Эпизод 8. Пара литературы

*8*

– Здравствуйте, дети мои! – Юлия Ивановна влетает в аудиторию, словно комета, кладёт на стол связку ключей, журнал, телефон, и окидывает группу беглым и проницательным взглядом. – Поднимитесь, я на вас посмотрю!
Студенты с грохотом встают и падают обратно на места.
– Что-то, второй курс, вас сегодня мало!
Студенты молчат. Мол, сколько есть, столько и есть. Парочка болеет, пяток нагло прогуливает, но об этом, естественно, никто не скажет. Впрочем, Юлия Ивановна и сама об этом догадывается, ведь она сама не так давно была студенткой...
– Сегодня мы с вами поговорим о проблеме нравственного выбора в произведениях Александра Исаевича Солженицына...
Студенты покорно строчат. Они очень уважают своего преподавателя, однако пятая пара даёт о себе знать. Кто-то тихонько зевает, прикрываясь книгой, кто-то обмахивается тетрадью (несмотря на открытое окно, духота стоит невыносимая). Чернов на задней парте попросту спит, зарывшись головой в куртку. Беспокойная же усердно строчит, как все, и, как все, внимательно слушает, но, может, чуточку внимательней, и, наверное, да не наверное, а наверняка в её глазах живого, переменчивого, вспыхивающего интереса не на капельку, а на целое море больше, чем у остальных.
– Почему же, по мнению автора, Матрёну можно приравнять к праведникам?.. Кстати, дорогой мой второй курс, кто уже прочитал «Матрёнин двор»?
Ленка молча поднимает руку, уставившись в тетрадь.
– Что, никто, кроме Ленуськи, ещё не прочитал «Матрёнин двор»?
Ленка, заметив, что никто, кроме неё, руки не поднял, вспыхивает до самых ушей.
– Ну, так почему? – говорит Юлия Ивановна с интересом и смотрит, как кажется Ленке, на неё как-то по-особенному.
Ленка отвечала прекрасно. Она всегда хорошо готовилась к литературе. Не только потому, что любила этот предмет, а потому, что любила своего преподавателя и хотела доставлять ей только удовольствие. Ленка считала, что плохая подготовка – проявление крайнего неуважения, поэтому всегда, всегда готовилась к литературе хорошо.
– Верно. Молодец, Ленуська. Пишем, братцы-кролики: «...потому что Матрёна...» Не перепутайте – «Матрёна» – пишем, «братцы-кролики» – нет!
21-я группа хохочет. Чернов, не открывая глаз, ворочается и шумно вздыхает. Юлия Ивановна неодобрительно косится на него, но пока ничего не говорит.
– Давайте отметим: «...Потому что Матрёна, – диктует Юлия Ивановна, прохаживаясь вправо-влево с листком в руке, – не приняла жестокие законы мира, в котором живёт, не стала гнаться за материальными благами». А Иван Денисович?..
Студенты молчат. Им сейчас самых что ни на есть материальных благ не хватает для полного счастья, как-то поесть и выспаться. И Беспокойная молчит. Ответ она знает прекрасно. Но стесняется.
– Ну, второй курс, что ж вы такие сонные?
– А? Что? – внезапно пробуждается Чернов, поднимая растрёпанную голову и моргая. – Я – ничё! Я не спал! Ни капельки! Я вообще пишу! Вот!
И он с выражением непоколебимой уверенности показывает свою тетрадь, чистую, как ноябрьский снежок. На его лице красной полосой отпечатался рукав куртки.
– С добрым утром, страна! – изрекает Иваныч ядовито. – Чернов спит – пара идёт!
Студенты хохочут. Юлия Ивановна тоже улыбается.
– Учти, Чернов, экзамен, сданный во сне, таковым считаться не будет.
– Даже на тройку? – настойчиво вопрошает Чернов.
– Увы, даже на двойку – и то не будет. Поехали дальше. Давайте отметим: «А Иван Денисович законы лагеря принимает и живёт по ним». И, как вы заметили, довольно неплохо. Кстати, а кто уже прочитал «Один день из жизни...»?
Пара-тройка рук.
– Когда же читать будете, дети мои?
– За-а-автра-а-а... – жалобно блеет Климыч.
Внезапно... ох, терпеть не могу я это слово – «внезапно»! Как и других его братцев – «вдруг», «неожиданно», «нежданно-негаданно»... В нашей жизни многое, даже слишком многое предсказуемо, и очень редко что-то происходит внезапно. Но на этот раз всё было именно так.
Внезапно лампы с жалобным дребезжанием гаснут, все одновременно, все до одной. В аудитории воцаряется полная темнота. Студенты молчат, притаившись. Кто-то шумно чихает и шебуршит, роясь в пакете.
– Интимный полумрак, – произносит кто-то загадочно, судя по голосу – Маруся.
– И что мы теперь делать будем? – говорит ядовито Иваныч.
– Ты кто, голос в ночи?
– Мы будем спать! – радостно орёт Чернов и, судя по звуку, бухается головой прямо на парту, мимо куртки. Слышен сдавленный стон и шипение.
Их полной, непроницаемой темноты к студентам выплывает освещённое призрачным голубоватым светом лицо Юлии Ивановны, точнее, его левая половина, словно долька растущей луны. Правая растворена в сумраке.
– Нет, дорогой мой второй курс, – с сожалением говорит эта половина, – спать мы не будем, а поскольку писать нет возможности, задавайте мне вопросы. Учтите, что потом я на них ответить не смогу. Элементарно не будет времени. Так что я вас слушаю.
– Да будет свет! – кричит Климыч радостно.
– Вы не привидение? – сдавленно сипит Чернов.
– Уж лучше бы ты спал! – говорит Иваныч ещё более ядовито, чем обычно.
Через минуту из темноты выплывает ещё двадцать лиц, освещённых оранжевым, голубым или жёлтым светом телефонов. Чиркают зажигалки.
Позже выяснится, что из-за замыкания свет пропал во всем здании. А занятие продолжается ещё полчаса и в итоге перерастает в самый обычный разговор. Когда Юлия Ивановна уходит, от аудитории до выхода из института её провожает цепочка огоньков зажигалок.