За деньги

ЗА ДЕНЬГИ
(10 постельных сцен)

Герои:
Вика – 24 года, менеджер среднего звена, самостоятельная, практически обеспеченная, скучающая селф-мэйд леди.
Олег (Иван) – около 27 лет, проститутка, простоват, но жутко обаятелен.

Действие первое.

Сцена первая

Квартира Вики. Сцена как бы разделена на три зоны. Кухня в углу. На кухне столик, какая-то посуда, может какой-то кухонный шкафчик. По середине сцены - кровать – это плоская поверхность, к которой прикреплен матрац с простыней, подушки. Кровать находится под острым углом к полу (приколочена к полу на стойках, но достаточно высоко, чтобы лица актеров были видны), т.е. «ложась в кровать», герои прислоняются к поверхности, тем самым создавая эффект лежания. Кровать должна также быть предназначена и для сидения. Покрывало прикрепляется специально.
Перед кроватью стоят два стула, спинками друг к другу. Чуть позади кровати стоит ширма. Вход в комнату-квартиру со стороны ширмы.
Вика с удовольствием хлопочет, расставляет стулья, поправляет покрывало на кровати. Героиня имитирует вытирание пыли с зеркала, которое «висит» со стороны зрителей. Вика стоит лицом к залу. Олег сидит в неосвещенном углу, у входа в квартиру. Зрители его не видят.

Вика:
Хм, ну вот, собственно, твоя новая квартира. Твоя. Добро пожаловать. Ну, она конечно, не совсем твоя, но за пару сотен долларов, ну или за пару пар сотен долларов – и уже твоя. (приглядывается к лицу) Синяки опять какие-то под глазами. Спать иногда надо, все таки, родная моя. (оценивающе смотрит на себя.) А вообще ты ничего. Глаза красивые. Так все говорят. Ну и ты сама это знаешь. Носик аккуратный. Грудь... Только никому это не надо… 24. Тебе 24 года, детка, и с этим надо что-то делать.
Олег: (залу)
24. Ее заклинило на этой цифре. 24. 24…
Не… она вообще как бы успешная. Маркетинг-шмаркетинг ее кормит, одевает, возит отдыхать. Съемная квартира, отпуска, Италия, Лондон, Штаты. Олл инклудед такая. Только вот незадача… она была все еще… ну как это сказать. Девушка. Ну, девственница, понимаете. И вот эти 24. Ну, как бы ненормально это, не по-человечески. 24 года, своя жизнь, большая девочка, и на тебе – девственница.
Вика (обращаясь к себе в зеркало):
И у тебя есть год, детка. Целый год, чтобы перестать быть… девушкой. (усмешка). Стыд-то, какой, кому скажи - засмеют.
Олег:
А что, дурное дело не хитрое, думала она. Чисто механически, раз и ты уже как бы женщина. Тупо процесс, физика, проникновение и трение, понимаете? И вот тогда она и решила.
Телефонный звонок.
Олег (обращаясь к залу):
Одну минуту. Да.
В. Алло, здравствуйте.
О. Здравствуйте.
В. Это вы Олег?
О. Да, я.
В. Я… как бы это сказать… Ну… вы оказываете сексуальные услуги?
О. Ну, можно и так сказать. (к залу) Мой номер она нашла в Интернете. Паха, друган, закинул на какой-то сайт, рашн бойз ру. (выключает телефон. Вика тоже, стоит неподалеку, слушает) Вообще я хотел быть более таким, ну премиальным альфонсом. Да что-то как-то не очень получилось. Телки в стрип баре, вот и вся аудитория. А мне деньги нужны. Я свалить хочу из этого гребанного города. А билет в Лос-Анджелес дорогой. Потом перекантоваться же надо там как-то. А что, я вполне бы мог стать актером. Внешность у меня есть, поигрывал в техникуме, КВН там, все дела. Потом бабло стало нужно. Как-то с ребятами квнщиками на корпоративе тусовали. Ну, отшутили, отыграли все дела. Пьяные уже. Тут бабы совсем с ума сошли. Давай, типа, стриптиз. Ну а че, нам не слабо. В итоге так нажрались. Че было не помню, просыпаюсь голый, весь в засосах, а в кармане джинс, когда надел, пачка денег.
Потом работал чуть-чуть. Уволился из-за одной… не важно. Потом долго не мог найти работу, ну, по душе. Тут друзья звонят, типа можно подзаработать. Ну и пошло поехало: прайвит вечеринки, платили неплохо. Стриптиз, бары, выпивка за чужой счет… Да, ну и в Америке в принципе я всегда той же фигней могу подработать, а че? Даже английский не очень нужен, ю андерстанд ми? (подмигивает).
В. (залу) Его звали не Олег на самом деле. Да и кому, какая разница. Главное голос приятный.
Олег встает с пола.
О. Ты же помнишь, как я пришел к тебе в первый раз?
В. Еще бы. Я так переволновалась. Я даже годовой отчет, когда высшему руководству сдавала, так не волновалась.
Олег походит к Вике.
О. (как бы залу, но смотрит на Вику) Она такая маленькая была. Такая хрупкая. Взгляд постоянно прятала. Но железная, не подпускала к себе. Нервничала жутко. (с усмешкой) Чай, говорит, будешь.
В. Что ты ржешь?!
О. (с игривостью в голосе) Ну, хочешь, можем и чай. А хочешь, можно прямо в душ. (поправляя пряди ее волос).
В. (отходя) Ты, наверное, голодный?
О. (в зал) Она решительно задалась целью меня накормить.
Подходит к Вике вплотную, нежно целует ее, начинает стягивать с себя рубашку.
О. (наигранно и заготовлено) Жарко у тебя.
В. Ну-ну, ранняя весна, а у меня уже не топят.
О. (залу) Тьфу ты…
Олег отходит от нее, смотрит, думая, как бы еще ее раскрепостить. Начинает что-то трогать на столике.
В. Не надо там ничего трогать, ладно.
Олег берет один из стульев, стоящих спина к спине. Поворачивает, садится.
В. Этот стул не так должен стоять. Поставь, как стоял.
Олег ставит стул назад, садится спиной к Вике.
О. (залу) А, да, она была повернута на порядке. Ниче трогать не давала, курить не давала. Ваще ниче не давала.
Вика, стоя позади и вдалеке от Олега.
В. Обними меня.
Олег подходит к Вике обнимает ее. Она утыкается ему в грудь, пытаясь расслабиться, сама его не обнимает.
В. (в зал) Он приятно пахнул. И в то же время… в нем как будто застряли запахи города, светофоров, неба… и усталости. Давай спать.
О. Давай, я давно готов.
Герой начинает медленно расстегивать на ней платье.
В. Нет, я так не хочу. Давай, я расскажу тебе правила игры.
Олег заинтересованно кивает.
В. Мы будем просто спать.
О. (недоуменно) В смысле?
В. Ну просто спать, лежать, прижавшись, друг к другу. Или не прижавшись. И спать. Видеть сны, понимаешь? А утром просыпаться и расходиться.
О. (в зал) Не, ну у меня всякие бывали. Хм, ну спать так, спать. (в зал) Тем более не бесплатно.
Вика уходит за ширму, переодеваться. Олег раздевается. Вика возвращается в какой-то смешной старой ночной рубашке. Олег усмехается. Вика, игнорируя его смех, смотрит, как Олег собирается снять трусы.
В. Ой, трусы оставь, не надо. Может тебе майку дать, у меня есть одна, большая? Не надо? Может тебе в душ сходить надо?
Олег демонстративно плюхается в кровать, похлопывая по свободному месту рядом с собой. Вика ложится рядом. Олег прижимается к ней, все еще с интересом наблюдая за ее эмоциями. Вика держится молодцом.
О. У тебя ноги ледяные.
В. Ну, а ты жарко-жарко.
Пауза. Свет слегка притухает.
В. (в зал под легкое похрапывание тут же уснувшего Олега) Я не спала всю ночь. Только под утро. А этот вырубился сразу же.
О. Прости, у меня был тяжелый день.
Свет гаснет.

Сцена вторая

Утро. Кухня. Олег стоит, прислонившись к какой-то мебели, или просто к стене, ест кашу из пластиковой чашки пластиковой ложкой. Вика готовит кофе.
О. (залу) Так продолжалось уже 3 месяца. (Вике) Ты мало банана положила мне в кашу!
Вика отрезает полбанана и демонстративно кладет ему в рот. Олег сексуально его съедает.
О. (глядя в глаза Вике) Ммм, вкусно…
В. (залу) Каждый месяц, пятнадцатого числа он приходил, и я исправно платила ему за то, чтобы он со мной спал.
О. М, кстати, я всегда хотел тебя спросить, а почему посуда пластиковая? Побила что ли всю?
В. Как ты угадал?
О. (искренне удивляется) Что, честно?
В. Честно? Мыть не люблю. У меня только чашки для кофе есть. А все остальное по возможности одноразовое. Пойдет?
О. Вполне. (залу) Зато она очень здорОво питается.
Пауза.
О. Слушай, а скажи мне, если не секрет, почему мы только спим? (смеясь собственной шутке) Тебе, может, будет дешевле игрушку большую купить, и спать с нею, а?
В. Мне живое тепло нравится. Я особая извращенка, люблю, когда оно ночью храпит и разговаривает во сне.
О. Я?! Разговариваю во сне?!
В. Ты разговариваешь во сне.
О. Не может быть! И что я говорю?
В. Не знаю, ты говоришь очень быстро.
О. Однако. (жует) Так ты не ответила, почему мы не занимаемся сексом?
В. А что, глупые вопросы тоже входят в сервис?
О. Ну почему же… Я так, чисто по-человечески.
Вика смеряет его уничтожающим взглядом. Олег, как ни в чем не бывало, продолжает жевать и говорить.
О. Сдается мне, что ты вообще никогда не… (сдержанно хихикая про себя. Долгая пауза).
Вика раздраженно оборачивается.
В. Что?!
О. Ну не… (Олег делает многозначительное лицо, подмигивая и все также пошло-издевательски улыбаясь).
В. Не трахалась?
О. (вскидывает палец вверх) Точно!
Вика, приходя в свое нормальное состояние.
В. Тебя это заводит?
О. (смеясь) По-моему, это заводит тебя.
В. Господи, как ты мне надоел. Тебе не кажется, что тебе уже пора?
О. Да.
Олег откладывает в сторону кашу. Берет свой пиджак или куртку.
В. (провожая Олега, задумавшись на секунду, неуверенно, но все же…) Я тебе позвоню.
О. (залу) Спросите меня, сколько раз в месяц я слышу эту фразу? И звонят же…
Олег уходит.
Свет гаснет.
 
Сцена третья.
Вика сидит в кровати в своей ночнушке. Олег уже в другой одежде, чтобы было понятно, что это другой день, сидит на стуле, вертит в руках пачку сигарет. Герои скучают, как обычно скучают полузнакомые люди.
О. А у тебя есть какие-нибудь хобби, там, увлечения?
В. Хобби… (задумываясь). Ну, я люблю учить языки.
О. (усмехается) Ни фига себе хобби…
В. Не, это легко на самом деле. Однажды у меня командировка была во Франкфурт. И я решила поучить немецкий. Но мне быстро все надоело, все эти шпрахе, херы и прочие датен. Я тогда решила придумать свой особенный немецкий. Порно немецкий. Выучила пару фраз. Wie willst Du mich nennen? Как ты хочешь, чтобы меня звали? Есть еще вариант Wie willst Du mich nehmen? Как ты хочешь меня взять?
Олег смеется.
В. Там понимаешь, глаголы похожие, и главное оба подходят.
О. Прикольно.
В. Ich will deine Krankenschwester sein – это мое любимое.
О. Как переводится?
В. Хочу быть твоей медсестрой.
О. О ja, ja, das ist fantastisch.
В. Gelt in voraus – деньги вперед. Тебе может, кстати, пригодиться для… иностранной публики.
Смеются.
О. А ты вообще, чем занимаешься?
В. Ну, грубо говоря, я тоже продаю.
О. Понятно.
В. Что тебе понятно?
О. Ну, наживаешься типа.
В. Типа наживаюсь. А ты что-то имеешь против?
О. Ну как тебе сказать. Впаривание, знаешь, не всегда вызывает позитивные ассоциации.
В. А что в тебе вызывает позитивные ассоциации? Секс за деньги?
О. Ну, деньги это же еще не все…
В. (Усмехается). Это ты мне, что ли, говоришь? Что ты понимаешь в… маркетинге?
О. А что вы впариваете?
В. Да какая разница. Все, что пользуется спросом.
О. Автоматы сейчас пользуются спросом.
В. Ну, надо будет, будем продавать автоматы.
О. Ну-ну, ничего святого.
В. (Смеется). Не, мне нравится твоя Мария Магдаленовская философия. (Встает. Вика попадает в свою любимую тему. Начинает ходить, объяснять). Понимаешь, когда научился создавать что-то и с помощью этого увеличивать продажи, остановиться уже невозможно. Это как война та же самая. Когда ты впервые видишь рост своего дохода, уровень продаж, и не хилый такой уровень, ты уже попал в раж, азарт. Это как наркотик. Это наука. Стратегия, понимаешь? Вот ты что куришь?
Олег демонстрирует свои сигареты.
В. Вот видишь, ты куришь очень правильные сигареты. А почему?
О. Ну, потому что мне нравится их вкус.
В. Правильно, а еще почему?
О. Потому что… ну, они модные. Их не стыдно курить, может. Это тебе не какой-нибудь Беломор Канал.
В. Ну у Беломора уже другое позиционирование (руками показывает «забивание косяка»), он, правда, еще сам не в курсе…
Смеются.
В. Вот видишь, эти сигареты продают именно таким как ты, кому важно быть… типа «на высоте», ну, как бы, завоевать уважение. И вас таких много и сигарет в этом сегменте много. И там такая война, ты даже себе не представляешь, куришь себе и все. Но не дай бог, ты сменишь марку, ТАКОЕ бабло будет задействовано, лишь бы ты вернулся к этой марке.
О. Чушь какая-то. Неужели нет ничего более… серьезного. Ведь это просто бумага с табаком.
В. Беломор Канал тоже бумага с табаком, милый мой. (улыбается). Но куришь ты именно эту (указывает на его пачку) бумагу с табаком.
О. А автоматы?
В. А автоматы это тот же продукт. Просто продукт, понимаешь, объект, который пользуется спросом, вот и все. И не я рождаю спрос на эти объекты. Это общество рождает спрос. А я только поддерживаю его, потому что мне интересно уже, игра такая, понимаешь. Вот Буш рождает спрос на автоматы, (смеется) потому что тем, кто стоит за его спиной тоже «интересно».
О. Покупайте наши автоматы - самые автоматистые автоматы в мире.
В. Ну, типа того.
О. Циничные уроды, которые наживаются на тупых потребностях власть имущих в войне.
В. Циничный урод, который наживается на тупой потребности в физической любви.
О. (в зал) Она всегда так. Переворачивала ситуацию наизнанку… И было в этом что-то… отчаянное. Вы не видели ее глаза в этот момент. (раздраженно) Такие, чистые, исполненные смысла, довольные.
В. За все надо платить.
О. Ну-ну, слышали. Только не все в мире продается.
В. Ты меня слышишь? Я говорю – платить, а не покупать. Платить, значит делать выбор. Ты платишь этой второй… альтернативой. Семья или карьера, понимаешь?
Олег смотрит на нее внимательно.
В. Например, руководящая должность – представительская машина, деловые обеды, ужины, когда кусок в горло не лезет, бессонные ночи, овертаймы, нервные срывы. Больше ответственности, но и больше возможностей. Или какой-нибудь младший ассистент со свободными выходными… Мне просто надоело каждое воскресенье дома торчать перед телевизором… Поэтому я выбираю первое. Я друзей уже полгода не видела (усмехается). Отсутствие выбора – вот настоящая свобода. Когда не надо ничем жертвовать во имя чего-то непонятного. Когда ты можешь съесть и стейк и шоколадный мусс, не думая о калориях и не выбирая – нет мусс сегодня, а стейк как-нибудь в следующий раз.
О. У некоторых и такого выбора нет.
В. И они не понимают, как они счастливы. Человек - глупое создание, он никогда не может понять, когда он счастлив. Он только когда чего-то ужасно хочет, но не получает, именно тогда понимает, как он несчастлив, не замечая, что в принципе у него все есть. Те, у кого нет стейка, на самом деле свободны и счастливы – они хотя бы могут об этом стейке мечтать, сами не подозревая, какая это не свобода. А когда у тебя этот стейк есть, он всегда будет или недостаточно с кровью, или пережарен. И всегда где-то будет стейк лучше твоего стейка. Чем больше у тебя денег – тем больше у тебя несвободы.
О. То есть ты хочешь сказать, что все у кого есть деньги несчастны и оставайтесь бедными, но счастливыми? Богатые тоже плачут?
В. Я хочу сказать, что дело всегда стоит за выбором. И как только у тебя этот выбор появляется, ты становишься несвободным. Деньги – это выбор. И чем их больше – тем больше выбора, а значит, тем больше свободы ты лишаешься.
О. (пытаясь понять, вовлечено) Например, я нищий одинокий, почти старик. Или нет. У меня многодетная семья, семеро по лавкам, носить нечего, есть нечего, жена больная. Дети в школу не ходят, так как денег на учебники тоже нет. А ты им, люди, вы счастливы, потому что у вас нет выбора - ходить в школу или не ходить. Фашизм какой-то, тебе не кажется?
В. Знаешь, в чем прикол? В том, что все зависит от человека. Сам человек определяет уровень своей несвободы. И как только он почувствует, что все, вот столько свободы я могу пожертвовать, он остановится. Человек всегда будет хотеть большего, этого у него не отнять. Так мы и в космос не полетели бы. И это хорошо - он всегда будет куда-то стремиться. Но ровно до того, пока ему не станет комфортно в тех границах (показывает в воздухе кавычки) «свободы», которые он сам себе установит и согласится с ними.
О. Или устанет.
В. Усталость в какой-то мере тоже определенное согласие. До поры до времени, но согласие с условиями.
О. Ты фашистка.
В. Хочешь поговорить об этом?
Пауза.
О. Скажи, какой твой выбор?
В. Не знаю. Я как раз стою перед этим долбанным выбором.
О. Пытаясь понять, твой ли это уровень НЕсвободы?
В. Ага, точно, НЕсвободы. А твой?
О. Я когда-нибудь перестану делать это.
В. Молодец.
О. Не, правда. Для меня это просто работа, никакой не интерес, прости.
В. Ничего. Мы же профессионалы.
Герои раскланиваются.
В. И чем будешь заниматься?
О. Я уехать хочу. В Америку.
В. Ты думаешь там все по-другому?
О. Я не знаю, я там не был. По крайней мере, будет что-то новое.
В. Ну-ну.
О. А каков твой выбор с твоею… девственностью?
В. Я не хочу никому ничего предлагать.
О. В смысле? (смеется)
В. Я не хочу никому навязывать. Я хочу, чтобы мне самой дали.
О. Гордая значит.
В. Может, я просто до сих пор не встретила нужного человека?
О. Может быть. А, может, ты его и не заметила, так высоко у тебя задран нос?
В. А чтобы тот, кто ниже моего носа, даже не рыпался.
Смеются. Олег, приглядываясь к Вике.
О. У тебя красивые глаза.
В. Спасибо, я знаю.
О. А что ты еще знаешь?
В. Грудь тоже красивая.
О. (с сомнением) Ну…
В. Ха, хочешь сказать у меня не красивая грудь?
О. Не знаю, я ее не видел. (встает, подходит к Вике) Пойдем, потанцуем.
В. И не увидишь.
О. Больно надо. Я этих сисек на своем веку повидал…

Танцуют под Infinie Solitude - Baz Baz.

О. (увидев что-то в углу) Это что?
В. Это папина шляпа. Дай сюда.
Надевает на Олега. Подводит его к зеркалу. Герои оба смотрят в зеркало. Олег крутится, любуется собой. Вика подходит ближе, чтобы тоже увидеть себя в зеркале.
Они смеются.
О. Прямо шпион какой-то.
В. Ой еще шейный платок давай, так красиво чтобы. (Убегает за платком, завязывает на шее Олега). По-моему хорошо. (Приобнимая его за шею, Вика поправляет платок. Рука так и остается на плече Олега). Теперь ты такой, Шериф с Дикого Запада.
Они смеются, потом успокаиваются. Он держит ее за руку, которой она его обнимает, их взгляды «встречаются» в отражении (герои смотрят в зал). Он опускает голову, пытаясь почувствовать тепло ее руки, касается своей щекой, почти целует. Она, затаившись, наблюдает за его действием, «впившись взглядом» в отражение. Потом приходит в себя.
В. Отпусти.
О. Нет.
В. Отпусти меня. (Пытается вырваться.)
Он смотрит ей в глаза через зеркало.
О. Нет.
Она расслабляется, смотрит на него все так же, в отражение, спокойным, циничным взглядом. Он отпускает ее. Вика уходит.
О. Хорошо же ты устроилась. (Поворачивается к ней, начинает ходить) Ммм, красивый интерьер, шмотки, декор... Декорации псевдожизни. (берет стул и с грохотом ставит его на место) Все не по-настоящему (Берет со стола пластиковые тарелки, стаканчики и раскидывает их). Такое "могу себе позволить". Не, я понимаю. (с усмешкой) Маленькая фашиствующая мисс Вседозволенность.
В. (спокойно, облокотившись о стену) Ты, что ли, настоящий?
О. Да уж понастоящее тебя буду! (раздраженно, сам не понимая, что его так задело) Наша любимая псевдо свобода. Захотела - сделала, захотела - не сделала. Никаких обязательств, да? Захотела, пригласила, накормила с пластмассовой ложечки полуфабрикатной кашей, причесала, нарядила (снимая шляпу и платок), спать уложила. Такие взрослые «домики». Только я не кукла, я не Кен, моя милая Барби, не игрушка, понимаешь. Я просто притворяюсь, так, чуть-чуть, за деньги. (усмехается) Но все на самом деле происходит по-настоящему. Жизнь – это по-настоящему. (подходя ближе к Вике, устрашающе, почти шепотом, с нарастанием, как бы объясняя ребенку, почти отчитывая) Так нельзя с собой поступать, сама с собой. За деньги кто-то с тобою сходит в кино, за деньги кто-то проводит тебя до дома, за деньги кто-то подарит тебе цветы, за деньги кто-то подержит тебя за руку у всех на виду. А страшнее всего, не у всех на виду. Но ты же не робот, неужели ты что-то там чувствуешь, когда кто-то за деньги говорит тебе комплименты?
В. Но ты же здесь. За деньги просто ночуешь в моей постели. (заводится) И каша у меня не полуфабрикатная. Самая настоящая овсянка. Ты даже отличить не можешь.
О. Она готовится три минуты. Настоящая овсянка готовится дольше.
В. Она просто мелкая, вот и готовится быстрее.
О. Мелкая... вот и я говорю, как ребенок экспериментируешь всё, проверяешь на прочность. Тыкнешь пальцем собачку - гавкнет - отойдешь, не гавкнет - еще раз тыкнешь, сильнее, побольнее.
В. Я тебя не заставляю тут торчать и терпеть мои тыки.
Расходятся по разным углам.
В. Кто ты вообще такой? А? Я же тебя не знаю ни капельки. И ты меня не знаешь. Кто ты, м? Как тебя зовут, а? А?
О. Никто. Я никто. (расслабленно, устало) И я так рад этому.
Олег ложится в постель. Демонстративно укрывается, поворачивается спиной к Вике.
Свет гаснет.

Сцена четвертая
Герои лежат в кровати. Их освещает видеопроекция с записью стекающих по стеклу капель дождя. Ночные звуки дождя.
О. (залу) Хорошо, да? Что может быть приятнее, вот так вот валяться вдвоем в теплой постели, когда за окном погода сходит с ума.
Олег, гладя Вику по волосам.
О. Ты спишь?
В. Нет. А ты?
О. (усмехаясь) Нет.
В. Дождь идет.
О. Угу.
В. Спать совсем не хочется. (одновременно с Олегом) Слушай…
О. (одновременно с Викой) Скажи мне…
Смеются.
О. Ты первая.
В. Нет, ты первый.
О. Нет, говори.
В. Нет, ты первый. (капризно) Кто платит, тот и танцует… девушку.
Олег осекшись, откидывается.
О. Тебе нравится да, постоянно мне об этом напоминать… госпожа?
Вика, улыбаясь и невинно хлопая глазами, как маленькая, избалованная девочка, просящая, чтобы ей что-нибудь купили или сделали для нее.
В. Ты об этом хотел поговорить?
О. Как вообще так случилось, что ты осталась девственницей? Вроде не уродина, даже ничего. Иногда милая, местами, когда не снобишь.
В. Ты не поверишь, я до 14 лет носила брэкеты. На меня не то, что мальчики, старушки смотреть боялись. Зато я теперь с ровными зубами. (широко улыбается, демонстрируя зубы).
Пауза. Звуки дождя прекращаются.
В. (продолжая, задумчиво) Никто меня, в принципе, не хотел… А кто хотел… того не хотела я.
Был у меня один. Из серии, знаешь, родил для меня целый мир. Или меня как будто заново родил для мира. Заставил почувствовать себя женщиной. Звал меня нежно по всякому, а я любила его смущать, публично. Ему было 42, а мне 22 на тот момент. Цветы, вино. Я дарила ему какие-то фильмы сумасшедшие. (Звук волн, ночи, сверчков). Однажды помню, луна была такая огромная. Море. Побережье всё, как такие горы драгоценностей в сундуке сокровищ – огни далекого города переливаются, блестят золотом на черном бархате. И темнота глухая кругом. Луна висит, круглая как тарелка, и огромная желтая как гонг и отражается в море широкой лунной дорогой. Ощущения, как будто бог на тебя загляделся, пока ты всей этой красотой любуешься…
Он был рядом и я думаю, или сейчас или никогда, будь, что будет. У меня монолог такой красивый был. И все главное, правда же была (ухмыляется), самая, блять, злоебучая правда. Во мне было столько нежности. Во мне столько нежности. Я готова была подарить ее тебе. Ему. Во мне океан нежности. Он переливается, он сочится из меня, он льется из меня тоненькими струйками, потому что уже места нет во мне, так много нежности внутри. Я захлебываюсь ею. Я хочу подарить тебе капельку, малую долю. Возьми, пожалуйста, возьми мою нежность, возьми, а не то я задохнусь, спаси меня. Спаси меня от моей нежности. Пожалуйста.
…Видел бы ты его глаза. Испуганные, жалкие, смеялся так нервно, жалко. Ответственность какая-то, назвал меня ангелом, святой, хорошей. Недостоин, говорит. Я стала ржать. У меня сразу отлегло так автоматически и полегчало. Татьяна, блять, Ларина. А он еще жальче стал. Еще… жальче. Жалкий. … (как бы приходя в себя) Господи, но я же любила его, любила его за что-то, как я могу быть такой …. Боже. Это же все тот же человек, на которого я дышать не могла, как я могу так вот… чувствовать. И презирать. Любимого. Боже.
Вика поворачивается, уткнувшись куда-то в бок Олегу, закрывая лицо руками. Следующий монолог начинает, говоря в руки. Сначала не очень хорошо слышно.
В. А еще был один такой смешной мальчик. (поворачивается лицом к залу) Поэт. Музыкант. Мы с ним месяц переписывались. Такой, знаешь, типа виртуальный роман. И это было так… ну, как будто магистраль высокоскоростная между нами – от души к душе, из сердца в сердце ходил такой супер-эскпресс, без остановок и технических перерывов. Вот здесь сердце стукнуло – и там сердце стукнуло. Здесь рука дрогнула – и там… Я тогда жила в другом городе. Мне было одиноко, скучно, а тут это. Ну и любовь выросла, как сорняк на благодатной почве. Никому не нужный сорняк. Который чем раньше вырвешь, тем лучше… А он жил там, где я раньше жила. Ну, типа, дома, на родине… Я купила ему какой-то подарок и передала с подругой. Ну, лучшей подругой, она меня навещать приезжала. Так мы с ней всю ночь проболтали, про магистрали, про то, что я собралась билет ему на самолет покупать. Я даже спать с ним не хочу, говорю, понимаешь, хочу просто обнять его, уткнуться в грудь и разреветься, что есть сил… И он такой сумасшедший, юный такой. Рэмбо. Поэт. А она смеется, вы говорит, оба ****улись. Я говорю, передай ему. А она, да передам. Через какое-то время звоню ей. Передала? А она пьяная в жопу. Я, говорит, сижу в его рубашке. И мы… как бы… целовались. Он так беспонтово целуется. И ваще, нахуя он тебе сдался?.. Действительно, говорю, ни на ***…
Пауза.
О. А РЭмбо, это он, типа, накаченный такой был, да?
В. РэмбО (передразнивая) – это, типа, поэт такой, он в 19 лет стал классиком французской литературы. В этом же возрасте писать бросил, уехал в Африку, и умер там, в 37, что ли, лет. А вся тусовка эта, поэтическая, французская, думала, что он раньше умер, ну в 19, когда исчез. РЭмбо, кэвээнщик блин.
О. Да ладно тебе. А ты его стихи знаешь?
В.
Он снизошел под ковер.
Спрятал кожу от штор.
Вынес себя за черту.
Дрочил на мечту.

Красивый со стороны.
Из-за спины не мужской.
Безумный если молчит.
Птица если кричит.

Он скрыл себя от рыбаков.
Сжег себя от дураков.
Прицелился в мир из окна.
Стал похож на себя.

Теперь все цветы за него.
Теперь вся вода за него.
И свет не стемнел и горит.
Не ушел.

О. Это Рэмбо твой? В каком веке он жил?
В. Это мальчик. Тот, который беспонтово целуется и нахуй никому не нужен.
Герои молчат. Олег закуривает.
В. А я, знаешь, чего хочу. Хочу притаиться так в уголке, тихо, тихо сидеть. И пусть они все найдут свое счастье, пусть они все найдут себя и будут счастливы. А я пережду этот момент, чтобы не мешать никому, понимаешь, я… просто вычеркну себя, уйду в стэнд-бай режим, чтобы не отвлекались лишний раз. А они найдут все друг друга, будут безмерно счастливы и полны, закончены, идеально. И тогда я появлюсь. Когда все будет хорошо. И буду радоваться их счастью вместе с ними. И сама буду счастлива.
Вика берет у Олега сигарету, затягивается. Свет медленно угасает, концентрируется на ее лице. Вика отдает сигарету Олегу.
В. Потуши, пожалуйста, не люблю, когда у меня дома курят.
Свет резко гаснет на ее лице.
Большая пауза.
В темноте слышно ровное дыхание спящих людей. Телефонный звонок. Олег встает. Свет загорается только над Викой, она резко открывает глаза.
О. (шепотом) Да. Привет. Да, я тоже соскучился. Ну… да, да… понимаю… ну все. Нет, я не могу. Поздно уже. Ну, все. Детка, я не могу сегодня, я тебе завтра позвоню, ладно. Все, спокойной ночи. …. Спокойной ночи. Все. Я тоже. Да. Давай. Ну, пока. Угу. Да, давай. Все, чмоки, чмоки.
Все это время под светом Вика лежит с открытыми глазами и слушает разговор. Олег, закончив говорить, ложится рядом. Вика резко закрывает глаза. Свет над ними гаснет.
В. Десять процентов сверху за выключение сотового телефона на ночь.
О. Не надо, ты выиграла наш специальный суперприз.
Звук выключаемого телефона.

Сцена пятая
Олег входит в комнату. В руках букетик цветов. Вика в халате, после ванны, на голове полотенце.
В. (в зал) Он пришел с цветами. Это что?
О. Это тебе. (протягивает)
В. Я это не заказывала. (складывает руки на груди)
О. (раздраженно) А это у нас бонусом, для постоянных клиентов.
Олег отшвыривает цветы в угол.
О. Хотя, *** с ними
В. Да, ладно, что ты занозишся, я же пошутила. Сразу цветы выкидывать, че ты... (подбирает цветы, уносит)
О. (обиженно) Шутки все твои...
Олег подходит к окну. Вика стоит у стола, пристраивая цветы в вазе. Отойдя от стола, любуется на расстоянии, оборачивается, взглядом приглашая Олега полюбоваться вместе с нею. Олег игнорирует ее. Вика переходит к зеркалу, достает из кармана халата крем, начинает смазывать лицо, при этом наблюдая за Олегом в отражении. Он стоит у окна.
В. Что ты там делаешь?
О. Смотрю на улицу.
В. И что ты там видишь?
О. Кошки трахаются.
В. (усмехаясь). О господи.
О. Знаешь, почему кошки кричат, когда ебутся?
В. Нет.
О. Потому что кошке больно.
В. Кто тебе такое сказал?
О. Девушка одна.
В. Клиентка?
О. Нет. Знакомая.
Олег подходит к Вике.
О. Ну что, приступим?
В. Да пожалуй.

Вика снимает халат, оставшись в своей ночнушке, ложится в постель. Олег раздевается, ложится рядом.
Герои валяются, им скучно. Вика садится в постели, Олег тоже поднимается. У Вики распущенные волосы. Олег трогает ее волосы.

О. Сырые еще.

Олег начинает заплетать Вике косички.

В. Расскажи про своих клиенток. Тебе вообще нравится? Ты получаешь удовольствие?
О. Ну, как тебе сказать. Это просто работа.
В. Ну, я люблю свою работу… Иногда.
Олег усмехается.
В. А было что-то, что запомнилось больше всего? Вообще, как они себя ведут, женщины?
О. Да обычно они себя ведут, не хуже мужчин.
Пауза.
О. У меня однажды вечерина была, в прошлом году. Ну, телки заказали. Типа девичник что ли, на даче. Какие-то подружки, короче, из одной компании. Ну, я так потанцевал для них чуть-чуть, шампанское, торт какой-то огромный. Ну и, значит, дело до главного доходит. Нас вообще двое было, я и еще один парень. А тот вообще, бог короче, такой, самый мачо. Ну, он пошел, как бы виновницу торжества ублажать, а мне досталась организаторша. Хочу, говорит, орально. Ну ладно, орально так орально. Она на софе такой сидит. Я сажусь на колени, снимаю ей трусики, раздвигаю ноги. Начинаю. Ну, стараюсь, так вроде, хорошо, уже постанывать начала. Думаю, ну, все с этим делом уже кончать пора, а то поздно уже, спать хочется как никак. И тут эта телка, сука блять, приподнимается так, согнулась, и весь этот гребанный торт, с икрой и с шампанским выблевала. На меня… на себя. Теплое такое, вонючее что-то полилось по щеке моей, по ее ногам. А я думаю, че она стонет так, рано, вроде еще… а она… Я поднимаю голову, типа, е мое, че за фигня. А она рот утирает и говорит, не останавливайся. Да какой, нахуй, не останавливайся, у нее вся ппи… промежность в блевотине. Не, грю, так не пойдет. Она откидывается, вытаскивает из сумочки полштукаря, сует мне. И чтоб все чисто было, говорит. А я смотрю ей в глаза, думаю, вот суку такую же мама родила. Они мне после всего этого должны были заплатить. Без аванса. Ну, я и вылизал ее. До чиста. Она еще звонила мне, но я ее на *** послал.
В. И ты меня спрашиваешь, продавала бы я автоматы?
О. А еще одна была такая, сука-садюга. (перестает заплетать косички. Вика ложится). Баба, короче, лет сорок пять. Ну, тело ниче так еще, но сиську висят уже, безвозвратно. (усмехается) И искусственный член у нее, блять, такой, на ремешках. Ну, квартира такая вся, знаешь, типа в портьерах, зеркало большое, столик белый с фотографиями.
…Сначала я сосал этот член ее долго, аж челюсть потом болела, и нёбо, он же, блять, резиновый и ни ***… не вкусный, короче. А потом двое мужиков вышло откуда-то, я даже не заметил, откуда, из-за портьер этих гребанных. Короче, вышли они, взяли меня под белы руки, крепко так взяли, повалили на какую-то кушетку, и эта бабец меня своим резиновым елдаком так и отымела в зад. А потом и мужики эти. А я уже лежу, такой знаешь, сознание теряю, смотрю на этот столик, а там фотография одна, такая знаешь, в каждом доме есть – мальчик такой стоит, беленький, беленький, в одной руке пес… тоже беленький, суко… прижат к щеке, в другой трубка телефонная, синяя пластмассовая, игрушечная. К уху приставлена. Но так криво она к уху прижата, что сразу видно, как мальчик напряжен был в тот момент. И взгляд у него такой не сосредоточенный был, и рот как-то открыт неестественно, и собака эта с невидящими глазами, потому что мальчик к ней никак не причастен был, чужая это игрушка была, понимаешь. Он думал, наверное, блин, ну поскорее бы все это закончилось уже, и побегу в песочницу к пацанам, мосты строить. А может, и не думал.
…Ты не представляешь, сколько мне в тот день заплатили. И на Крайслере каком-то домой отвезли. И бутылку вдовы клико в руку сунули… Я повеситься хотел в тот же день. Думаю, ну все, родной, судьбу всю свою испытал до конца, какого только можно, пора тебе в петлю, вэлкам. У меня сил не хватило, я шнур взял от удлинителя, а завязать его толком не смог. У меня руки дрожали, весь я трясся, ревел, как баба, и сопли утирал. Потом пошел, выпил водки, полбутылки сразу, залпом и свалился как мертвый, уснул. Проснулся ночью, пошел, умылся, увидел себя в зеркале, вторую половину допил и снова уснул. Утром взял все деньги и укатил на Бали… Шлюх **** не переставая, по две за ночь иногда бывало, пил как лошадь. Потом проснулся однажды ночью, весь в холодном поту и в собственной моче. Пошел в море, утонуть хотел, лежу на спине, думаю, пусть унесет меня куда-нибудь. А небо такое там … низкое, звезды яркие. И думаю, блин, мир такой огромный, а ты такой маленький, микроскопический. Ты – это вот такая вот звезда на бесконечном небе этом, и еще более бесконечном отражении этого неба. И еще че-то думал, не помню уже. Короче, я решил, что мир прекраснее, чем я, и его еще стоит посмотреть, а сдохнуть я всегда успею.
Вика гладит его по спине.
О. (все еще смотря в зал) Слушай, а разденься, а?
В. Нет
О. Почему?
В. Я не могу.
О. Ну почему?
В. Если б могла, я бы разделась.
О. А ты через не могу. Неужели тебе не интересно?
Вика молчит
О. В качестве тренинга такого, терапии, а? Я тебя не трону. Просто постоишь голой и все. А я на тебя посмотрю. Давай. (оборачивается, смотрит на Вику).
Вика долго смотрит на Олега. Олег машет головой, дескать, давай. Вика, не отрывая взгляда от Олега, вылезает из постели, также, не отрывая взгляда, снимает ночнушку, остается в трусах. Не отрывая взгляда, снимает трусы. Герои долго смотрят друг на друга.
О. Повернись.
Вика поворачивается вокруг.
Олег встает. Подходит к ней, разглядывает ее в упор. Вику начинает трясти, она прячет взгляд. Олег проводит рукой по ее плечу, предплечью, слегка задевает грудь. Наклоняется, целует сосок. Вику начинает трясти еще больше. Олег увлеченно становится на колени, целует, лижет пупок. Вика запрокидывает голову, пытаясь расслабиться, тяжело выдыхает. Олег смотрит на нее снизу вверх. Встает, срывает покрывало с кровати. Заворачивает ее покрывалом. Вика сильно дрожит.
В. Господи, как холодно.
О. Все, все, прости, прости меня.
В. Так холодно.
Олег обнимает Вику. Свет гаснет.


Действие второе.

Сцена шестая.

Герой входит в комнату, разглядывая легкий бардак. Вика с бутылкой водки в руке и кофейной чашкой, изрядно выпившая.

О. Привет.
В. Привет. Проходи.
О. А ты че, такая, грустная, что-то случилось?
В. У меня сегодня официально годовщина. Папиной смерти. Водки будешь?
О. Давай.
Вика уходит, шатаясь, за второй чашкой, гремит посудой. Приходит, сует чашку Олегу в руки, наливает.
В. У меня посуды под спиртное нет ваще (пьяно смеется сама по себе).
Пьют, сидя на полу. Вика молчит, по лицу видно, что она ведет какой-то «внутренний диалог». Олег выжидающе молчит. Вика, подумав, наливает еще. Выпивают. У нее задумчивый взгляд, Олег потихонечку вытаскивает бутылку из ее рук.
В. Ты знаешь…
О. Да.
В. А что ты знаешь? (Вика ловит взглядом его движение, пытаясь понять, что он делает).
Олег осторожно указывает на бутылку, дескать, дай подержать. Вика механически протягивает ее ему.
В. Я умру от рака.
Олег смотрит на нее внимательно.
В. У нас это семейное. Или от рака, или от шизофрении. Они все у меня от этого умирают.
О. Ты пока не умирай, ладно.
В. Мой отец – самый великий лучший мужчина в мире. Он в своей жизни построил город, представляешь, он инженер был, главный. И спасал людей от селя, он дамбы проектировал и строил. Вот. Давай еще выпьем, а?
О. Ммм… может попозже?
В. Он меня вязать научил. И гулять с ним было интересно по природе, потому что он все про нее знал, как каждый кустик называется, травинка каждая, птичка че-нить вякнет, а он ее уже знал... Я когда узнала, что он болен, я так испугалась. Как знаешь, когда в детстве живешь, живешь себе, потом раз однажды засыпаешь, думаешь всякое, и вдруг до тебя доходит, что такое есть Смерть. Вот тебе лет там, пять, например, ну или шесть, и вот до тебя, такого, салпана, доходит, что такое Смерть. Что вот ты умрешь и дальше пустота, и не будет больше этого двора твоего, друзей, песочницы, турника, борща маминого, а самое главное мамы не будет, и папы. И тебя не будет и пустота и темень вокруг, вселенная пустая, и ваще хрен поймешь, НИЧТО и НЕБЫТИЕ. И вот ты это все в пять лет понимаешь, потом ахуеваешь, ревешь, и быстро все забываешь. Засыпаешь в соплях, ну и как бы не было этого всего. Но жизнь твоя уже поменялась. Навсегда. Вот так вот я себя снова почувствовала тогда, когда узнала что у папы рак…
Это так ужасно… Его увезли в другой город, и я была рада, представляешь, к своему стыду. Потому что я ваще не знала, что делать. А мама его увезла туда… умирать, понимаешь. Я долго не могла понять, че она его туда потащила… А я че-то путешествовать уехала, я вообще всякой херней страдала, пока он болел, все эти восемь месяцев. Потом приеду к нему на выходные, сажусь так на подлокотник дивана и рассказываю про свои странствия. Какое небо в Италии синее, какое море в Испании соленое, какие девушки в Париже не красивые… А он уже не то, что подниматься, он уже говорить не мог. И главное, я ему говорю, а он… он… переспрашивает. Я ниче не поняла, переспрашиваю, че говоришь, пап. А он снова че-то там мямлит, у него просто мышцы рта уже ослабли совсем, он говорить уже не мог толком. Я подхожу к нему ближе, становлюсь на колени, спрашиваю: Чего? А у самой уже слезы наворачиваются, потому что вот он лежит здесь, человек, который мог все, глыба, города строил и дамбы. И я понять не могу, что он говорит. Он снова что-то произносит, я говорю, повтори еще раз. А ему тяжело уже, вижу. Встаю, в панике. Блин. Я не могу понять, что он говорит, смотрю на него, а глаза у него вот трезвые, осмысленные донельзя. Просто ясность сплошна, а понять я его не могу. Я ему говорю, я не могу понять тебя, папа. Он еще что-то там мычит из последних сил. А я злая от собственной беспомощности, что я не то, что спасти его не могу, я, блять, понять его не могу. У меня слезы уже в глазах стоят, и одна мысль: лишь бы не увидел, лишь бы не увидел… Я говорю ему, я щас и вон из комнаты. В ванну. Оставляю его там одного. Со своей глупой историей. Непонятого. И реву за дверью. Лишь бы не видел он моих слез. Потому что… я даже представить себе не могу КАК ему самому было тяжело. Что наше горе, это лишь пыль по сравнению с его собственным пониманием, собственным осознанием всего происходящего, всей этой долбанной ситуации медленного умирания.
Герои сидят вместе на полу. Уставившись в одну точку. Ее голова у него на плече. Она не плачет.
В. (задумчиво, устало) У тебя предусмотрена какая-нибудь развлекательная программа. А?
О. Стриптиз? (пытается усмехнуться)
В. Ну давай стриптиз, че теперь делать. (Смеется, отползает к бутылке, наливает еще, выпивает).
В. Уу-уу. Фффииить (пытается свистеть).
О. У тебя музыка есть?
В. Да, тебе какую?
О. Мне соблазнительную.
В. Ахха, щас.
Вика шатаясь идет к музыкальному центру, ставит музыку. Первые секунды I Feel Good – James Brown.
Олег удивленно смотрит на нее.
О. Ну ты че, ё мое?
В. (пьяно смеется) Сори. Щас.
Ставит It’s A Man’s Man’s Man’s World – James Brown. Вика садится спиной к залу, теперь она часть зрителей.
Олег начинает танцевать, пытаясь ее рассмешить. Через какое-то время Вика начинает смеяться. Олег, уже раздевшись до трусов, начинает заигрывающе снимать трусы. Вика смеется, закрывает демонстративно глаза двумя руками.
В. Нееет!!!
Музыка кончается. Вика все также сидит с закрытыми глазами. Олег подходит к ней. Берет ее на руки, несет в кровать. Укладывает, ложится сам. Свет гаснет. Через какое-то время в темноте слышны всхлипывания Вики.
О. Ну все, чщщщщ…


Сцена седьмая.
В темноте.
Герои возятся в темноте под одеялом. Что-то шутят, смеются. Олег забрался под одеяло, прячется там. Она смеется.
О. Можно я буду спать у тебя на груди? Как твой младенец.
В. Господи, я так люблю обнимать его. И просто спать. Ты залезаешь в мою душу.
О. Она залезла в мою душу. С ногами. Даже не разулась. И сидит там. Давай сделаем наши встречи хотя бы два раза в месяц.
В. А ты сделаешь мне скидку?
О. А хочешь специальное предложение? Целый месяц бесплатно.
В. У меня профессиональное. (Смеется). Я не могу тебе довериться, как маркетолог, понимаешь. Есть в этом подвох. Мне что для этого, надо привести еще подругу, для поднятия продаж…

Свет включается.
Герои лежат уже спокойно.

О. Ну и вот. Тебе будет 25, а дальше?
В. А дальше. Ну, поработаю еще чуть-чуть, капитализируюсь, поживу где-нибудь заграницей. А потом рожу ребенка к 30 годам.
О. А потом?
В. Потом посижу с ребенком на накопленные средства. Кончатся, снова пойду работать. Открою свое маленькое дело, буду что-нибудь продавать,
консультировать. Будет у меня маленький стафф.
О. А потом?
В. Потом лет к 50 открою свой мааленький барчик. Знаешь, такой в псевдомексиканском стиле. Буду продавать текилу. Стану уже к тому моменту такой
располневшей матроной, мой сын или дочь будут давно далеко где-нибудь в Штатах
или в Европе. А я буду продавать свое пойло, таким забулдыгам как ты.
О. Мне нравится. У тебя вообще никого нет в планах. Ну, кроме ребенка, хотя он тоже очень непонятно. У тебя программа какая-то на одиночество.
В. Хочешь присоединиться?
О. Как так получилось, что ты… даже теоретически не вставляешь кого-нибудь в этот свой… паззл. Реально, у меня сложилось впечатление, что ты как паззл собираешь свою жизнь.
В. Ну, я не окончательная перфекционистка. Если в моем, как ты говоришь, паззле не будет хватать одного кусочка в виде мужчины-мужа-спутника жизни, то я от этого не рассыплю весь паззл.
О. Ты любишь животных?
В. Очень.
О. А че кошку не заведешь?
В. Я не могу себе этого позволить, я в командировках раз в три месяца.
О. Вот видишь... Даже кошку завести не можешь.
Пауза.
В. А ты? А у тебя будет семья?
О. Конечно.
В. И дети?
О. Четверо.
В. (недоверчиво) Вот прямо так, четверо?
О. А что? И все от одной женщины. С пацанами буду в футбол играть, а с дочками… ну найду, чем заняться.
В. Уж я то не сомневаюсь.
О. А вот это было пошло.
В. А по вечерам будешь спать с другими тетями, чтобы мячик пацанам для футбола купить, да?
О. Ну почему же, нет. Я уж найду, чем заработать на мячик, не сомневайся. (Пауза). (мечтательно) И дом у нас будет у океана. И собака большая будет бегать. И у жены волосы будут длинные, на сильном ветру так развиваться. А дочка моя, самая младшая, будет ходить и собаку нашу дразнить, тянуть за хвост, а потом бежать ко мне, жаловаться, что Лазарь на нее рявкнул, а мы все будем смеяться и умиляться моей малышке.
В. (с насмешкой) Лазарь?
О. (искренне) Да, тебе не нравится?
В. Да не, нормально.
Молчат.
В. У меня горло болит.
О. Просто болит? Когда глотаешь?
В. Ага
О. Знаешь, как я себя от горла лечу? Нам же, как и пожарникам, болеть нельзя.
В. Как?
О. Я ищу на шее точку. Хрящик такой. И массирую его. Этот хрящик должен как бы
соприкасаться с той больной точкой в горле, и ты массируешь прямо до боли. Помогает. Помассируешь так минут пять, потом через некоторое время еще пять. У
меня обычно горло проходит. Зато на шее потом эта точка болит.
Вика шарит по своей шее.
В. Где? Где, не могу найти.
О. Ну у каждого по-своему. (начинает трогать ее шею).
В. (смеется) Ой, как-то все странно это.
О. (отпускает ее) Ты должна сама найти. Это очень индивидуально.
Вика честно пытается найти точку, смотря в глаза Олегу. Движения замедляются, Олег начинает ее целовать. Вика отвечает на его поцелуи. Они целуются уже страстно. Свет гаснет. В темноте слышны движения.
В. (шепотом, с придыханием) Нет.
Через продолжающиеся движения, учащенное дыхание.
В. (отчетливо, как ребенку) Нееет.
Олег скулит, посмеивается, рычит в подушку. Звук как кто-то откидывается на спину. Пауза.
В. Обними меня.
О. Нет.
В. (настойчиво) Обними меня.
О. Не буду.
В. Это непрофессионально.
О. Плевать.
В. Дилетант.
О. Буржуйка.
В. Любитель.
О. (с вызовом) Целка!
В. (возмущенно, подбирая слова) Давалка!
Пауза.
О. Ладно, иди сюда.
В. Убери руки.
О. Ну, блин (слышно, как он подвигается)
В. Не трогай меня.
Слышна небольшая борьба, потом они утихают.
О. Тсссс… спаааать…
В. Ненавижу тебя.
О. Да-да, я тоже.

Сцена восьмая.
Вика сидит на стуле. Олег, опять в какой-то другой одежде, ходит из стороны в сторону.
О. (в зал, задумчиво, напряженно) Она деньги всегда оставляла на столе. И завязывала пачку в ленточки разного цвета. Так март был розовый. Апрель зеленый…
В. (в зал, устало) В тот вечер он пришел пьяный в драбаган. Начал че-то гнать.
О. (пьяно) Ну, что, сегодня тоже будем обжиматься, или все-таки трахнемся как взрослые?
В. (в зал) У него у виска был кровоподтек какой-то. (встает) Что у тебя?
О. А ничего. Ничего, понимаешь? (Садится на стул, запускает руки в волосы, смотрит на ладонь, на которой видит пятна крови, задумывается, потом как бы очнувшись, продолжает) У тебя есть хотя бы твоя долбанная девственность, а у меня ничего. Выпить есть?
В. Нет.
О. Ах, ну да, я забыл. (встает) Мы же непорочная Дева Мария, у нас даже выпить нет.
В. Слушай, иди-ка ты сегодня домой, я тебе потом позвоню.
О. Ну уж нет. Я сегодня буду отрабатывать свои деньги, а то у меня совесть, понимаешь, я не могу так, ничего не делать.
Вика пятится.
О. Так отработаю, что ты потом ходить не сможешь.
Олег начинает грубо обнимать Вику. Она вырывается.
В. Пошел вон, придурок.
О. (отходит от нее) Вообще-то меня Ваня зовут. (ходит из стороны в сторону) Ты, блять, думаешь, что купила меня? Весь мир купила. Ан нет. Это я тебя купил. Я! Слышишь! Это ты, блять, за своей работой, себе мужика нормального найти не можешь. Блять, кровь еще эта.
В. Что за кровь?
О. Какая тебе нахуй разница? Мало ли кто там этому «придурку» врезал? Вообще, че ты строишь из себя заинтересованную, а? Внимательную. В дочки матери в детстве не наигралась? (через паузу, зло) Ты и рожать будешь из пробирки. А я буду иметь таких, как ты сотнями, пачками.
В. И в каком же месте ты меня имеешь?
Герои встречаются взглядами.
О. Ты знаешь, я же тебя трахнул тогда, когда ты напилась, помнишь?
Вика настороженно, прищурившись, смотрит на Олега.
В. (отворачиваясь, с усмешкой) Ты гонишь…
О. Не, честно. Я просто не выдержал уже. А ты была такая податливая. Неужели не помнишь?
В. Я тебе не верю.
О. Ну, от этого факт не перестает быть фактом. Ты вырубилась, но рефлексы все работали. Обнимала меня, стонала. Боже, как ты стонала, как маленькая девочка...
Подходит сзади вплотную к Вике, говорит ей в ухо. Вика зажмуривает крепко глаза.
О. …визжала. А я остановиться не мог, все **** и ебал тебя, мне было так хорошо. Я жить хотел уже в тебе.
В. Ты врешь!
Олег не выдерживает, поворачивает Вику к себе, хватает ее за лицо, пачкая ее своей кровью. Вика пятится, но, как в клешнях, в руках Олега, ничего не может сделать.
О. Я не могу так больше, дура, как ты не понимаешь! Тебе уже 24 года, девочка моя, пора уже, ты права. А я нормальный мужчина, я хочу тебя.
В. (не моргая, смотря Олегу в глаза) Ты – проститутка. Так веди себя соответственно!
О. (также в глаза) Не меньше чем ты. (отпуская Вику) Ведь ты, ты такая же продажная как и я. Только ты хуже. Я тело продаю, а ты... ты жизнь свою продаешь, мозг, а о душе я вообще молчу. От этого и философия у тебя какая-то вся… тухлая, стейк философия. Тебе ни во что верить не осталось, и ты придумала это гавно с несвобдой - чтобы пожалеть себя, богатенькую и несчастненькую, потому что в глубине души ты прекрасно понимаешь, что ты и кто ты. Что тебя точно также имеют во все дыры твои боссы в Европах. И понимая это, ты точно также продолжаешь продаваться и остановиться не можешь. А я могу.
В. (возмущенно) Какое право ты, блять, (подбирая слова) шлюха, имеешь читать мне мораль? А? Кто тебе дал такое право?!
О. Ты знаешь, то, что ты ни с кем не спала, хотя со мною ты спала (истеричный смешок), еще ничего не значит. Я, можно сказать, тоже такой… типа девственник. Потому что я верю в… прекрасное, да, в прекрасное, как бы тупо это не звучало. (смеется истерично). А ты все, ты все уже, конченная, ты всю жизнь свою продала, прожгла дотла. А у меня все еще впереди.
Вика стоит в углу, уже не слушая, устало, прислонившись к стене лбом. Олег, не в состоянии остановиться, задумчиво, как бы перечисляя про себя.
О. А может тебе отлизать? (подходит снова к Вике) О, как девочки любят оральный секс, аж на говно исходят. (громче, как бы обращаясь к глухому) Может тебя отлизать лучше, без проникновения, а? Знаешь какое это удовольствие? Да, знаешь, конечно, небось, не раз баловалась грустными одинокими вечерами со своим клиторком. (жестом имитирует мастурбацию, постанывая). (Вика отходит от стены, избегая взгляда Олега) Еще в жопу можно. (ловя ее взгляд, заглядывая в лицо) Тоже вроде девушка, но как бы и не девушка. Особое, пикантное удовольствие.
Вика дает Олегу пощечину.
В. Хватит истерить, ведешь себя как самый обычный сраный мужик.
О. А я и есть мужик. Как вы это, бабы, не поймете, я мужик и никуда от этого не деться. Сколько бы вы мне не платили, мужиком и останусь.
Вика смотрит на Олега внимательно.
В. Бедный, господи, обиженный на весь свет.
Вика, приподнимаясь на носочках, обнимает его за голову.
О. (уткнувшись в шею Вики, отчаянно) Я ненавижу тебя. И себя ненавижу. И деньги твои... Только не отпускай меня. (обнимает ее в ответ) Не отпускай, пожалуйста.
Олег нервно смеется.
О. Бля, да ты же мне тупо не даешь!!! (смеется, отходит от нее)
В. Знаешь, я подумала. Это же просто секс. Просто физика. Так, что все вокруг него так возятся, вьются, словно мухи над говном. Какая на хрен разница, есть у тебя дыра или нет. Ведь даже если я это и сделаю, ничего от меня не убудет и не прибудет. Просто испытаю какой-то физический контакт очередной. Как массаж. А ведь, чтобы испытать что-то особенное, нужны же чувства. Понимаешь, проникновение душа в душу, познание, знание, до дна, когда тело – это просто очередной барьер, приятный барьер к душе возлюбленного. К чему-то большему, чем просто душа. И магистраль тогда твоя замыкается. Заполняется, закольцовывается, становится полноценной...
О. (приходя из другого конца сцены, тихо спокойно) Во мне столько нежности... Я готов подарить ее тебе…
В. Нееет.
Вика отходит от него. Олег следует за ней, не прекращая говорить.
О. Во мне океан нежности. Он переливается, он сочится из меня, он льется из меня тоненькими струйками, потому что уже места нет во мне, так много нежности внутри. Я захлебываюсь ею.
В. Хватит. (Вика садится на стул, закрывает уши). Я не слышу тебя. Ляляля….
О. Я хочу подарить тебе капельку, малую долю.
Олег подходит к Вике, садится на колени, заглядывая ей в лицо. Вика переставляет руки, которыми закрывала уши на глаза, чтобы не видеть его.
О. Возьми, пожалуйста, возьми мою нежность, возьми, а не то я задохнусь, спаси меня. Спаси меня от моей нежности.
В. Хватит!
О. Пожалуйста.
Вика сидит на стуле, с закрытыми руками глазами.
Свет гаснет. Играет New York I love You – LCD Soundsystem.

Сцена девятая.
Вика все также сидит с закрытыми глазами. Олега нет. Он где-то в темном неосвещенном углу.
В. (с закрытыми глазами) А потом он не пришел. Я ждала до последнего, потом легла спать. Он не пришел и на второй день, и на третий.
Героиня ложится в кровать, устраивается, теребит волосы.
В. Ну и ладно. Другого найду. Вот так всегда. Тоже мне, идиот какой-то, блять, непрофессионал, какого хрена. Вот так вот оно все и кончается... цветы еще гребанные свои носил... взгляды все эти... никому ты, блять, не нужна. Что и требовалось доказать. Спи теперь одна в холодной постели, идиотка. Подумаешь, тоже мне нашелся, кэвэнщик... а мы и сами с усами, слава богу, прожили 25 лет как-то... и еще 25 проживем.
Героиня обнимает себя крепко-крепко...
В. Я сама себя согрею. Сама себя усыплю и по волосам поглажу, сама присню себе
сладкие сны, сама подоткну под себя одеяло, сама себя разбужу поцелуем, сама
себе сварю кофе, сама себя свожу в ресторан, сама себя успокою, сама с собой посмотрю кино, сама с собой его обсужу, сама себя провожу в аэропорт, сама себя встречу, сама себя обниму, сама себя выебу, сама себе рожу, сама себе сдохну блять...
Вика начинает плакать... плакать сначала тихо... громко шмыгая, потом, уткнувшись в подушку, начинает реветь навзрыд, громко, как плачут люди, когда их никто не видит и не слышит, как будто настал конец света, как будто умер кто-то, как будто она сама умерла. Вика кричит в подушку. Олег не выдерживает, выскакивает из неосвещенной части сцены.
О. Ну, все, чщщщ...
В. Другого найду, мало вас что ли…
О. Да, да, конечно,
В. Да, а ты что думаешь.
Герой ложиться с нею рядом, обнимает ее, гладит по волосам, успокаивает. Свет гаснет.

Сцена десятая.
На сцене два стула, которые смотрят друг на друга. Вика стоит, как бы услышав звонок в дверь и торопясь открыть, бросает в зал фразу.
В. Он пришел через две недели.
На встречу выходит Олег. Вика от радости слегка подпрыгивает. У героя в руках бумажный пакет.
В. Привет.
О. Привет
В. Ты так рано.
О. Да, пока свободен.
В. Пока... Хочешь кофе?
О. Да.

Героиня уходит на кухню.
В. Ты знаешь, все это время было так холодно. Заморозки наступили, а отопления нет.
Герой сидит на стуле, смотрит в сторону кухни, задумчиво и серьезно.
В. Дожди, дожди, надоели уже эти дожди... я прямо ненавижу уже эту погоду,
такое ощущение тепло не наступит уже никогда. Тебе с сахаром?
Герой кивает головой.
В. И знаешь из-за пасмурной погоды темно так, будто вечер постоянно. Три дня вечер. Я не выдержала, вышла на улицу. И все ходила, ходила по улицам. Думала, уж если ты вдруг решишь прийти, так, может, позвонишь... Ну и доходила, что простыла в итоге. Валялась с температурой. Это даже хорошо, что ты не приходил, я, когда болею, ко мне вообще лучше не подходить, знаешь, я та еще стерва становлюсь. И я все думала, думала. Про все на свете. Я поняла, что мне надо тебе кое-что сказать. Вот прямо взять и сказать, потому что...
Вика с кофе выходит к стульям. Олега там уже нет. На стуле стоит пакет.
В. … я ведь не скажу этого никогда.
Она ставит кружку на пол. Садится на стул, берет в руки пакет. Вытаскивает из пакета стопку денег, перевязанную розовой лентой.
В. Март.
Потом зеленой.
В. Апрель.
Потом фиолетовой.
В. Май.
Потом голубой.
В. Июнь
Потом красной.
В. Хм, июль, смотрите, даже не вскрыл, ленточка осталась та же, с затяжкой… я ее кольцом случайно задела.
Потом синей.
В. Август...
Смотря в пакет на последнюю пачку.
В. Сентябрь. С белой ленточкой.

Героиня складывает деньги в пакет. Медленно ставит стулья в нужном порядке, то есть спиной к спине. Садится. Свет гаснет.

Свет зажигается, герой сидит на одном стуле, спиной к героине. Героиня сидит на том же стуле.

О. (залу) Вы знаете, а она добилась своего. Она всегда всего добивалась... Ровно за месяц до дня рождения она все-таки отдалась там какому-то… мальчику-другу.
В. Мне не понравилось...
О. Скажи, а где ты праздновала свой 25-тый день рождения?
В. В самолете.
Олег упрекающее делает демонстрирующее движение в сторону Вики.
В. А ты так и не звонишь...
О. Ну ты же где-то в Мюнхене вроде как...
В. Ну и что, а ты хотя бы попытайся. Неужели ни капельки не хочется?
О. (залу) После нее я перестал трахаться за деньги. И спать за деньги. Устроился
барменом. А она больше не звонила. Она где-то в Мюнхене.
В. Я вспоминала тебя постоянно. Его постоянно. Истерики все эти. Слова. Хочешь сказать, это были чувства?
О. (усмешка) Чувства.
В. Ну так почему же ты мне не звонишь, не скажешь ничего? Скажи мне, раз это чувства.
О. Какая разница? Что говорить, что говорить скажи мне! Тебя нет больше, тебя
нет больше рядом и нигде больше нет. Свалила, блять, снова, убежала... В свой
Мюнхен.
В. А ты боишься признаться самому себе. Скажи, если хочешь, скажи что
хочешь. Ты что, никогда не разговаривал сам с собой?
О. Что говорить?!
В. Скажи это мне! Скажи это зеркалу, скажи это пальцу на ноге, скажи стене напротив,
(поворачивается к герою, указывает на стену) Видишь вот стена, скажи это стене.
О. Что?? Что говорить?
В. Скажи мне! Ну же! Давай!
О. Я хочу, чтобы ты была здесь! Сейчас же! Немедленно! Здесь!

Телефонный звонок. Олег долго смотрит на телефон.
В. Здравствуйте, это Олег?
О. Эээ.. Уже нет... Привет.
В. Привет.
О. У тебя номер какой-то... местный…
В. Какой-то местный…
О. Давай встретимся.
 В. Давай. Как называется твой бар?
Пауза
О. Я так соскучился.
В. Что, прямо, так и называется?
О. Ты знаешь, я вдруг понял (усмешка), что, оказывается,… не могу без тебя. Я...
В. (шепотом) Тссс… не по телефону, они услышат.

Звучит My Funny Valentine - Chet Baker
Герои встречаются в «баре». Освещение сверху под прямым углом, так что остальные декорации не видно. Героев не слышно, они смеются. Она вытаскивает что-то, завернутое. Он разворачивает. Это шляпа. Он надевает ее, встает на одно колено, целует ей руку. Потом затихает, уткнувшись ей в живот. Свет медленно угасает. Герои начинают раскачиваться под музыку, он встает, они начинают танцевать. Сначала прижавшись друг к другу, она продолжает что-то рассказывать. Потом он выкидывает руку, героиня разворачивается, закручивается в его объятья. Они еще чуть раскачиваются, и затихают.

Свет гаснет.
Занавеса нет.