10. Help me out. Let me in

На что похоже ночное небо?
Однажды я гуляла с подружкой - и мы искали звёзды. Но облака застлали всё чёрным одеялом, и лишь жемчужная луна высоко светлела на дне воронки в небо.
И тогда я подумала:
Гениальность и сумасшествие.
Пытаясь отвлечься от лекции по девиантному поведению и предстоящего экзамена по социологии, мы гуляли. Мы говорили о частушках и мальчиках, но эта мысль настигала умелым ловчим

Так прожжённый ловец видит перепёлку и преследует её. Она знает о нём - и бежит, не разбирая пути, вырисовывая треугольники на треугольниках своими суетными лапками, создаёт письмо бессмысленного страха. Несётся, не понимая, что он живёт в ней, и если всю жизнь она от него убегает - значит, она всего лишь бедная птица. Потому что мифы переписывались фиванцами не оттого, что Минотавр был неграмотен, а оттого, что боялся Ариадны.

- О чём ты думаешь?
И представь себе, вопрос застал меня врасплох. О чём именно сказать? Как вытащить из себя этот ком, по какой ниточке?
Гениальность и сумасшествие.
- Посмотри на небо. Мне кажется, что мы - как воронка с точкой - луной. Мы расходимся в разные стороны. Чем дальше идём, тем заметнее грань между нами. Столько путей - и только один из них - путь гения. И только один из них - путь сумасшедшего. Недостижимые, два перелива луны. Остальные - лишь параллельные желобки воронки.

(Маша смолкает, не смея ворошить память Данте и его опыт гибких и лирических нравоучений)
и всё-таки
- Знаешь, мы живём среди людей... И я переживу, если ты со мной не согласишься, но мне кажется, что гениальность - это свет и покой, который человек несёт в себе. Это - Бог. Любовь и смирение. Вера и надежда на лучшее. И-- я думаю, что сумасшествие - это разум, ставший совершенно одиноким, приравняв себя ко Вселенной. Сумасшествие - желание разрушить мир и построить его идеальным. Гениальность - это упоение миром и желание открыть его многогранность для всех - и для грустной луны в центре воронки, простой и доброй, недевиантной луны.

В ночи - только плеск редких волн. И не смеют моргнуть глаза, напуганные тем, что сказали при них. И долго стоит Маша, думая, не она ли дала этим словам их полёт.
- Я достала до звёзд в своих снах. Я говорила от их имени. Я была огромной и светлой... а теперь прекрасная ночь. Став частью её, вдруг захотела слышать твой голос. Знать о тебе.
Но боюсь, только бумага с зернистой кириллицей почувствует тепло твоих рук.

Ночь. Рассыпающаяся фата фонаря.
И Маша, испуганная, маленькая, замёрзшая Маша, которая раньше закрывала глаза в темноте, что бы не видеть своего воображения, теперь изо всех отчаянных сил зажимает рот, чтобы не выпускать его наружу.