Глава 18. иван-дурак и мавзолей

ГЛАВА 18. Иван-дурак и Мавзолей.

Иван! Иван! Куда запропастился? А-а-а, вон он где. Ну, как мальчишка, ей богу, - на мавзолей Владимира Ильича Ленина забрался и ручкой типа Лёни делает. Велика Федора, да дура. Смотри, Иван, опять влетишь в какую-нибудь дурацкую историю. Впрочем, как знаешь. Гони, Ванька, дурку! Коси, под кого хочешь. Нам, татарам, один … Валяй дурака! С дурака, какой спрос? И пусть тебе, дураку, как везло, так и везет! Гуляй, Иван! Но не расслабляйся! Твоя страна! Поэтому все делай по Закону Божьему на благо себе и во славу Господа. Делай, Иван! Делай!!!

А Иван и рад стараться. Полюбовался с Мавзолея на Красную Площадь, поплевал сверху на неморгающий караул и уселся нога на ногу за столик. Хорошо на Мавзолее! Уютно! Молодцы! новые русские. Ловко придумали - клуб-кафе «На Ильиче».

Но вот посетители - все как один иносранцы - заприметили Ваньку и давай его обхаживать, угощать, чем ни попадя, по плечу хлопать, по-своему всякие гадости лопотать: «зер гуд, думкопф», «о кей, крейзи», «гарно, дурень» … Сомлел Иван от эдакого любезного обращения и захотелось ему поговорить с кем-либо. По душам. А никак. Сызмальства иносраным языкам не обучен. Пошарил он вокруг себя глазами, пошарил да и заприметил одного человека как бы российской национальности. В ответ на голодный взгляд Ивана человек сделал приглашающий жест, и Ванька с удовольствием пересел. Удивительно, но иносранцы сразу отстали.

Человек и в самом деле оказался россиянином и, мало того, русским. Подошел официант и человек сделал заказ. На столе появились две запотевшие молотообразные бутылки со вставленными в их красно-коричневое содержимое пластмассовыми серповидными соломинками. Но особенно Ивана впечатлило огромное, почти во весь стол, блюдо в форме шестиконечной звезды Давида, на котором лежал, растопырив в стороны когтистые лапы, нехилый, копченый, двуглавый орел.
Иван оторопело уставился на заказ.

Человек улыбнулся открытой русской улыбкой и спокойным дружеским тоном произнес:

- Угощайся, Иван.

- А вы … - Иван собрался было что-то спросить, но человек не дал ему договорить.

- У тебя на лбу написано: Иван-дурак. Сказать из какой губернии? Могу и город назвать. Сам оттуда родом. Мы с тобой, Иван, земляки. По такому случаю не грех выпить и закусить. Ты ешь, пей, не стесняйся. Блюдо специально для тебя.
Человек взял «молот», вытащил «серп», задумчиво покрутил его в руках. Затем, изловчившись, снова опустил серп в молот и принялся лениво посасывать кровавого цвета жидкость, с интересом поглядывая на Ивана.
 
Иван в неописуемой растерянности тоже потянулся к бутылке, осторожно взял ее в руки. Но тут же поставил обратно. Сервировка стола отбила у него всякую охоту застольничать.

- Что-то не так, Иван? Ты скажи, - всерьез озаботился человек.

- Да. Странно все. Формы эти. Орел с двумя головами… - раздумчиво произнес Иван и спросил, - А вас как зовут?

Человек улыбнулся и предложил:

- Давай на ты. И зови меня просто Иваныч. Ну чего приуныл? Смелее!

Иван опять хотел было взять молот, но вновь почувствовал внутреннее сопротивление.

- Иваныч, я пока обожду. Меня вон эти, - он кивнул на иносранцев, - опоили. Не лезет. Давай, перекурим.

- Давай, - согласился Иваныч. Он вытащил из кармана пачку сигарет, размалеванную брызжущей во все стороны доморощенной свободой американской государственной символики, и предложил Ивану. Тот отрицательно помотал головой и, в свою очередь, предложил «Золотое кольцо». Иваныч с удовольствием угостился.
Они задымили. Откинувшись на спинку стула, Иваныч заговорил:

- Ты прав, Иван. Странно… В последнее время мы, русские, очень странные. Не делаем, а делим, делим, делим… Вот и самих себя поделили на древних, старых, советских, новых…

- Я видел новых русских, - похвастал Иван. - На «мерседесах». Наезжали, отъезжали и снова наезжали. Мне один мужик из автобуса показывал.

- Ты видел не новых русских, а бандитов с большой дороги в новой упаковке, - усмехнулся Иваныч. - Бандиты национальности не имеют. Они и есть самые настоящие интернационалисты. Я тебе, Иван, про русских, а ты, черт знает, про кого. Слушай да на ус мотай. У нас с тобой один путь.

- Хорошо. Больше не буду, - повиновался Иван.

А Иваныч продолжил:

- Русских во все времена объединял русский дух. Поэтому власти страны Советов истребляли его, извращали, использовали, наконец. Потом бросили, как хлам, на задворки общественного сознания советского народа и похерили, думая, что похоронили. Однако он еще жив, но едва теплится. И редко в ком из русских сохранился по-настоящему сильный русский дух. А ты ешь, Иван, не стесняйся.
Иван под слова Иваныча приподнял двуглавую птицу и к своему ужасу обнаружил на ее спине фашистскую свастику. Орел выпал из его рук и вновь угнездился на блюде. А Иван растерянно произнес:
 
- Нет, спасибо, я не голоден.
 
- Вот, видишь, Иван? А что тебе мешает? Русский дух? Как раз в тебе-то он - сильный, как ни у кого другого. Но пока не определившийся. Ты - советский русский. Типа шестидесятников-восьмидесятников. Типа - и можно, а лучше нельзя. Ты почти готов сосать серпом из молота, но есть двуглавую птичку со звезды Давида пока не можешь. А скажи, Иван, что ты, русский, знаешь об истории себя и русского народа и, тем более, о древнееврейской культуре? Да ни хрена. Ни-че-го. Добились своего враги русского народа. Не стало у русских национальной идеи. Нет у них общей цели. Отсюда - мрак прошлого, тьма настоящего, мгла будущего.
Я думаю, что Советы нас, русских, настолько опрофанили, что мы превратились в нацию профанов - профанацию. И среди нас появились свои профанацисты. А знаешь ли ты, Иван, что свастика, или солнцеворот, является древнейшим русским символом долголетия и благополучия? А знаешь ли ты, что евреи произошли от русских? Они - наши младшие братья. Ие-рус-алим… и всем, что было, есть и будет на Земле, человечество обязано русским. И прямо и косвенно. Почитай Кандыбу.

- А кто такой Кандыба? - спросил Иван.

- Да никто. Так, один хохол. Гипнотизер. Написал свою краткую историю русского народа. Кстати, в ней вполне убедительно доказал, что Атлантида была заселена русскими. Не устояли, бедолаги, перед соблазном применить атомную бомбу.

- Против кого?

- А против себя. В то время других врагов у русских не было.

- Получается, что главный враг русского - он сам?

- Получается, - вздохнул Иваныч. - Хватит о грустном. Пора о деле, Иван.
 
Вообще-то я тебя давно поджидаю. И мне доподлинно известна определенная часть твоей судьбы. Но настало время продолжить наш разговор в другом месте, - Иваныч поднялся. - Пошли вниз.

- Куда? - Переспросил Иван.

- Вниз, говорю. Иди за мной, - Иваныч направился к двери с надписью «туалет», продублированной на всех языках мира.

У Ивана мысли вразброд, глаза в кучу, язык в дерево, ноги в вату. Так на ватных полусогнутых он и потащился следом за земляком.

Они вошли в уборную, прошли сквозь зеркало и по винтовой лестнице очка спустились внутрь Мавзолея. Иваныч привел Ивана в уютный прохладный кабинет, расположил его в мягком кресле, налил чашечку ароматного кофе и положил на прозрачную крышку журнального столика пачку сигарет. Они закурили. Иваныч уселся в кресло напротив Ивана и завел речь.

- Брат, я вижу, ты будто из лесу вышел. И не вчера, а сегодня. Я-то вначале не догнал. Что, думаю, иносранцы мужика облепили? Оказывается, они наперед меня углядели в тебе неведомую им истинную наивность и на нее запали. Ты для них - экзотика, одно из последних чудес света, ярчайший носитель широкой русской души. В тебе все нараспашку и все тайна. Это приводит их в восторг и вселяет в них ужас. От ударной дозы адреналина они тащатся и становятся втройне энергичнее и деловитее. Такие, как ты, Иван - движущая сила их прогресса … А ведь мне про тебя моя бабушка рассказывала. Ты с ней в одном классе учился…

- Не может быть! - воскликнул Иван. - Ты, Иваныч, старше меня лет на двадцать.

- Может, Иван, может. Не забывай, что ты в истории, а в истории, как в сказке, может быть все. Поэтому не перебивай. Слушай. Глядишь, сгодится, когда случится. Так вот. Учился ты, или такой как ты, в одном классе с моей бабушкой. И началась преступная школьная реформа. С первых классов ввели теорию и практику человеческих пороков, а также русский разговорно-лагерный язык. Задали, значит, детям стишок. Наизусть. Пришли они на урок. Учитель вызвал Ваньку к доске, и тот стал читать:

Еще в полях белеет снег,
Бомжи уже братвой шумят.
Бегут, бормоча, пьяный бред,
Блюют, засранцы, и вопят.

Они вопят во все концы:
Братва идет! Братва идет!
Мы молодой братвы гонцы.
Братва нас выслала вперед.

Братва идет! Братва идет!
Из всех не столь далеких мест.
И весь ментовский хоровод
Тоскливо пялится на крест.

Как видишь, я еще помню школьную программу, хотя и учился не очень. Ладно... Рассказал Иван стихотворение и по-нашенски, по православному, перекрестился. Учителя чуть кондратий не хватил.
«Ты что сделал?» - заорал он на Ваньку. - «Кто тебя этому научил?»
«Бабушка», - ответил Иван. - «Она, пока жила, говорила, что при слове крест надо креститься». Ну не дурак ли? В те времена крест на себя накладывали только в церкви. Вне церкви все на это плевали. Да и кто в то время ходил в церковь? Выгнали того Ванечку из школы. За примерное поведение. Говорили, что потом он в монастырь подался. Монахом стал. И долго, но безуспешно боролся за введение Закона Божьего в программу дошкольного воспитания. А моей бабке тот дурачок нравился. Поэтому и ты мне симпатичен. Ты типа него. Не знаю, как ты здесь очутился, но, видит Бог, я тебя ждал и должен рассказать и показать все, что должен.
Итак, слушай...