Наконец мент, вытирая слезы, выговорил:

- Во, дурак, чего натворил! Но спасибо. Повеселил от души. Недаром мы тебе выделили отдельные апартаменты. Чтоб в общей не покусал кого. Это у нас депутатская. Ну и для своих, понятно. Пошли, весельчак-чудотворец, в баньку, грехи отмывать. Давай! Пошли, брат.

Мент помог Ивану подняться и направился к двери. Иван поплелся-потащился на своих негнущихся за ним. Они пришли в ванную комнату. Мент поставил Ивана в угол. Взял в руки поливочный шланг, открыл холодную воду и стал поливать Ваньку, как огурцы или помидоры у себя на даче. «Тоже мне, брат», - как-то беззлобно подумал Иван, стоя под струей студеной воды. Он прикрыл срам руками и непроизвольно стал выстукивать зубами «Варяга». Улыбчивый мент подпевал, забавляясь сменой напора водяной струи в такт мелодии знаменитой песни.
К счастью для Ивана ледяная «банька» продолжалась недолго. Мента вызвали к дежурному. Перед уходом он всучил Ваньке шланг и вежливо наказал продолжать «париться», но воздержаться от справления нужды.
 
Едва Иван остался один, как тут же, будто гадюку, отбросил шланг, оправился и твердо решил удрать. Он подошел к двери, приоткрыл и осторожно выглянул в коридор. Пусто. Ощипанным лапчатым гусем Иван неуклюже прошлепал по коридору к наружной двери и вывалился на свободу. О, счастье! - с места в карьер!

Спотыкаясь и задыхаясь, на бегу обретая силы, Иван устремился прочь от ментовки. Ветер засвистел в ушах и яйцах. Иван набрал скорость, просох и даже вспотел. Он бежал по ночным улицам города, и ему было наплевать на свою обнаженность. Редким прохожим тоже было не до него. Они занимались своими делами: дрались, ссорились, шушукались, курили, пили.… Ну, бежит себе голый и мокрый, шлепая босыми ногами по асфальту, и пусть себе бежит, нас не трогает. Человек в пути. Может, его раздели. Может, сам не вовремя разделся. Да мало ли что. Всякое бывает.
Город, корчившийся в ночном экстазе, остался позади. Иван углубился в лес. Как из-под земли выросла перед ним ставшая такой родной избушка на курьих ножках. На издохе он отворил дверь, ввалился в избу и растянулся на полу лицом вниз...
 
Василиса соскочила с постели, обхватила Ивана за плечи и стала трясти да приговаривать:

- Ваня, Ванечка, Ванюша!!! Что с тобой, родной? Как же это? Как же ты упал-то? Вот я, дура, недосмотрела. Надо было тебе на полу постелить. Тогда никуда б не делся. Ваня. Да очнись ты! Ушибся, милый? Ох ты, господи, боже мой, шишка-то какая на темечке!.. Бедненький…

Иван повернулся на спину. Ничего не понимающими, широко раскрытыми глазами он уставился на Василису и невразумительно замычал. А Василиса хлопотала вокруг него, пытаясь поднять и затащить на кровать.
       
- Ванюша, тебе кошмар приснился? Да? Расскажи, лапушка, легче станет. Расскажи.

Ванька медленно въехал, что он в избе, что Василиса с ним, что он всего лишь упал с кровати. Его лицо озарилось немыслимо глупой и до безобразия счастливой улыбкой. Он потянулся к Василисе, обнял ее, поцеловал и … заплакал, по-детски размазывая по щекам слезы, сопли и слюни.

Василиса помогла ему подняться и лечь в постель. Она продолжила успокаивать Ивана и, словно ребеночка, стала укачивать его головушку на своих руках. И вот свернулся Ванечка клубочком и засопел у стеночки. Посопел, посопел да и захрапел по-богатырски - на всю избу. Василиса уши руками закрыла, из спальни выскочила и в подвал убежала. Там и уснула под тулупом на сундуке.