Я это видел

 Никогда не предугадаешь, за каким углом тебя ждёт крах. Где сгорят те мосты, которые были твоей единственной надеждой: чем-то большим, чем просто мечта, чем-то красивее и сложнее чем любовь. За неимением определённых целей мы устремлялись в пьянящий круговорот безразличия ко всему, отдавались грязному, затхлому потоку бесчувственности. Наверное, стоило попытаться стать другими, попробовать изменить самого себя, изменить свой путь. Но наше время ушло. Осталось лишь пожинать разрушающие ураганы былых веяний лучшего времени и старчески сетовать на то, что всё могло бы быть иначе. Но никогда, никогда я не забуду своего прошлого. Тех дней, когда секундная стрелка еще так бойко и весело, так ужасающе неумолимо отбивала ритм нашей жизни…
       
 Серое небо лоснящейся собакой бросалось нам под ноги, а земля, стоило только захотеть, со свистом взвивалась над головой, поднимая облака удушливой пыли. В воздухе гроздьями висела свобода, и одурманивающие запахи полового влечения сводили с ума. Прохожие размазывали по асфальту выползавших из грязи червей и бросали безразличные взгляды на пьяные своры чёрно-белых людей, которые как забитые хозяином псы скулили и жались к разогретому солнцем асфальту. Чья-то сочувственная нога пододвигала шляпу к спавшему пьянчуге, утопающего лицом в собственной рвоте. Мы проходили по увядающим улицам. Видели нагловатые шаги весны. Слышали вязнувший в выхлопных газах стон города, набатом пробегающий по вискам и тонущий где-то в глубине серого скучного мозга. Жизнь шла, и, наверное, мы были единственные кого это по- настоящему пугало.

       В оглушающей темноте подъезда притаился вирус СПИДа. Серебряной иглой он поблескивал под запылённым светом слабой лампы, ожидая своего времени, чтобы вонзиться в чью-то жизнь смертельным приговором «положительно».

-Это нас ни к чему не приведёт. – Сказал Лавр, сидя на лестничной площадке и глотая отравленный воздух - Лучше сгореть, чем сгнить. Мы, все мы, постоянно кружимся вокруг одной точки, одного мгновения, воспоминания. Наивно полагая, что когда-нибудь будем счастливы.

- Что ты зациклился на своём счастье. Да его вообще нет! – сквозь зубы прорычал я. Но он, по-моему, даже не услышал.

- Счастье - это отправная точка любой человеческой мечты. Это главный определитель и цель жизни. Все эти наши глупые желания, чаяния, надежды – это всё становится очень просто, стоит только вспомнить о своей смерти. Каждый день ты просыпаешься и идешь делать то, что делал вчера, то, что ты, чёрт возьми, будешь делать до конца своих дней. Потом, уже в старости, будешь харкать своим внучатам в лицо какой-нибудь маразматической ложью, с запахом гнили и грязного белья, а из твоего беззубого рта будет вечно разить дешёвым портвейном и тупостью. Я не хочу такой жизни. Мне нужен другой путь. – Его тихий грустный голос, осторожно пробежав по растрескавшимся стенам, затерялся где-то в куче мусора.

- Да мы просто навоз, – говорил я. - Сидим тут целыми днями, в этой грязи, и кидаем свои лакированные слова, в проспиртованное лицо осторожного и опасного времени. Щеголяем своим нестандартным восприятием действительности. Промежуток между причиной и целью – это непроходимая пропасть. И наши слова, какими бы они лживыми и гниющими не были, всё равно не приблизятся к современным реалиям. Они не удовлетворят потребности в самовыражении.

       Тяжелый груз непонимания упал с сутулой, слабой спины. Теперь можно спокойно вздохнуть: осознание своей правоты придаёт жизни сладковатый привкус свободы, независимости.

 -Мы бесхозные щенки злой матери, - продолжал я, воспользовавшись секундой размышления своего собеседника - променявшей любовь своих детей на мусор бесцветных улиц. Мы предоставлены только новому ветру, который вместо того чтобы толкать нас вперёд режет наши спины, разрывает в кровь наши хоть и наивные, но бесценные и единственные стремления. Я не знаю другого пути кроме того что предоставила мне судьба. Но судьба для меня это не то, что будет или есть, это то, что уже было. И подвергая строгой оценке всю мою жизнь, я вижу лишь грубость и однообразие дней.

- Пока жива любовь, надежда не умрёт. Да, многое, слишком многое сейчас не так как хотелось бы. Всё во что мы верили, в одно мгновение превратилось в ложь и липкой массой расплылось по красным страницам истории. Но в наших силах найти другой путь, возможно лучший путь. Ведь выбор за тем, кто может выбирать. И когда-нибудь мы сотрём удушающую пыль с наших сердец, воспрянем со всем торжеством своей правоты, и начнём по маленьким, рассеянным по ветру кусочкам собирать то, что никогда не было в наших руках, но, тем не менее, всегда нам принадлежало. И я верю в это. Это единственное что сейчас держит меня на плаву.

       - Хватит болтать чепуху, а то ей ещё кто-нибудь поверит. Доброта, справедливость, честность – атавизмы на теле человечества. Извратилось само понятие «жизнь», извратилось на столько что позволяет забыть о смерти. - За окном кто-то позвал маму. Мне стало стыдно за свои слова.
       
 Трещины чёрными венами расползлись по обветшалому, пожелтевшему телу потолка. Грудная клетка небес продавилась вперёд, задрожала, как слеза на щеке, и красиво раскололась на две части: темно-синюю и кроваво-алую.

 -Зачем нужен ответ, если он всё равно тебя не изменит?

 Это было последнее, что он успел сказать. С нижнего этажа поднялась безликая пьяная масса, некогда бывшая человеком. Он просто подошел и, не говоря ни слова, ударил Лавра железным прутом по голове. Страх прижал его рассеченное лицо к обоссаной стене подъезда. Ужас рванул меня с места и погнал по ступеням вниз. Ужас зубами вцепился в мои внутренности и тащил по странным, ненужным улицам. Ужас теперь всё мою жизнь звучит в ушах треском черепа, и бесконечными глухими ударами, которые словно последние рывки слабого измученного сердца, предвещают чей-то конец.

 Я вырвался из бетонной пасти подъезда и всё не мог остановиться. Бежал по грязным пустым улицам, мимо серых домов, желтых, как моча, витрин и бесформенных луж отрыгивающих обратно свет фонарей. Бежал мимо самой жизни и, даже, наверное, смерти.