Глава5. Челюсти

А вот и не угадали – этот рассказик будет вовсе не об акулах.

Произошёл этот удивительный случай на берегу Атлантики. Был у нас дядя Петя: маленький, щупленький, бородка клинышком – на доброго домового похож. У него в карманах всегда то жвачка, то конфетка, то печенюшка для меня была припасена. Он немножко пришепётывал и постоянно что-то под нос бормотал, сам с собой разговаривал.

 «Ну, вот снова в себя ушёл, ничего вокруг не замечает, стихи сочиняет, рифмы ищет», - сказала однажды его жена.

Я стала за дядей Петей приглядывать, ещё бы вот уйдет в себя за этими странными рифмами, заблудится и потеряется, кто его спасёт, а я рядом буду и назад выведу. Стала я за дядей Петей тенью ходить. Он по берегу гуляет, а я за ним. Он в ресторанчик пивка попить, я за ним. Ну, если он мне водички предложит или мороженного я не отказывалась, для меня главное с него глаз не спускать. Он на волейбол - я тоже туда направляюсь.

Родители на меня даже ругаться начали. Слушаю, головой киваю, а сама думаю: «Тут человек пропасть может, а они мне морали читают». Только с тех пор стала за ним тайно присматривать. Идёт дядя Петя мимо, я голову отверну, а глаза на него скошу, чтобы наблюдать потихоньку.

- Женя, что это ты, не здороваешься?

- Ой, дядя Петя, а я тебя и не заметила! Гуляю… Ящериц гоняю…

Сейчас я вам про ящериц расскажу быстренько, а потом снова за дядей Петей следить будем.

Дело в том, что у нас на территории было полным-полно маленьких дракончиков - ящериц. Они на пальмах сидели, по лестницам и стенам бегали и просто на дорожках грелись. Самочки - простенькие, грязно-бурые, невзрачненькие такие, а самцы - яркие, во все цвета радуги раскрашены. Лапы и тельце холодного голубоватого тона, по спине белая полоса прочерчена. Хвост на конце тёмно-голубой с фиолетовым отливом, а посередине расцветает огненным цветком. Ну, а голова, у каждой ящерицы особая: у кого желтовато-алая, у кого белая с оранжевыми крапинками, а бывает и ярко-красная с зеленоватыми щечками. Вот! Пока описала, даже устала. Уф!

Мне очень нравилось гонять их шваброй. «Почему шваброй?» - спросите вы. Ага! Близко подойти страшно было. Вдруг ка-ак прыгнет, да ка-ак тяпнет! Нет, со щёткой безопасней было. Подбираешься к разнежившейся на жгучем солнце агаме, вперед метёлку протягиваешь, а она шею раздувает, на передних лапах вверх вниз раскачивается, чем ближе подходишь, тем больше ритм ускоряется.
Ткнёшь в ящерицу щетиной, она с места срывается и, смешно виляя хвостом, убегает, исчезая в траве. Мне весело было, я себя в опасных джунглях представляла, а ящерицы, да и не ящерицы вовсе, а страшные кровожадные динозавры.

 Как-то раз за этим занятием меня папа застал. Ох и досталось же мне. Надувшись и насупившись, я слушала, как он ругается.
«Вот, вот, - думала я. - Завезли меня на край света, ни друзей, ни качелей, а теперь и виновата».

Я позлилась, позлилась, но ящериц гонять перестала. Это ведь не правильно, когда сильный слабого обижает.

Пора и к дяде Пете вернуться, а то его нельзя надолго одного оставлять.

В четверг вечером мы поехали к морю, а там накануне та-акие волны были, что всю ограду из кактусов (а песок на пляже изгородью из кактусов от остальной территории отгорожен) в море смыло. Плавают в воде колючие распухшие зеленые кляксы, на берегу размокшими, истерзанными кучками валяются. Идешь, смотришь под ноги внимательно, колючки песком присыпало, можно и наступить нечаянно.

По берегу Иван - хозяин пляжа - бегает, руками машет, ругается. Еще бы: море насыпь разворотило, брёвна, которые землю укрепляли, в воду смыло, бунгало почти на краю оказались. Иван с океаном давно воюет, он в основном проигрывает схватку, но не сдается - упрямый.

Дядя Петя, бормоча, полез в воду, волны были ещё достаточно большие, и меня мама не пустила. Стою я на берегу, с завистью на купающихся поглядываю. «Эх, - думаю, - поскорее бы вырасти. Меня тогда никто на берегу не удержит».

Тут как раз набежала сильная волна, ударила дядю Петю, выходящего на сушу, закрутила, завертела, потащила назад. Он упал, забарахтался, странно перевернулся и пополз к берегу, пытаясь встать. Когда он выбрался из воды, то повел себя подозрительно. Испуганно озираясь по сторонам, прикрывая рот руками, он засеменил к сидящим на берегу. Опустился на циновку, отвернулся, голову повесил и затих. Ни разговаривает, ни шутит, а самое главное не бормочет.


Стала я к нему с расспросами приставать. Молчит, не отвечает. Но я не такая, чтобы до конца всё не выяснить. Прилипла к нему и так и этак, пытаюсь в лицо заглянуть, даже на животе растянулась и снизу на него посматриваю.  Наконец, дядя Петя в сердцах на меня прикрикнул: «Шеня, оштафь меня ф покое!»

Все смолкли и уставились на коменданта. Он стыдливо прикрыл рот рукой, засмущался, пошёл красными пятнами.  Оказалось, что при ударе волной у дяди Пети выпала вставная челюсть. Говорил он с трудом, коверкая слова и проглатывая буквы.
Кто-то, смеясь, сказал: «Ну, вот теперь придется по берегу гулять и вставные зубы искать. Море оно доброе, всё на берег выбрасывает». Все опять стали над беззубым неудачником подтрунивать, но я слова эти крепко запомнила.

Утром в субботу я с нетерпением ждала выезда к морю и, когда приехали, первый раз в жизни не побежала сломя голову в воду, а стала медленно по берегу бродить и всматриваться в землю.
 
Вот прозрачные песчаные крабы быстро, быстро, бочком, перебирая тощенькими лапками, стайками припустились вслед убегающей волне. В мгновение ока они, выкапывая норки, скрывались в мокром утрамбованном песке.

Вот валяется старый ржавый, изъеденный солёной водой  болт, похоже, его оторвало от борта выброшенного на мель судна, которое одиноко, накренившись набок, посматривает на рыбацкие лодки, снующие вдоль берега, уныло вспоминая свои потерянные навсегда морские походы.

Вот окаменевший остов морского ежа, но цель моих поисков так и не блеснула белозубой улыбкой.

В воскресенье я неутомимо продолжила поиски. В том момент, когда меня позвали одеваться, в песке что-то мелькнуло. Я разгребла песчинки и о, счастье! Челюсть, сияющая и отполированная морской водой, оказалась у меня в руках.

Визжа от восторга, я бросилась по берегу, высоко держа найденное сокровище над головой. Дядя Петя с сомнением осмотрел мою находку…

- Ну, не знаю право, вряд ли это моя, у меня зубы вроде побольше были, - с сомнением прошепелявил комендант. При этих словах все грохнулись на песок, держась за животики.

- Ой, не могу,- стонал дядя Саша, - он ещё привередничает.

- Можно подумать на берег, каждый день вставные челюсти из пучины выбрасывает. Тоже мне - обломок кораблекрушения, - иронизировала мама

- Петь, да ты не смотри на неё, примерь, вдруг подойдет,- уговаривала мужа тетя Нина.

Петр Сергеевич брезгливо засунул челюсть в рот… Все с ожиданием замерли… Пожевав губами, почмокав и постучав зубами, обладатель челюсти, не открывая рта, улыбнулся. Он долго тряс мне руку и гладил по голове. Однако при этом казалось, что он мысленно всматривается в себя, ожидая от вновь обретенной потери подвоха. Позже протез пришлось поменять, морская вода сильно подточила челюсть, и она периодически вываливалась у дяди Пети изо рта.

Вот так и закончилась эта история, только меня с тех пор «охотником за челюстями» прозвали.