Альтрэго

      Изначально люди умирали от чужой руки, позже научились умирать от своей скуки. Я усердно и безуспешно пытался понять столь очевидные плюсы выбора совмещения сердечного ритма с ручным хронометром, стоимостью в месячный доход. Видно не хватало так и не купленного второго высшего образования, поэтому я примитивно отстранился, звукоизолировав все будильники в зоне своего влияния. Я слушал истории, длившиеся дольше пары половых актов, выглядывая в дыме технику самодовольнейшей самокритики. Захватывающие и свидетельствующие о привилегированном положении в обществе, нелепые словосочетания исчезли из моей памяти до того, как мы разошлись на расстояние выстрела. Вечером я гипнотизировал пустой монитор, силясь извергнуть из себя историю, оставившую бы необъятную дыру в искусстве, но писать как весь мир торчит и **** друг друга в жопу не хотелось. Это моё нежелание противоречило моим целям под незначительным наклоном, поэтому я изверг из себя только проклятья на абонентский ящик Уильяма С. Берроуза. На громкую ругань прибежало моё альтрэго. Яростные перекидывания хокку и танка резко мутировали в бытовуху. Стремительно соприкоснувшись с несущей стеной панельной хижины, я не смешивая, взболтал свою мыслящую материю и потерял контроль над ситуацией…
     …Божественные силы лизергина наказывали мне раскрыть человечеству величайшие тайны сего мира, желательно в контексте описания вечеринок, которые я имею необыкновение посещать, тщательно сверяясь с часами Harry Winston Excenter Tourbillon и ежевосьмидневником. На вечеринки с викторианской мебелью, ломящейся от наркоты, прейскурант которой я не разу не дочитывал дальше шестой страницы, на вечеринки где все ебут друг друга в жопу и мечтают обрамить свой сфинктер рубинами. Где вспышка моды на монокли ослепляет массовым вырыванием глаз, и гинеологические древа взрастают на благодатной почве инцеста. Иногда у меня кружилась голова и мир начинал уходить из под ног. Тогда я слезал с карусели и шел трапезничать в окрестных кафе. Я изменил подбородок, чтобы развить свою волю; они изменили режим, чтобы дать нам счастье; вы казните тех, чья похоть превосходит вашу, чтобы самим стать лучше. Вначале была душа, душа обрела тело, тело облачилось в одежду, одежда привела брэнды, брэнды поработили душу. Я на это клал, ибо моя душа уже недавно привстала модным брэндом. Настолько модным, что через десятилетия убогие подражатели будут отстегивать миллионы за кусочек этого элитного винтажа.
      Я слышу протестующее альтрэго, надвигающееся на меня с нескрываемым намерением воспользоваться топором, явно взятым им для того, чтобы применить. Он кричит о последней капле бесконечного дождя, призванного потушить пожар в его сердце. Я шлю его на хер на латыни. Как ни странно, он меня понимает…
   ... Я отрубил подонку руку, осквернившую бумагу гнусными заклинаниями. Скоро он умрет от потери крови, а я заканчиваю, ибо печатать после разных событий, закончившихся по всякому, одной рукой становится сложновато.