Часть 1. Глава 3

По дороге домой меня не убрали, что в некоторой степени подтверждало версию Ружина и доказывало несправедливость моих подозрений - ребята Корнийца и журналист, похоже, действительно были представителями разных группировок. Впрочем, чтобы окончательно убедиться в этом, мне нужно было еще добраться до аэропорта, взойти на борт и сказать городу последнее "Прости!", когда он проплывет под крылом самолета. А еще лучше утверждать это лет через десяток, когда страсти поулягутся и я, если останусь в живых, смогу вспоминать об этом, лежа на тахте с рюмкой коньяку в руке, разглядывая телевизор сквозь полуопущенные веки. Тогда мне все будет предельно ясно, и я с точностью до миллиметра смогу сказать себе: "Да, Ружин - честный малый". Или же наоборот.
Однако до аэропорта я тоже добрался живым и невредимым. Более того, по пути в меня не только из пистолета-винтовки-пулемета не обстреляли - даже из рогатки никто не выстрелил.
От этого, входя в стеклянные двери пассажирского терминала, я испытывал одно лишь облегчение. Правда, с известной долей обиды - как будто и не я главный герой последней пары дней в жизни города! Как будто и не я разворотил улей, выманив наружу, как пчелок, всю братву! И - никаких ответных мер, как будто я самый обыкновенный, ничем среди сотен тысяч других не выделяющийся, горожанин-обыватель.
Впрочем, окончательно разочароваться в жизни мне не дали - в здании аэропорта меня ждали двое - Ружин и еще какой-то тип настолько неприметной наружности, что можно было сразу сказать - гэбэшник.
- Вот, - сказал Ружин, когда я присоединился к их компании. - Стрелок-любитель, поскольку удостоверение профессионала ему не выдавали. Мог бы стать олимпийским чемпионом, да видно в детстве недооценил свои способности.
- Так, - протянул гэбэшник, клейким взглядом осмотрев меня с ног до головы. - Выходит, это ты давеча на площади Времен Года кровавую баню истопил?
Я ощетинился. Вообще-то, Ружин ничего о лишних вопросах не говорил, я и решил, что их не будет. А этот неприметный задал явно лишний вопрос.
- С чего ты взял? - грубо ответил я. - Никакого отношения к тому делу не имею. Я вообще в тот момент у бабушки в деревне гостил.
Но огрызаться можно было сколько угодно, а изобретать что-то нужно было прямо сейчас. Мне не понравилась ситуация. Мне не понравился тип, которого притащил с собой Ружин. Мне все меньше и меньше нравился и он сам - я ведь его толком не знал, так что он мог подложить мне порядочную свинью и записать-таки нашу беседу на диктофон, спрятанный между ног. Магнитофонная запись, правда, аргумент слабый, но вот выскочат сейчас откуда ни возьмись молодцы в штатском, схватят меня вместе с дипломатом, а в дипломате - винтовка. Та самая, из которой я вчерашним утром сделал три выстрела с крыши. Да и раньше постреливал.
Обычно я до такой тупости, чтобы таскать дипломат с собой, не опускался, но в этот раз у меня как бы была гарантия государственной опеки - я и подумал: а чего опасаться? И даже пальчики с цевья, приклада и казенной части не стер, идиот! Обычно это делал, - кто знает, как обстоятельства обернутся? - но после сегодняшнего разговора с Ружиным решил, что это ни к чему. Доверчивость - мать всех бед. Моих, во всяком случае.
Я начал исподволь оглядываться по сторонам, выискивая пути к отступлению. Думал, что делаю это незаметно, но гэбэшник быстро осадил меня:
- Не ерепенься! Никто тебя трогать не будет! Если бы мы хотели тебя взять, то сделали бы это до того, как ты подошел к нам - как думаешь?
А что тут думать? Он был прав, нервничал я зря. Может быть, и не совсем зря, но уж, во всяком случае, не по тому поводу. Ружин посмотрел на меня и неожиданно подмигнул.
- Расслабься. У этого дяденьки - он кивнул в сторону неприметного, - погоны полковника на плечах. Согласись, что при таких звездах ему было бы глупо самому выезжать на дело.
- Полковники тоже разные бывают, - буркнул я. - Некоторые и в генерал-полковниках жопу рвут, потому что без риска не могут. А если ты говоришь, что он не из таких, тогда что он тут делает?
- Вас провожать приехал, - хмыкнул гэбэшник. - Ты сам по себе дурак или тебя таким уже потом сделали? Кто вам без меня самолет предоставит, кто разрешение на взлет даст?
- Ну, - кивнул я. - Без тебя мы - как министр без портфеля: и заглянуть не во что. Скажи лучше, зачем тогда здесь эти двое ошиваются? - мой указательный палец вытянулся в сторону расписания полетов, где парочка таких же неприметных, постоянно отпихивая друг друга плечами, - в целях конспирации, разумеется, - делала вид, что совершенно не интересуется происходящим.
- Это не мои люди, - холодно сказал полковник. - Это москвичи. Какого-то торговца антиквариатом сейчас брать будут. Больше я про них ничего не знаю. Если же очень интересуешься, то мои хлопцы - вон, - и он указал на закуток, где томились ожидающие. Там, в разморенных позах, посапывало, дожидаясь своего часа, человек десять, вполне подходивших под определение "неприметный". Но я сильно сомневался, что все они из того же ведомства, что и мой собеседник. По этому поводу его вполне можно было поздравить - подбор кадров великолепный. В толпе растворяются так же быстро и незаметно, как сахар в кипятке.
- Телохранители? - уточнил я.
- Сопровождение, - педантично поправил он.
- Один хрен.
- Не один, - полковник посмотрел на меня в упор, но я не испугался. Хотя, собственно, приятного было мало: в его глазах, за дымной поволокой безразличия, я разглядел рентгеновский луч, способный добраться до подноготной всех и каждого. - А у тебя хорошее чутье, - похвалил он. - Москвичей сразу вычислил. А ведь они профессионалы - каждый побольше десятка лет своему делу отдал. Прямо-таки звериное чутье. Впрочем, ваш брат частенько таким похвастаться может. Благоприобретенное.
- Не "благо", - возразил я и замолчал.
Неподалеку от расписания прилетов-улетов москвичи взяли в оборот какого-то типа, который тоже изо всех сил старался выглядеть средне, но из которого так и пер запах денег. Столичные гэбэшники сделали вид, будто вдоволь насмотрелись на стройные ряды букв и цифр и, сначала один, затем второй, направились в сторону объекта своего внимания, внимания ему, однако, никакого не уделяя. Они даже шли слегка в сторону, так что он ничего не приметил. Первый вообще отвернулся и уставился на часы, но, оказавшись за спиной ведомого, резко сменил курс и, зайдя с тыла, легко ударил гражданина по шее - в основание черепа. Не так, чтобы отправить в нокаут, но так, чтобы слегка оглушить. Потом схватил его за руки и вывернул их за спину. Второй тем временем тоже приблизился к месту действия, вынул из внутреннего кармана пиджака какую-то красную книжицу, сунул ее под нос задержанному и что-то произнес одними губами. Объект побледнел, как полотно, а второй, достав легкие резиновые перчатки, неспешно надел их на руки - свои - и, подхватив с пола чемоданы задержанного, медленно направился к выходу. Первый тоже сказал что-то, за дальностью расстояния неслышное и, получив ответ, отпустил вывернутые руки. Пленник оказался человеком понятливым и покладистым, послушно пошел рядом со своим неожиданным стражем - чуть впереди него и стой же скорость, что и москвич, унесший чемоданы.
- Чистая работа, - отметил я.
- Обычная работа, - снова уточнил полковник.
-Все? - поинтересовался Ружин. - Вооруженное противостояние закончилось?
- А пусть он не лезет со своими дурацкими вопросами, - выразил я свое сокровенное пожелание.
- Ты!.. - зашипел гэбэшник. - По тебе вышка давно соскучилась, а ты стоишь здесь сытый, живой и свободный и пытаешься ставить условия! Скажи спасибо генералу - это он запретил попросту перестрелять ваших цеховиков, как бешенных собак! Считает, что вы помогаете мафии собственной рукой задушить самое себя. Моя бы воля - я бы на ваш отстрел любому желающему круглогодичную лицензию выдавал!..
- Успокойся, Васильич, - резко сказал Ружин. - Здесь не зал суда, да и ты не прокурор. И потом, не забывай, что мы пока партнеры. Он ради вашего дела на риск пошел, и уже из-за этого достоин уважения. Даже с твоей стороны. А оскорблять друг друга нам ни к чему - уж лучше сразу разойтись в разные стороны, может, хоть более приятные воспоминания о знакомстве останутся.
Профессионал должен оставаться профессионалом в любой ситуации. Полковник не выдержал, вспылил, наговорил гадостей в мой адрес, но, будучи настоящим профессионалом, понял, что повел себя глупо и постарался хоть как-то исправить ошибку.
- Прошу прощения. Сорвалось. Накипело. Я работаю по другому ведомству, но с киллерами приходится сталкиваться часто. Хотелось бы пореже. И я не могу их тронуть. Вот и высказался. Действительно, прошу прощения.
- Все, забыли, - сказал Ружин.
Я ничего не сказал. Я замкнулся в себе и ощетинился, как еж. В чем-то, конечно, полковник был прав - да почти во всем. Я мог сколько угодно обманывать себя, но мое ремесло при всем желании к благочестивым отнести было невозможно. Неправедные деньги добывались неправедным образом и были обильно смочены людской кровью. Так что с моей стороны было глупо ожидать всенародной любви и благожелательного отношения к собственной персоне. Но ситуация была несколько нестандартной. Я мог по локоть измарать в крови руки, мог перестрелять полгорода, но оскорблять меня, когда между нами заключен пусть устный, но все же договор, полковник не имел морального права. В данном случае я был всего лишь солдатом удачи, наемником, и если бы моя профессия была, допустим, булочник, а не убийца, мне бы не предложили участвовать в этом мероприятии. А если предложили, то, наверное, знали, кого собираются вербовать, и нечего презрительно морщиться, когда я появился. Когда вызывают сантехника, ему не говорят, что от него дерьмом несет, потому что это и ваше дерьмо тоже.
- Забыли, - кивнул гэбэшник. Постоял немного, кусая нижнюю губу, - сердился на себя за то, что не смог сдержаться, - потом бросил - Ладно, пошли.
Куда пошли, он объяснять не стал. Наверное, подразумевалось, что мы сами знаем - куда. Ружин, может быть, и знал, а вот я - нет. До тех пор, пока мы не зашли на служебную территорию. Там полковник нас оставил, жестом попросив подождать, и я спросил недавнего газетчика:
- Это он куда?
- Договариваться на счет самолета. - Ружин вел себя легко и беспечно. Наша с полковником перепалка, похоже, неприятных ощущений ему не доставила. Ну, погрызлись, и погрызлись, с кем не бывает. Тем более что сам он в стороне остался. Как бы не при чем. Но все дело в том, что это он втянул меня в дурацкую затею со спасением дивизии молящихся в финале. И, по совести, вполне мог занять мою сторону - это было бы справедливо. Но он повел себя ни рыба, ни мясо, так что я на него даже слегка обиделся. Думаю, по делу. Однако, не настолько, чтобы перестать с ним разговаривать. Во-первых, он с куда большим основанием мог считаться моим союзником, чем ушедший полковник, а во-вторых, мы с ним все-таки оставались напарниками, потому что, даже не смотря на мою дурацкую стычку с полковником, я не собирался брать свои слова обратно и в срочном порядке отменять участие в экспедиции. Потому что, поразмыслив, решил, что она нужна мне уж во всяком случае никак не меньше, чем я - ей. Настало время хоть немного очиститься от своих прежних грехов, иначе ведь постоянно будет выискиваться такой тип, как полковник, осведомленный о моей жизни почти так же хорошо, как я сам - и будет открыто плевать мне в глаза, считая, что поступает правильно. Но это - на перспективу. А в настоящий момент мне действительно лучше было убраться из города, раз представилась такая возможность. Тем более - под прикрытием родного государства, которое, к тому же, какое-то время будет тщательно прикрывать твои тылы, пока ты стараешься на его пользу. Собственно, я даже затруднялся ответить, какая из этих двух причин сыграла решающую роль. Да и не важно. Главное, что я в этот вечер был здесь, в аэропорту, вполне готовый к тому, что наобещал мне Ружин давеча в кафетерии.
Обладатель неприметной наружности и больших звезд на погонах задержался несколько дольше, чем предполагал я и, наверное, он сам тоже. Скорее всего, именно поэтому через десять минут полковник появился перед нами раздраженный и красный. Что-то у него было не в порядке с нервами. Может быть, в бытность свою лейтенантом или капитаном он и считался хорошим агентом, но кабинетная работа поистрепала человека.
- Двенадцатая полоса, - рыкнул он нам. - Вылет через двадцать минут. Чертовы аферисты! Была авиация государственной от "а" до "я" - проблем не было: в любой момент, только приспичит, обеспечат и предоставят. А сейчас только и умеют, что пальцы выгибать. Как будто не понимают, что пальцы обломать недолго.
- Да что с тобой, Васильич? - удивился Ружин. - Ты, честно говорю, сам не свой сегодня. В туалете чего не получается, али просто желудок не в порядке? Что ты все рвешь и мечешь? Вы же с Карлсоном одного поля ягоды - оба профессионалы своего дела. У вас и девиз по жизни одинаковый должен быть - "Спокойствие, только спокойствие". А ты будто с цепи сорвался.
- Не знаю я, Олег, что со мной, - полковник досадливо махнул рукой. - В санаторий надо, в отпуск. Устал, наверное. Ладно, пошли на летное поле.
Он повернулся к нам спиной и пошел куда-то вперед. Закоулки служебных помещений аэропорта он знал, наверное, как свои пять пальцев. Во всяком случае, шел уверенно, ни капли не сомневаясь, что выйдет туда, куда нужно. За ним, с той же уверенностью в его познаниях, двинулся Ружин. Мне ничего не оставалось, как пристроиться третьим.
Ни за что бы не подумал, что оболтус, шарахавшийся взад-вперед у стеклянной двери, ведущей на летное поле - страж ворот. Тем не менее, это оказалось именно так. Не смотря на потертость джинсов, щетину двухдневной давности и длинные - ниже плеч, собранные сзади в пучок, волосы. Полковник вынул из кармана брюк красные корочки, сунул их под нос оболтусу и тот с совершенно серьезным видом взял под козырек, приложив руку к непокрытой голове. Гэбэшник рявкнул что-то на неизвестном языке, судя по тону - весьма гневное, и, печатая шаг, направился вглубь открытого всем ветрам бетонированного загона для самолетов. Может быть, ругался он и по-русски, да вот нервы, взведенные за вечер до предела, подвели, и слова скомкались в горле. Волосатый страж, довольный произведенным эффектом, оскалился ему вслед и скалился все время, пока мы - сперва Ружин, затем я - не прошли мимо него.
В полном молчании мы втроем простояли пятнадцать минут. За это время успели подтащить самолет, - небольшой, как раз на двоих пассажиров, - в кабину прошмыгнул пилот, на ходу спросивший: "Вы полетите?", и удостоенный лишь немого кивка. Ему этого, однако, оказалось вполне достаточно, он устроился в кабине и начал, насвистывая, готовиться.
Через пятнадцать минут полковник, до того стеклянным взглядом смотревший куда-то в небо, встрепенулся и обронил с губы одну-единственную, но странную до мурашек по спине, фразу:
- Ну, с богом, товарищи!
После чего развернулся и пошел к зданию аэропорта.