Amata nobis quantum amabitur nulla

Тебе давно уже не снятся сны, а тут... И откуда только всплыло, из каких забытых глубин?.. Жара, наверное. В ней всё дело.

Июльский полдень, вы сидите рядом на прогретой солнцем дощатой веранде, в четыре руки уплетаете темные, кроваво-спелые вишни  и дурачась как дети, со смехом плюетесь вишневыми косточками - кто дальше. Ты смотришь на ее перепачканное вишнями лицо, зажмуренные от солнца глаза, каплю вишневого сока, густую и теплую, медленно сползающую на подбородок из уголка ее губ, и счастливая идиотская улыбка блуждает по твоему лицу.

Позже, ночью, когда вы лежите рядом, уставшие и мокрые от жары, она вдруг скажет... нет, не скажет - простонет, прохрипит, выдохнет жарким шепотом:
- Не становись мне другом, слышишь, я не хочу, чтобы ты был мне другом, не разбавляй вино водой... Я хочу, чтобы ты е...ал меня вечно, слышишь...

Вечно, как водится, не сложилось. Череда дней, ноябрьская слякоть, ненужное, сбивчивое многословие и ее голос в телефонной трубке:
- Ты мне близкий и родной человек. Ты вернул меня к жизни, заставил почувствовать себя женщиной. У тебя есть мой номер - позвони мне, когда захочешь меня услышать.

Конечно, дорогая. Ты непременно ей позвонишь. Когда захочешь услышать...

Пройдут годы, забудешь все, и черт лица, по правде сказать, за давностью лет не различить уже, только всплывет вдруг откуда-то, из глубины подсознания, из того, давно забытого июльского полдня: "Amata nobis quantum amabitur nulla..."*. И проснувшись за два часа до рассвета, подбирая обрывки сна, шаркающей походкой плетешься на кухню ставить чайник, в который раз пожалев, что бросил курить много лет назад. И захлебнувшись подступившей внезапно необъяснимой тоской, вдруг отчетливо понимаешь, что эту вишневую каплю в уголке губ будешь помнить до скончания дней своих... Не читайте Бунина на ночь.


*Возлюбленная нами, как никакая другая возлюблена не будет...
Катулл, стих 8-й