Не беспокойся...

Не беспокойся — непрожитая тишина много важнее голоса, важнее звука… Я остаюсь одна. И вполне пьяна тем, что ты на меня также кладёшь свою руку… Как это делал во сне, с другой, в закат, в ночь цвета спелой сливы, с розгами поперёк пути млечного… И был таким счастливым, оттого, что называл меня “моя женщина”…

Веретено мыслей — отдай, кому очень невмоготу. Всё вынеси за пределы нашего с тобой зазеркалья. Я останусь на посту, а ты — всем покажи мою наготу. Ты же — пастух, мой, паси меня, —хочешь иносказательно, а хочешь буквально…

Я остаюсь здесь… Дышать прозрачностью наших прикосновений в безвременье. Веером прикрываю дрожь на губах, а говорили, что это даже приятно… Может в некоторой степени это и так, как монахам радостно после молитвы вытирать кровь на своих коленях… Мои губы помнят тебя, несбывшегося… Помнят, это невероятно…

Кутаясь в зябкий обман, понимаю заточенность момента, до укола насквозь, чувствуя, как глубоко может войти нож, по самую рукоятку… Это ожидание не даёт мне сойти с ума… Держит до параллельности врозь… Наши с тобой два мира — как одну на двоих исписанную тетрадку…

Я научилась дышать тобой, выдыхать тебя, и не задыхаться на каждом нарушенном перекрёстке…. Я научилась не спорить с судьбой. Соглашаться, кивать головой, хоть это не просто.

Наше время имеет свойство — возвращать нас двоих на исходную, как двух идиотов. Это небольшое геройство — ты напишешь стих, я стану свободной, не отвечу, буду любить твоё фото… А ты подаришь свой шёпот, за поворотом…

И это уже что-то…