Мечта

       Мечта

Граф Алексей Николаевич Толстой всё мечтал, чтобы его в княжеское достоинство возвели. Откуда знаю про то? Ну, знаю, а откуда да что да почему – это уж моё дело. Знаю и знаю.

Ну вот, возмечтал, значит, граф Алексей Николаевич про княжество.

Как с одной стороны посмотреть – ну с чего бы? Вроде и славой, и почётом народным не обойдённый: и тебе в Союзе Писателей генерал, и тебе академик, и ордена опять же, и премии Сталинские. А вот захотелось князем стать – и точка.

Ну а с другой стороны – чего ж там: прав человек! Графом оно быть, конечно, хорошо, а князем – ну, князем-то не в пример лучше. И не сравнить даже! То граф, а то – князь.

Тут опять, конечно, спросить можно – ну что за мечтания за такие? В стране социализма, можно сказать – и вдруг кого-то в князья возводят!

Да и как возводить-то? Ведь это ж Указ Президиума должен быть! Верховного Совета Указ! А иначе как же: верховный-то орган на кривой не объедешь! И как же такой вот указ издашь, когда всех князей и прочую белую шушеру, извините, под корень извели! Ан нет – возмечал Алексей Николаевич и возмечтал. А настоящую мечту из души человеческой так вот просто не вытеребишь.

Долго, говорят, терпел, а в конце всё же не выдержал и пошёл – дело как раз перед самой войной было – к товарищу Сталину. Он, мол, всё может. Такая вот вера была тогда у людей – не то, что теперь: ни в Бога, ни в чёрта!

Да, вот так вот приходит Алексей Николаевич к товарищу Сталину – ну, сперва в приёмной честь по чести товарищу Поскрёбышеву докладывается: мол, пришёл к Иосифу Виссарионовичу по важному делу. А по какому – не говорит. Да и то правда: чего говорить! Чего нужно, он Хозяину – товарищу Сталину, то есть – и скажет.

А у товарищa Сталинa – и так дел невпроворот: и к войне готовиться надо, чтобы, значит, все границы на замке, и врагов, ещё недобитых, добивать – а тут человек с такой вот просьбой.

Но – принял его товарищ Сталин, да и любезно так принял, и стул ему предложил: садитесь, мол, пожалуйста, Алексей Николаевич. И чай с лимоном подать велел: как-никак, а граф, пусть и советский, а всё же!

А как Алексей Николаевич сел, так ему товарищ Сталин и говорит: Вот видите, Алексей Николаевич, и Вас мы посадили. – А сам в усы улыбается.

Душа был человек, чего бы там про него после не говорили! Душа! Строгий, конечно – ну, а как же с народом-то иначе? Без строгости никак нельзя! Но душевный! Одно слово – Хозяин!

Ну, так вот они поговорили немного, Иосиф Виссарионович Алексей Николаевича о житье-бытье расспросил, что пишете, мол, сейчас – а сам Алексей Николаевичу чай подливает и говорит: А Вы, Алексей Николаевич, сахар кладите, а то смотрю, жалеете, а у меня этого сахара много. И лимон тоже не забывайте.

..Да-a, душа был человек!...

А Алексей Николаевич и говорит: спасибо, мол, Вам, Иосиф Виссарионович, за заботу, и за то, как Вы про мои замыслы интересуетесь. И так вот Иосифу Виссарионовичу откровенно всё и рассказал, что замысел у него такой есть – про Ивана про Грозного написать.

А товарищ Сталин и спрашивает: Это в каком же смысле? А Алексей Николаевич и отвечает: Хочу правду рассказать и всю клевету, что, мол, народу много поубивали – всю эту клевету по ветру развеять. В смысле, что и убивать никого не убивали, а ликвидировали. Но исключителньно врагов. То есть которые умышляют – ну, или там умышлять собираются. А то как же? Держава - она и есть держава!

А Иосифу Виссарионовичу это, видать, понравилось, потому что он так вот с хитрецой на Алексей Николаевича посмотрел и говорит: А правильно про Вас говорят, Алексей Николаевич – граф-то Вы граф, да нашенский! Советского образца граф! Не то, что эти недобитки, которые по Парижам сидят и злобствуют! Вы – граф, советской властью перевоспитанный! И мы, Алексей Николаевич, Вас ценим. И как Вы нас против врагов-троцкистов поддержали – мы это помним.

Сказал он это, а Алексей Николаевич, понятно, обрадовался, что Иосиф Виссарионович такое хорошее мнение о нём имеет.

А всё же – рад-то оно, конечно, рад, да он ведь не за тeм пришёл, чтоб ему – ну даже и товарищ Сталин – всё про графа да про графа и говорил.

Нo Алексей Николаевич – человек политичный, тонкий, понимает: так вот просто быка за рога тут не возьмёшь. Улыбается он на слова товарища Сталинa, спасибо, говорит, что Вы меня, товарищ Сталин, так цените.

Ну, улыбается-то он улыбается, а Иосифа Виссарионовича всё равно не проведёшь, он людей насквозь видел. Заметил он-таки, что у Алексей Николаевича грустинка какая-то в лице, и говорит ему: Алексей Николаевич, что же это Вы так – вроде грустите? Или показалось мне?

А Алексей Никоалевич ему и отвечает: Иосиф Виссарионович, не то, чтобы грущу я – жизнь-то вокруг радости полна, чего мне грустить – а вот всё же просьбу к Вам имею личную. Ну, и говорит, с чем пришёл.

А товарищ Сталин его слушает. А под конец говорит: просьбу Вашу, Алексей Николаевич, понял. Дело это непростое, надо с товарищами посоветоваться, но с моей стороны возражений не будет. Вот только сейчас, сами понимаете, война на носу. А как мы с ней, с войной то-есть, покончим, так и Вам эту любезность, о которой Вы просите, окажем.
А под конец пошутил: был, мол, у нас граф советский, теперь советский князь будет. Только, говорит, пока – никому ни слова: этак все в князья захотят! На том и порешили.

Алексей Николаевич не шёл домой – летел. На радостях и пир закатил на весь писательский мир. Но из-за чего тот пир – никому, конечно, ни слова. Ну, никто и не спрашивал. А чего там спрашивать: угощают тебя по царски, а ты с вопросами лезть будешь, как, мол, да почему.

А потом война случилась и Иосиф Виссарионович был очень занятый. Но – вот ведь душа человек! – про Алексей Николаевича не забыл, а при встречах так ему тихонько и говорит: Что, граф, не терпится князем стать, а? Ничего, потерпи, разделаемся вот с немцами, и будет тебе титул княжеский. Оформим честь по чести. И Калинин Михаил Иванoвич не только что возражать не будет, а на радостях, что его жену старуху из лагеря выпустили, и на светлейшего согласится.

А Алексей Николаевич знал, что слово у товарища Сталина – крепче камня. И ждал.
Ну а потом, незадолго до конца войны, и помер, царствие ему небесное. Два с половиной месяца всего до Победы не дожил. А жив бы был – точно бы князя ему дали. Потому как слово товарища Сталина – крепкое. Крепче камня слово у товарища Сталина.

Ну, а в сорок шестом Алексей Николаевичу премию дали Сталинскую. Посмертно! Никому посмертно не давали. А ему – дали! Потому как товарищ Сталин Алексей Николаевичу цену знал. И так про это говорил: нам, мол, Гоголи и Щедрины, конечно, нужны. Но Толстые Алексей Николаевичи – много нужнее.

Так вот и досталась графу Алексей Николaевичу слава посмертная. А что не сбылась его мечта, не довелось ему в князьях походить – ну, судьба, значит, ему такая вышла, чтоб графом и помереть.