Глава 21. иван-дурак на афганской войне

ГЛАВА 21. Иван-дурак на Афганской войне.

Сержант в точности исполнил приказание майора. Особо постарался в части пинка под зад, после которого Иван-дурак долго ли коротко ли летел, ехал, бежал, шел, потирая ушибленное место, кто знает, и не известно в какую сторону пространства и времени, пока не притомился и не присел, обретя способность присесть. Внезапно он услышал внутри себя голос. Тот как бы спал, спал и, казалось, без видимой причины проснулся. Иван даже и не подозревал о его существовании. И сказал внутренний голос:

- Айда, Ванька, на войну. На Кавказ. Хотя, нет. Туда, пожалуй, еще рановато. Айда, для рывка в Афганистан. Заграница все-таки. Интересно. Уж больно здесь скучно. Все наперед известно. От рождения до смерти как по плану соцсоревнования: роддом, ясли, детсад, школа, пту, техникум, институт, армия, институт, работа, тюрьма, жена, дети, внуки, дача, квартира, машина, сберкнижка, тюрьма, сума, гроб. Набор, как в спецпайке: меньше можно, больше - ни-ни. Скучно! Не жизнь, а каторга от получки до получки. То ли дело на войне. Война - разнообразие, испытание чувств, острота ощущений, игра в жмурки со смертью типа русской рулетки… На войне постигается смысл жизни, суть вечности. В каждом мгновении - и то, и другое, и третье… Решайся, Иван!

Иван поскреб затылок и махнул на войну.

Странная была война. Необъявленная. Ее как бы не было, но она была. Неестественное производное афгано-советской дружбы. Таким незатейливым образом страна Советов выражала афганскому народу свою признательность за то, что он первым среди народов мира признал в свое время молодую Советскую республику и установил с нею дипломатические отношения.

Войну развязала престарелая советская шестерка на исходе жизнедеятельности своих бренных организмов: Брежнев, Кириленко, Громыко, Устинов, Андропов, Суслов … Может, и не только они, но они во первых, потому как были в то время верховной властью страны Советов, потому как войны сами собой не возникают. Более того, всем известно, что старые пройдохи спали и видели советских солдат, моющими сапоги на берегах Индийского океана. Старперы то и дело пытались наложить советскую лапу на ближневосточную нефть через Египет, Сирию, Палестину, Ливию, Йемен… Да все как-то что-то не получалось. Тогда, вооружив до зубов Ирак, они затеяли его руками войну с Ираном. Шестерка Кремлевских тузов обещала Хусейну, правителю Ирака, в скором времени начать совместные военные действия по захвату Кувейта и других ближневосточных нефтеносных стран. А чтобы он не сомневался в чистоте и честности намерений, на его личный счет в Швейцарии был перечислен 1 млрд. долларов США.

В результате, по раскладу шестерки, должна была произойти грандиозная перестройка мировой экономики в пользу стран социализма. В силу большевистских амбиций шестерка из последних старческих сил устремилась сделать заключительный аккорд своей жизни - ввергнуть цивилизованный мир в пучину сильнейшего энергетического кризиса и на его фоне установить коммунистические режимы повсюду, где удастся.

Это были те еще засранцы третьего поколения верных ленинцев. Старческий маразм совсем расплавил их мозги. Ни один нормальный правитель ни за что не послал бы своих солдат в Афганистан. Только потрясателю Вселенной - Чингисхану - было подвластно делать из этой страны загон для охоты, обеспечивая великую орду провиантом между набегами на святую Русь. А вот у Александра Македонского не получилось. Его войско застряло на Шиндантском плато и ретировалось. Царица Екатерина, как ни мечтала расширить Российскую империю до Индийского океана, а удержалась. Не дура была. В 19-м веке англичане вошли в Кабул здоровым пятитысячным корпусом, вышли дохлыми единицами. Не зря один из них написал, что путешественник, посетивший Афганистан и покинувший его живым, здоровым и невредимым, может смело считать себя рожденным под счастливой звездой.
Но потомкам пролетарских вождей на уроки истории было начхать. Их мозолистые задницы, вросшие в руководящие кресла, напрочь потеряли чувствительность и считались непоколебимыми. Художники генштаба, выполняя верховный заказ, нарисовали шедевр бесшабашного блицкрига в духе социалистического реализма.

Заручившись по давнему комиссарскому обычаю многочисленными просьбами дружественного афганского народа, Кремлевские прожектеры направили в Афганистан во всех смыслах ограниченный контингент советских войск. По их приказу потопали, поехали, полетели советские ребятишки прямо со школьной скамьи да во тьму веков, в самое чрево среднеазиатского средневековья. И принялись они бездумно лить-проливать басурманскую кровь, а заодно и свою, православную. Пространство и время в ужасе вцепились друг в друга и судорожно запульсировали внутри шокированного исторического процесса.


… Рыгнуло солнце лютым жаром.
Вселенная колени сжала.
Да поздно - трахнута страна.
Пробита времени броня.

Чудес прибавилось на свете:
Четырнадцатый век во цвете,
Двадцатый тоже весь в соку. -
Столетий шесть в одном веку.

И вот под удивленным взглядом
КАМАЗы и мечети рядом,
Чадра и Боинг, шарп и мул..,
Пьет водку шурави-кабул…


Так афганский народ был по-дружески застигнут врасплох. Советская власть обрушила на него всю свою интернациональную мощь и принялась, плотоядно урча, рвать и метать.

Британцы, ревниво следившие за судьбой своего бывшего протектората, после окончания советской оккупации прослезились. Из пятнадцатимиллионного народа добрая половина оказалась в бегах на чужбине. Примерно миллион в результате боевых действий против неверных и внутренних междоусобных разборок отправился к Аллаху. Остальные, искалеченные душой и телом, уже не понимая, зачем и почему, до сих пор фанатично бьются друг с другом…

Судьба забросила Ивана в Афганистан в самый разгар борьбы Советской власти за всеобщий мир и дружбу между народами на его территории. И стал Иван колесить по бетонке, охватывающей страну кольцом, на БРДэМке, эдакой бронированной лодчонке на четырех колесах, командуя отрядом сопровождения колонн. Маршрут: Тургунди, Герат, Шиндант, Кандагар и обратно. Много чего случалось с ним разного и много чего всякого он повидал. Ни в сказке сказать, ни пером описать.

 И ни для кого не тайна, что на войне как на войне: кому война, а кому мать родная. Но везде и всегда война - такое дерьмо, что, участвуя в ней, человек не может не замараться, как никто не может выйти из воды сухим…

По афганскому календарю шел 14-й век, но парадоксально нашпигованный элементами всех последующих веков, вплоть до 21-го. По обычаю своего века мужчины ходили в чалмах и свободных одеждах до пят. Женщины с 13-ти летнего возраста появлялись на улице исключительно в парандже, полностью скрывавшей прелести и недостатки их тел от любых взоров. Средствами передвижения были лошади, ослы, верблюды, «жигули», иномарки и барбухайки - огромные грузовики с высоченными бортами, разукрашенными во все цвета радуги, а также самолеты от «Боингов» до «Анов».
Торговля, одно из древнейших занятий на Земле, цвела и процветала, не взирая на войну, а во многом благодаря ей. Продавалось и менялось все. В том числе и деньги. Рубли обменивались на чеки ВПТ (внешпосылторга), чеки на афгани, афгани на водку и обратно. Но баксов не было. Никто и слова такого в те времена не слыхивал. В то время за доллары в стране Советов в лучшем случае сажали в тюрьму с конфискацией всего имущества, в худшем - расстреливали.

Торговали в Афганистане не только всем, но и все. Солдаты по мелочи, генералы - по крупному. Офицеры и прапорщики - по среднему. Торговали, естественно, не своим - казенным. В основном в ход шли ГСМ, боеприпасы, продовольствие, вещевое имущество, женское тело … Повсеместно гнали самогон. Втихую курили план и прочую дурь. На любимую Родину писали скромные короткие письма елейного содержания, сдобренные непритворным пьяным патриотизмом. Между злоупотреблениями, спекуляциями госимуществом, политзанятиями и решением бытовых проблем кое-как воевали, списывая на войну растрачиваемые силы и средства.

В принципе война была законсервирована. Совершенно секретный приказ министра обороны принуждал каждого офицера и прапорщика Вооруженных Сил СССР отдать интернациональный долг афганскому народу. Тем самым страна Советов накачивала армейские бицепсы перед следующими последними и решительными боями за мир и дружбу во всем мире. И надо сказать, мощь армии росла. Но внутренности страны уже разлагались.

В общем, при ближайшем рассмотрении афганская война пришлась Ивану не по душе. Но что делать? С одной стороны - кто его спрашивал, с другой - сам, дурак, пошел на войну, никто не заставлял.

И стал Иван, повоевывая, устраивать свой быт и быт своих солдат, как можно наилучшим образом. На войне не только умереть, но и жить хочется по-человечески.
В этом смысле воевавшие до него время даром не теряли. Он тоже ум да руки приложил. И зажил Иван как маленький, но бай или хан, или, как их там, у басмачей, называют крепких хозяйчиков - кулаков по-нашему.

И вот однажды неведомым ветром занесло к Ивану советского генерала из ставки Юг, располагавшейся в Баку. Стал генерал хозяйство Ивана осматривать да обо всем расспрашивать и про себя поражаться. И было чему. У Ивана не хозяйство, а полная чаша: домики деревянные, как игрушки, среди сосенок шиндантской зеленки, кухня-столовая, душ, банька-сауна (до 200 градусов), бассейн, арык с горной водой и крабами, фонтанчики, павлины, восточно-европейские овчарки, вся территория опутана немецкой масксетью в два ряда. Жарким афганским летом температура воздуха внутри хозяйства Ивана была на десять градусов ниже, чем снаружи. А в домиках: мебель кожаная, стены из лазурита - золотой обманки, природного богатства афганского народа, потолки зеркальные, ковры, телевизоры, видики-шмидики, кондиционеры, магнитофоны, редкие книги, холодильники… Солдаты все чин-чинарем: упитанные, ухоженные, обученные, вежливые. Все при делах, орденах и медалях. С генералом тактичны. В разговорах на разные политические темы сдержанны. В интересе к внутренней жизни страны Советов умеренны…
Генерал рот разинул, вставную челюсть выронил. Тогда и заметил, когда она под его же ногой хрустнула. И разгневался генерал. А все почему? Да потому, что в мирном Баку даже ему, генералу, не жилось так богато, красиво и, казалось, беззаботно, как Ивану-дураку на войне в Афганистане.

И прошамкал генерал:

- Значит, так, Иван. Все, что тут понастроено, надобно порушить.


… Жара! Жара!! Жара!!! Броня раскалена!..
Но встать у родника нельзя, ведь жизнь - одна.
 Жара! Жара!! Жара!!! Броня раскалена!..
Еще рывок вперед! - Колонна спасена.

Зимою гололед. На перевалах снег.
И так не первый год колонн тревожный бег.
Война здесь такова: бьет в скаты из-за скал.
А где твоя скала? Ты ждать ее устал!..

Сильнее жми педаль!
Вдави в горячий пол!
Гони машину вдаль!
Не жди, когда в упор!
В твоих руках судьба!
В твоей машине жизнь!
И хлещет по сердцам
На поворотах визг!..


- Это почему же? - удивился Иван.

- А потому, что солдаты должны жить в казармах, офицеры и прапорщики - в общежитиях казарменного типа. Твои солдаты, Иван, распущены. Они мне, генералу, не здравия, как по уставу положено, желают, а здоровья, будто я не генерал, а человек. И ты, Иван, выглядишь неподобающе для военного умным. Мне, генералу, такие солдаты не нужны. Мне надобно, чтобы видно было, как солдат мучается от невыносимых тягот воинской службы и всего человеческого в ней лишается. Иначе я не уверен, что завтра по моей команде он отдаст за меня и за Родину свою жизнь в любой точке земного шара. Иначе мне придется думать да гадать, как достичь победы над врагом не ценой жизни солдата, а с помощью своего ума, хитрости и военной науки и техники. А на это я не способен. Меня в академиях военному искусству учили на опыте Гражданской и Великой Отечественной. В то время солдатских жизней не жалели, за ценой не стояли. Что с тех пор изменилось? Да ничего. Солдат у нас, слава богу, до сих пор много. Надо будет, еще пришлем. Вот и вся наука, и военная хитрость. Зачем усложнять жизнь себе, партии и правительству? Советский народ в своем неведении должен спать спокойно. Понял, Иван? Это я тебе по-отечески. Уму-разуму тебя учу. Молод ты еще, Иван. Жизни не видел.

У Ивана глаза кровью налились. Он едва дождался окончания «отеческой» проповеди. Ладно бы ему это в Одессе говорили или в Ялте, в Москве, на худой конец, но не в Афгане же. Он отбросил чистосердечное радушие и уставное чинопочитание и возвысил на генерала хорошо поставленный командирский голос:

- Генерал, я тут на войне или на курорте? Мои солдаты под обстрелами да по минам по сто тыщ верст намотали, защищая колонны с грузами. Когда приезжают из рейсов да из рейдов измотанные, но счастливые, что живы, им что, по-человечески и отдохнуть нельзя? Ты, шепелявый пердун, чему позавидовал? Не тебе, а им завтра снова в бой. Может, скажешь, за что? Чем вы там, в стране Советов, занимаетесь? Ты мне пять минут назад рассказывал, как замечательно отдыхал прошлым летом в Одессе. Значит знаешь, что на всем северном побережье Черного моря нет горячей воды, а по ночам и холодной. По понятиям таких, как ты, выходит что, если приспичит, то помыться и в море можно. По моим, такие, как ты, холеру разводят, заразу, распространяют эпидемию разрухи в первую очередь в мозгах. У меня здесь, в Афгане, и холодная, и горячая вода круглосуточно и круглогодично. И по ночам никто свет не отключает. Электроток у меня тоже автономный, изолированный от всей вашей поганой энергосистемы типа «гоэрло». Сегодня мне никакие будущие чубайсята нестрашны. У них еще «дрочилки» не выросли. Вам везде и всегда наплевать на нас, людей. Вам же тем лучше, чем нам хуже. Извращенцы…

На интонации Ванькиного голоса молниеносно отреагировали и солдаты, и собаки. Сбежались. Окружили генерала. Затворами заклацали, зубами защелкали. Побледнел генерал, поднял раздавленную челюсть, в рот запихнул и, заикаясь, пошел на попятную, подшепелявливая, подкартавливая да все по своему передергивая:

- Брось, Иван. Не горячись. Я пошутил, дурачок. Живи, сколько хочешь и как знаешь. Никто тебя не то что …, пальцем трогать не собирается. Это я так, для примера. А то и здесь всем захочется, и в Союзе.

Развернулся генерал и ретировался под молчание солдат и рычание собак.

Иван построил личный состав и спросил:

- Кто с генералом здоровался?

Бойцы, все как один, сделали шаг вперед.

- Почему?

- Так он же без знаков различия. Они, проверяющие, все под рядовых косят. Чтоб духи не грохнули. Откуда нам было знать, что этот пожилой дядька - генерал? - нестройно, вразнобой ответили Ивану вчерашние школьники.

- Тогда зачем пропустили?

- Так он же был в сопровождении начальника штаба, а тот, как вас увидел, сразу слинял.

- Ясно. Разойдись!

Солдаты и собаки, облегченно вздохнув, разбежались по своим солдатским, собачьим и прочим делам.

 Иван направился к начальнику штаба. Дело в том, что хозяйство Ивана располагалось на территории другой части, но никакого прямого отношения к ней не имело. Встретил Иван начштаба и спросил:

- Майор, на кой черт ты притащил ко мне эту старую чековую проститутку?

- А что я мог сделать, Иван? Он захотел осмотреть нашу территорию и наткнулся на вас. Твой дневальный открыл калитку и сказал ему: «Здравствуйте, проходите, пожалуйста». Да не волнуйся ты. Все проехало. Правда, он приказал твое хозяйство пустить под нож бульдозера, а комдив его и послал. Не бульдозер, конечно, генерала. Тот и улетел в свой солнечный Баку. Ты же знаешь, зачем они сюда прилетают - за чеками да за орденами. Да льготы потом оформляют, чтоб по гроб жизни в трамвае бесплатно ездить. Потому и ходят здесь в прикиде рядового. Чтобы ненароком не подстрелили. Зайцы, мать их. Да, Иван, тебя вызывают в Кабул. Вот, читай.

Начштаба дал Ивану телефонограмму. Иван глянул на текст. Точно. Придется лететь. Он пошел готовиться к командировке. Начистился. Нагладился. Хотел было лечь спать, как в дверь постучали. Он открыл. На пороге стоял знакомый старлей из автобата.

- Привет, Иван. Будь другом, плесни сто граммов, - нервным голосом попросил старлей.

- А что случилось?

Старлей вошел, присел на диванчик и стал рассказывать, пока Иван доставал посуду, готовил закуску и разливал по стаканам.

- Понимаешь, Иван, гоню я колонну. Как всегда, в одном надежном месте сваливаю со своей цистерной в кишлак и начинаю сливать соляру. Дух отсчитывает афгани. Я кладу их в карман. И тут появляется «УАЗик». Из него выскакивает полковник, и начинается. Кто такие? Торговля с душманами? Стыд! Срам! Родина-мать! И все такое. Забирает он у меня деньги. Записывает номер моего удостоверения личности, номера военных билетов солдат и все такое. Скоро, говорит, встретимся. И уезжает. Я, как дурак, остаюсь ни с чем. Весь в трансе. С тех пор спать спокойно не могу. Жду. Извелся весь. Вот, как выпью, немного поспокойнее…

- Стоп, старлей. Когда это случилось?

- Да уж месяц как…

- Ну и плюнь да разотри. Тот полковник такой же, как ты генерал. А, может, и настоящий. Кто знает, кроме него самого? Все равно плюнь. Одно точно - плакали твои денежки.

Старлей застыл. Некоторое время он в упор смотрел на Ивана не моргающим взглядом. Потом очнулся, схватил стакан, залпом выпил, шумно выдохнул и витиевато выругался.

- Спасибо, брат. Дак ты думаешь… А я-то… Месяц на нервах. Тьфу, сволочь, - он закурил. - Иван, я теперь твой должник. Всегда чем могу, помогу. Во, блин, я даже захмелел. А ведь месяц не брала. Пойду, Иван, отосплюсь. - Старлей тяжело встал, покачиваясь, направился к двери, обернулся, расплылся в глуповато-счастливой улыбке и вышел-выпал во тьму яркой афганской ночи.
Иван пожал плечами, убрал со стола и лег спать.

Наутро одетый по полной форме ПШ он вышел в солнечную прохладу поздней афганской осени, забрался в свою БРДэМку и прибыл на Шиндантский аэродром, подрулив прямо к борту самолета военно-транспортной авиации.

В то же время к самолету подъехал дивизионный автобус, доставив покрытую пылью афганских дорог труппу бродячих музыкантов, среди которых находилась Эдита Пьеха, не последняя звезда советской эстрады. Оказалось, что накануне они давали в местном госпитале концерт для раненых. Водитель Ивана, увидев Пьеху, взмолился:

- Товарищ командир, возьмите автограф. Вот будет подарок моей матери! Она эту Пьеху по жизни обожает. У меня и открытки есть. Пожалуйста.

Иван усмехнулся, взял открытки и направился к Пьехе. Та стояла в стороне от ожидавшей посадку толпы и о чем-то оживленно беседовала с полковником, очевидно, из политработников.

- Товарищ полковник, - Иван приложил руку к козырьку фуражки, - разрешите обратиться к артистке Пьехе.

Полковник растерянно развел руками. Иван повернулся к Пьехе, изумленно уставившейся на него широко раскрытыми глазами. Высокий, статный, затянутый в ремни форменной одежды, в надраенных до зеркального блеска хромовых сапогах, благовоняющий букетом из французского одеколона, русского первача и солдатской ваксы Иван производил неизгладимое впечатление непобедимости и легендарности.

- Товарищ Пьеха, разрешите ваш автограф, - просто сказал Иван. Пораженная Эдита Пьеха машинально взяла из его рук открытки и авторучку и спросила низким грудным голосом по-русски, но с французско-польским прононсом:

- Как вас зовут?

- Э… хм… Иван.

Эдита Пьеха на оборотной стороне открытки крупно начертала: «Ивану от Эдиты Пьехи с наилучшими пожеланиями. 11.11.83г. Шиндант. Афганистан». И размашисто, витиевато подписалась.

- Благодарю. И еще моему другу Виктору.

Пьеха подписала и вторую открытку.

- Еще раз бесконечно благодарю и целую ручки, - Иван щелкнул каблуками, поклонился прелестной даме и обратился к полковнику: - Разрешите идти?

Полковник опять заводил по сторонам руками, захватал ртом воздух…
Иван направился к трапу самолета. По дороге он отдал обе открытки своему водителю и поднялся на борт. Полковник вновь обрел дар речи и забегал вокруг артистки, но великолепная Эдита вдруг стала рассеяно-раздумчивой.
Наконец пришел командир корабля, и поехали. В воздухе один из труппы, лохматый и седой от пыли музыкант, косился-косился на Ивана да и спросил:

- Товарищ... офицер, как можно среди этой пыли и грязи быть таким чистым? Глазам своим не могу поверить.

- Это история, парень, - ответил Иван. - А истории бывают разные, в том числе и сказочные. Хочешь, верь, не хочешь, не верь. Глаза и уши твои. А если не можешь, так и не насилуй себя, пока вновь не обретешь потенцию духа.
Музыкант онемел. Но в разговор вступил другой.

- Как тебе наша Пьеха? - в его голосе и взгляде было восхищение и умиление. - Знаешь, сколько ей лет? - он назвал Ивану цифру. - А как выглядит! А?!

- Да. Хорошо дамочка сохранилась. На все 25. А ты с каждым встречным-поперечным обсасываешь тему ее возраста? Однако лично у меня есть… - Иван прошептал музыканту на ухо и вслух добавил. - Не веришь? Не надо.

И второй музыкант потерял дар речи. Больше с Иваном никто не решался заговорить. Он стал спокойно наслаждаться первозданной красотой проплывавшего под крылом самолета дьяволунного пейзажа в изумительных переливах голубого цвета. Все стихии Земли с борта самолета всегда выглядят надежно заточенными под колпак голубой сферы и поэтому безопасными и даже забавными в своей кажущейся игрушечности.