Лев и Обезьяна

Жили-были в одном сказочном лесу молодой глупый Лев и старая вредная Обезьяна.

Обезьяна постоянно швырялась в Льва кокосами, бананами, яблоками, шишками, кирпичами и теннисными мячиками - в общем, всеми теми предметами, которые растут на ветках деревьев в каждом уважающем себя сказочном лесу. Лев же, даром что кошка, на дерево забраться не мог. Так вот и мучался.

Однажды Обезьяна заметила, что и сам Лев вроде бы совершенно привык к ее сопровождению, и ее товарки уже не с таким восторгом воспринимают всякий меткий бросок... К сожалению, всякая, даже самая веселая шутка имеет свою протяженность во времени, и рано или поздно перестает быть смешной.

Обезьяна подумала-подумала, и...

- Лев! - крикнула она. - А ведь ты можешь доказать мне, что ты на самом деле не такой тупой и неуклюжий, каким кажешься. Приходи завтра поутру на поляну возле... - и она подробно объяснила Льву, как пройти на поляну.

Лев, что скрывать, обрадовался.

На следующий день он чуть свет прибежал в условленное место, где его уже поджидали многочисленные зрители, созванные на представление заботливой Обезьяной. В основном там были ее, Обезьяны, сородичи, но попадались и другие звери, привлеченные небывалым масштабом обещанного зрелища. Публика, как ей полагается, пошумела, потом волнение улеглось, и на поляне стало разворачиваться действо...

- Алле-гоп! - говорила Обезьяна, и Лев рыжей стрелой проносился сквозь трескучее огненное кольцо.

"Смотрите, сволочи, до чего я на самом деле ловкий и смелый!", - весело думал он.

- Алле-гоп! - слышалось вновь, и Лев вставал на задние лапы, бережно удерживая на носу красивый полосатый мяч.

А публика довольно посмеивалась, оценивая успехи дрессировки...

- Ты посмотри, - говорила пугливая Лань неряшливому, вонючему черному Быку. - Как она...

Долго ли, коротко ли, над поляной стала сгущаться тьма, и вот уже Обезьяна, позабыв о запыхавшемся артисте, довольно лепетала что-то в окружении слетевшихся к ней со всех сторон стервятников-журналистов.

Лев не стал слушать, что она им говорила. Он все-таки не был совсем глупым животным, и уже успел осознать, что все сделал неправильно...

Побитой собакой Лев брел и брел по лесу, сам не зная куда... А с деревьев в него нет-нет да летело что-нибудь эдакое, брошенное прилежными учениками старой хитрющей Обезьяны.

Прошел день, потом еще один день, и все, кажется, было по-прежнему. Однако ж на третьи сутки Лев вышел из берлоги и решительно направился к месту, где жила Обезьяна.

- Эй ты! - хрипло крикнул он. - Давай завтра опять устроим... Выступление. Мне это, того... Понравилось.

Но Обезьяна тоже не была дурочкой, и прекрасно понимала, что произошло в косматой львиной голове за эти три дня. Она не вышла ко Льву и не стала с ним беседовать, не говоря уж о том, чтобы согласиться теперь приблизить свое беззащитное тельце к мощным челюстям хищника. Лев покричал-покричал, вздохнул да и побрел прочь.

- Дурак ты, парень, - сказал молодому Льву старый, терпеливо выслушавший все его жалобы. - Поскольку молодой...

"Артист" печально понурил голову... Да что там "понурил" - склонил с необыкновенным усилием, чуть ли не прижимаясь нижней челюстью к пыльной пересохшей земле. А старик продолжал:

- Да-да, правильно: и там, на поляне, ты тоже был дурак. Естественно. Но вообще-то я даже не о том. Неужто ты, парень, не понимаешь, что это она, карга эта безмозглая, с самого начала выступала перед сородичами? Что это она из шкуры вон лезла, доказывая, что она на самом деле чего-нибудь да стоит? Задолго до твоего рождения ступила она на этот путь, и никогда с него уже не свернет. И если тебя силком, можно сказать, втянули в это дурацкое мероприятие, обманули, оплели, заставили, и то ненадолго, и то единовременно, - то она добровольно всю жизнь в этом дерьме валандается. Ну... То есть как добровольно. Не может она иначе, натура у нее такая... Хреновая. Только тебе-то какое дело до этой натуры? Ты себе живи... И никогда никому ничего не доказывай. Благо ты у нас, - старый Лев не без гордости окинул взглядом статное тело молодого. - Благо ты у нас не обезьяннего племени.

Молодой Лев, на протяжении всей речи старого словно расцветавший, наконец улыбнулся непередаваемой кошачьей улыбкой, повеселел, и про себя решил: "А все-таки я когда-нибудь при случае съем старую стерву!".

Впрочем, он уже осознавал, что такой случай навряд ли ему представится... Просто потому, что теперь он редко станет появляться в лесу, обжитом обезьянами. А если и появится - до того ли ему будет? Вспомнит ли он тогда детские обиды? В этом Лев, по правде сказать, сильно сомневался.

Но это сомнение отчего-то ничуть не портило ему настроения.