Отпущение... Глава 8

Вернувшись в свой номер, я первым делом устроил в нем погром. Перевернул вверх дном все, что только можно было перевернуть. Не без причины. В голове крепко сидела мысль: раз был тайник у Ружина, то почему бы ему не быть и в моем номере? Вряд ли местные гэбэшники знали, кто из нас в какой комнате окажется, да и кто станет верховодить - тоже. Я вообще сильно сомневался, что мы им были известны - в целях конспирации, так сказать.
Неважно. Тайник у меня в номере действительно был. И не один. Первый - на том же месте и того же содержания, что и у Ружина. Ну, тут гэбэшники, надо отдать им должное, ни капли не рисковали: какому идиоту придет в голову светлая мысль поползать по гостиничному номеру на коленках, осматривая поддоны всей стоящей в нем мебели? Тем более что госбезопасность не сплоховала и пакеты, что у меня, что у Ружина, коль скоро список сектантов включал всех выявленных по вчерашний день, были приклеены не за неделю, а перед самым нашим приездом. Так что никакая уборщица носу не подточит.
Бросив обмотанную целлофаном стопку бумаги на диван, я продолжил свои исследования. Где один тайник, там и второй, почему нет? У Ружина просто не хватило фантазии заглянуть под диван, тумбу, дру3гую мебель. Он оказался человеком дисциплинированным, и, коль скоро сказано, что все необходимое приклеено под шкафом, значит, так оно и есть.
Я оказался человеком более раскованным. И более удачливым. Изрядно набив коленки в десятиминутном забеге на карачках, я все-таки обнаружил то, что искал. А именно - двойное дно у кровати. Я, конечно, не подозревал, что это будет выглядеть именно так, но высматривал именно нечто подобное.
Дверь я запер на замок сразу по возвращении от Ружина, поскольку мне отнюдь не улыбалась перспектива быть застуканным за столь неприглядным занятием, как ходьба на четвереньках; это, по мнению, было ниже моего достоинства. А потому теперь я - зная наверняка, что дверь не распахнется под натиском какого-нибудь работника гостиницы, которому наверняка не понравится мое обращение с кроватью, каковое станет поводом для замечательного, жирного и вкусного скандала - решительным движением сбросил на пол различные одеяла, матрацы и простыни и несколькими рывками отодрал оргалит.
Тайник был, что надо. Не знаю, почему они не сообщили о нем Ружину в ночной записке. Возможно, рассчитывали сделать это потом, когда обстоятельства припрут нас к стенке и потребуется тяжелая артиллерия. Если же этого не случится, то они поимеют нехилую экономию. И оружия, и боеприпасов. Никогда их толком не поймешь, этих конспираторов.
Запас прочности нам в огневом плане у нас, оказывается, был что надо. Не знаю, как Ружин, а я явился в этот город всего с одной боевой единицей. Правда, это был мой "оленебой", который я купил в качестве охотничьей игрушки задолго до своего первого заказа на убийство, но все же это была всего лишь мосинская винтовка на пять зарядов, к тому же после каждого выстрела патрон в патронник досылался вручную; древненькая модель. Случись дело посерьезней словесной перепалки, и мы с "оленебоем" имели хороший шанс оказаться в глубокой заднице. Не очень-то приятная перспектива.
Но то, что лежало в тайнике, давало определенную гарантию на то, что таких проблем у меня не возникнет. Потому что там хранился "калаш" в бесприкладном варианте, зато с парой десятков магазинов, россыпью валявшихся тут же; какой-то устрашающего вида шестиствольный пулемет, по-моему, даже забугорного исполнения, и пяток лент к нему; несколько гранат - как ручных, так и подствольных, для "калаша". Немного в стороне от всего этого добра лежало шесть прямоугольных фиговин, которые я, немного поразмыслив, идентифицировал, как мины. Я киллер бывалый, но такими адскими машинками, чего греха таить, мне пользоваться еще не приходилось. Но я все-таки вычислил, что это такое - рядом с минами лежало устройство, подающее импульс - уж не знаю, как оно называется. Небольшая коробочка, очень похожая на пульт дистанционного управления телевизора, правда, всего с двумя кнопочками на корпусе - синей и красной. Над синей был нарисован циферблат, что, как я понял, означало включение часового механизма, над красной красовалась ломаная линия, напоминавшая костер и означавшая, судя по всему, немедленный взрыв.
Нацепи я все это сейчас на себя - и стал бы до неприличия похож на какого-нибудь Рэмбо, чего мне не особенно хотелось. Да я и не собирался этого делать, хотя мысль о том, какие выражения будут на лицах людей, толпящихся в холле гостиницы, веселила. Но, что ни говори, а город - не самое подходящее место для появления на его улицах такого вот милитаризованного типа. Впрочем, для легкой пехоты здесь тоже кое-что имелось - пистолет ТТ калибра 7.62 о восьми зарядах. Коробочка с патронами лежала тут же. И глушитель. Короче, полный джентльменский набор.
ТТ - классная вещь для ближнего боя и прочих неожиданностей. Моя мосинская винтовка тоже была достаточно компактной, но лишь в то время, пока лежала в дипломате. А делала она это только в разобранном состоянии. Так что "Тульский Токарева" пришелся весьма кстати. Он стал единственной вещью, которую я вытащил из тайника в то утро.
Стояла в нем и коробка с какой-то мелочевкой. Я поковырялся в ней, но с трудом смог представить, что к чему. Хотя, если исходить из наличия наушников, это были любимые Ружиным жучки-паучки. Проблема была в том, что я совершенно не представлял, как ими пользоваться. Мне, ликвидатору, они прежде были без надобности, я и не работал с ними. Впрочем, не собирался работать и сейчас.
Я положил на место оргалит, побросал сверху постельные принадлежности и довольно усмехнулся. Ощущение было такое, словно кто-то сообщил мне, что мои фланги будут прикрывать огонь и воду прошедшие ребята. Хороший тайник.
Впрочем, бежать и рассказывать о своей находке Ружину я не торопился. Не потому, что решил захапать все это добро себе, - упаси бог, нет, поделюсь при первой же необходимости, - а потому что его в номере уже не было. Когда я уходил, он тоже собирался в путь - начинать операцию своим методом. Мы договорились, что будем встречаться трижды в день и обмениваться новостями. Вернее, договаривался он, я только кивал головой - спорить с ним не имело смысла - слишком разумно он рассуждал. Все равно я ничего лучшего предложить не смогу.
Утром - в номере Ружина для обсуждения планов на день; в обед – для корректировки оных и похвастаться друг перед другом, если есть чем; и вечером - для окончательной сверки результатов, после чего мы расходимся и перед сном каждый сам на сам производит анализ поступившей информации. Вечернюю встречу - а вместе с ней и ужин - решено было проводить в моем номере, а в обеденное время, по обоюдному согласию, встречаться на обозначенной на карте-схеме забегаловке
"Зеленый луг". Главным образом, из-за ее местоположения - она находилась в квартале от предполагаемой штаб-квартиры сектантов. В остальное время дня и ночи мы были предоставлены сами себе.
Такая вот у нас была договоренность. Ружин ушел выполнять свою часть задания, мне же предстояло подготовиться к своей.
Подойдя к дивану, я удобно вытянулся на нем и поднял увесистую папку бумаг, завернутых в целлофан. Скорее всего, то же самое, что и в номере Ружина - я был уверен в этом на девяносто процентов. И оказался прав, сняв обертку и наскоро пролистав содержимое.
Быстро отложив в сторону то, что меня не интересовало, - карту-схему, которую на всякий случай вызубрил наизусть, полный список членов, историю секты и прочую мутоту, включая три досье на лидеров, пасти которых предстояло не мне, - я сразу перешел к тому, что было мне наиболее необходимо. А необходимы мне были мои подопечные - Сотников, Цеховой и Засульский. Повторно рассматривать их фотографии я не стал, - вдоволь налюбовался в ружинском номере, - а вот папки с краткими биографиями решил изучить. Заочное знакомство с клиентом иногда означает большую половину общего успеха операции.
Из выбранного мною трио меня больше всего интересовал Цеховой. Спецназовец, профессионал-камикадзе, трижды побывавший в зоне позора - Чечне - и трижды награжденный за ратные подвиги. Но не это главное. Главное, и самое загадочное, с трудом поддающееся объяснению - это то, что такой человек, имеющий прекрасные задатки к карьерному росту, бросил службу ради того, чтобы возглавить боевую организацию "Белых детей Христа". При том, что на фанатика он совершенно не походил. Но что-то же его на это подвигло. Вопрос - что?
Я открыл досье. На первой странице - примерно та самая информация, которой поделился со мной Ружин. Правда, слегка дополненная: дата и место рождения, место проживания. Женат; детей нет. Отсюда мне взять было нечего, кроме, пожалуй, домашнего адреса. Но и относительно него я был в полном неведении - пригодится он мне или нет. Если бы речь шла, скажем, о Засульском, я мог бы с уверенностью сказать: да, это полезная информация, по указанному адресу обращайтесь с двадцати трех ночи до семи утра. Но это был Цеховой, молодой человек двадцати пяти лет от роду, никем и ничем не связанный. Жена - не в счет. Если он время от времени и ночует дома, это совсем не означает, что они живут, как полноценная семейная пара. В его возрасте такое случается сплошь и рядом; возможно, они только и ждут момента, чтобы разбежаться в разные стороны. Ладно, дальше видно будет.
Да, Цеховой, как профессионал у профессионала, вызывал у меня наибольший интерес. Ему я и решил посвятить сегодняшний день.
Перевернув первую, почти бесполезную страницу, я погрузился в то, что называется образом жизни. Вернее, в то, что сумел выхватить из него натренированный взгляд агента государственной безопасности.
Мне многое нужно было знать о Леониде Николаевиче Цеховом. Его поведенческую модель, привычки, способности скрытые и способности явные. В конце концов, за что он получал награды в чеченских скалах. За красивые глаза, говорят, их не дают, но все-таки бывает, бывает...
С Чечней, впрочем, у меня проблем не возникло. В досье имелась характеристика из полка, в которой говорилось, что сержант Цеховой за время несения службы в зоне военных действий проявил смекалку, мужество, хладнокровие и выдержку. Все это, как я понял, он проявлял одновременно. Первую награду получил за то, что во главе небольшого отряда из пяти человека обошел бандформирование Сосланбека Бокаева и неожиданным ударом с тыла вынудил боевиков очистить высотку, с которой те не торопясь вели отстрел желторотых юнцов, называвшихся гордо, но не вполне справедливо "Вооруженные Силы Российской Федерации". Начало 95-го. Осенью того же года Цеховой вторично попадает в Чечню и зарабатывает вторую награду. За мужество и героизм, проявленные в боях у селения Ачхой-Мартан. Подробности опускаются. Третью медаль он получил зимой 96-го, когда его взвод был почти наголову истреблен - "попал под шквальный минометный обстрел" - под Гудермесом. Сержант Леня на своих плечах вынес из того ада трех своих товарищей.
Честь ему и хвала за это, кто же спорит. Т а м он проявил себя молодцом. З д е с ь у него начались определенные проблемы при адаптации к мирной жизни. Стоило его за это винить или нет, я затруднялся сказать. Я не мальчик и не вчера родился, и определенно знаю, как война может ломать психику человека. Особенно современная война, посредством человеческого гения превращенная в ад. Мне доподлинно известен случай, когда парень, орденоносец, через полгода после возвращения из Чечни пришел на дискотеку и швырнул в толпу колбасящейся молодежи гранату. Граната взорвалась. Вылетев из е г о рук, она не могла не взорваться. Потому что он получил орден именно за то, что лучше других умел стрелять и кидать гранаты. Погибших - Бог, честь ему и хвала за это, оказался на чеку - было мало. Вернее, всего одна девчушка. Еще полтора десятка человек оказались на больничной койке, гадая, выживут или нет. М все потому, что у недавнего героя сорвало крышу.
Я лично знал многих, побывавших в Чечне, Афгане, на Таджикистанской границе. Да господи, за последние два десятка лет наши парни побывали в стольких горячих точках что хоть в Книгу рекордов Гинесса заноси. И многие из них, вернувшись, теряли сон, а если и засыпали, то в песок крошили зубы, пытаясь поскрипеть ими. Стоило им закрыть глаза, и перед ними снова возникали картины взрывов, шквального огня, охваченных пламенем бэтээров и людей - окровавленных парней, с которыми, может быть, еще полчаса назад долбили косячок. Такое не забывается. Тем более, что пацанам было всего-то по восемнадцать-двадцать лет, а в этом возрасте даже у самых спокойных психика неустойчива. Так что трудно винить того парня, что швырнул гранату в толпу танцующих, трудно винить тех, кто скрипит зубами по ночам, а, проснувшись по утру, бежит за водкой - забыть! - и, напившись, теряют разум и хватаются за ножи. Если бы не ад в их душах, они вполне могли стать нормальными людьми, поступить в институты и выучиться на инженеров, врачей, учителей. Но спасибо родным правителям - они все сделали для того, чтобы цвет нации стал больным на голову.
Но в случае с Цеховым такие рассуждения никуда не годились. Он, конечно, геройствовал там, в Чечне, но он был камикадзе, смертник, которых учат убивать и воспринимать смерть не то, чтобы безбоязненно, но не реагируя на это эмоционально. Это очень важно, чувствуете? Зомби - вокруг снопами падают его товарищи, а он продолжает идти вперед, не обращая на это никакого внимания. Такие подвержены ужасам войны гораздо меньше прочих. Они - роботы, запрограммированные на выполнение определенной цели. Они не совершают ненужных убийств, потому что им нельзя отвлекаться от поставленной задачи, и умирают, только когда этого требуют обстоятельства.
Но Цеховой, не смотря на все лестное, что наговорили о нем отцы-командиры, в эти рамки никак не укладывался. Он не хотел быть роботом, но и человеком быть уже не мог. Его не смогли сделать запрограммированным зомби, но его сделали зверем, привив ему инстинкт убийцы. В той же характеристике отцы-командиры отмечали, что "в зоне боевых действий проявлял излишнюю жестокость, за что несколько раз получал взыскания". Больше там не было ни слова, характеризующего, что бы означала эта "излишняя жестокость". Но мне и не нужны были лишние пояснения - я и без них знал, как это происходит - когда солдат, только что выдержавший ад боя, врывается в селение и, ничего не соображающий, яростно продолжает стрелять - в женщин, в стариков, в детей. Они же одной крови с теми, кто только что стрелял в него, а значит - тоже враги. Они породили врагов, они были порождены ими, значит, их тоже нужно - в расход. Может быть, Цеховой проявлял свою жестокость и не так, неважно - способов много, результат один. Он научился получать кайф, убивая, и в этом была его беда. Так пума, исхитрившаяся оказаться в центре стада, ломает хребты уже не затем, чтобы обеспечить себя пропитанием, но в азарте охотника, опьяненного кровью. Однако ни охотники, ни фермеры пум не любят, считая их вредителями и истребляя при первой возможности.
Я не сравнивал себя с Цеховым. Я знал разницу, я чувствовал дистанцию между нами. Он был маньяк. Если делать красивые сравнения, то он был пулемет "Максим", а я - ружье-одностволка. Он продолжал дарить смерть до тех пор, пока его гашетка была нажата, я же замолкал после единственного выстрела и ждал перезарядки.
Такие вот мы были разные. И все же было нечто, роднившее нас. Инстинкт зверя.
Я отложил бумаги о его армейской жизни в сторону. В общих чертах поведенческая модель Цехового была мне ясна. Настолько, насколько ее смог уяснить я, совсем не профессиональный психолог, но кое-какой опыт в области практической психологии имеющий. Теперь мне нужно было разработать план операции под кодовым названием "Перехват", вычислить место и время, когда я мог бы повстречаться с этим героем нашего времени. Желательно придумать несколько вариантов на случай, если что-нибудь не срастется. День "Пирл Харбора" приближался, и я сильно подозревал, что все шестеро, кого ФСБ обозвала "лидерами", будут час от часу становиться все более нервными. Цеховой - в том числе. И не исключено, что он изменит своим привычкам - не специально - просто так получится.
Отложив в сторону сведения, которые по крупицам собирали доблестные гэбэшники, я нахмурил лоб. Не от огорчения. Каким бы смелым и находчивым младшим командиром не проявил себя в Чечне Цеховой, в мирной жизни он был самым заплесневелым консерватором. Это не касалось его личной жизни, - подьем-зарядка-завтрак-душ, - это касалось его привычек.
Он не работал. Да и трудно было ожидать, чтобы человек, занимающий в иерархии секты такое место, работал еще где-то. У него и без этого дел хватало, и это вполне серьезно. Но - понедельник: до обеда неизвестно где, с часу дня до половины третьего - обед в ресторане "Москва", затем - теряется в заштрихованном районе (кстати, подозреваю, что и с утра он пропадает там же), а с семи вечера в течение целых четырех часов торчит в кегельбане. В одиннадцать едет либо домой, либо к любовнице. Тут он позволял себе небольшую роскошь выбирать. Вторник, среда, четверг, пятница и суббота - все то же самое, за исключением одного - время с семи до одиннадцати вечера он проводил различно. В среду, пятницу и субботу он хранил верность кегельбану, во вторник ехал в казино "Лас-Вегас", четверг был у него свободным днем - делал, что хотел. В воскресенье он большую часть времени проводил на виду у всех, теряясь под штриховкой лишь на три часа - с двух до пяти пополудни. До двух он стабильно выгуливал свою жену в Парке культуры и отдыха, чтобы сохранить хоть толику видимости счастливой семейной жизни, а с пяти делал, что попало, но чаще всего, опять же, ехал в казино "Лас-Вегас".
Я взглянул на часы. Там, в циферблате, имелась дырочка с буквами, и эта дырочка сообщала, что сегодня "fri". Я не особенно секу в английском, но этими часами пользуюсь уже полтора года, так что на зубок выучил, что fri - это есть пятница. То есть, ни понедельник, ни вторник, ни остальные дни недели мне не страшны. За основу бралась именно пятница.
Пораскинув мозгами, я решил, что рандеву неплохо продублировать раза три. Цехового об этом, правда, никто в известность ставить не будет, ну, да ему это и не к чему. Главное, что я буду в курсе.
Первая встреча - при выходе его из ресторана "Москва" после обеденной трапезы. Вторая - по дороге от заштрихованного участка к кегельбану. И третья - на пути из кегельбана домой или к любовнице. Я очень и очень надеялся, что хоть раз, но мне повезет. Конечно, его будут ненавязчиво, но плотно опекать боевики из подчиненного подразделения, но я по себе знал, что это такое - постоянно находиться на взводе, все время быть готовым к прыжку. Все равно внимание у них когда-нибудь притупится. Я имею в виду - в течение дня. Тогда будет мой выход. И мне надо будет сделать только одно - не сплоховать.
Но на всякий случай под рукой должна быть винтовка. А как иначе? Если у меня ничего не получится с первого раза, я не собирался тратить на Цехового еще один день. Жирно будет. А как мне закамуфлировать убийство, я уже знал. Выстрелю, высунусь из окошка и прокричу с акцентом: "Привет из Ачхой-Мартана!" или еще что-нибудь в том же роде. Ночью, полагаю, никто и не разберет, чечен я или не чечен. А уйти от боевиков - дело техники.
Я отложил в сторону папку с досье, поднялся и принялся собираться. Много времени это не отняло. Деньги - в карман, пистолет - под бряки сзади, дипломат - в руку. Все свое ношу с собой.
Но перед уходом я сделал еще один звонок. В справочную. Поинтересовался, где можно взять напрокат машину. Не зная города, да еще и пешком - это убило бы всякую надежду на успех еще до того, как я выйду из номера. Но я вовремя вспомнил, что мозг всей организации любил разъезжать на машинах, взятых в прокате, и решил пойти его путем. Почему бы, собственно, и нет? Не покупать же технику за свои кровные, раз уж заказчик на сей счет не побеспокоился.
Квакающий голос по ту сторону телефонного провода сообщил мне, что в городе имеются три фирмы, специализирующихся на этом. Я попросил дать мне телефоны всех трех. Он не отказал мне. Перезвонив по указанным номерам, я выбрал то, что подешевле, - гарантии качества меня мало беспокоили, раз машина будет нужна мне всего на три с половиной дня, - записал адрес и положил трубку. Вот и все. Можно приступать к делу.