Раненые лебеди

В Кузьминском парке, как всегда в жару, было очень много народу. Несмотря на таблички «купаться запрещено», в прудах плескались весёлые люди, которым было слишком жарко там, на суше. Где-то ссорились влюблённые. Откуда-то доносился чей-то смех. А в самом маленьком пруду, где никого не было, плавали лебеди, потревоженные толпой туристов.
Странную девушку я приметила сразу по необычному внешнему виду. Бежевое платье, на шее – пёстрые платки в сочетании с гирляндами крупных разноцветных бус, много узких браслетов на совершенно белых длинных руках и тяжёлая шапка пышных тёмных кудрей чуть ниже плеч. Перед ней стоял мольберт с прикреплённым к нему «ватманом», на котором девушка что-то старательно рисовала остро отточенным карандашом. Я заинтересованно подошла но, решив не мешать, села на лавочку в сторонке и принялась за мороженое, которое отняло у меня много сил и настроения, потому что уже начинало неприятно капать на пальцы.
Незнакомая девушка рисовала так сосредоточенно, что, казалось, не видит и не слышит ничего вокруг. В конце концов, сгорая от любопытства, я всё-таки подошла поближе и стала смотреть не таясь. Девушка обернулась и улыбнулась, увидев меня:
- Интересный сегодня денёк, не правда ли?
Я пожала плечами. День был солнечный, жаркий, но эпитет «интересный» никогда бы не пришёл мне в голову. Я так и ответила ей:
- Странный эпитет. Я бы так не сказала, наверное.
Моя собеседница кивнула своей красивой аристократической головой, отбрасывая нечаянно залезшую в глаза прядь:
- Это, пожалуй, самый страшный из моих недостатков. Я всегда говорю так, как приходит мне в голову, ни минуты не думая. Как сейчас говорят, «от балды». И мне это нравится. А что не могу сказать, выражаю в картинах.
Девушка достала откуда-то набор гуашевых красок и кисти разной толщины и жёсткости. Серьёзным, придирчивым взглядом окинула карандашный набросок и окунула кисть в зелёную краску. Я, сощурив близорукий взгляд, попыталась разглядеть, что было нарисовано на листе ватмана, но не могла.
- Не мучьтесь! – засмеялась девушка. – Сейчас раскрашу, и всё увидите.
Я терпеливо согласилась подождать. Рисуя, она отвечала на мои вопросы. Мне многое удалось узнать.
Звали её Инга Андриянова. Я так и не узнала у неё, настоящее это имя или творческий псевдоним, но сочетание мне очень понравилось. Родом Инга была из Углича, а в Москву приехала поступать в художественное училище. На четвёртом курсе вышла замуж за милого мальчика младше её на три года, который влюбился в неё с первого взгляда, когда встретил Ингу вот так же на улице за мольбертом. Она так тепло о нём отзывалась, что я даже удивилась:
- Вы так его любите? Он же младше Вас, да и потом… Разве в наше время ещё есть любовь с первого взгляда?
Чёрные глаза Инги резко стали хмурыми и слишком взрослыми. Она молча повернула ко мне мольберт. Картина была почти закончена: на фоне листвы и пруда – распростёртый по листу силуэт лебедя с распахнутыми, красиво прорисованными крыльями.
- Великолепно! – как всегда, не сдержала эмоций я. Моя новая знакомая снова внимательно посмотрела на меня своими влажными и тёмными, как маслины, глазами. Мне нравился тембр её голоса – с огромным диапазоном и лёгкой трещинкой посередине. Поэтому я с нетерпением ждала, когда она снова заговорит:
- Только самого главного здесь не хватает, - наконец, сказала Инга, взяв на кончик кисточки красный цвет. Она поднесла кисть к картине и отчётливо нанесла на перья лебедя несколько красных, как будто кровавых, пятен.
- Что?! – испугалась я. – Раненые лебеди? Где же вы их увидели?
- Да вот же он! Один из них, – Инга указала вдаль своей узкой красивой рукой.
Я посмотрела туда, куда она указывала. На берегу одного из прудов стояли двое. Девушка – в белой блузке с глубоким вырезом и короткой тёмной юбке, еле прикрывавшей то, что вообще призвана прикрывать эта часть одежды. Мальчик – в чём-то невнятном. Он и вообще был весь какой-то невнятный, поникший и, судя по его виду, сумасшедше, до изнеможения влюблённый. Он порой, бережно заводя ей за ухо её же крашеную в рыжий прядь, шептал ей что-то тихо ласковое и временами касался обветренными губами её тонкой загорелой шеи в том самом месте, где она, прежде, чем исчезнуть за воротом белой блузки, начинала плавно переходить в аппетитное округлое плечо. А девушка благосклонно улыбалась в ответ на его ласки, но тут же снова становилась серьёзной и продолжала капризным тоном оборвавшуюся на полуслове фразу:
- … ты понимаешь?! Я жду-жду тебя, а ты приходишь на десять минут, и тут же тебе снова надо куда-то идти.
А мальчик снова шептал ей на ухо что-то до изнеможения ласковое.
- Вот он, раненый лебедь, - продолжала Инга, немного помолчав и как будто сглотнув ком в горле. – Все говорят «сильный пол», «сильный пол». И никто не замечает, что вся сила их – в мускулах. А души-то у них – лебединые… Смотрите. Сейчас эта юная леди выскажется, а потом повернётся и уйдёт. Через какой промежуток времени она забудет этот случай? День? Час? Думаю, что минут через десять или пятнадцать… А он? Бедный, маленький раненый лебедь…
Она не договорила, потому что в кармане её красивого платья зазвенел мобильник. Я слышала только одну сторону диалога, но моментально поняла, что разговаривала Инга с мужем. Это было слышно по её интонации и изменившемуся в лучшую сторону тембру голоса:
- Алло! Да, Митюша? Что такое?.. Я? Я в Кузьминках, в парке… Нет, уже заканчиваю… Да… Да… Я тебя очень люблю… Детка ты мой маленький, ну ты же всё прекрасно знаешь и сам… Ничего страшного… Люблю…
Она выключила телефон и улыбнулась мне. Потом принялась объяснять:
- Соскучился. И я тоже. Ещё бы: три часа не виделись!.. А ведь поженились-то мы как… Он ходил за мной просто по пятам, читал стихи, говорил ласковые и нежные слова. А я глупая тогда была, не замечала. Ну а потом… Если б не я… - она снова сглотнула подступивший к горлу комок, - Слава Богу, я успела. Сняла его с подоконника в последний момент. На следующий день пошли в ЗАГС подавать заявление… Ведь он меня любит, как же я могу бросить его одного?
Я прислушалась к её интонации. Инга говорила совершено серьёзно. Потом она собрала все свои рисовальные принадлежности и ушла. Я долго смотрела ей вслед и думала о том, как это замечательно, что есть на свете такая вещь, как большая и взаимная любовь. А мальчик, которого Инга назвала маленьким раненым лебедем, понуро стоял, глядя вслед удаляющейся девушке, и в его зелёных, как эта листва, глазах, скопились слёзы. И я вдруг поняла, почувствовала, как никогда на свете: вот она – кровь раненых лебедей…