Шарлотта

Сегодня пятница, а это значит, что с работы можно будет слинять пораньше и полностью насладиться той свободой, которая гарантирована тебе ночью, если знаешь, что на следующий день не придется вставать ни свет ни заря. Уже четыре часа дня, я сижу перед экраном монитора, пытаясь найти компанию, которая могла бы стать нашим потенциальным бизнес-партнером в Индии. Конечно, Китай нынче – клондайк что касается рынка пестицидов, но надо всегда стараться работать в разных направлениях. Во всяком случае, об этом нам не забывает всякий раз торочить наш начальник Джон Мелльбю, большая шишка, которая разъезжает на Порше Кайен и зарабатывает больше, чем все мы, его сотрудники, вместе взятые. Но я ему не завидую: все эти побрякушки лишь ширма, за которой скрывается несчастный человек, единственная семья которого состоит из стервы-жены и ее надоедливого пуделя.

А у меня есть моя Шарлотта. Сегодня, после того, как я еще минут пятнадцать уточню некоторые вопросы с заказчиками в аське и досмотрю те несколько страниц, которые я только что открыл и которые висят у меня в свернутом состоянии, когда попрощаюсь с Биллом, Патрицией и Марком, я зайду в супермаркет, куплю красное вино, что-нибудь вкусненькое на ужин и приду… Ах да, чуть не забыл про свечи, свечи надо купить обязательно! Так вот, после этого я пойду домой и мы с Шарлоттой проведем незабываемый, потрясающий вечер! Вы бы видели мою любимую, она просто красавица! Черные как смоль волосы, большие карие глаза, которые будто прожигают насквозь твою душу, нежная улыбка и всегда чуть-чуть изогнутая, будто в легком удивлении, правая бровь.

У Шарлотты есть только один недостаток – она мертва. Случилось это в прошлом году, накануне Рождества. Она ехала к своим родителям в Бостон, скользкая дорога, кромешная тьма, не справилась с управлением, дальнобойщик ехал навстречу… Вы знаете, как это обычно бывает. Но нет, я ни о чем не жалею, моя жизнь нравится мне такой, какой она есть. Может быть Бог посчитал, что я слишком счастлив, и ему стоит отрезать большой кусок от моего торта, чтобы он достался людям, которым повезло меньше, чем мне. А может быть он пожелал, чтобы столь прекрасное создание, как Шарлотта, всегда была рядом с ним. Могу лишь позавидовать ему: моя жизнь с этой девушкой напоминала рай даже на этой бренной земле, а уж там, на небесах… Такое невозможно представить себе даже в самых сладких грезах.

Но что там, нет да нет я закрываю глаза и позволяю себе, чтобы картинки из желаемого будущего проплывали перед моими глазами, словно в калейдоскопе: вот мы с Шарлоттой стоит у алтаря, вот у нас рождается первый ребенок, - неважно, мальчик или девочка, и мы стоит обнявшись, склоняясь над колыбелью. У нас было бы двое или трое детей, они взрослели у нас на глазах, становились бы звездами школьной футбольной команды, первыми красавицами в классе, затем отправлялись учиться в колледж… А мы с Шарлоттой старели бы вместе, но наша любовь не постарела бы никогда.

Я был уверен, что жизнь преподнесет нам все эти удовольствия подобно скатерти-самобранки. Ведь я с детства работал над тем, чтобы запустить тот механизм, который потом все набирал обороты: я был лучшим в классе, затем с отличием закончил Гарвард и сейчас, несмотря на то, что мне еще нету и тридцати лет, работаю топ-менеджером в одной из ведущих компаний, которая оперирует на рынке пестицидов.

Да и вообще, не обязан я кому-то что-то объяснять. Я не ищу понимания: мне живется вполне счастливо, и если кто-то не видит Шарлотту, это его проблемы: я люблю свою девушку, я счастлив, для меня она жива и красива, и мне все равно, что мне не придется устраивать мальчишник, никто не будет нести свадебный шлейф Шарлотты и ловить ее венок, никто не будет кричать нам «Горько»… Шарлотта останется моим маленьким секретом.

- Пока, Билл! Пока, Марк! Пока, Патриция! – я люблю этих ребят, да и они меня, похоже, тоже. Особенно Патриция – я часто ловлю на себе ее взгляд. Сейчас я не занимаюсь спортом, но в школе и в колледже я вовсю увлекался футболом и плаванием, поэтому при моих широких плечах и высоком росте дефицита в девушках никогда не испытывал. Сейчас, конечно, я слегка отучнел и стал более рыхлым, но телосложение осталось при мне, равно как и внушающее симпатию лицо. Вначале в поведении Патриции читалось понимание того, что не так давно при трагических обстоятельствах умерла моя девушка, и она не особо давила на меня. Но в последние пару месяцев в ее поведении читалось откровенное кокетство. Со всеми знакомыми мне парнями, да и в моем случае тоже, не окажись я в столь пикантной ситуации, приставания Патриции имели бы успех. Ведь что и говорить, она была невероятно хороша: мечтательный взгляд, который так подходил ее глубоким голубым глазам, белокурые локоны волос, высокий рост и грациозная, очень женственная фигурка. Да, Патриция была просто сногсшибательна. И, что вполне логично, увидев, как ее намеки разбиваются о построенную мной стену, она начала подумывать о нетрадиционности моей ориентации.

Здесь мне тоже хотелось бы рассказать о том, что мне совершенно все равно, что она обо мне думает, но это не так. Конечно же, неприятно, когда тебя считают педиком. Вдвойне неприятно, если так думает женщина, и втройне, если она красавица. Но пускай уж думает лучше так. Уж лучше строить домыслы, чем услышать, что она меня не привлекает. В конце концов это не так, просто между мною и Патрицией будет всегда стоять Шарлотта. Я не хотел даже говорить о том, что все еще слишком люблю Шарлотту – это была правда, но правда слишком интимная. Пускай все будет так, как есть. Как я уже говорил, меня вполне устраивает моя нынешняя жизнь.

Разве что никак не соберусь купить машину – просто руки никак не доходят. Поэтому сейчас я вынужден толкаться в метро, вынося на себе взгляд какой-то дамы бальзаковского возраста. «Этот молодой человек определенно влюблен», - скорее всего думает она, одной рукой поправляя свою старомодную шляпку, а другой держа сумку с покупками.

В самом деле, на минутку я отвлекся, думая о сегодняшнем вечере, но сейчас я вновь вернулся к реальности. Окончательно же ее пучина поглотила меня после того, как в вагон вломилась куча подростков. Честно говоря, не могу припомнить то время, когда я был одним из этих вечно кричащих созданий. Да и не хочу припоминать. Жизнь этих ребят пуста, у них нету ничего кроме их комплексов...
 
Хотя нет, у них есть надежда, они молоды и наивны. Я уже взрослый дядя, до ужаса циничный по отношению к ним, но вполне «адекватный» относительно реального мира, того мира, в который им как-то будет суждено попасть. И если у меня забрать Шарлотту, даже сложно представить себе, что еще сможет дать мне мотивацию в жизни. Я всегда был однолюбом, всегда ждал того, что судьба как-то подарит мне ее единственную… И когда она наконец-то расщедрилась, я не позволю обратно забрать мою любовь, даже самой Смерти…

Наконец-то я вышел из подземки, и теперь до желанной цели осталось пройти несчастные два квартала. По правде говоря, в моих ежедневных вояжах именно этот миг был самым приятным: когда все тело будто вибрирует от эйфории, когда кажется, что на следующем шаге ты воспаришь в небо и на крыльях любви пронесешься оставшиеся метры.

Однако сегодня дела обстояли немного иначе. По пути надо было забежать в супермаркет: домашние запасы истощались, а для встречи с Шарлоттой необходимо, чтобы все было идеально. Сейчас мне меньше всего хотелось толкаться в очередях и глядеть на прилавки, поэтому я попытался проделать все максимально быстро и «безболезненно». К тому же многого и не надо было: я прихватил вина и оливкового масла, пару пачек макарон, которых мне должно было хватить на пару дней, и на этом можно было подвязывать.

Во всяком случае, с продовольственным отделом – надо еще лишь сбегать на второй этаж, купив пару свечек. Тут я усмехнулся, мне вспомнились слова из песни Save Tonight, которую в дни моей молодости исполнял Eagle Eye Cherry: «Go on and close the curtains, cause all we need is candle light. You and me and a bottle of wine…». По второй части претензий нет, вино для нас с Шарлоттой уже обеспечено. Теперь остался лишь свет свечей, пункт, который я не замедлил выполнить спустя еще пять минут, прикупив парочку свечей.

Продавщица, надо сказать, странно на меня посмотрела. Вполне приличный молодой человек, которому, по логике вещей, предстоит приятное свидание в пятницу вечером… Но зачем для романтического ужина покупать черные свечи? Я бы и хотел ей сказать, что о вкусах не спорят, но решил просто отвести глаза, будто ничего не заметив. В конце концов это, вполне возможно, последняя случайная встреча, которая мне подвернулась за этот вечер: осталось лишь пройти пару десятков метров и, поднимаясь по лестнице на третий этаж, надеяться не встретить соседей.

К счастью, с этим мне повезло. Дрожащими от нетерпения руками я вставил ключ в замочную скважину, дважды его провернул, - всегда люблю перестраховаться, - и толкнул тяжелую дубовую дверь. Длинный и просторный коридор, который ведет в кухню, слева, сразу за дверью, небольшое ответвление, пройдя по которому попадаешь в спальню. Но я не стал заходить ни туда, ни на кухню. Не хотелось терять времени зря, и я отправился в гостиную, которая располагалась за ничем не приметной дверью чуть не доходя до кухни.

«Гостиная» - это, правда, название слишком официальное и мало отвечающее действительности. Она была светлая, красиво меблированная, но по гостям она скучала на протяжении уж никак не меньше семи-восьми месяцев. Все, расположившееся здесь, - элегантный стол из красного дерева, обитые бордовым вельветом кресла, красочный персидский ковер, - предназначалось только своим, мне и Шарлотте. Хотя кому я буду врать, опрятный и эффектный вид квартиры я поддерживал лишь для своей любимой, ведь без нее моя жизнь будет одинаково пресной и бесцветной что в царских хоромах, что в свинарнике.

Я мельком оглядел комнату, с удовольствием убедившись, что все прибрано. Тем лучше, значит уже можно принимать Шарлотту. Я откупорил вино, налил себе и своей любимой (хотя она никогда и не пила), выставил в форме круга шесть свечей, зажег каждую из них и, наконец, выключил свет.

Теперь оставалось только ждать. Обычно недолго, не меньше получаса. Лишь в последнее время Шарлотта приходила будто нехотя, опаздывая все чаще и чаще.

Но в этот замечательный день, конечно же, ничего не могло пойти наперекосяк. Прошло всего минут 15 моей своего рода медитации, и в комнате будто подул легкий бриз: зашевелились уголки занавесок, задрожали язычки пламени на свечах… А я сидел не шевелясь, ловя каждую секунду этого дивного мгновения.

Наконец я стал различать полупрозрачный силуэт, который я в свое время мог распознать среди тысяч людей. Сейчас ее внешний облик стал боле «размытым», он стал напоминать собой какую-то кристаллическую субстанцию, вылитую в форму, но все-таки это была Шарлотта. Моя Шарлотта.

Какое-то время я лишь любовался ее обликом, будучи не в силах промолвить и слово. Сегодня она была невероятно хороша: распущенные волосы, мечтательный взгляд глубоких глаз… Сложно поверить, что при жизни она была еще краше.

- Ты пришла..., - еле слышимая фраза, будто вздох, наконец вырвалась из меня.

- Да, я пришла. Сегодня. Но так больше не может продолжаться, мы с тобой больше не принадлежим друг другу, я больше не часть твоего мира, Пол.


В последние недели нашего общения приветствие Шарлотты всегда звучало приблизительно в таком духе. Я не обращал на это особого внимания – обычное женское кокетство, без которого общение со слабым полом многое бы потеряло.

- Шарлотта, я люблю тебя, а поэтому мне все равно, что думает этот мир насчет того, принадлежишь ты ему или нет.

- Пол, дело не в мире, а в тебе. Ты просто убиваешь себя. Зачем тебе нужна я? Ведь фактически меня уже нет, зато кругом много девушек, которые смогут дать тебе то, чего ты уже никогда от меня не дождешься.

- Не говори так! Ты же помнишь, что мы друг другу обещали – любовь навсегда! Не знаю как ты, но я не хочу и не буду нарушать своего обещания.

Глубокий вздох… Шарлотта потупила взгляд, ее черты изменились. Теперь она уже не будет просить – ее лицо являло собой воплощение решительности и стального характера, который так шел ей при жизни.

- Пол… Я ухожу… Сегодня наша последняя ночь… Для твоего же блага…

В последняя время моя жизнь была до неприличия скучна и банальна. Я не подпускал к себе эмоций, облачившись в стальной панцирь, который берег мои воспоминания, не пропуская в то же время во внутренний мир ничего извне. Так было куда безопаснее, ведь благодаря этой броне можно было всегда оставаться невредимым. К удару, подобного тому, который мне сейчас нанесла Шарлотта, я не был готов. Болезненными были даже не слова, а сам тон, вселяющий безнадежно ясное осознание того, что Шарлотта говорила так серьезно, как, наверное, никогда раньше.

- Что?…

Я будто упал в Тартарары, на меня словно напали все демоны ада, но единственное, но единственным вербальным выражением моих чувств стало какое-то бормотание, глупый и нелепый вопрос.

- Пол, я слишком долго ждала, чтобы ты совершил этот шаг. Если ты не в силах сам наконец сделать то, что надо было сделать давным-давно, то положить этому конец придется мне.

- Ты меня уже не любишь? Я тебе надоел? В чем же дело, Шарлотта?!

Я недоумевал. Недоумевал даже несмотря на то, что подсознательно понимал, что она была права: нам принадлежит всего лишь наша жизнь, не больше и не меньше. Мы не боги для того, чтобы посягать на вечность.

- Пол, ты знаешь, что это не так. А еще ты прекрасно знаешь, что я права, - что тут скажешь, Шарлотта всегда могла чувствовать мои мысли.

Воцарилась некоторая пауза, во время которой я предпринимал слабую попытку собраться с мыслями.

- Но сегодня, Шарлотта, в эту ночь, в эту одну-единственную последнюю ночь будешь ли ты со мной?

- Да, Пол, пускай это будет нашим прощальным вечером, - грустно промолвила моя любимая.

Это был конец. Но, опять же, я могу сказать лишь то, что ни о чем не жалею. Если мечты большинства людей медленно погибают, корчась в агонии и растворяясь в воздухе, сейчас моя мечта была рядом со мной. Я мог смотреть в ее глаза, зная, что делаю это в последний раз, я был совершенно точно уверен, что это последний день в моей жизнь, когда я чувствую себя по-настоящему счастлив. А поэтому я ловил каждый миг этой встречи, каждое слово Шарлотты, каждый ее взгляд.

Мы говорили, мы смеялись, мы вспоминали прошлое… Я не буду говорить о том, как мы провели эту ночь, некоторые вещи должны разделять лишь двое человек. Скажу только, что нам было так же хорошо, как в то августовское утро, когда мы сидели на берегу озера, ощущая, что кроме нас и этой первозданной природы больше ничего не существует. Сегодня Шарлотта была так же прекрасна, как и в первый день нашей встречи, когда, лишь только увидев ее мельком, я в то же почувствовал, что это девушка станет той самой единственной настоящей любовью моей жизни. Сегодня луна улыбалась нам, а звезды сияли как никогда ярко, освещая наш собственный, такой грустный и одновременно такой прекрасный праздник прощания.

Как жаль, что все хорошее в этой жизни проходит куда более стремительнее, чем все плохое…

***

Я встал в час дня, у меня ужасно болела голова. С тех пор, как Шарлотта ушла, я каждую субботу поднимался с таким чувством, словно только что вышел из летаргического сна и мой организм еще не успел толком «настроится». И каждый раз я окидывал взглядом разбросанные кругом бутылки и удивлялся, как в меня могло столько вместиться. И ведь всегда все начиналось с бокала вина, а заканчивалось, я так подозреваю, тем, что глушил водку из горла.

Но я прекрасно помнил вчерашний день, помнил, как мне пригрезилась Шарлотта, помнил все детали нашего вчерашнего разговора. И твердо знал: на этот раз я не сломаюсь, я сцеплю зубы, сожму кулаки и не буду оглядываться назад. Я начну жизнь заново: может быть в понедельник Патриция наконец дождется от меня взаимности, может быть уже через лет пять я буду напоминать папочку с рекламных плакатов, который стоит за грилем-барбекю в окружении любящей жены и ребятишек. Да, я каждый божий день буду думать о Шарлотте, о том, как мы могли быть счастливы вместе и о том, как жестока бывает временами судьба. Но главное, что теперь я буду жить, постараюсь быть счастливым и сделать счастливым еще кого-то. Я знаю, будет сложно, но я буду стараться, буду стараться изо всех сил.

Сделав над собой громадное волевое усилия, я встал с кровати, потянулся и включил радио. Несмотря на жуткую головную боль и ощущение пустоты, мои губы растянулись в улыбку. Кто бы мог подумать, Eagle Eye Cherry! Save tonight, tomorrow I’ll be gone. Но кто сказал, что я ухожу? Ушла лишь часть меня, чтобы затаиться где-то глубоко и время от времени будоражить душу. Но сам я остаюсь, ради себя и прежде всего ради нее. Ради Шарлотты.