1 книга дщерь. из книги странники продолжение

Часть 4
- Дор мой, я осознаю, намерения Пада просты и не вымучены. А это столь важно в сложившихся обстоятельствах, - Мартэза Ното-Куз выделила слово "важно" и, поджав губу, выпустила из перекошенного рта зеленоватую струю дыма. Встряхнула мундштук о лакированную ручку дивана.
Пышное пепельное платье, в котором Мартэза утопала, занимало половину диванного пространства, а комнату, где она восседала, наполнял слегка солоноватый, едкий запах дыма от ее "курительных трубочек".
Куфон Ното-Куз муж Мартэзы стоял у книжного шкафа спиной к его холщовой раскрытой дверце.
Широкий в плечах, заходя сюда, в кабинет "Р", он становился широким и неуклюжим.
В бежевом халате, подвязанным красным кушаком, Куфон смотрелся моложе своей жены, хотя они появились на свет в одной сеате.
Куфон открыл древнюю с уже ветхими страничками книгу на деревянных колодках.
- Дор моя, - обратился к жене и подцепил изрядно потрепанный листок, - Пад желает приручить наследство, - пробежался выкатывающимися глазами по написанному, - вот и выполняет все условия, - прочитал специально для Мартэзы еще раз за сегодняшнюю сеату (день)*: "Только чистый союз равных воспроизведет отпрыска, достойного унаследовать четверть владений плау Тарон".
- Да, наш предок был не глуп и корыстен. Лигон (трон)*к Ното-Кузам еще перейдет. Наш голос будит самым весомым. Недаром, предки нашего рода состояли при Едином Правлении в Советниках.
Да, сеаты (годы)* тогда подходящие были. Если бы не падение Единого строя, - Мартэза опять выпустила овалы дыма и еще добавила:
- Пад хорошо разработал стратегию. Отец Нионары - оун, а его влиятельная поддержка в свою сеату (в свое время)* весьма весома будит.
- Да, и девушка хороша собой…- заметил Куфон, вернув листок в книгу. Запихнул ее между такими же книжками на полку, осторожно прикрыл створку шкафа.
- Красота - достоинство мимолетное, а вот ее Имя, - Мартэза снова выпустила дым и процедила, словно пробуя крепость сочетания букв, - Б р а н Д е з. Как первосортный табак. Ощущаю даже благоухание его дыма.
- Пад сейчас в Гостевой Зале. Дергается. - Сказал Куфон.
Лицо Мартэзы скукожилось, ее сын не трус, и она проверещала:
- Многое ты понимаешь. Он изучает обстановку, строит стратегию.
Куфон не ответил, полнощекое лицо его ничего, кроме завсегдашней любезности и смирения, нового для Мартэзы не выражало.

Больше всего Пад сейчас хотел, чтобы близившееся свидание поскорее закончилось. В его голове сгустились размышления, а ожидание выводило из себя.
В Гостевой Зале давно прибран плетеными вазочками с голубенькими маленькими цветами продолговатый плетенный из висовых прутьев стол.
Поддерживают романтическую обстановку притушенные кувшинные лампы, два статных кресла с двух концов стола, приборы, выбранные из целой коллекции столовых принадлежностей.
Все стоит и лежит в ожидании, которое так не выносил Пад.
Разодетый по такому случаю в красно-белую полоску халат из лоснящейся на ощупь ткани и подвязанный красным кушаком, усыпанным драгоценными камнями, Пад, от угла до угла, размеренным шагом пересекал комнату.
Остановился. Брови задрожали.
Впервые Пад увидел Бран-Дез на благотворительном аукционе в Соро-Жозо (один из Домов, в котором любит собираться знать)*, на который она с отцом пришла под конец.
Она была восхитительна. В легком салатово-серебристом платье с желтыми цветами на вздутых рукавах.
Ее осанка, ее улыбка. Пад очутился тогда в самом уничижающем пожарище, словно в его жилы влили раскаленную смолу, и это месиво застыло, дошло до сердца, стянуло грудную клетку, не давая не вдохнуть и не выдохнуть.
Как только первое впечатление отступило, Пад подошел и заговорил.
Она отвечала, мило улыбаясь. Очертание ее пухлых губ, ждущих и молящих прикосновения, разжигали его.
Коснувшись, случайно, ее теплых пальцев своими холодными, он обжегся и осознал, что, наконец, нашел сердце пламени, в котором ему, либо уподобиться углям, либо озарить им свои сеаты.
Был разговор с матерью и отцом. Был разговор с Жэзыном Бран-Дезом. И вот, сегодня, сейчас…Нионара (как горячо это имя), она будет здесь. Это кратковременное свидание… Он должен расположить к себе этот хрупкий пламенный цветок, такой разящей красоты.

Жашид содрогнулся и разъяренный Джар направил звередину в нужном направлении.
Голубенькие огоньки в салоне размышляющей Нионары потухли. Жашид сделался темно-зеленым.
Таронка смотрела на смену витиеватых городских улиц, полями, манящими горизонтом.
- Мы прибудем в нужную сеату, - сказал с усмешкой Джар, - вышла из строя тихая скорость.
Жашид мчался, перед глазами таронки мелькала высокая желтая трава казавшейся медной равнины, далеко чернели очертания пальцевидных возвышенностей.
Нионара подняла глаза. Вверх. Вверх, сквозь прозрачный панцирь. Вверх, высоко, высоко…
Там дребезжало лучезарными звездами необъятное небо.
А еще выше…
Вселенская темнота, а в ней,… дало первые жадные ростки крохотное зернышко - Тарон…
Огромное неспокойное солнце и красный бурный шарик - второе. Оба в беспрерывном вращение вокруг друг друга.
Какое множество живого…
Нионара опустила глаза. Неясная боль осела в сердце.
Рвется, рвется, крепко спаянная цепь. Появился в вечной конструкции изъян.
Дверь души, закрытую много веков назад и давно забытую, решили выбить, не взирая на смрад, процеживающийся сквозь древние щели.
Нионара почувствовала неизбежную тоску, возвратившуюся тревогой, заставляющей просыпаться ночами и долго, долго лежать и смотреть в сплетенный потолок.
"Я живу в корзине" - прозвучали в уме, вырвавшиеся подло из-под сознания, полуночные мысли.
Золотые браслеты беспокойства сужались на запястьях, и цепь бесконечными звеньями тянула в черную неизвестность. В неудержимую неизведанность… над головой…
Нет. Нионара знала, куда ведет сердце черная цепь. Там пустота. Там твоего, Нионара, дыхания никто не почувствует. В той темноте нельзя кричать. Там чтят тишину…
Она закрыла глаза и тут же открыла. Слишком темно.

Джар зевнул, помотал головой, чтобы не задремать, и включил автошофера.
Вдалеке замаячило возросшееся, освещенное со всех сторон строение.
Когда жашид подплыл ближе, Нионара увидела металлические ворота и высокие проволочные стены, увитые плющом, с распустившимися на нем большими салатовыми цветами.
На воротах выгравирован герб Ното-Кузов: флагообразное перо, заключенное в круг.
"Ну, вот и…". - Про себя не докончила Нионара
Половинки ворот беззвучно разъехались. Бран-Дез прижала руки к груди. Частое дыхание застряло где-то там.
Подергивающими руками вынула плоское зеркальце и еще раз посмотрела на нос. Поморщилась и засунула его обратно. "Слишком Вы много думаете, Нио". - Укорила она себя в уме.
Жашид проехал в ворота, подплыл к парадному входу в фоб, развернулся, остановился. Дверца ушла вверх, и из-под корпуса выехали пластины, разложились в трап.
Нионара Бран-Дез подала ручку при выходе, как принято, и, вдруг, ощутила знакомое ледяное прикосновение. Захотелось отдернуть руку, но она не любила нарушать приличия и сдержалась.
Пад Ното-Куз помог ей спуститься и, растянув и без того огромный рот в улыбке, проговорил:
- Добро пожаловать в мое обиталище.
Нионара ответила почтительным кивком, слегка подняв уголки губ, и, высвободив свою руку из ледяного капкана, задействовала ее в реверансе, тем самым, скрыв свое истинное намерение - ее освобождение.
Пад слегка качнул головой в знак уважительного приветствия и жестом пригласил Нионару пройти в фоб.
"Его рот такой маленький, а нос такой большой, словно навес над ущельем". - Злорадствовала про себя Нионара и, приподнимая полы накидки, вступила в "обиталище" Ното Кузов.
- Здесь господствует древняя манера. Выделка из редких пород дерева. Взгромождено на многие сеаты, - объяснил необычный в это время коартый стиль, Пад, - да, и маменька не захотела менять, его только отреставрировали. Навевает древность рода.
Нионара рассеянно слушала с внимательным видом, и окуналась в необычную обстановку фоба.
Из приемной залы вела деревянная лестница.
Громадные пейзажи и портреты, писанные модными художниками, ставшими за все прошлые сеаты легендами изобразительного искусства, располагались в каменных рамах от пола до потолка и составляли неотъемлемый атрибут скрипучих коридоров.
- Нам сюда, - сказал Пад и пропустил Бран-Дез в боковую Гостевую Залу, опущенную в полумрак.
Пододвинул ей кресло, прошел и воссел на другом конце стола. Молчали.
Пад ощутил, как притягательна Бран-Дез при малом освещении. Свет, словно признавал превосходство ее огневой ауры. Серо-голубые глаза, искрясь, волновали его.
"Огненная Дева. Солнце в лучах заката. Как горячо… Какой бешенный огонь".
Пад неотрывно смотрел на нее.
Нионара чувствовала неприятный оценивающий взгляд будущего мужа. Он, как тонкая ледышка, полосовал Нионару внутри, морозил ее сердце.
"Нужно это прекратить. Да что он себе позволяет! Я не еще одна картина или статуэтка для украшения его фоба. И как ненавязчив его взгляд, а на самом деле он меня просто целиком заглатывает!»
И она, надломив тонкую бровь, сказала:
- Спросите, что угодно.
- Я знаю все, что мне угодно.
Ответил Пад в унисон и, вероятно почувствовав нависшую неловкость, поспешно добавил:
- Как Вам у Нас?
Нионара пожала плечами:
- Я еще толком ни с чем не знакома.
- Тогда, прошу на ознакомление после брашна (застолья)*.
- Охотно
Проговорила Нионара в нос.
В Гостевую наконец прогарцевали слуги. От сложенного на подносах, которые они держали обеими руками, поднимались вкусные волны пара.
Пока длилась трапеза, слуги меняли им блюда.

В рационе западных таронцев со всеми возможными добавками подавали одну ягоду называемую жыго.
Плоды жыго употребляются Таронцами по всей плау в сыром, вареном, тушеном, жареном, печеном, сушеном, вяленом, консервированном видах.
Из жыго знающие повара приготавливают тянучки, цукаты, повидло, джем, пюре и многие, и многие другие вкуснейшие приготовления.
Нионара переела за свою небольшую сеату (жизнь)*все возможное из жыго, но все же кулинарам Ното-Кузов удалось ее удивить. Впервые она попробовала тесто из жыго, раскатанное в приплюснутые кружки, поджаренные на травяном масле и поданные с фруктовым вареньем. Запила всю эту вкуснятину Нионара сладковатым, мутновато-зеленым жыговым соком.
Во все время брашна, Пад не переставал исподлобья наблюдать за Бран-Дэз, которая старалась не обращать на это внимания и ловко, но не спешно, орудовала двузубчатой вилкой.
После трапезы Нионара почувствовала прилив смелости.
Жанки унесли на подносах пустые приборы, и Пад повел будущую жену ознакомиться с прошлыми вехами Ното-Кузов.
Нионара, уже с неподдельным интересом, осмотрела анфилады и искусно загроможденные залы.
Портретная мозайка на деревянном своде - родословное древо Ното-Кузов заставила Нионару признать мастерство родовых древорезчиков. Как и положено, здесь собрана только ветвь матери Пада.
Свод, поддерживали каменные скульптуры двухобатого, саблезубого и нахально улыбающегося животных и одной остроклювой на длинных ногах птицы.
Пол залы украшен разноцветной стеклянной склейкой.
- Какая красота! - не сдержала восхищения Нионара.
- Вам нравится? Это излюбленная зала моего тожэ. Здесь, когда-то, он танцевал с маменькой.
- А сейчас? - спросила Нионара, потому что вопрос сам просился, проводя рукой по изгибам саблезубого животного.
- Сейчас маменька мало ходит…
- Как жалко…
- Но, - Пад неожиданно сделал приглашающий жест и посмотрел исподлобья, - если Вы хотите.
Это был не вопрос, а предложение, прежде чем принять которое, нужно было Нионаре все взвесить. Она почувствовала спиной его взгляд и обернулась.
Внутри ее глаз мелькнуло удивление. "Чего он хочет?". Чтобы не показать, свой страх к нему, хотя, она не знала почему его боится, Нионара сузила глаза.
Стояли и смотрели молча друг на друга.
«Почему я так его боюсь. Нужно побороть это».
Нионара, почувствовав в груди движение смелости, подошла и протянула Паду руку.
Он бессознательно проследил ее жест. Их руки соприкоснулись. По спине Нионары побежали мурашки.
Откуда-то, возможно из-под сознания полилась грустная мелодия, и, не могла Нионара понять случившегося, как уже кружилась с Падом в танце.
Цвета изменялись и взрывались над двигающейся парой. Звуки лились то плавно, то быстрее, туманя ощущения.
Пад чувствовал ее горячее дыхание, ее теплое, красивое тело, и в его сердце кто-то беспощадно вгрызался.
Нионара несмела поднять глаза, страх мог обличить себя. Ей вдруг захотелось прижаться к Паду и зареветь, выплеснуть на его широкие плечи скопившуюся сердечную тяжесть. Ей все равно, кто поможет, лишь бы помощь оказалась целительной. Как же она хотела забыть саму себя. Стать другой. Неужели этот горриром способен на это. Неужели ему суждено выпустить другую Нионару.
Музыка неожиданно прекратилась.
Они остановились. Тяжело дышали.
Нионара заставила себя взглянуть в его серые глаза и успела заметить искры, вспыхнувшие в них на мгновение, тут же потупилась.
"Значит, он не совсем ледяной". - Мелькнула смутившая ее мысль.
- Вам пора возвращаться, - проговорил Пад, - завтра будит трудный, но и приятный день, Вы соглас…- но его слова прервали, вдруг накрывшие их теплые губы таронки.
Когда она отступила, Пад услышал сквозь пронзительное гудение в ушах:
- Да, день завтра будит за - ме - ча - те - ль - ны - й.
Нионара повернулась и, пока он не успел опомниться, и что - либо понять, побежала сквозь анфилады, придерживая юбку платья.

 
Часть 5
Нионара лежала на кровати и глядела в потолок. Она думала обо всем. Мысли бурили ее мозг.
Спать не хотелось, хотя она знала, что заснуть необходимо. Необходимо их остановить, оборвать череду возникающих предложений. Завтра будет сложный, мучительно-приятный день.
Зачем она поддалась порыву и поцеловала Пада? Зачем?..
Она запутывалась в чувствах и предположениях. Сумбур в голове не давал безмятежности сновидений.
В комнате тихо, душно и жутко темно. Окна наглухо защелкнуты висовыми ставнями. Свет звезд и лун не проникает.
Теплое шерстяное одеяло обдает все существо нежным теплом, словно упрашивает поскорее утонуть в порывах сновидений.
Она не могла уснуть.
Высвободила левую руку из-под одеяла. Другую. Поднесла обе к лицу и положила на щеки. По телу пробежали мурашки. "Такие ладони теплые". Вдохнула их запах. "Шелковое мыло…" Яростно схватила край одеяла и откинула.
Села на кровати. Дотянулась рукой на ощупь, по привычке, до ночной лампы и прикосновением зажгла ее.
Желто-зеленоватый свет тонкими лучами слегка обрамил тот угол. Нионара поправила спустившийся с плеча рукав "ночного платья", и встала в тряпочные тапочки. Подошла к окнам. Щелкнув задвижкой, распахнула одну ставню.
Только она это сделала, как ставню принялись безумно корежить завывания воздуха. Ветер ужалил Нионару и начал рвать на ней хлопчатобумажную ночнужку.
Глубина ночи дрожала звездами и нетерпеливо-мчащимися облаками. Нионара обхватила себя и поморщилась от озноба и щекочущих мурашек:
"Живу в этом фобе, как заточенная в крепость. Законы, законы… Обычаи. Девушка до своего совершеннолетия не должна покидать фоба своего отца. Мои детские годы, где же вы? Там, вон там, я обожала гулять и мечтать. Ведь мечты это единственное, чего нельзя узаконить и ограничить в правах.
Есть другое, я знаю, есть другое, лишь я этого никогда не увижу. Буду до конца своей сеаты сидеть в фобе, или, в крайнем случае, на благотворительных аукционах. Потянется долгое смятение и все…
Я умру…"
Мысли о смерти возникли неожиданно для Нионары, и она удивилась. Удивление, озарение застыло в ее глазах, вкрапилось в слезы.
А ведь правда, ничего от нее не останется. Она самая типичная фобоседка (домоседка)* своей сеаты (своего времени)*. А ей хотелось, очень хотелось чего-нибудь…
И тут она вспомнила о Паде. Она даже о нем немножко подзабыла…
Нет. Нет, (она это уже поняла), не такого она ждала, не такого видела в своих грезах. Не было в нем даже доли, даже намека на те качества, которыми должен обладать куле ее мечты.
Почему он за ней не побежал. Почему не попытался остановить или…нет… Почему не прижал к себе в страстном поцелуе?!
"Какая же я глупышка… Мне ведь все равно теперь, какой он, ничего нельзя переменить. Мои грезы ничего не решают.
Сначала, он будет возможно лелеять меня, а потом, через сеат шестнадцать, будет терпеть… Может, найдет себе "послушную" на стороне, а я, как парализованная маменька Пада, буду погедать в своих покоях и биться за долю жизни, либо обессиливать от одиночества в Танэ, зная, что моложе меня удостоилась сейчас внимания моего куле.
Я… я так не хочу!"
С отчаяньем она захлопнула ставню и, утирая невыплаканные слезы, пошла к кровати. Вдруг остановилась.
Ее показалось, что кто-то следует за ней.
Прислушалась.
Слышно, как ветер бьется и ревет снаружи.
Нионара оглянулась…
…Это всего лишь ее собственная тень…
"Как же я устала". - Выключила прикосновением ночник. Легла. Завернулась в трехслойное одеяло, точно в кокон. Тепло обволокло, и Нионара, уткнувшись носом в подушки, поддалась соблазнам сновидений…

Ночь бездонная и сладостно пугающая шагнула над городом, держа в клюве огоньки-звезды и безотрывно, не моргая, одним прищуриным, другим закатившимся и еще несколькими глазами-лунами, глядела и старалась не пропустить ничего.
Улицы, слегка озаренные фонарями, уже кишели ночными заботами. Странные люди шаркали по мощеным дорогам с неясными мыслями в головах, поступками в руках и свершенными страстями за плечами.
Лысые горриромки в неприлично оголяющих нарядах выглядывали из-за темных закоулков, высматривая не бедно разряженных полуночных гуляк.
Курчавые горриромы с несуразными прическами и неспокойными взглядами проходили мимо поблескивающих заведений, нередко направляясь в одно из них.
Прижавшись друг к дружке, шли парочки.
Даже ночью город Огежо не переставал копошиться. Такое нагромождение сумрачных сознаний и заволоченных дымками страстей глаз!
Глаза, повсюду глаза: серо-голубые, темно-синие, почти прозрачные… Отражения витрин магазинов и улиц, и очерков мокрых следов на гладком сером тротуаре застывают в радужных оболочках и, долго, долго потом еще тормошат сознания тревожных существ.
Случайно попадая в ночной Огежо, можно растеряться, но, побыв здесь до утра, начинаешь впитывать беспокойство улиц и сливаться думами с их обитателями.
Не просто различить среди местных жителей нездешнего. Тем более, если на нем серебристо-красный плащ с капюшоном, в котором ходит, чуть ли не каждый второй горриром. К тому же, если пришелец говорит без акцента на горриромском и более-менее знает карту закоулков.
Такого невозможно обличить сразу.

Инопланетянин прошел мимо фоба с заискивающе подмигивающими "девами ночи", мимо синеватой витрины, за которой стояли фигурные бутылки, а над витриной мигала красная вывеска: "Лютсога" (Продажа алкоголя)*, заглянул в стеклянный ночной киоск, что-то там узнал у недоверчивого продавца, завернул за угол и поймал стручковидный кшам.
- К «Назоцу тавэри». (Нижнему переулку)*
Хрипловатый голос.
Шофер качнул подбородком, подтверждая услышанное. Темно-синий кшам покачнулся и заскользил над бугристой дорогой.
Вскоре исчез из виду за крутым поворотом у серого ромбического нагромождения…


 
Часть 6
Утро настало, как всегда жаркое и влажное. Нежно-белые облака, медленно, тягуче плыли по синеве. Два солнца вытекшим зрачком мелькали за ними.
Пад лежал на полатях, и его спину искусно мял мускулистыми руками массажист. Ното-Куз опустил голову на сложенные руки и улыбнулся одними губами. Он прокручивал в голове поспешный вчерашний уход Бран-Дез и пытался мысленно воссоздать прикосновение ее поцелуя.
Возмущение вскипало. Почему она так поспешно ушла, почему не осталась тогда, не дав ему возможность ответить?
"Сегодня все будет по-другому". - Он опять увидел перед собой ее образ. Массажист закончил процедуру. Поставил Ното-Куза на ноги и облачил в ворсистый красный халат.
В комнату, сквозь разрешеченные металлическими прутьями окошки, проникали лучи Ходама и Медама.

Разгоряченный Пад вышел из комнаты и наткнулся на отца, уже разодетого в парадный кожаный костюм. Отец и сын молча уставились друг на друга. Серая радужная оболочка Куфона стала с годами почти прозрачной, и в ней, словно в артезианском колодце, отразился зрачок Пада.
Куфон прищурился, сложил руки на груди:
- Нионара хороша, но не досаждай ей скоро…
Пад осклабился:
- Не повторять ошибку твоей молодости?
- Жоа ждет тебя в твоей комнате одеваться.

Как только Пад вошел, худые и ловкие гардеробные сняли с него халат и подвели к зеркалу, охватывающему весь его рост.
Сначала, размеренно, с изяществом в обращении, на Пада через голову надели желтую рубашку, потом, из бело-синие брюки. Подвязали их кушаком горчичного цвета и заправили в вязаные носки, которые погрузили в полусапоги из красной кожи с золотыми шпорками. Разноцветные края носков торчали из полусапог.
Поверх желтой рубашки, опять через голову, накинули свободную синюю одежду с небольшим приподнятым желтым воротником.
В окончание, непринужденно, со вкусом в каждом движении, причесали вьющуюся шевелюру Пада и, по обычаю, заплели из нее косички.
Побрызгали вонючими духами.
- Ты великолепен - проговорила Мартэнза, выпуская из себя дым от "курительной палочки". Всю манипуляцию, проводимую над ее сыном, она наблюдала с высокого раскидистого кресла, в котором умещалась с ногами.
Никто не предполагал, кроме ее мужа, с каким нетерпением Мартэза ждала церемонии.
Пад развернулся к ней и спросил:
- Маменька, жашид готов?
Мартэнза искривила губы:
- Давно готов.

Нионара стояла в серебристо-голубом платье, серебристый воротник которого обхватывал шею.
Головка напудрена. В сделанные из волос косички вплетены гибкие прутики, заставляющие косички загибаться в калачики и стоять на макушке, словно ушки. Подкрашенные губы и глаза делали девушку старше.
Ее приодели, по обычаю, завязали глаза, под руки спустили к жашиду.
Жэзын Бран-Дез проводил Нионару в жашид, и Джар повез ее к Фому Демеды.
"Начинается. Перемены так близки. Какой ужас… Демеда помоги. Глупышка паникует! Главное принимать все как должное. Я успокоюсь, я успокоюсь. У, ну почему мне так дико страшно?!"
Жашид остановился, видно уже прибыв на место.
«Как быстро. Я слишком ухожу в себя».
Нионара почувствовала, как ее взяли за левую руку и помогли выйти; услышала поблизости женский шепот, дрожание платьев и чей-то прерывистый вздох.
Ее повели.
Чернота, везде чернота и непрерывный, долгий стук сердца. Жгуче пахло жженой сладостью. Сердце по сумасшедшему колотилось, подступала нервная дрожь, Нионара затрясло. Сжала с силой зубы и попыталась сдержать себя. Но озноб не проходил. Пальцы рук оледенели.
«Демеда! Демеда!»
Ее остановили. Она услышала заунывный старческий голос:
- Здесь перед очами ясновсевидящей сеатосоздающей Демеды лицезреем Мы дебоязненную чету, созданную из капли светлого жыго Древа Вечности. Воздаем мы им венок дебоязненной сеате их, и пусть свет и тепло очей Демеды осенит их.
Дем читал скрепляющие слова, а Нионара повторяла про себя все одно и то же: "Демеда, не покидай глупышку твою".
Пад стоял рядом. Нионара это чувствовала. По обычаю он тоже в черной повязке.
Пад знал, что Бран-Дез слева от него. Он терпеливо ждал завершения Соединение Поясов и прохождения всех условностей.
- …И да коснется десница всепрощающей дебоязненных.
Судя по тембру, оканчивал дем.
- Снимите повязания их.
Сняли повязки.
Нионара прищурилась от внезапно яркого освещения и опустила лицо. Когда немножко привыкла, взглянула и увидела Пада.
Он так же смотрел на Нионару.
- Возьмите пояса ваши…
Продолжал дем. Двое рыжих мужчин в белых халатах принесли открытые футляры из красного дерева. Один мужчина встал со стороны невесты, другой со стороны жениха.
Пад вынул пояс первым. Пояс выглядел тонкой позолоченной тесьмой с самоцветными подвесками.
- Соедините сеаты Ваши и свет десниц Ваших.
Говорил дем. Нионара, чуть подрагивающими пальцами, но, стараясь скрыть волнение, взяла свой пояс.
Запели тонкие голоса: "А…о…".
Все перевернулось в голове, чтобы не упасть, Нионара, так сжала тесьму, что длинные острые ногти впились ей в ладонь. Резкая боль удержала от обморока.

Говорили среди знатных гостей:
- Что-то очень бледна невеста. Только б не упала.
- А жених спокоен.
- Так уверенно себя держит.
- Когда я пояс обменивала, то в глазах своего жениха такое видала…
- Ох, сейчас смотреть друг другу в сердца будут. Не пропустить бы. Интересно, какую свою сеату увидят.

Пад уверенным движением завязал пояс вокруг талии Бран-Дез, потом Нионара вздрагивающими руками вокруг его.
- Взгляните в сеату Вашу, и да коснется биений Ваших всезнающая Демеда.
Нионара устало посмотрела в синие глаза Пада, а он спокойно в ее.
"Мне не хорошо. Правильно ли это? Нет, не буду задавать вопросы. Сомнения только мне еще не хватало. Ведь если я сейчас вспылю, то опозорю своего будущего мужа и отца. Лучше воспринимать все, если бы это происходило не со мной. О, Демеда, но ведь это происходит со мной! Какой ужжас… Не оставь глупышку, помоги ей в самый волнующий исток сеаты ее".
Музыка замедлилась, Нионара почувствовала себя слабым беззащитным созданием.
Все… Тишина.
Наступила тишина. Ничего не слышно. Даже своего собственного дыхания и биения сердца. Тишина.
Тик, так.… Льется и течет по венам кровь, шуршащий, слегка рвущийся звук. Затуманенный зрачок Пада поглощает и заманивает, уводит далеко-далеко.
Нионара проникает в темноту. Такую безликую и глубокую. В ней что-то есть. Что-то всплывает, трепыхается и брезжит.
Такое маленькое. Можно дотянуться.
Нионара протягивает свои руки к этому светящемуся колечку.
Касается его. Оно уменьшается и обращается в точку. Удаляется.
Все крутиться…
И вдруг… потрясение…
Нионара ничего не чувствует. Она видит вселенную… с ее испещренными сиянием галактиками, нелепыми туманностями, многообразными звездами, жидкими скоплениями. Перед Нионарой открывается весь процесс создания галактик. Взрывы. Отблески. Куски твердой горячей материи, мчащиеся с невероятной скоростью.
Ледяная глыба - комета с серебряным жалящим хвостом пронеслась мимо взора таронки.
Нионара несется среди вселенского разнообразия. Все мечется, изменяется и кружится.
Все кружится…
Перехватило дыхание.
Взрыв…
Нионара резко вздрогнула и очнулась. Слух с пронзительным нытьем в ухе вернулся. Услышала музыку.

"Что видел Пад. Отчего так побледнел?" - подумала, все еще не прейдя в себя, Нионара и дала ему руку.
- Идите от сеаты к сеате. Очи Демеды да осеняют Вас.
Закончил дем, и поясообменявшееся пошли через коридор из нарядных людей к жашиду.
Первой в экипаж села Нионара.
Пад, когда они поехали, взял ее руку и поднес к своим чуть теплым губам. Таронка заметила у него отстраненный взгляд.
- Что ты видел? Что-то нехорошее? - спросила она и подумала: "Если он ответить, значит, ничего никогда от меня не будит скрывать, если не ответит…"
Он прервал ее мысли:
- Да так. Лицо одно.
- Знакомое?
- Нет. Но,… может и да… Я не знаю, не уверен.
 
Часть 7
Что такое любовь? Вот как ее определяет словарь психологических терминов: "Любовь - высшее духовное чувство, богатое разнообразными эмоциональными переживаниями, основанное на благородных чувствах и высокой морали и сопровождаемое готовностью сделать все от себя зависящее для благополучия любимого".
Есть еще иное определение этому "помешательству": Любовь - последнее звено в цепи предрассудков и безысходности. Любовь - болезнь для бездушных, кара для лицемеров.
Это - капля веры, лишающая мозг комплексов, освобождающая душу и вскрывающая стремления и надежды…
Горько бывает в миг осознания одиночества в этой новой стихии. Неправильно поделили счастье Там.
Любовь! Этому слову пели гимны. Это слово кричали, уходя на смертельные битвы за счастье и благополучие. Любовь…
Деревья в ее саду все усыпаны налившимися яблоками первого стыда.
Первые чувства, Вы, никогда не задерживаетесь. Вы нежно прозвоните колокольчиками на цветочных клумбах, и ваш звук увязнет в робкой душе навсегда. На всю жизнь.
Любовь…

Процессия из двадцати пяти жашидов остановилась у ворот с гербом Ното-Кузов. В шестом жашиде открылась дверца, и разложился трап. Показались поясообменявшееся.
Пад поддерживал Бран-Дез под руку, и они вместе сошли вниз. Встали на серебристый круг, который завис над землей и, не спеша, потек к заранее открытым воротам.
Нионара уже успокоилась. Предстояло еще продержаться обряд посвящения в таинства рода Ното-Кузов и отправится в Фом Бран-Дезов, где там посвятят Пада. Вскоре и отныне Имя Бран-Дезов перейдет к Ното-Кузам.
Нионара все это уже знала.
"Теперь бы только поскорее закончилась обрядовая часть, и сколько сеат мне отведено, я проведу только для ровного биения сердца".
Гокорщ спустился на землю около землистого сооружения, и Куфон Ното-Куз открыл поясообменявшемся двери в Усыпальницу.
- Прошу. - Проговорил Куфон и сделал выразительный приглашающий жест рукой. Нионара подумала, что Пад наверняка перенял у него это движение, хотя, может и наоборот.
Рофуд вошла первой.
В Усыпальнице, похожей на пещеру, горели маслянистые кристаллы, свисающие с покрытого мхом свода. Масло с кристаллов сеатами (веками)* капало на испещренную завитками-письменами плиту с осыпающимися от вечности краями. На полу рассыпан красно-желтый песок, а в нем поблескивали драгоценные камни.
По обряду, только что перепоясанная жена должна бросить в этот песок один из камней от своего пояса, в честь уважения к предкам мужа.
"Какое емкое помещение! У нас намного выше свод и вообще у нас светлее, а здесь чувствуешь, что находишься в могиле. Бр…". - Нионара схватилась за одну из подвесок на поясе, но та никак не поддавалась. "Ну, вот только нервозности мне еще не хватало. Ну, открепляйся же! Давай!" - Умоляла про себя камешек Нионара, но он только упрямо поблескивал и не желал покидать облюбованного им места на поясе. Тогда Пад взял подрагивающую руку Бран-Дез.
Нионара слегка вздрогнула. Она не ожидала прикосновения.
Пад ее рукой отрывал подвеску. Драгоценный упрямец поддался. Пад опустил свою руку. Таронка держала на ладони желтенький восьмигранник, и со всех восьми граней на нее глядела взволнованная Нионара.
Сжала в кулачке, с чувством подумала: "Это так надо. Теперь обратного веяния нет. Прощай, мое прошлое!". И от груди кинула.
Камень завертелся юлой и, звякнув о плиту, отскочил в песочную смесь.
Нионара, как смогла, низко поклонилась. Когда она выпрямилась, то ей показалось, что все камешки, валявшееся в песке, смеются детским весельем.
Да. Нионара, все кончено. Взрослая жизнь кричит и рвется в твое нутро. Пора.
Вместе с Падом вышла из Усыпальницы.
Куфон потянул за маятник, и двери склепа беззвучно сомкнулись.
Поясообменявшиеся встали опять на серебристый круг, который приподнялся и полетел к жашидам.
Там Катэ Бран-Дез (вторая жена не передает своего имени мужу)* накинула на плечи Нионары кружевную голубую шаль. Ее открытая улыбка задела Нионару, вскипело желание скинуть шаль, но сдержалась и только ответно улыбнулась одними губами.
Подошли две пожилые таронки со сморщенными лицами и осыпали поясообменявшихся золотой звенящей фольгой.
Наконец поясообменявшимся дали сесть в их жашид.
Процессия жашидов церемонно выехала на дорогу и отправилась к Тгородфому Бран-Дезов.

В густых наливных облаках протянулись тонкие нити двух солнц. Теперь этих лучей не видно за стянувшейся тягучей водянистой массой.
Небо заходило тучами, точно волнами, и громовые раскаты, с мелькающими то там, то здесь молниями, поразили небо. Столкнулись частицы тучи, сверкнуло небо. Содрогнулось от внезапного грохота. Скоро начнется дождь, затяжной и яростный.
- Отдаю последнюю дочь свою. Продолжение рода в дочерях. Два сына, как недалекие были, так при женах и остались. А дочерей я хорошо выучил. Своим мужьям будут головой. И красотой при них. "Красивая жена, лучше соурна (алкогольный напиток )*". Правильно я говорю, Катэ? - Жэзын обнял за талию миловидную жену, та только белозубо улыбнулась.
В жашиде они ехали вдвоем. Жэзын положил плешивую, полуседую голову на плечо Катэ, та смущенно улыбнулась. Стал вдыхать аромат ее розового платья. Катэ всегда брызгала на подол и рукава ягодной воды. Этот тонкий и глубоко проникающий аромат поднимал в сознание Бран-Деза воспоминания его молодости. За эти воспоминания, и еще за длинные, до конца спины, рыжие распущенные волосы от макушки на круглой напудренной головке он и выбрал Катэ. А так, он понимал, что с ней ему - оуну, прошедшему шесть межгалских воин и одержавшему в них победы, говорить не о чем. Она его не поймет. Да и он себя иногда не совсем понимает.
- Дочь отдаю. - Прошамкал он ей в красненькое маленькое ушко. Она улыбнулась. Она редко говорила. Никогда ничего у него не просила. У нее и так было все "самое выдающееся".
О ее сеатопровождении в его отсутствии, он догадывался. Знал, что "молодая жена редко старому мужу верна". Но не устраивал фоба скандалов, нервы свои он давно раздробил и потрепал. Он уже далеко не молод, а она почти юная. "Пусть будит так, - думал он и говорил на ухо Катэ, - пусть будит так. Я отдал свою дочь и Имя Ното-Кузам. Может, еще внуков увижу. Ното-Кузам… Тоже - вояки. Из Пада оун не выйдет, а если у меня внук будит, так я из него такого оуна … Он вспомнил предостережение Онды: «Близится возмездие. Из праха войны выйдет оно»"
Болезненно сощурился.

Дождь полил. Сразу с силой и с ожесточением. Нионара терпела, когда Пад целовал ее руки. Мысли скрипели где-то далеко. Она слышала иглы дождя, колющие защитный панцирь жашида. И удивлялась странной закономерности между погодой и своими переживаниями.
- О чем ты думаешь? - спросила Нионара Пада, чтобы отвлечь его от своих рук.
Он поднял голову. "Какой же смешной в косичках". - Отметила с отвращением тароночка и белозубо улыбнулась, сразу стала еще красивей.
Его лица, кажущегося вытянутым из-за длинного носа, касались ее ладони, он не отпускал их из своих изящных рук.
- Я думаю об огне в тебе, - ответил, касаясь губами ее розоватого ногтя на большом пальце и целуя линию жизни. Нионара повела плечами:
- Я немудреная…

Жашиды подъехали к открытым металлическим воротам. Из шестого разложился трап и вышли поясообменявшееся. Из второго жашида выбежало двое слуг и накинули на Пада и Нионару голубой и синий плащи с капюшонами.
Поясообменявшееся направились в Усыпальницу Бран-Дезов.
Жэзын вылез из своего жашида и, облачившись в бордовый плащ, накинутый на его плечи суетливыми слугами, поспешил исполнять обряд "Открытия Дверей".
Усыпальница Бран-Дезов представляла собой огромный белокаменный шар, на четверть ввалившийся в землю.
Почва, перенасыщенная влагой, хлюпала, но из-за толстого слоя желтого мха не прилипала к обуви.
Жэзын обогнал поясообменявшихся и открыл, хорошо поддающееся, решетчатое ограждение.
Пад вошел первым. Внутри Усыпальница также была белая, как и снаружи, и свод в иероглифах, составленных из драгоценных камней, походил на небосвод в ночное время.
В центре Усыпальницы восседала статуя Демеды, вылепленная из "черной глины", с десятью поднятыми кверху извивающимися руками, и туда же обращенным взором. Перед ней в каменном решете курились палочки благовоний.
Дух полевых цветов одурманивал. Свет из глаз Демеды отражался от камней на своде, создавая иллюзию переплетения лучей.
Пад был заворожен необычностью Усыпальницы. Пройдя по белому песку, с поблескивающими в нем камнями от поясов жен, он остановился перед благовониями и, закрыв глаза, стал произносить про себя молитву.
Нионара сняла капюшон и вытерла рукой капли со лба и щек. С плаща на песок стекала вода, образуя серые лепешки.
"Пад даже капюшон не снял. Нет, я им займусь, рофуд все-таки!
Сколько здесь камней. Я раньше думала, что они раскиданы для красоты… Наивная была…". - Нионара смотрела на ровную высокую спину Пада и думала. Потом взглянула на потолок.
Опустила обведенные по контуру глаза. Подняла. Радужная оболочка светилась. Черный зрачок расширен от тепла и сердечного спокойствия, а еще,… Нионара чувствовала легкую сонливость.
"Перепугалась. Ничего, отойду…"
Нионарины бриллиантовые глаза тлели таинственным светом. Зрачок то расширялся, то сужался. Вдруг он наполнился ужасом, до невозможности сузился.
Дыхание перехватило, но Нионара успела издать пронизывающий всхлип:
- Пад!

 
Часть 8
Из-за статуи Демеды выскочил незнакомец в серебристо-красном плаще с капюшоном, сделал кувырок всем телом и обнажил меч.
Все произошло очень быстро. Пад успел увернуться. Меч звякнул о подставку с благовониями и оставил в ней глубокий след.
Пад отскочил к стене. Незнакомец не отстал. Он сделал выпад мечом и прижал Пада лопатками к белому камню. Занес меч для последнего удара.
Нионара быстро сориентировалась:
- Оставь Пада!
Бросилась незнакомцу на спину и стянула его шею руками. Проскрипела зубами:
- Дош (гад)*
Он резко откинул ее, как тряпичную. Нионара упала на бок, тупая боль разметалась по телу.
«Во дош, – прошипела, - я сломала ноготь!»
Сжала в кулаке песок с камнями и опять кинулась незнакомцу на спину:
- Очень вкусно?
Размазала все по его лицу, но вдруг почувствовала укус за мизинец и с криком отдернула руку.
Нионару откинули к двери, она свалилась навзничь.
Пад воспользовался этим и метнулся на другую сторону.
- Смелости недостает?
Просипел незнакомец и, сверкнув мечом, повалил Пада на песок и встал ногой на грудь, приставил к шее острее меча.
- Кто ты?
Спросил Пад. Из-за капюшона, лица нападающего невозможно было разглядеть.
Нионара поднялась: "Недоразумение какое-то, - скривила рот, - кто он? Так уверенно держится".
Расстегнула плащ и кинулась с ним на незнакомца. Но ей не удалось привести в действие задуманное, неизвестный ударил ее с силой ногой, поставленной на грудь Пада, в живот, и девушка отлетела. Приземлилась на спину. Схватилась за заболевшее место.
"Я для него, как игрушка. И ему не нужна. Ему Пад нужен".
Нионара это поняла. И теперь, не поднимаясь, набрала в легкие воздуха и пронзительно громко, как умела, завизжала.
Ее визг наполнил пространство Усыпальницы.
Незнакомец полоснул мечом по шее Пада. Брызнула струя крови, Пад схватился за горло. Незнакомец сразу же вонзил меч в его сердце. Пад дернулся, схватился рукой за холодную умерщвляющую сталь. Изо рта с хрипом полилась кровь. Незнакомец вынул меч и безжалостно отсек Паду голову.
У Нионары перехватило дыхание. Голова Пада покатилась к стене. В остекленевших глазах замер немой вопрос.
Нионара закричала:
- Что ты сделал, дош!
Убийца отер меч о полу Падиной одежды.
Нионару переполнил гнев и растерянность. В глазах, сначала потемнело, потом пошли красные и золотистые круги. "Кто он, зачем лишил будущего, которое должно было уже скоро настать. В Усыпальнице предков я потеряла все. Теперь просто безоговорочно отправят в Тан, где пострадаю все свои сеаты Тарона. Пад!…
Я этого доша отсюда не выпущу. Пусть и меня убьет. Мне все равно теперь".
Нионара тяжело поднялась и раскорячено загородила собой дверной проем.
Убийца развернулся к ней…
- Дочка! Что случилось?!
Нионару отодвинул, неожиданно вошедший Жэзын. Его фигура военной выправки в плаще со стекающими дождевыми струями возвышалась. Нионара испуганно перевела взгляд от отца на незнакомца. Жэзын заметил мертвое тело Пада и отрубленную голову, волосы на которой так напоминали змей. Глаза его подозрительно сузились.
Незнакомец не шевелился, но Нионара почувствовала, что он напряженно следит за отцом.
Вдруг он его спросил:
- Вы руководили "Чисткой"?
Такой хрипловатый, простуженный голос.
Жэзын нахмурил косматые брови, пожевал губы и ответил:
- Я.
- Я здесь, чтобы убить тебя.
- Зачем мальчишку жизни лишил?
- Вы знаете.
Сбывается пророчество Онды. Бран-Дез вспомнил. Однажды, несколько сеат тому назад, перед Советом, где было принято решение о "Чистке", он заехал к Ното-Кузам, тогда еще Куфон посещал Совет, (он ушел после "Чистки" и занялся, слышал Жэзын от других лиц, судебными процессами). Вот тогда Жэзын, уже получивший пост оуна, увидел маленького Пада. Очень, как он теперь вспомнил, тогда говорливого малыша.
***
"Какой карапуз у вас растет". - Говорил Жэзын.
"Да, он еще себя в сеатере (в веках)* покажет". – Прочила, улыбаясь, Мартэза.
Пад, одетый в белый кафтанчик, вскарабкался на колени матери и стал сосать свой большой палец на левой ручке.
"Скажи, карапуз, если твои игрушки поломают ровесники гости, как ты поступишь?"
"Маменьке скажу".
Мартэза довольно улыбнулась.
"А если маменьки не будет, если она пойдет в гости и вернется не скоро?" - Вспомнил свой роковой вопрос Жэзын.
Пад на мгновение задумался, вытащил кулачок из ротика и ответил:
"А я не буду пигашать. А если меня пигасят, то полмаю их".

Жэзын вспомнил, как невольно задумался над этим и впоследствии поступил именно так. Все семьи оунов (главнокомандующих космическими силами) Карма были уничтожены их же нейимами.
***
- Месть за сказанные в детстве слова - чудовищна.
- За то справедлива.
Кармиец поиграл мечом и неожиданно замахнулся им над головой оуна.
- Отец! - Закричала Нионара и в мгновение загородила Жэзына собой. Процедила сквозь крепко стиснутые зубы, ядовито глядя на обвинителя:
- Если ты - дош посмеешь здесь вершить самосуд, я вырву твои глаза и заставлю тебя, их съесть!
Действие горриромки, вероятно, озадачили мстителя. Он встал в стойку, держа оружие справа, сказал на межгалском:
- Уйди. Правосудие должно свершиться.
Нионара смотрела на него глазами хищницы. Ответила на том же:
- Что это за правосудие, если у обвиняемого нет защиты!
- Я все равно его убью. – По складам проговорил тот.
- Только через мой труп. - В таком же тоне ответила таронка.
Кармиец занес над ней меч, прохрипел:
- Как знаешь.
Внезапный удар обрушился точно и смертоносно. Нионара даже не успела зажмуриться. Что-то упало к ее ногам. Наверное, ее тело.
Нет. Это не ее тело. Это ее отца.
У Нионары подкосились ноги, и она осела.
Мститель вытер лезвие об плащ Жэзына и вложил меч в кожаные ножны.
Сидя между двух тел дорогих ей людей, накидывалась беспомощность. Как такое могло быть! Место для расправы выбрано, наверное, еще и с целью богохульства!
Обхватила себя руками и стала качаться из стороны в сторону, словно в колыбели. Слезы, смешанные с синей тушью, текли по щекам и оставляли грязные следы на голубом платье.
- Дош, дош, дош…(Гад, гад, гад…)*
Лепетали ее губы. Горечь неизбежности застревала в горле.
Убийца стоял над ней. Сказал:
- Прости.
Так спокойно, так просто, словно даже не извинялся, а растрогался из-за незначительного причиненного им неудобства. Нионара хотела наброситься на доша (гада)* и растерзать его плоть, выколоть его глаза, вырвать руками сердце - выполнить свое предостережение.
Сжала, разжала пальцы. Медленно поднялась. Опустила голову. Сказала в таком же тоне, как и он:
- Ты пожалеешь.
И, пока убийца не опомнился, с криком исступления, сдавила двумя дрожащими руками его шею под капюшоном. Сама не ожидая от себя такой силы, давила и давила…

Вся Усыпальница наполнилась твердым перламутровым светом, просачивающимся в кожный покров и проникающий под ногти.
Свет переливался, лоснился, шуршал и звенел. Зарево ударяло в голову и размельчало сгустившееся сознание.
Зарево такое легкое и яркое…
Нионара не могла ни двигаться, ни дышать. Ее парализовало. Руки, от возникшей в них тяжести, сами опустились вдоль тела. На запачканном лице, в покрывшихся дымкой глазах, застыл страх.
Таронка услышала глас, и он вешал ей:
- Нионара. Ниара, Кто ты? Кто ты? Для чего губишь дух свой?
Нионара хотела ответить, но слезы горячими жгучими струями потекли по вискам к подбородку, озноб сдавил горло.
Она услышала! Ее мысли отвечали:
- Я запуталась. Все непонятно.
И глас ответил ей:
- Я укажу тебе Себя. Ступай.
- Куда?
Голос, казалось, читал все ее мысли, он знал все ее страхи. ОН знал ВСЕ.
- Ступай к Тэбэссу. Скоро… Там нужна помощь Ваша. Я кажу Вам пороги Ваши. Там предзрети, целити и приведшити Мне.
Нионара повернула голову на право и увидела виновника недавней трагедии. Негодование хлестнуло ее сердце, но Глас остановил:
- Нет. Вам идти вместе. Вместе Вы - Странники. Мудре Это. Мужатися…
Нионара покачала сокрушенно головой:
- В крови… мои отец и муж…
- Я Дам Жизнь им, дщерь…
Зарево напоследок вспыхнуло и расщепилось.
Нионару затягивал в себя сон. Веки смыкались.
Перед застывшим взором предстала вселенная. Нионара просачивалась между миров… и чувствовала рядом с собой еще кого-то. Она догадывалась, кто это, и желала теперь только одного… пробуждения…