Глава пятая

«Закон есть закон» или о частном расследовании Максимилиана Карино по поводу некоторых фактов биографии Элверта Сайтона



В траурном молчании жюстинцы смотрели на плывущий в закрепах подъемного устройства рефрижератор с телом Мигеля, перегружаемый на фиолетовый катер Академии наук. Они понимали, что хоронить товарища им не придется. Люк закрылся. Катер взмыл в небо. Пора было уходить. Йоргес помедлил, прощаясь перед долгой разлукой со своим кораблем. По трапу уже сновали работники беломаинской технической службы. Один из них, увидев капитана, подошел:

- Извините, господин Тай Ши, на площадку каким-то образом проникли посторонние, - он указал на девушку, с безучастным видом сидящую на платформе посадочной стойки. Ладони ее бессознательно поглаживали грязный металл, - Мы спрашивали, не нужна ли ей помощь, но она молчит.

- Оставьте ее.

- Но, господин Тай Ши, необходимо вызвать охрану. Как она сюда попала? Кто она? Это нарушение техники безопасности…

- Оставьте ее, - повторил Тай Ши, - Это невеста Мигеля.

«Жюстину» поставили на капитальный ремонт, а экипажу и пассажирам предписывалось внеочередным рейсом отправиться на Землю для прохождения курса послеаварийной реабилитации. Приникнув к прозрачному двойному ограждению, они высматривали в толпе знакомые лица. Максимилиану даже показалось, что мелькнула ироничная улыбочка его сестры. Но из космопорта никого не выпустили – карантин! Правда, жюстинцам пообещали круглосуточную связь, как только карантинную капсулу доставят в стационар.

Казалось, что из хмурого осеннего города они попали в страну вечной весны: в зарослях голубых и желтых ирисов струились кристальные ручейки, таинственно поблескивая фосфоресцирующими спинками аквариумных рыб; яркие вертлявые птички щебетали в буйно цветущих кронах персиков и магнолий; дремали на цветках шиповника бархатистые махаоны. Но Максимилиана не могли обмануть ни кажущаяся естественность разнотравья, ни скрытые могучими корнями сосуды с питательным раствором. И самый жалкий, засохший стебелек бледной гацинии из сибирского болота он предпочел бы этому роскошному синтетическому раю. Стационар представлял собой классическое, вытянутое полукругом, утопающее в зелени здание. Четырех-створчатые морохрустальные двери парадного входа сияют чистотой.

Поскольку время ужина еще не наступило, администратор предложил вновь прибывшим осмотреть свои комнаты и прогуляться по саду.

- Меня селите в комнате вместе с Карино, - потребовал Элверт.

Администратор понимающе усмехнулся и ответил:

- Простите, это исключено. Каждому из Вас будет отведено персональное помещение. Таковы условия реабилитации. Но если Вы… хм, так симпатизируете друг другу, можете занять соседние номера.

Разложив свои вещи на полочках встроенной стенки и плотно затворив окно (он ненавидел искусственный запах цветов), Максимилиан спустился в приемный зал. Там штурман спорил с администратором. Андрей был на взводе. Администратор непробиваемо улыбался:

- Нет, нет. Мы не можем оставить ребенка при Вас. По инструкции Регионального Министерства Здравоохранения, несовершеннолетние должны находиться на детском отделении, и любые контакты со взрослыми пациентами до окончания срока реабилитации категорически запрещены!

- Но у Алисы Вы сына не отобрали!

- Совсем другой случай. Госпожа Тай Ши – кормящая мать, она помещена в боксе матери и ребенка.

Максимилиан не слышал ответа штурмана, он пересек зал и вошел в боковой флигель стационара. Перед расположенными вдоль стен экранами столпились пациенты взрослого отделения. В основном, жюстинцы.

- Что здесь такое? – спросил Макси у дежурной санитарки.

- Сеансы связи и родственниками. Вы тоже можете воспользоваться этой услугой.

- А это кто такие? – он кивнул в сторону неподвижных фигур в белых костюмах, сидящих возле каждого работающего экрана.

- Медицинский контроль, - ответила бойкая девушка, - в их обязанности входит наблюдать за состоянием пациентов во время сеанса, чтобы оно не ухудшилось под действием эмоциональных нагрузок. Вам дальний канал подключить или местный?

- Благодарю, в другой раз.

Еще не хватало, общаться под присмотром этих истуканов! У него есть собственная связь, обойдется он без их услуг. Макси вернулся в номер и достал портативный комп. Первый вызов уже есть.

- Мама…

Марфа Германовна неловко помахала рукой.

- Здравствуй… Макси, сынок! Ах, какое счастье! – она неожиданно приняла озабоченный вид, - Как ты себя чувствуешь? Когда тебя выпишут?

- Через неделю.

- Ох-ох-ох! – закудахтала Марфа, - Как же… что же делать… я не успею!

- Что ты, мама? Что не успеешь? Давай, поговорим…

Но Марфа уже не слушала. К ней вернулся ее обычный, обиженно-хлопотливый тон.

Полы еще не перестелены, половины мебели нет, саженцы я заказала, только в пятницу привезут! Ты пойми, мне же хочется принять господина Тай Ши с супругой у нас на даче, а ремонт еще…

- О чем ты, ма? Какой ремонт, зачем? Дача в прекрасном состоянии!

- Ну… ты же можешь меня понять… - Марфа на секунду замялась, - Я… мы все думали, что тебя уже нет в живых… - Она всхлипнула, смахнув кончиком полированного ногтя слезинку, и метнула взгляд вправо и вверх (Максимилиан знал, что там у нее зеркало), - Я… ах! Я не могла вынести, там все напоминало о тебе!

- Значит, нашей веранды больше нет?

Марфа тут же встала в оборонительную стойку:

- Как ты можешь думать о таких мелочах! Тебе не понять страдания матери!

- Подожди, подожди, я же просто спросил… ну, нет – и нет. Мама, ты не переживай, можно устроить банкет в городе.

- В городе? Да ты что! В этой нищенской обстановке?

«Ничего себе, нищенская!» - подумал Максимилиан, вспомнив богатое убранство четырех гостиных, оформленного в японском стиле кабинета и танцевальной залы с колоннами.

- Ты не понимаешь! – увлеченно продолжала Марфа, не замечая, что переходит на крик, - Все это безнадежно устарело! Синтоликовые ширмы уже не актуальны, а коврин годится, разве, для бабушкиного сундука! Как я могу принимать гостей в таких условиях?

Макси понял, что это надолго. Ну и что? Он был рад видеть маму, слышать ее голос, и согласен не обращать внимания на содержание ее слов.

- Если бы ты только видел, как чудесно смотрятся в осеннем пейзаже мои новые базальтовые гроты! – Марфа понемногу успокаивалась. – А вот и Анночка, поговори с ней.

В экран вписалось продолговатое лицо сестры:

- Привет, пропащий! Я на секундочку, у меня через восемь минут процесс. Папа сейчас в ваших краях, он к тебе зайдет.

- Скажи, не надо. Его все равно сюда не пустят. Или нет, я сам ему позвоню.

- А, ну ладно. Если понадобится моя помощь, объявляйся. Пока.

Максимилиан набрал код отцовского персонального канала связи. Не повезло. На заднем плане маячили какие-то индюки с галстуками. Жаль. В присутствии чужих людей, особенно своих подчиненных, отец разговаривал холодным, официальным тоном, как будто стеснялся проявлений родительской нежности.

- Здравствуй, Максимилиан. Слава Богу, все благополучно. Собираюсь тебя навестить.

- Спасибо, отец. К сожалению, мы на карантинном положении. Так что увидимся после, - Макси невольно принял его манеру беседы.

- Непременно. Кстати, какие у тебя планы после выписки?

- Не знаю… никаких.

- Есть возможность получить повышение. Я говорил с Дэйкисом, недавно он занял руководящий пост в ассоциации конструкторов. Обещал помочь.

- Хорошо. Обсудим это позже.

С кем еще он хотел встретиться? Дэйк стал большой шишкой. Интересно, каким образом? Звонить коллегам, радостно сообщая о своей целости-невредимости, о которой они уже знают из средств массовой информации, было глупо. Ни с кем из приятелей и знакомых девушек видеться пока не хотелось. В конце концов, они знают его код, надо будет, сами объявятся. А теперь – спать. Первая ночь на Земле.

Утренний медосмотр миновал. По рекомендации врачей пациенты, в ожидании второго завтрака, проводили время в саду, воздух которого был предусмотрительно насыщен аэрозолем, благотворно влияющим на пищеварение.

По тропинке бежала взволнованная Тэри. Шух-шух – разлетался из-под каблучков кварцевый песок. Только что сняли карантин и разрешили десятиминутные свидания с родственниками. Но Макси решил не торопиться. Лучше он дождется окончания курса и сам поедет к маме. Очень уж отвратителен ему был «медицинский контроль». Со стадиона доносились крики игроков. Особенно выделялся среди них чистый, лишенный гортанной вибрации, голос Элверта – биолог постигал азы бейсбола. Макси удивленно отметил, насколько он, несмотря ни на что, привязался к Элли. Возвращался после беседы с племянником господин Тай Ши. Капитан шел в сторону дверей стационара, не спеша, с видимым удовольствием похрустывая привезенным родственником яблоком позднего урожая. Заметив Макси, капитан изменил курс.

- Извините, - начал он, - может, мой вопрос покажется несвоевременным, но Вы не передумали связать свою судьбу с Дальним космосом?

Максимилиан, все мысли которого были заняты предстоящей встречей с родителями и Анночкой, честно ответил, что не может сейчас думать ни о чем другом.

Вместе они обогнули розарий, миновали декоративный каскад, увитые плющом беседки и поднялись по теплым, украшенным сетью искусственных трещин, ступеням стационара. Макси сразу же скрылся в тамбуре флигеля – обе двери тамбура были открыты, но стоя возле узкого окна между ними, можно было оставаться незамеченным и для находящихся во флигеле, и для тех, кто входил с улицы. Прислонившись к освещенной солнцем перегородке, Максимилиан погрузился в раздумья, пытаясь разобраться в сумбуре надежд и воспоминаний, теснившихся в голове, хоть как-то приведя их в соответствие с сегодняшней реальностью.

Утомленный пешей прогулкой и не желая покидать приятный полумрак приемного зала, Тай Ши расположился в пустующем кресле администратора. Видимо, это явилось причиной ошибки худощавого господина, принявшего его за кого-то из персонала.

- Извините, где я могу найти госпожу Фера?

- Кто Вы такой? Что Вам от нее нужно?

Посетитель достал треугольную карточку:

- Следователь по особо важным делам, полковник Тирос.

- Здесь какая-то ошибка, недоумевал Тай Ши, - во-первых, госпожа Фера, кстати, с недавних пор, госпожа Тай Ши, только что вернулась из Дальнего космоса и не может быть замешана ни в каких особо важных делах. Во-вторых, даже если бы это было так, Алиса, как мать, кормящая грудью, не может быть подвергнута никаким допросам! Это я Вам говорю как гражданин, немного разбирающийся в законодательстве Солнечной системы, и как ее муж.

- А. господин Тай Ши! Что ж, благодарю за новые сведения, они будут учтены в ходе расследования. Между прочим, Вы тоже проходите по делу. Пока в качестве свидетеля.

- Так может, Вы объясните, все-таки, что происходит?

- Вашей супруге, как ответственному диспетчеру Хрусталийской технической базы, предъявлено обвинение в преступной халатности, повлекшей за собой человеческие жертвы и материальный ущерб крупных размеров. По статье 1023 часть третья УК Солнечной Системы карается принудительной изоляцией сроком до шести лет и пожизненной дисквалификацией.

- Ваши действия неправомерны, - капитан привстал, намереваясь позвать санитаров и попросить их культурно выставить полковника.

- Не трудитесь, господин Тай Ши. Я великолепно осведомлен о своих правах. Госпожа Тай Ши будет допрошена в присутствии психолога.

- Она не при чем, - глухо сказал Йоргес. В тот день вообще было не ее дежурство.

- Так так, может, Вы поделитесь своими соображениями на этот счет? Кто, по-вашему, виноват в том, что техническая база не отреагировала вовремя на сигнал тревоги? Орбитальный диспетчер? Мне понятно Ваше желание выгородить супругу…

Максимилиан весь превратился в слух.

- Никто не виноват. Роковое стечение обстоятельств.

- У вас, у разведчиков, так заведено, - поморщился следователь, - Чья-то бестолковость – всегда стечение обстоятельств. Круговая порука, да?

Макси представил на мгновение, как в резервации для заключенных ему будет не хватать красивых пейзажей и худблока, и вышел из тамбура.

- Господин полковник, простите, что прерываю Ваши интересные фантазии. Меня зовут Максимилиан Карино. Это я виноват в случившемся.

Полковник оторопел:

- Вы отдаете себе отчет? То есть, Вы заявляете, что признаетесь в совершении преступления? – господин Тирос обернулся к Тай Ши, - Дело приняло неожиданный оборот, я прошу Вас нас оставить.

Тай Ши попытался было возразить, но полковник его опередил:

- Я с радостью выслушаю Вас на суде. Итак, господин Карино?

- Больше я не скажу ни слова без моего адвоката. Позвольте Вашу клипсу? – и он привычно защелкал цифрами кода. Полковник недовольно скривился: подследственный, имеющий личного адвоката, да еще знающий код наизусть, не входил в его планы.

- Госпожа Бармиджанова? Это Максимилиан Карино. Мне требуется Ваша консультация.

- Что, господин Карино, не успели прилететь, уже влипли в историю? – как всегда насмешливо осведомилась Анночка, - Ладно, сейчас подключусь. Ты скоро будешь в номере?

- Об этом надо спросить господина следователя.

- Так. Ясно. Сейчас буду.

После занесения в дело основных данных Максимилиана полковник перешел к делу.

- Расскажите, господин Карино, каким образом Вы способствовали трагедии?

- Я пытался самостоятельно выйти на галактический канал, не проверив систему защиты планетарной сети, и нарушил связь, видимо, в тот самый момент, когда проходил сигнал тревоги.

Анна вытянула губы трубочкой и воздела глаза к небу. На ее языке это означало, что Макси – полный, непроходимый болван.
Полковник жадно слушал, время от времени поглядывая на индикатор записывающего устройства.

- Какую должность, господин Карино, вы занимали на технической станции?

- Я… турист.

Следователь уронил голову на руки и застонал. А госпожа Бармиджанова-Карино-Буццештейн гнусаво затянула:

Туристическое агентство не может нести ответственность за действия клиента, так как указанная планета внесена в списки пунктов посещения и по статье триста восемьдесят шестой, параграф первый пятого дополнения к межгалактической декларации о правах человека агентство обязано было принять заказ…

Следователь сильно сжал виски пальцами.

- Клиент не может нести ответственность за свои действия, - продолжала Анна, - так как ему не были предоставлены соответствующие условия для безопасного туристического отдыха, обеспечивающие невозможность данного инцидента, клиент проживал на технической базе, а не в специально оборудованном туристическом отеле. Но за это туристическое агентство, опять-таки, не может нести ответственность, так как имеет право не производить строительство нового отеля в случае, если туристический пункт не востребован заказчиками в течение двадцати и более лет… В общем, - заключила она уже вполне дружелюбно, - я советую Вам замять это дело.

- За-мять? Вы хотите, чтобы я нарушил свой долг?

- Я хочу, - доверительно наклонилась к нему Анна, - Чтобы Вы закрыли дело ввиду отсутствия состава преступления. Такой поворот событий никого не удивит: Хрустали больше нет, все улики канули в антивещество… Кого судить за несчастный случай?

Полковник холодно посмотрел на нее:

- Госпожа Бармиджи… Бермижа…

- Бармиджанова, урожденная Карино-Буццештейн.

- Буццештейн? – следователь перевел взгляд на Макси, затем опять на нее и глупо заулыбался. Соображал он быстро. В мозгу промелькнули экраны компьютеров, пестрящие вечерними заголовками: «Бесчувственный варвар отдает под суд отпрыска рода Буццештейнов», «Бюрократия против культуры», «Звезда сибирского балета с сердечным приступом…». С него довольно! Он отказывается вести это дело, пусть шеф сам разбирается.

Макси вяло барабанил пальцами по подоконнику. Анночка сидела напротив, на его кровати, скрестив ноги и отчитывала брата:

- Учти, я пошла на это только ради чести семьи. Я знаю, что ты придурок, но не думала, что до такой степени. Кой черт дернул тебя соваться на общий канал?

- Я туда и не совался.

- То есть?

- А ты считаешь, лучше, если бы отправили в резервацию Алису?

- Так это… так это не ты? – Анна выразительно покрутила пальцем у виска, - Кто бы ее с ребенком отправил, донкихот несчастный! Дали бы пару лет условно…

- Я точно не знаю, но если бы начали серьезно копать… Может, это и не она, а ее сменщик.

- Нет, братишка. Ты – законченный олигофрен. Какое тебе дело до этого диспетчера? Если хочешь знать мое мнение – за такое преступление надо отвечать по всей строгости! Погиб человек! А оборудование базы? Это миллиарды ун!

- Мигель погиб не во время катастрофы.

- Но в результате ее последствий.

- Не уверен. А база… Те открытия, которые сделаны во время дрейфа «Жюстины», разве они не стоят больше?

- Это неважно! Человек совершил преступление. Он должен понести кару. Такова справедливость жизни.

- Что-то ты не вспоминала о справедливости, когда я тебе с допроса позвонил.

- Не прикидывайся совсем уж дурачком. Разве я могла тебе позволить опозорить нашу фамилию? Ты, как я понимаю, не сообщил ему свое полное имя.

- Максимилиан Михайлович Эрзен-Карино-Буццештейн – слишком долго произносить… Все равно на суде это бы выяснили…

- Вот именно – на суде! Это я лечу через всю Атлантику, чтобы спасать репутацию своего братика, который, оказывается, просто решил поиграть в благородство! – Анна кипела от негодования, - Знаешь сказку про пастуха, который кричал: «Волк, волк!» от скуки? Помнишь, чем она закончилась? Нет, я не говорю, что в следующий раз брошу тебя пропадать, - она устало опустила плечи, как бы под тяжестью своего креста, - Но еще один подобный фокус – и на мою помощь можешь больше не рассчитывать.

- Я понял. Конечно. Спасибо, Анночка.

В углу сада, где перегородка, разделяющая детское отделение от взрослого, примыкала к стене внешнего ограждения, росло самое настоящее огромное, разлапистое медвежье дерево. Бдительный глаз «медицинского контроля» не мог бы заметить скрываемую густой листвой женскую фигурку. Крашеные локоны взлетали, шурша о гроздья крылатых семечек. Нога в босоножке соскользнула, и девушка чуть не сорвалась, но удержалась и, зацепившись за соседний ствол, упрямо продолжала карабкаться вверх. Она благодарила Бога за то, что он создал сучья медвежьего дерева такими извилистыми, ее ноги сильными, а руки цепкими. Наконец, дотянувшись до верхней дугообразной ветки, она нащупала ногой гребень стены, осторожно перенесла тяжесть на пятку, разжала руки, присела и… спрыгнула на ту сторону, прямо в объятия молодого мужчины в комбинезоне механика-орбитальщика. Их губы слились в долгом поцелуе. Потом они о чем-то говорили, смеясь и по-детски фыркая. Девушка обеспокоено взглянула на хронометр:

- Ой, Эдди, мне пора. Подсади меня.

Вновь оказавшись на стене, прежде чем перебраться на живую «лестницу», девушка внимательно вгляделась в тенистые коридоры аллей – нет ли кого. И тут ее окликнули. Тонкий голосок раздавался из-за перегородки, с детской территории.

- Тетя Тэри, это я! Я знала, что кто-нибудь обязательно придет! А где папа? Позови его!

Мария стояла далеко внизу, вплотную прижавшись к стене и, сильно запрокинув голову, щурила глаза, покрасневшие то ли от яркого солнца, то ли от слез.

- Тише! – зашептала Тэри, - Уходи скорее, тебя увидят. Приходи вечером, когда стемнеет. Я скажу папе.

Укрывшись в сумеречной дымке сада, штурман слушал сбивчивый рассказ девочки: воспитательница сказала, что он ей не папа, и что ее скоро заберут в детский дом, где будут держать отдельно от всех, а сейчас ее поселили в комнату, где нет зеркала, ей не разрешают гулять одной, воспитательница ругается, что она ходила на общую площадку… Мария не сказала, что мальчишки дразнили ее «вонючей аксалийкой», а девочки при ней замолкали и хитро переглядывались. Андрей погладил ее по голове.

- Не бойся, доча, не заберут. Мы что-нибудь придумаем. А сейчас иди спать.

Администратор не сразу согласился побеспокоить заведующего детским отделением, ссылаясь на поздний час. Когда же встреча, все же, состоялась, она принесла мало утешения. Заведующий популярно объяснил разгневанному Андрею, что девочка не может считаться его дочерью, пока не оформлено удочерение в судебном порядке: «Это на Аксалии все просто – спихнули ребенка – и дело с концом! А здесь – как суд решит. Если хотите, можете подать заявление».

- Я сделаю это прямо сейчас! Дайте образец.

- Я – не опекунский совет. Образцы документов Вы найдете на сайте региональных органов опеки и попечительства. Спокойной ночи.

Наутро Максимилиан получил радостное известие и ему не терпелось сообщить об этом Элверту. Он застал друга в его номере в крайне дурном расположении духа.

- Слушай, Мэлли, этот санаторий здорово похож на резервацию для уголовников, только с цветочками.

С этим утверждением было трудно спорить.

- Давай, слиняем, А? – предложил Элли.

- А почему только сейчас, а не в первый день?

Элверт, как всегда, не понял шутки.

- Не, сначала классно было. Я тут с местной командой познакомился – ребята на сверхтяжелой облучились. Ничего, говорят, на реакции не отражается… Знаешь, я так и не понял, почему нельзя бить по мячу, если стоишь не на своей базе?

- Пляши, Элли. Завтра поедем ко мне в гости.

- Ух, ты! Здорово! А мы ночью ворота раскодируем, или через стену полезем?

- Расслабься, моя матушка выбила официальное разрешение.

После завтрака Макси заполнил пустой пропуск, подписанный главврачом, а затем экипаж «Жюстины» в полном составе получил приглашения посетить загородную виллу госпожи Карино-Буццештейн в знак ее благодарности за спасение сына. О том, что мама приглашала только Капитана с женой, Макси благоразумно умолчал: при ее разгоне угощения хватит на всех.

Места своего детства Максимилиан узнал с трудом. От старого сада осталось всего несколько яблонь. Кустистая сирень возле крыльца безжалостно вырублена, а на ее месте, на залитой «мрамором» площадке, возвышается скульптурная группа непонятного содержания. Песчаный склон, с которого прежде открывался вид на болотистый луг и пруды, превратился в закрывающие полнеба нагромождения базальта, перемежающиеся альпийскими горками. Шелестели на ветру расплодившиеся в изобилии плющ и виноград. Вместо ирисов и лилий предпочтение теперь отдавалось розам разных сортов. Подойдя по вымощенной базальтовыми плитами дорожке к крыльцу, Максимилиан понял, что мама успела-таки закончить «ремонт». Дом был даже не реконструирован – он был полностью перестроен.

Марфа Германовна держалась очень вежливо и предупредительно, но Макси кожей чувствовал напряженность обстановки. Мама избегала подходить к Элверту, а встретившись взглядом с сыном, отводила глаза и поспешно произносила что-нибудь вроде: «Господин Генс, Вам еще чаю?» или «Госпожа Тай Ши, не слишком ли сквозит из форточки?» Макси не выдержал. Он дождался, пока мама выйдет с соломенной вазочкой за яблоками.

- Что случилось, ма? Ты, как будто, не рада меня видеть?

Марфа сокрушенно покачала головой:

- Ты еще спрашиваешь! Я всю ночь пила успокоительное! Какая мать может спокойно смотреть, как гибнет ее дитя!

- Постой, постой… Я что-то не понял. Я жив-здоров, как видишь, вернулся. Кстати, врачи говорят, все в полном порядке.

- Э-э, врачи говорят! Во-первых, зачем ты притащил сюда всю эту компанию, не предупредив меня? Ты хотел, меня опозорить? Хорошо, что я хотя бы догадалась привести сервизы! Ты бы хоть подумал немного, Макси! У меня был заказан прекрасный обед из Новгорода, но на четыре персоны! А теперь приходится ставить на стол копченых поросят и пирожные из соседнего магазина! Что обо мне подумают!

- Да брось, ничего не подумают. Они же не жрать сюда пришли.

- Да? А ты видел – этот, толстенький, уже вишню с дерева щиплет! Скоро мои гости по соседским грядкам пойдут побираться… Боже мой, я сгораю со стыда!

- Мам, не бери в голову, это наш бортинженер. Он просто вишню любит. А с дерева, наверное, интереснее.

Марфа безнадежно махнула рукой с вазочкой, зацепив пахучую ветку, и крупное глянцевое яблоко с глухим стуком отскочило от ее прически. Марфа от неожиданности ойкнула и смешно захлопала глазами. Макси не сдержал улыбки.

- Что ты смеешься над матерью!

- Мамуль, ты чего, я так… Тебе не больно?

- Не больно… Вот где болит! – она прижала руки к груди.

Сломанная вазочка валялась в пожелтевшей траве. Марфа сложила руки на столе садового павильона и укоряла сидящего напротив нее Макси.

- Я все понимаю, всякое в жизни бывает… Но как ты мог привести его сюда! В мой дом!

- Ма, я что-то не въезжаю…

- Это правда… я слышала… в общем, что ты находишься в интимной связи с этим… разведчиком, как его… Сайтоном?

Максимилиан хотел было рассмеяться и опровергнуть слухи, но что-то в ее выражении лица его остановило.

- А если бы и так, то что?

Госпожа Карино-Буццештейн сдержанно кашлянула и произнесла, понизив голос:

- Ты же знаешь, сынок, что я никогда не ограничивала твою свободу, но то, что ты делаешь сейчас – это открытый вызов обществу. Подумай, стоит ли ставить под удар всю свою дальнейшую жизнь ради мимолетного увлечения! До меня дошли сведения, что ты… чуть ли не венчаться с ним собираешься!

- Тише, мама, - усмехнулся Макси, - Люди услышат.

Госпожа Карино не уловила иронии и, кивком поблагодарив за напоминание, перешла на шепот:

- Пойми, Максимилиан, я ничего не имею против, если ты решил сменить ориентацию, в конце концов, сейчас это – обычное дело. Но твой выбор меня поражает…

- Ах, так значит, вот в чем дело! И что, если бы я захотел жениться, например… на Дэйке, тебя это не удивило бы?

- Не то что совсем не удивило, но Дэйкис, по крайней мере, из хорошей семьи… И потом, тебе, вероятно, следовало бы перейти в другую религиозную конфессию – ты же знаешь, Православная церковь не благословляет такие браки.

- Что-что? Как это «перейти»? Как через улицу переходят?

Марфа не понимала. Она тяжело вздохнула. Уголки ее красивых бровей поднялись домиком, глаза затуманились печалью, и весь облик стал выражать страдание оскорбленной добродетели.

- Ладно, мама, не расстраивайся, - примирительно сказал Макси, взяв ее руку в свои ладони, - Все будет нормально, я тебе обещаю. Вообще-то я надеялся еще увидеть Анночку, у меня к ней дело. Она скоро будет?

- Может, уже прилетела. Пойди, посмотри.

Он поднялся и вышел из павильона.

- Макси, может быть, лучше тебе сменить пол? Тогда все решится само собой, никому ничего не придется объяснять…

Максимилиан обернулся.

- Спасибо, мама. Я подумаю над твоим гениально мудрым предложением!

Это было последней каплей. Марфа обиделась всерьез. Еще больше она обиделась на то, что сын этого не заметил, не оглядываясь, он торопился к дому: Анночка могла смыться в любой момент.

- Ну, что? – встретила его сестра, - Опять, что ли, проблемы?

- Не у меня, у Андрея Генса.

- А я-то здесь при чем?

Максимилиан вкратце описал ситуацию.

- Ставлю девяносто девять к одному, что он проиграет процесс, - заявила Анна.

- Даже если наймет хорошего адвоката?

- О, даже если органы опеки встанут на сторону твоего приятеля, что само по себе абсурдно, адвокат вряд ли сможет что-то изменить.

- Даже такой хороший специалист как ты?

- На что это ты намекаешь? – Анна выпрямилась, она была до глубины души оскорблена предположением, что в Солнечной системе существует адвокат, равный ей по квалификации. Ее прежде всегда растрепанные, а теперь уложенные в аккуратный ровный «колокол» волосы подрагивали от возмущения. Гордый изгиб шеи, аристократическая осанка… Анна все больше походила на мать. Максимилиан безумно хотел сохранить в своем сознании образ порывистой, бесшабашной, упрямой и бескорыстной девчонки, какой была когда-то его сестра. Но еще больше он хотел помочь штурману.

- Так значит, дело безнадежное? – осторожно спросил Макси.

- Я не говорила, что совсем безнадежное. Кое к чему можно прицепиться, но…

- Но если даже ты боишься за него взяться… - в этот момент Макси отчаянно презирал себя за лицемерие, - Послушай, а может, ему обратиться в галактическую адвокатуру? У них, вроде, уровень повыше…

Анна сверкнула угольными зрачками и, вскочив на свои длинные ноги, напоминающие посадочные стойки катера, в три шага пересекла гостиную.

- Господин… э-э… Генс, - она по-королевски взмахнула пальчиком, - Я берусь за Ваше дело.

Уходя, Макси прощался с матерью:

- После окончания курса я сразу к тебе заеду.

Марфа молчала.

- Да ну, ма, ты обиделась? – он потянулся поцеловать ее в щеку. Марфа Германовна отстранилась.

- Возможно, тебе не захочется меня посещать. Думаю, ты гораздо лучше чувствуешь себя в обществе этого… сына новорков*(Прим.автора:*новорк – от англ. «no work» (не работать). Так в конце сорок девятого века называли низшие слои общества – бездельников, живущих за счет государства).

- Как хочешь.

Всю обратную дорогу Макси ни с кем не разговаривал. Было горько, что долгожданная встреча с мамой закончилась так паршиво. В тот же вечер он сел за компьютер и открыл новую папку, озаглавив ее «Происхождение Элверта Сайтона». Зачем он это сделал? Надеялся, что Элли окажется потомком какого-нибудь известного гения? Маловероятно. Но он обиделся за друга – почему мама причислила его к новоркам? Максимилиан никогда не задумывался над тем, как он относится к своему аристократическому происхождению. Иногда его раздражали замечания родителей о том, как он должен себя вести, и как не должен. Иногда он водил дружбу с сомнительными компаниями… Он не разделял расистских взглядов матери на инопланетян, но презрительное отношение к новоркам было у него в крови. Он не испытывал страха и ненависти к этим опустившимся существам, при случае мог даже спросить у них дорогу или в муниципальном магазине взять тот же товар, что и они. Он просто их не знал. Новорки были из другого мира – из мира застроенных кубическими многоквартирками окраин, горящих по ночам кристаллами фонарей общественных парков, засыпанных банками из-под бесплатного пива, из мира праздной нищеты не нашедших себя неудачников, питающихся подачками мощной, неустанно охраняющей свое благополучие, Солнечной системы.

Говорят, в первое время после отмены денег среди новорков преступность была очень высока, но за шестьсот с лишним лет они присмирели, и полиции лишь изредка приходилось выезжать для растаскивания их пьяных междоусобных драк.

Первым делом Макси залез на архивный сайт космической разведки. Просмотрел список экипажа «Эльвиры». Вот она, Алена Сайтон, корабельный врач. Происхождения незнатного, но и не из самых низов. Кто же был отцом Элверта? Все приборы «Эльвиры» вышли из строя в результате взрыва. Никаких записей в судовом журнале не сохранилось. Значит, Алену посчитали матерью теоретически? Ну, разумеется, ведь она была единственной женщиной на корабле! Между последней стоянкой «Эльвиры» и крушением прошло всего полгода. Каким же образом госпожа Сайтон могла за это время забеременеть и родить ребенка, который, к тому же, успел вырасти до семилетнего возраста? Если только предположить, что корабль попал в «водоворот времени». Тогда все остальные члены экипажа должны были постареть на семь с половиной лет. Макси стал искать адрес института медицинских исследований при разведуправлении. В этот момент зажегся «швейцар» на двери его номера. Кого это принесла нелегкая? Наш «детектив» спрятал данные под пароль и пошел открывать.

- Элли? Чего тебе надо?

- Да вот, решил зайти. Скучно.

- Сочувствую. А что, в бейсбол мы уже не играем?

- Что-то у меня хреново получается. А ты чем тут развлекаешься? Рисуешь?

- Да, рисую.

- Дай поглядеть.

- Слушай, вали отсюда, а?

- Почему это, вали? Может, последние дни видимся… - Элли вздохнул с несвойственной ему кроткой печалью.

- И хорошо! Я из-за тебя с матерью поссорился! И вообще, какого черта ты пустил «утку», что я с тобой сплю?!

- Это не я! – изумился Элверт.

- А кто?

- Может, Алиска трепанула.

- У Алисы своих дел по горло, ей некогда сплетни придумывать.

- Ты ее не знаешь! Стоит ей немного выпить, у нее не остается других дел, как только людям кости перемывать.

- Ты прекрасно знаешь, Алиса давно не пьет.

- Ну, еще кто-нибудь…

Макси встал, чувствуя, что внутри у него все клокочет.

- Уматывай! Слышишь? Убирайся вон! У меня от тебя одни неприятности, я тебя видеть не могу!

Элли снова вздохнул и покорно вышел.

Максимилиан запер дверь, отключил «швейцара» и, закрыв лицо, скрючился в кресле. Хотелось исчезнуть, испариться. Темнота под стиснутыми веками запестрела золотой сеточкой. Это невыносимо. Скорее бы все кончилось. Хоть как-то. Морщась от звона в ушах, Макси достал припрятанную в компе флягу («медицинский контроль» не досматривал дорогую технику).

Утром его разбудил стук в дверь. Ах, да, он же выключил «швейцара». Это, наверное, санитарка. Пытается вытащить на завтрак. Макси повернулся на другой бок. Стук повторился, уже настойчивее. Да когда же ей надоест? Будто гвозди в башку…

- Это я. У меня срочное дело, - послышалось из-за двери.

Превозмогая головную боль, Макси оторвал тело от матраса и впустил штурмана.

- У тебя нет возможности отправить сообщение, минуя сеть? Не хочется, чтобы оно попало в руки планетарной службы безопасности.

- А в чем дело?

- Это касается Марии…

- Так все же хорошо. Анна взялась вести дело, документы поданы…

- Ничего хорошего. Во-первых, госпожа Бармиджанова, кажется не уверена в успехе. Но главное не это. Заседание назначили только на четверг, а курс реабилитации заканчивается послезавтра! За два дня можно увезти ребенка в любой детдом на задворках галактики, потом затянуть дело… Мы ее никогда не найдем! И я знаю… я видел по глазам, она больше там не может!

- Рад бы помочь, да не знаю, как.

Штурман изложил свой нехитрый план. Макси наморщил брови.

- Все текстовые сообщения регистрируются… хотя… - он щелкнул пальцами, - Есть! Мы оформим письмо в виде художественного изображения!

- Художественного?

- Ну да, есть такая штучка, вроде «валентинки» с сюрпризом – компонуется открытка, и какой-нибудь предмет на ней, обычно ваза или шкатулка, конструируется в виде отдельного файла, в который засовывают еще одну «картиночку». Например, пикантную голограмму…

- Это не сложно?

- Это элементарно.

Максимилиан развернул экран худблока и приготовился рисовать.

- Внизу должна быть красная скала, на ней домик. Небольшой, белый, с кровлей «под черепицу». А вот здесь – кривая сосна. Немного правее.

Макси нарисовал простую прямоугольную дверь, гранитные ступени крыльца и с особенной тщательностью раскрасил узоры на плетеном коврике. Потом на запечатанном розовыми сердечками фоне узкой кистью вывел надпись:

«С нетерпением жду встречи с тобой у грибного пня. Курсант Р-20».

Закончив работу, Макси полюбовался на сие «произведение высокого искусства». Вроде, ничто не внушало подозрения. Обыкновенный китчевый пейзажик. Даже если спецслужбам придет в голову поискать подвох, и они наткнутся на спрятанную записку, ничего особенного их не ждет: какой-то паройский курсант назначает свидание своей возлюбленной в каком-то, только им двоим известном месте…

- Будем надеяться, что госпожа Генс догадается, - сказал Максимилиан, отправляя «валентинку». Теперь нужно было идти к Элверту. Макси плохо представлял себе, как он это сделает после вчерашнего, поэтому к нему пошел Андрей. Элли явился незамедлительно. Он не дулся. Более того, объяснил себе нежелание Максимилиана зайти за ним лично только тем, что друг до сих пор на него сердится:

- Мэлли, да брось ты злиться, некогда же!

Максимилиан, смешавшись, проворчал слова извинения. А Элверт слушал уже не его, а штурмана.

- Ночью охрану усиливают, поэтому лучше всего подходит время между обедом и полдником, когда у детей тихий час, а у большинства взрослых – процедуры…

Джекки неспешно гуляла по саду. Всего шестые сутки она провела в стационаре, и еще не нагляделась на местные красоты. До дежурства оставалось часа два. Девушка, блаженно жмурясь, вдыхала аромат искусственных роз. Там, где она родилась и выросла, синтетические цветы не пахли. Все детство Джекки прошло в унижениях и невзгодах. Появившись на свет в семье новорков, малютка с первых дней испытала на себе все тяготы нищеты и сопутствующего ей порока. Девочке не было и двух месяцев, когда ее мать, хватая пищащий куль, выскакивала ночью на улицу, спасаясь от побоев пьяного мужа. Подрастая, Джекки начинала осознавать, как ее жизнь отличается от жизни других таких же детей, чьи родители сторонились мрачных окраин. С младенчества предоставленная самой себе, Джекки играм со сверстниками предпочитала прогулки по ярко освещенному манящему центру города. С завистью поглядывала она на дорогие инопланетные игрушки малышей из богатых кварталов, мечтая когда-нибудь присоединиться к элегантно-одетой толпе уверенных в себе людей с гордыми красивыми лицами. Господь не наделил ее ни красотой манекенщицы, ни талантом певицы. Приходилось рассчитывать на свои силы. Учиться в обязательной школе было трудно. Прежде всего потому, что, собственно, кроме Джекки учиться никто не хотел. Одноклассники во время урока кричали, прыгали по партам и швыряли огрызками в старенькую учительницу из благотворительного общества педагогов. Тем не менее, Джекки почти с отличием окончила семь классов и поступила в медицинскую школу. Об академии думать не приходилось: академия - для благородных. И, хотя официально поступать туда имел право любой гражданин Земли, но дети новорков, почему-то, никогда не выдерживали экзамена. Джекки училась на санитарку. Она, как многие девочки ее возраста и социального положения, мечтала встретить прекрасного принца, который взял бы ее в жены, вырвал из ямы позора и лишений, и тогда ее жизнь превратилась бы в сказку. Девушке необыкновенно повезло: после выпускных экзаменов она получила рекомендацию в стационар послеаварийной реабилитации. Жалованье ей положили небольшое – две с половиной уны в неделю. Но это были настоящие деньги! Теперь Джекки могла, подкопив немного, приобрести в платном магазине кофточку с уваргайской распродажи, или жемчужную аксалийскую булавку. А главное, никто больше не называл ее новорком! Мечты начинали сбываться… Она уже все уши прожужжала подругам про «мужика а-бал-денной красоты», которого она встретила в свое первое дежурство, и которого никак ей не удается больше увидеть. Хрусть-хрусть! – размеренно ступала Джекки по искрящейся кварцевой дорожке, с упоением разглядывая свои белые форменные туфельки, так похожие на модельную обувь из беломаинских коллекций. Она не заметила стоящего поодаль человека в костюме медконтролера. Купаясь в лучах послеполуденного солнца, девушка прошествовала мимо. А «контролер», убедившись, что она ушла, уцепился за плети винограда, обвивающие «полуразрушенную» колонну, подтягиваясь, с необычайной легкостью достиг вершины и, взглядом смерив внушительное расстояние до следующей колонны, а от нее – до стены здания, в два прыжка очутился на крыше стационара. Джекки сама не заметила, как дошла до центрального фонтана. Здесь было прохладнее, голубовато-фиолетовые брызги сливались в мокрую сверкающую пыль, вместе с призрачной полутенью цветущих магнолий, создавая эффект волшебного света, лишенного прямого источника, как бы рождающегося из аромата цветов и глубокого молчания водной глади. Джекки остановилась. Перед ней был ОН. Задумчивый, прекрасный, он помахивал сорванным бутоном лотоса, розоватый оттенок которого был разве чуточку светлее его кожи. И тут случилось чудо: принц ее мечты улыбнулся и проговорил с приятным русским акцентом, растягивая слова:

- Сударыня, мне так жаль расставаться с этим чудесным садом! («И с тобой», - говорили его глаза). Я слышал, где-то здесь есть удивительный водопад с естественной подсветкой, но так и не смог его найти. Не согласитесь ли Вы, милая барышня, быть моей проводницей?

- С удовольствием! – поторопилась ответить Джекки, не веря почти сверхъестественной удаче.

Сказочный герой церемонно представился. У Джекки перехватило дыхание:

- Буццештейн?.. Вы, должно быть, родственник знаменитой Марфы Буццештейн, победительнице конкурса 4863 года?

- Я ее сын, - скромно поклонившись, ответил «принц», - А как, простите, Ваше имя?

- Жаклин… Жаклин… - Джекки залилась краской.

- О, фамилия не имеет значения!

«Неужели!» - сердце девушки бешено заколотилось. О, нет! Она не смела мечтать… Возможно, когда он узнает о ее происхождении… Он не должен узнать! Джекки, холодея, представила, что он случайно увидит в списках персонала ее имя рядом с оставшейся от фамилии одной-единственной, как у всех новорков, буквой «Т». Какова была фамилия ее далеких предков? «Тернер» или «Тагоуро», а может быть, «Томашовы»? Теперь этого никто не узнает. Новорки лишены права на прошлое.

Не смея вырвать руку, Мария понуро шла по коридору отделения за невысоким господином в надвинутом на глаза белом капюшоне. Неужели ее увезут прямо сейчас?! Площадка. Лифт. Почему они едут наверх? Только на крыше Мария поняла: что-то не то происходит, и не на шутку испугалась. Но тут ее конвоир сбросил капюшон…

- Дядя Элли!

- Вот что, красотка, поди на ручки и ни хрена не бойся!

Элверт всей душой надеялся, что им удастся добраться до внешнего ограждения незамеченными.

Высокородная домохозяйка госпожа Невская никогда в жизни не попадала ни в какие аварии. Но несколько дней в году она «для поправки здоровья» проводила в стационаре (разумеется, не бесплатно), называя его «райским уголком». Пожилая дама возлежала в шезлонге, наслаждаясь послеобеденным отдыхом. Очнувшись от дремоты, она приоткрыла глаза. В золотистом мареве по верху стены не то бежало, не то летело существо в развевающемся белом одеянии, неся в руках сжавшегося в комочек ребенка.

«Ангел уносит на небеса безгрешную душу», - подумала госпожа Невская и вновь смежила веки.

Площадь за стеной стационара в этот час была пустынна. Коротким световым сигналом штурман тормознул пролетающий катер. За штурвалом сидел старичок лет ста десяти. По стилю вертикального приземления и манере держать локти высоко над пультом Андрей угадал в нем бывшего разведчика.

- Нам надо в скандинавский регион. Это очень срочно…

- Все понял, браток. Не трать время на болтовню.

Чтобы не выпускать трапа, пенсионер протянул руку девочке, одним рывком поднял ее в салон и начал подъем, не закрывая боковой дверцы, в которую на ходу запрыгнул штурман.

Домик с островерхими башенками оказался перекрашенным в бежевый цвет, а от старой сосны остались только полусгнившие корни. Но скала – та же самая. И крыльцо. И коврик. Неугомонная Мария притихла, пораженная величавым безмолвием красно-коричневых скал и островерхих елей, высившихся, как гребень дракона, на фоне прозрачно-дымчатого неба. Прямоугольная дверь открылась. На пороге стояла крепкая, приземистая женщина, в свои семьдесят пять сохранившая уверенность осанки и молодой блеск в глазах.

- Добрый день, мама.

- Добрый день. Что ты опять натворил?

- Да вот… внучку тебе привез, - из-за его спины, игриво стрельнув глазками, выглянула Мария, - Ее зовут Маша. А это, - наклонившись к девочке, он указал на невозмутимую даму, - Бабушка Сандра. Ты ее не бойся. Она строгая, но добрая.

Госпожа Генс, ни о чем не спрашивая, накрыла стол на открытой террасе, обронив замечание:

- Я сразу поняла, что ты мне оставил что-то под ковриком.

Мария, завернутая в шерстяной плед (осенней одежды у нее еще не было), пускала пузыри в кружку с теплым молоком.

- Мне пора, - сказал штурман.

- Уже, папа? А как же я? – Мария забыла про молоко и вскочила, уронив плед.

- Подними одеяло, Маша, - спокойно велела бабушка Сандра, - И никогда не задерживай папу.

- Я скоро вернусь, доча, - крикнул Андрей, захлопывая дверцу катера.

Тем временем «Принц и золушка» продолжали медленно двигаться по аллее. На подходе к водопаду они натолкнулись на праздно шатающегося коренастого человека средних лет. Максимилиан поздоровался и взглянул на хронометр:

- Без восемнадцати четыре. Не думал встретить Вас в такое время. Где же Ваш партнер по шахматам?

- Сегодня он променял мое общество на матч по бейсболу.

Они обменялись взглядами, и Максимилиан повел свою спутницу вверх по каменистой тропке. С вершины водопада им был хорошо виден рукотворный залив, усыпанный белыми звездочками кувшинок, расходящиеся лучами аллеи сада и радужная пена цветников. Зато сами они могли прятаться от нескромных взоров за облаком сверкающих на солнце брызг. Джекки присела на резную скамеечку. Ее спутник тронул регулятор хронометра, сделав вид, будто поправляет манжеты – излишняя предосторожность, девушка упивалась нежданно-негаданно свалившимся на нее счастьем и не обращала внимания на всякие мелочи. Аристократ не лез к ней под юбку, и даже не пытался поцеловать. Джекки с готовностью списала это на природную деликатность. Они просто сидели рядом на скамейке, мило болтая и посмеиваясь над одиноко сидящим внизу хмурым шахматистом, пока Максимилиан не указал на табло хронометра:

- Пять двадцать. Пора собираться на полдник.

- Да, скоро мое дежурство! – вздохнула Джекки, - Как быстро пролетело время!

- Мне тоже так показалось. Но, возможно, это не последняя наша встреча? Вы ведь оставите мне свои координаты?

Джекки накарябала на черной лакированной карточке несколько цифр своею первой в жизни покупкой: золотым пером пятьсот восемьдесят третьей пробы с лазерным жалом. Глупышка была уверена, что аристократы пишут именно золотыми перьями! Обратно они шли рука об руку, слегка поотстав от молчаливого штурмана.

После забитых мебелью тридцатиметровых кают «Жюстины» собственная квартира показалась Максимилиану огромной и неуютной. Бронтозавровыми шеями торчали из стен компьютеры в саванах белых чехлов. Слишком тихо. Точнее, мертвая тишина. Надо было срочно нарушить этот неестественный покой. Макси включил музыку и стал расчехлять компы. Но маленькие пьески не могли заполнить ужасающую пустоту. Лишь устроившись перед ярким экраном компьютера, Максимилиан почувствовал себя дома.

Информация, полученная (после взлома пароля) из медицинского центра, ставила в тупик. Биологический возраст всех разведчиков с «Эльвиры» с момента последней стоянки не изменился. Смерть наступила почти мгновенно от удушья, переохлаждения, высоких доз радиации… У одного из погибших, корабельного хронолога, обнаружены весьма странные повреждения – многочисленные колотые и резаные раны на левой руке и бедрах. Правая рука не тронута, это дает основание предполагать, что пострадавший сам себе нанес увечья. Возможно, его неадекватное поведение было вызвано психическим расстройством незадолго до аварии. Те, кто не успел надеть скафандры, погибли от резкого перепада давления – трупы так изуродованы, что идентификация невозможна. Обнаруженный ребенок был, разумеется, в скафандре… Но как могла тонкая оболочка защитного костюма образца 4860 года спасти от смертоносных лучей и ледяного вакуума хрупкое тело малыша, если точно такие же скафандры не помогли даже взрослым? И откуда он взялся, этот загадочный маленький путешественник? Перебрав различные варианты, Максимилиан решил, что наиболее правдоподобна версия взятия мальчика на борт «Эльвиры» во время одной из стоянок. Местом последнего посещения числилась техническая база на пятом спутнике альфы Лебедя… Макси вновь просмотрел отчет об отправлении корабля. Ни о каком ребенке – ни слова. Не могли же Элверта протащить на борт контрабандой! Да и откуда было взяться семилетнему мальчишке на удаленной технической базе в 4867 году, в списке персонала которой – одни мужские имена! Максимилиан давно уже забыл о первоначальной цели своего расследования. Перед ним была тайна почти тридцатилетней давности, и теперь он понимал, что сойдет с ума, если не докопается до истины. Разгадка непременно должна быть где-то рядом… Иначе придется признать, что Элли Сайтон волшебным образом сконденсировался из межзвездного газа! Развить эту потрясающую теорию Макси не успел, потому что в дверь позвонили.

Анночка метала громы и молнии:

- Ты должен знать, где ее прячут!

- Говорю же тебе, не знаю, - запирался Макси, - Девчонка сама сбежала…

- Ну, это ты прокурору рассказывай! Пойми, ее необходимо найти, иначе мы завалим процесс! «Адвокат Бармиджанова взялась за дело об усыновлении несуществующего ребенка» - хорошо звучит? Я стану посмешищем! Мои коллеги уже заключают пари, какой срок получит мой клиент! Пойми, присутствие девочки – наш единственный козырь! – и она по быстрому объяснила Макси свою идею.

- Эх, елки! Я и правда не знаю, где Мария… или… вот что, незадолго до операции я отправил сообщение вот по этому адресу, но это всего лишь почтовый код…

- Этого достаточно, - Анна выхватила карточку и, обернувшись у выхода, крикнула:

- Передай своему подельнику, что только дурак может так грубо нарушить закон накануне собственного судебного процесса!

- Это потому, что законы у нас дурацкие… - проворчал Макси, когда сестра вышла.

Его мнение полностью разделял штурман, стоявший, облокотившись на балюстраду здания Регионального суда. Андрей торчал здесь уже больше часа (именно поэтому его не застала дома разгневанная Анночка) и напряженно вглядывался в небо, с волнением присматриваясь к идущим на посадку катерам. Катера были все почти одинаковые, это сбивало с толку. Но вот перед подъездом плавно опустилась бледно-оранжевая орсайская машина. Ну, конечно! Как он мог подумать, что адвокат прибудет на муниципальном транспорте! Чудо техники «присело», вбирая в себя посадочные стойки и выпустило длинный язык пандуса, на который из бесшумно открывшейся дверцы вприпрыжку выскочила… маленькая девочка в ослепительно-белом платье.

- Мария! – лицо его исказилось мучительной гримасой: он так надеялся, что ее не найдут! Штурман решил, что независимо от исхода процесса, Марию он не отдаст. Всеми правдами-неправдами вывезет ребенка на орбиту, пересадит на «Жюстину» и спрячет где-нибудь на периферии галактики, наняв няньку из местных… Все кончено!

- Быстрее! – Анна мерила коридор широченными шагами своих тонких ног, казавшихся еще более длинными из-за короткой юбки.

- Где Мария?

- Там, с бабушкой… Пойдемте, уже две тридцать десятого! – она повлекла его к предупредительно разъехавшимся дверям зала суда. У окна сгрудились какие-то тетки. Они оживленно переговаривались, поминутно обращаясь к очень серьезному господину, в котором штурман признал заведующего детским отделением. Почти все места уже были заняты. Адвокатесса потащила Андрея через весь зал к самой кафедре. Быстрым взглядом окинув помещение, штурман увидел Макси, который ему ободряюще улыбнулся, некоторых других жюстинцев… Элверта среди них не было.

Анночка остановилась возле двух мягких кресел, в этот момент открылась боковая дверь.

- Прошу всех встать!

- Зачем Вы ее привезли? – шепотом спросил штурман.

- В том, что касается моей работы, - прошипела в ответ Анна, - я всегда знаю, что я делаю, и для чего.

- Слушается дело об удочерении господином Андреем Генсом сорока четырех лет ребенка Марии… Марии, фамилия неизвестна, пяти с половиной лет, уроженки планеты Аксалия. А так же рассматривается дело по иску заведующего детским отделением стационара послеаварийной реабилитации господина Марухина в связи с подозрением господина Генса в похищении ребенка с территории стационара.

Первым выступил прокурор. Речь его была недолгой и, в основном, сводилась к обвинению похитителя в попрании устоев морали и правопорядка.

- Итак, господин Генс, признаете ли Вы себя виновным в том, что пятнадцатого октября 4895 года в промежуток времени с пятнадцати пятидесяти до шестнадцати сорока пяти Вы проникли на территорию детского отделения стационара и похитили из палаты ребенка?

Штурман, поклявшись говорить правду и ничего, кроме правды, совершенно честно ответил, что ни в это, ни в какое другое время на территорию детского отделения он не проникал и никого из палаты не похищал.

Тай Ши и доктора Стэфа, порывавшихся поддержать товарища, попросили подождать, «пока не возникнет необходимость в их показаниях».

- У моего подзащитного есть алиби, - тут же встряла Анна, - в период с пятнадцати сорока двух до самого вечера указанного дня он находился на территории взрослого отделения стационара, о чем имеются показания свидетелей.

Были допрошены Максимилиан и Джекки, подтвердившие ее слова. Прокурор усмехнулся, услышав плебейскую фамилию «Т.» и парировал:

- У нас есть свидетель, утверждающий совершенно обратное. Госпожа Шарова-Невская… - он выждал паузу, любуясь произведенным эффектом, - … любезно согласилась дать показания, - затем он с подобострастной улыбкой обратился к крайнему креслу первого ряда:

- Госпожа Невская, вы изволили сообщить, что около трех часов по полудню видели в парке человека с ребенком на руках? Подтверждаете ли Вы свои показания? Не усматриваете ли Вы внешнего сходства этого человека с господином Андреем Генсом?

- Я протестую! – вскричала Анна, - Вопрос поставлен некорректно.

- Протест отклонен.

По мнению всех, кто ее знал, старушка Невская была женщиной глубоко религиозной и, вопреки их же мнению, вовсе не была полной дурой. Она зевнула, безо всякого выражения на бледном пухлом лице взглянула на штурмана, будто что-то припоминая. Затем она так же равнодушно, и даже с оттенком отвращения оглядела остальных присутствующих.

- Да, я отдыхала в саду, - начала госпожа Невская, - Это, знаете ли, райский уголок! Подобных гиацинтов и ландышей не умеют выращивать даже на Венере. А какие там изумительные кенари, когда слушаешь их пение… - старуха минут двадцать восхищалась прелестями фонтанного освещения, потом еще столько же рассказывала о чтении жизнеописания святой Каталины и о своих духовных переживаниях по этому поводу. Прокурор, а за ним все прочие, начали терять терпение. Но госпожа Невская была слишком важной персоной, чтобы прерывать ее даже в столь высоком собрании, как Региональный суд. Наконец, умиленно похлопав глазками, мадам подвела итог своему повествованию:

- Я задремала с книгой в руках и во сне увидала Пречистую Деву с младенцем Иисусом. Проснувшись, я, увы, поняла, что слишком грешна, чтобы лицезреть Божественное явление наяву… А этого господина, - она кивнула в сторону штурмана, - Я вообще впервые вижу!

Обвинители были обескуражены. Прокурор и особенно зав.отделением так бурно выражали свое недовольство, что судья был вынужден призвать их к порядку.

Затем слово было предоставлено инспектору по опеке. Степенная дама упирала прежде всего на сомнительность мотивов, побуждающих средних лет холостяка брать на воспитание аксалийскую девочку. При этом слово «воспитание» она произносила таким тоном, что невольно приходило на ум совсем другое. Анночка сквозь пушистую щеточку ресниц всматривалась в лицо судьи, пытаясь угадать, к чему же он склоняется. Но глаза вершителя правосудия были холодны, как морская галька. Постепенно инспекторша сместила акценты, что привлекло большинство собравшихся на ее сторону. Теперь уже выходило, что не столько похититель, сколько сама удочеряемая опасна для общества: «Вы только представьте себе, что маленькая дикарка будет учиться в одной школе с вашими детьми! Ходить по одним улицам с вашими супругами! Не случайно даже в благополучных, полных семьях, если таковым случается усыновлять аксалийских детей, неизбежны проблемы. Не лучше ли девочке с подобными генетическими проблемами находиться в специально предназначенной для таких случаев резервации? Это поможет избежать множества психологических и социальных конфликтов, как сейчас, так и в будущем...» Затем она просила передать поиск ребенка в ведение органов опеки в соответствии с каким-то законом, касающимся детей с Аксалии. Штурман все больше ненавидел ее и страстно желал поскорее вернуться в Дальний космос, где все законы успешно заменяются волей Господа Бога и приказом капитана.

- Слово предоставляется госпоже Бармиджановой.

       Анна говорила долго и с жаром: ее подзащитный в порыве бескорыстного альтруизма вырвал девочку из лап врачей-убийц. Будучи одиноким и бездетным, он искренне привязался к ребенку, он готов взять на себя все заботы по ее воспитанию и образованию. Вас смущают его частые отлучки? Что ж с того? Господин Генс достаточно обеспечен, чтобы нанять няню. Кроме того, господин Генс, как убежденный баптист, в состоянии воспитать ребенка в строгих принципах христианской морали. Увы, ни для кого не секрет, что творится в детских домах для содержания аксалийских подростков… старшие развращают младших, иногда (о, ужас!) вовлекая в свои бесчинства даже трехлетних младенцев. Удаленность резервации от высокоразвитых населенных пунктов галактики делает практически невозможным достаточный контроль за обстановкой в этих приютах. И мы позволим ввергнуть невинного ребенка, с рождения усвоившего основы христианства, в эту клоаку? А что ждет ее после? Медленная смерть на провинциальной планете в борделе с новорками? Я обращаюсь к Вашему разуму и к Вашей человечности, господа! Моего подзащитного (замечу, совершенно безосновательно) обвиняют в похищении. Но разве не очевидно, что девочка убежала сама? Спрашивается, почему? Я вам отвечу: ребенок с риском для жизни перелез через стену, спасаясь от дурного обращения воспитателей!

Зал заволновался.

- Неужели, - продолжала Анна, - мы не дадим этому благородному человеку совершить акт милосердия, граничащий с самопожертвованием!

Максимилиан не узнавал сестру. Куда девалась ехидная ухмылочка, нетерпеливо-раздраженные движения пальцев? Ее черные глаза пылали праведным гневом! Сама богиня справедливости обличала язвы общества, защищая несчастное дитя.

- Я прошу, - Анна подошла к кафедре, - оправдать моего подзащитного и решить вопрос об удочерении в его пользу. В связи с этим, - она обернулась к залу, - Считаю необходимым напомнить, что неплохо было бы спросить об этом самого ребенка.

- Ребенка? Но… позвольте, девочка пропала, – инспектор от опеки едва заметно улыбнулась, сознавая свое превосходство, - Кроме того, мнение усыновляемого до десяти лет не является определяющим…

- В таком случае, я прошу высокий суд выслушать мнение представителя Аксалии из Межгалактической консультации по вопросам государства и права.

С крайнего ряда поднялся человек в сером балахоне и зачитал текст:

- Возраст удочеряемого плода составляет пять лет и семь месяцев со дня извержения, что по земному летоисчислению соответствует семи годам четырем месяцам и биологическому возрасту двенадцать с половиной лет с момента рождения.

По рядам пробежал ропот. Какой-то шум у двери. Анна, стоящая в полоборота к кафедре, условным жестом потерла уголок глаза. Человек в дальнем конце прохода приоткрыл дверь…

  В зал ворвалась маленькая Мария. Шурша белоснежным платьицем, она пробежала между рядами, и все умилились при виде этого ангелочка с каштановыми, вьющимися крупными кольцами волосами и вдохновенным взглядом огромных небесно-голубых глаз. Мария добежала до кафедры, остановилась, взмахнув длиннющими ресницами и, трогательно шмыгнув носом, попросила:

- Дяденьки судьи, можно я с папой пойду?

Инспектор органов опеки наклонилась к ней, навалившись на стол внушительным бюстом:

- Деточка, разве ты не хочешь жить в доме с друзьями, такими же, как ты? Там тебе не будет скучно, никто не будет тебя дразнить и обижать. Подумай, ведь папа не часто сможет быть рядом…

Тогда Мария вытащила из кружевного кармашка икону Богородицы, установила ее на карнизе кафедры прямо перед собой и, упав на колени, обратилась к ней с проникновенным монологом:

- О, моя дорогая мамочка! Я всегда ношу твой образ в своем сердце! (девочка, запрокинув голову, прижала руки к груди, будто у нее прихватило желудок). Никого у меня нет, только папа, ты и бабушка. Но эти злые люди (она простерла руки в направлении членов суда) не хотят отдавать меня папе! Милая мамочка, забери меня к себе прямо сейчас! А если меня возьмут от папы и отправят в детский дом, то клянусь тебе, мама, я буду плохой, непослушной девчонкой. Я буду всех кусать и рвать красивые занавески! Я перебью в этом доме всю посуду, а потом я… я подожгу его! И тогда ты увидишь, какая я несчастная!

Ропот в зале усилился. Послышались гневные возгласы, многие женщины приложили к глазам платочки.

- Суд удаляется на совещание.

Снаружи толпились журналисты. Они толкали друг друга, чуть не запрыгивали на балюстраду. Охране пришлось включить силовые щиты, чтобы госпожа Генс с девочкой могли выйти из здания суда. Сзади их прикрывал Андрей. Подсадив маму и Марию в катер, он обернулся к Анне:

- Госпожа Бармиджанова, Вы – гениальный адвокат! – выдохнул штурман, - То, что Вы для меня сделали, я никогда не забуду, и если когда-либо Вам потребуется поя помощь… а сейчас… сколько я Вам должен?

Анна чувствовала себя на вершине Олимпа. Кругленькая сумма готова уже была сорваться с ее губ, но тут боковым зрением она засекла устремленный на них объектив. Адвокатесса поправила прическу и с интонацией, полной царственного великодушия, изрекла:

- Не беспокойтесь об оплате, господин Генс! Я действовала исключительно в интересах ребенка.

Штурман закрыл изнутри дверцу кабины трехместного муниципального катера.

- Бабушка, - заныла Мария, - Можно я теперь сниму это неудобное платье?

- Приличные девочки, - пресекла ее попытки госпожа Генс, - никогда не раздеваются на людях. Когда будешь одна в комнате, я принесу тебе спортивный костюм – переоденешься.

Андрей потянулся к указателю маршрута:

- В Варшаву?

Госпожа Генс оглядела Марию и неодобрительно покачала головой:

- Думаю, будет лучше, если мы какое-то время поживем в Скандинавии, на старой даче.

       Катер начал подниматься. Девочка вертелась, выглядывая в окошко.

- Папа, мы сейчас полетим домой?

- Да, Маша. Домой.

Упустив главных виновников событий, журналисты неистовствовали, и когда доктор Стэф и капитан посторонились, пропуская вперед Ирину, та, миновав двери центрального входа, тут же стала добычей двух молодых людей с камерами.

- Ради Бога, отстаньте! Я здесь не при чем!

Тай Ши заговорщицки подмигнул работнику прессы:

- Вон та высокая дама в голубом свитере знает все!

Ирина одернула сбившиеся рукава жакета.

- Спасибо, капитан, что меня вызволили.

Йоргес ограничился вежливым кивком. Оставив позади ревущую, мигающую голубыми вспышками толпу, Тай Ши замедлил шаг.

- Друзья, мы с Алисой будем рады видеть вас завтра у себя в гостях… Заходите, с тещей познакомлю!

Стэф забормотал что-то насчет неотложного дела, назначенного назавтра, извинился и, наскоро попрощавшись, вскочил на попутную площадку.

- Может, перенесем на послезавтра? – крикнул ему вслед Тай Ши, - Ирина, Вы не возражаете?

- Я-то согласна… а вот доктор… Вы разве не слыхали?

- Насчет чего?

- Стэф Аркадьевич сам на себя в суд подал. По обвинению в убийстве Мигеля.

- В суд? Ну не планета, а просто какой-то «дворец правосудия»! – ошарашено проворчал Тай Ши.

Тэри не торопилась выходить из здания суда, наблюдая в окошко забавную сцену: господин Марухин отбивался от наглого журналиста, увешанного различными аппаратами, как стенд в магазине видеотехники. Кое-кто из журналистов караулил запасной выход, надеясь поймать госпожу Невскую, но они жестоко просчитались: катер был подан почтенной матроне прямо на верхнюю террасу, так что на улице она не появилась. Тэри тихонечко спустилась по лестнице, обойдя сзади дежуривших у лифта папарацци, и, убедившись, что у бокового выхода никого нет, выскользнула на улицу. Перебежав через дорогу, она почувствовала себя в безопасности. Оглядевшись и не найдя, видимо, то, что искала, Тэри приготовилась ждать.

- Кого ты там высматриваешь? – раздалось у нее за спиной, - Я же давно здесь.

- Где же твой катер, Эдди?

- В черте города на гоночных летать запрещено… можно на площадке до аэро.

- Давай, лучше пешком.

- Давай.

Некоторое время они шли молча, вдыхая сухой октябрьский воздух. Потом Тэри спросила:

- Признайся честно, почему ты все-таки до сих пор не женился? Ведь ты слышал сводку о нашей гибели?

Эдуард поднял ее и поставил на ограждение тротуара. Так, что она оказалась на полголовы выше, посмотрел смеющимися глазами и прошептал:

- А я им не поверил.

Максимилиан, стоя в сторонке, поджидал сестру, которая уже полчаса общалась с прессой, рассказывая во всех подробностях о блестяще выигранном процессе. Макси мучил вопрос, куда она дела Сайтона. Он не сомневался, что по доброй воле тот никогда не отказался бы участвовать в скандальном деле. Но вот, раздав автографы и позволив заснять свою гениальную персону во всех ракурсах, Анночка направилась к катеру.

- Ты еще здесь? Я думала, уже умотал вместе со своим любителем детей. «Черт бы побрал этих журналистов», - думала госпожа Бармиджанова, - «Не привали они в такую рань, я могла бы положить на свой счет не менее тысячи ун». Конечно теперь, публично отказавшись от вознаграждения, требовать платы за свои услуги, даже конфиденциально,
было бы не удобно. К тому же, нельзя гарантировать, что эта информация никуда не просочится. Что ж, в этой рискованной афере она выиграла гораздо больше, чем просто деньги…

- Послушай, сестренка, как тебе удалось уговорить Элли не приходить на заседание?

- Уговорить? – Анна расхохоталась, - Ну ты даешь! Ладно, расскажу, полезай в катер. Заняв самый верхний коридор путей сообщения и установив курс автопилота в направлении Европы, Анночка пересела на заднее сидение.

- Ну, я скажу, и приятеля ты себе выбрал!

- Что с ним? – Макси начал волноваться, с удивлением заметив, насколько он, не смотря ни на что, привязался к Элли.

- А что ему сделается? Сидит где-нибудь на помойке у новорков!

- На помойке? Что ты с ним сделала?

- Судя по тому, что я успела узнать о твоем ненаглядном, он мог испортить нам всю обедню. Я решила его временно нейтрализовать. Мне удалось выяснить, что Сайтон обожает мастерить всякую всячину и с радостью кидается выполнять любые поручения с этим связанные…

- Ну, и?

- Ну и попросила его срочно отреставрировать мой старый трельяж. Тот, с амальгамой, помнишь? Что, мол, хочу окантовать его синтекерамическими розочками, вроде как на бабушкиной кровати были… ну, в общем, их давно сняли с производства… Эл заявил, что постарается их найти… в новорковском утилизаторе! Знаешь, такие старые машины – они иногда перестают варить, но новорки продолжают их забивать хламом. Думаю, твой дружок сейчас как раз роется в одном из мусороприемников!

- И ты… поставишь это у себя дома?

- Бр-р! Я что, сумасшедшая?

Катер завис в воздухе и стал снижаться. Анночка сунулась в окошко.

- Вот мы и дома. Зайдешь ко мне?

- Не знаю. Твой муж не будет против, что я завалюсь без приглашения?

- Против? Еще чего! Он прекрасно знает, кто в доме хозяин.

- Даже не знаю. Нет, наверное.

Обходя вокруг своей роскошной лакированной машины, Анночка попискивала брелком, проверяя сигнализацию.

- Тогда давай прощаться. Надеюсь, теперь у тебя не осталось неразрешенных проблем?

- Еще только один вопрос. Помнишь крушение «Эльвиры» в 4867 году? Тебе тогда было десять лет. Может быть, ты слышала что-нибудь необычное об этой истории?

Анна сунула в карман брелок и с интересом посмотрела на брата.

- Что, пытаешься восстановить родословную Сайтона? Зачем?

- Ты ничего такого не подумай…

- Я и не думаю. Только неужели ты всерьез считаешь, что это в чем-нибудь убедит маму?

- Да мне уже самому интересно. И потом, по-моему, мама незаслуженно оскорбила Элли, обозвав его новорком.

- Не знаю, не знаю… господин Костов, бортинженер, говорит, что Новорки всегда ходили у Сайтона в друзьях, еще со времен детского дома… Но это, конечно, ничего не значит. Знаешь, среди моих высокопоставленных клиентов иногда встречаются чуть ли не прямые потомки новорков. И я, в отличие от мамы, не считаю, что человек виноват, если родился в дерьме. Главное, что он потом сам из себя сделает… Но все равно, не советую тебе заниматься бесполезной работой.

- Почему же бесполезной?

- Как тебе сказать… Ну, я-то понимаю, что ваша с ним близость – всего лишь досужие сплетни. Ведь так? Или это он к тебе пристает?

       - Честно говоря, да…

- Вот видишь! Не удивлюсь, если выяснится, что этот извращенец – аксалийский подкидыш.

- Брось ты, с такой внешностью? Его бы сразу выбраковали. Видела бы ты аксалийцев – живые античные статуи!

- Ну, вот его и выбраковали, наверное… А вообще ты прав, трудно поверить, что физически совершенные существа произвели на свет такую страхолюдину!

- Насчет страхолюдины, это уж ты хватила…

- Мама мия! Да ты точно в него влюбился! – Анночка так удивилась, что даже не стала подтрунивать над братом. – Но я все равно сомневаюсь, что Эл окажется потомком Энштейна.

- Так говоришь, про «Эльвиру» ничего не слышала?

- Нет, ничего. Так ты зайдешь, или так и будем на пороге стоять?

- В другой раз.

- Хочешь, домой тебя подброшу?

- Нет, спасибо. Я на аэро.

«Сомневаюсь, что он окажется потомком Энштейна!» Она что, хочет сказать, что Элли дурак? Макси поймал себя на мысли, что он так обиделся за Элверта, как будто его самого обвинили в тупости. А, собственно, в чем она не права? Разве Сайтона можно назвать мыслителем?

Спустившись из вестибюля аэро, Макси понял, что здорово проголодался. Купить бы чего-нибудь к обеду… Он машинально полез в карман за кредитками… Ах, да! Собираясь на суд, он переоделся в другой костюм и забыл переложить бумажник. Может, заехать в свое излюбленное кафе «Секунда»? Там его обслужат, как постоянного клиента, не требуя подтверждения платежеспособности… Но так велико было желание поскорее заняться работой, которую Анночка сочла «бесполезной», что Максимилиан, изменив своим привычкам, подскочил к ближайшему муниципальному ларьку и, всунувшись между почтительно расступившимися новорками, взял пачку из серии «Обед холостяка».

       Дома, распаковав бесплатную добычу, Макси удивился, как мало это походило на еду. Даже во времена голода на «Жюстине» белковые концентраты больше напоминали натуральную пищу, чем эта серая, крупнозернистая субстанция с интригующим названием «грибная каша». Что ж, попробуем… По вкусу «каша» оказалась чем-то средним между речными улитками и жареным папоротником. В общем-то, вполне терпимо. Но вот ее консистенция и, особенно, внешний вид… Макси тошнило от одного взгляда на коробочку с этим месивом. Неужели люди готовы питаться такой дрянью, лишь бы не работать? Как большинство аристократов, он был свято уверен, что только собственная лень мешает детям новорков получить приличное образование и нормально устроиться в жизни. Максимилиан так и не смог заставить себя проглотить ни одной ложки «Обеда холостяка». Он позвонил в кафе и, сделав заказ, который обещали доставить в течение двадцати минут, продолжил свое расследование.

Не найдя в сети никаких дополнительных сведений об «Эльвире», Максимилиан решил покопать с другой стороны. Для этого ему пришлось подобрать отмычку еще к одному закрытому архиву. На сие противозаконное действие ушло больше четырех часов. К вечеру, когда глаза уже слезились, а спина разламывалась от напряженной позы, на экране, наконец, появился требуемый текст:

Архивные материалы детского дома №16 для детей разведчиков Дальнего космоса, погибших при исполнении служебного долга.

«Сайтон Элверт поступил в учреждение семнадцатого апреля 4871 года. Биологический возраст – одиннадцать лет пять месяцев. Согласно заключению медицинской комиссии, диагноз: генетические мутации, вызванные воздействием агрессивных факторов Дальнего космоса. Гиперфункция кожно-мышечных тканей. Нарушение пигментации клеток волосяного покрова и радужной оболочки глаза. Аномальное строение гортани, дублирование голосовых связок. Структурная патология органов размножения. Прогноз: предполагается хроническое бесплодие, проблемы в сфере сексуальных функций организма маловероятны (ну, что ж, это, по крайней мере, объясняет факт осады Элверта аксалийскими женщинами). Данные психиатрического обследования: повышенная коммуникабельность, физиологическая устойчивость к стрессам. Гипертрофия либертофильного инстинкта. Перенесенные заболевания: в возрасте семи лет – полная амнезия. Общее состояние здоровья на момент обследования удовлетворительное.

С первого сентября 4871 года по тридцатое июня 4878 года проходил курс обучения в средней школе. Коэффициент успеваемости – 0,3. Низкая восприимчивость к теоретической информации. Неусидчивость. Склонность к асоциальному поведению (далее следовал перечень «подвигов» подростка, от подсоединения электродов к учительскому столу до вовлечения учащихся в массовые беспорядки). Отмечена тяга к естественным наукам и практическим занятиям. Высокий уровень физической подготовки.

10 августа 4878 года зачислен на общее отделение Академии естествознания, биологический факультет».

В восемьдесят третьем году Элли с грехом пополам сдал выпускные экзамены, прошел краткий курс подготовки в школе разведуправления и был приписан к экипажу корабля «Жюстина» под командованием капитана Йоргеса Тай Ши. Все.

Макси был разочарован: ничто не проливало света на таинственные обстоятельства появления Элверта Сайтона на борту «Эльвиры».
 

И опять Максимилиану не удалось выспаться. Разбудил звонок связи. На экране – знакомая мордашка.

- Алло! Это я, Тэри.

- Ну, вижу, что ты… не спится, что ли?

- Ты тут сидишь, а там Стэфа Аркадьевича судят! – задыхаясь, выпалила Тэри.

- Где, там? – остатки сна улетучились.

- В Америке, в восточном регионе!

Так, на аэро не успеть. Макси помчался заводить планетарный катер, три года пребывающий в блаженном покое. К счастью, машина была в полном порядке. Несмотря на ранний час, Максимилиан чуть не столкнулся в верхнем воздушном коридоре с какой-то муниципальной «тарелкой». Тяжеловато вести катер на предельной скорости, если три года не садился за штурвал. И все-таки, он опоздал на суд.

Заседание по делу Воронцова длилось пятнадцать минут. Доктора полностью оправдали, и прямо из зала вызвали в Межгалактическую Медицинскую Академию для обсуждения его величайшего открытия – диагностирования неизвестной ранее болезни и способов борьбы с ней.
В тот же день ему присвоили степень академика, а через неделю доктор Стэф стал лауреатом Нобелевской премии «за выдающиеся заслуги в области медицины». Но те, кто видел его в эти дни, говорили, что Стэф Аркадьевич выглядел неважно, словно бы почетная награда и не радовала его.

Обратно Макси возвращался через Арктику. Далековато, зато движение поспокойнее. Дома ждал сюрприз. Экран горел, на связи «висел» начальник.

- Здравствуйте, господин Карино. Как Вы себя чувствуете?

- Спасибо, отвратительно.

- Странно, мне сообщили, что курс реабилитации прошел успешно… Когда Вы намерены приступить к работе?

Что же, все по-новой? Как это глупо! «Жюстину» скоро отремонтируют. Он, как всегда, узнает об этом в последний момент и на почтовом столе космопорта найдет прощальную записку Элли: «Ну, пока. Увидимся через год». Может быть, встретит Алису, выходящую из зала провожающих. Вместе они дойдут до стоянки катеров. «Тебе куда», - «В Сибирский регион», - «А мне – в Европу», - «Тогда нам не по пути». А потом? А потом все войдет в колею. Схемы бытовой техники. Обеды из кафе «Секунда». Воскресный чай у мамы, которая, конечно, вскоре сменит гнев на милость (Элли то улетел, нет человека – нет проблемы). Таис, Лаис и прочие, на одной из которых он рано или поздно женится. И редкие, как зимние грозы, звонки от Сергея, Камбино или Тэри: «А помнишь, как…» Сердце болезненно сжалось, будто все это уже произошло.

- Что же Вы молчите?

Как бы не хотелось никаких выяснений! Чтобы как-нибудь оно само…

- Прошу уволить меня по собственному желанию.

- Простите, не расслышал…

- Я прошу уволить меня по собственному желанию с одиннадцати… - Макси глянул на хронометр, - С одиннадцати часов двенадцати минут сегодняшнего числа.

Теперь замолчал шеф. Переваривал информацию. Потом начал неуверенно, запинаясь:

- Но… Я понимаю, Вы много пережили… Вам нужен отдых…

- Да, мне нужен отдых, поэтому я ухожу.

- У Вас остался неиспользованный отпуск, хотите догулять? А потом, со свежими силами…

- Не будет у меня свежих сил! Все! Кому отправить заявление?

Взгляд шефа стал жестче.

- Я не могу вот так просто Вас уволить.

- Это еще почему?

- Я должен поговорить с Михаилом Карино.

- При чем здесь мой отец?

Но начальник уже отключил связь. Что ж, тем лучше. Сейчас он напишет заявление и скинет в отдел кадров. Пусть сами разбираются.

Последнее солнце осени золотило потухший экран. Джин в плоской бутылке переливался янтарем, отбрасывая на белое покрывало солнечные зайчики. Ну и что? Он теперь нажрется, как последний дурак? Боже мой, почему так плохо! Здесь, на Земле все то же, но какое-то совсем чужое! Хотя и не проболтались мы в космосе триста лет, и никто не умер, и даже в жизни этих людей, казавшихся такими родными и близкими, ничего не изменилось. Почти ничего. У Анны так и нет детей. Отец вечно занят. Мама продолжает неусыпно трудиться над обустройством эстетической стороны своего существования… Дэйк больше не ходит со своей ватагой, остепенился. Надо же, как пошел в гору! Макси и не подозревал в нем такого таланта. Правда, Анночка, между делом, заметила, что талант этот называется «дочка президента Межгалактической академии», на которой Дэйкис недавно женился. Впрочем, какое это имеет значение? Веселой компании больше нет. И Макси уже забыл, как раздражали его их внезапные набеги, грубое кокетство Лаис и плоские шуточки Дэйка. Это время представлялось теперь чем-то прекрасным, безвозвратно ушедшим в прошлое. Все как бы потускнело, потеряло свежесть. И даже на постройках реконструированной дачи лежала неуловимая печать тления. Хотя все там было новое, более современное. Может, просто дело в стиле? А веранда исчезла. Полностью снесена. Интересно, плетеное кресло, в котором они сидели с Анночкой, мама отдала новоркам, или просто сожгла? Морохрустальные витражи, должно быть, проданы… Интерьер детства остался лишь в его воспоминаниях и… в каюте «Жюстины»! Вот ведь парадокс! Полчаса они вешали эти несчастные деревянные щиты, а побыть в уголке прошлого довелось всего несколько минут перед выходом в нуль-пространство. И те он провел, закрыв глаза, мечтая об отчем доме, вместо того, чтобы ловить каждый миг хотя бы мнимого пребывания в нем! А как несправедлив он бывал к Элли… Макси проникся запоздалой благодарностью к другу, так навязчиво и, порой, неумело проявлявшему к нему внимание. Плевать, кто что скажет, он тоже должен что-нибудь сделать для Элверта. Но что? В том-то и загвоздка. К материальным ценностям Сайтон на редкость равнодушен. Макси подарил бы ему что-нибудь из инструментов. Но тут легко ошибиться, особенно, если ничего не смыслишь в таких вещах. Что любит Элли кроме своих железок? Развлекаться! Точно, Макси пригласит его в лучший клуб Европы на всю ночь!

Просмотрев каталог, Максимилиан остановился на заведении «Вальс» классической направленности. Сам он в этом клубе никогда не был, но, судя по ценам, должно быть что-то сногсшибательное.

Услышав, что его приглашают в ночной клуб, Элверт сначала взвыл голосом радостной обезьяны, потом сказал что-то вроде: «А? Что? Сейчас! Где?» и через десять минут сообщил по «мобиле», что ждет внизу.

- Давай, залезай! – закричал он, как только Макси появился в дверях.

Максимилиан слегка смутился.

- Ты извини, но… если мы явимся туда на муниципальном катере, нас могут неправильно понять.

- Да? А нам обязательно нужно, чтобы нас поняли? – совершенно серьезно спросил Элли.

- И… я не ожидал, что ты прилетишь в форме.

- А чем плохо? Тепло, удобно и не пачкается.

- Может, все-таки, полетим на моей машине? По дороге заскочим в модный салон, а?

Ради того, чтобы подольше побыть с Макси, Элверт был готов на все. Девушки из салона госпожи Вераль постарались на совесть. И, хотя классические темные брюки, свободная рубашка оливкового цвета и длинный плащ с элегантным шарфом не добавили его лицу интеллекта, но зато Элверт вполне мог теперь сойти за стильного молодого коммерсанта или актера.

Площадь перед клубом «Вальс» была оформлена в виде березовой рощи, сквозь кружевную листву которой угадывались контуры самого заведения, белого, как кусок сахара. Стрельчатая деревянная дверь открылась на шуршащий звук шагов по засыпанной опавшими листьями аллее. Внутри просторного зеркального холла звучала тихая мелодия флейты. И так же тихо струилась зеленоватая вода из небольшого каскадного фонтана. Дав гостям возможность осмотреться и привыкнуть к матовому освещению, откуда-то из зазеркального мира появился метрдотель в сопровождении двух телохранителей.

- Добрый вечер, господа. Позвольте Ваши визитки?

Максимилиан протянул ему карточку.

- Рад Вас видеть, господин Карино-Буццештейн! – он достал диктофон, готовясь принять заказ, - Вы останетесь довольны! Сегодня у нас великолепная программа: оркестр из Рейнской филармонии, дегустация коллекции юпитерианских вин, а после полуночи – трагедия Шекспира в постановке Вахтанга Мендельсона. Вам отдельную ложу, или на двоих?

- На двоих.

Метрдотель развернулся к Элверту.

- Вашу визитку, пожалуйста.

- К чему это? – запротестовал Макси, - Все ведь за мой счет.

- О, простите. Это, конечно, пустая формальность, но таковы правила нашего заведения! – служитель развел руками и приподнял брови, давая понять, насколько ему самому неприятны эти условности.

- Нет у меня визитки, - сказал Элверт.

- Нет причин для беспокойства! – поспешно воскликнул метрдотель, - если Вы оставили карточку дома, Вам достаточно назвать свое имя!

- Элверт Сайтон.

- Нижайше прошу извинить меня за эту заминку, господин Сайтон, Вам придется подождать еще пару секунд, - и он бесшумно скрылся за зеркалами. Охранники не двинулись с места. Вернулся он очень быстро и извиняющимся тоном произнес, обращаясь уже только к Максимилиану:

- Мне очень жаль, господин Карино-Буццештейн, но в списках высшего общества отсутствует фамилия Сайтон.

- Что ж с того? Я же сказал, что плачу за двоих!

- Простите, господин Карино. У нас элитный клуб, - сухо ответил служитель, - Так Вам, значит, ложу на одного?

- Да пошел ты! Формалист несчастный! Робот безмозглый!

Ни один мускул не дрогнул на лице метрдотеля. Сносить оскорбления аристократов входило в его обязанности. Но Элверту показалось, что его друга обижают. Недобро улыбнувшись, он двинулся к служителю. Один телохранитель встал между ними, другой полез в карман форменной куртки. Макси отступил к дверям, увлекая за собой Сайтона:

- Не надо, Элли. Это не тот случай.

Березки расступались по сторонам аллеи, насмешливо звеня золотистыми листочками.

- Прости, Элли. Я дурак, что затащил тебя сюда.

- Почему? – не согласился Элверт, - Это они дураки! Не понимают, что без нас все равно нормального веселья не будет! Ну, ты не переживай. Потом сам туда сходишь и мне расскажешь.

- Чтоб я еще… ноги моей здесь не будет!

Сзади послышалось учащенное дыхание – их нагнал метрдотель.

- Простите, господин Карино-Буццештейн, мне очень неловко, что так вышло, но закон есть закон! Я смею надеяться, что в будущем Вы не обойдете наше заведение своим вниманием… А сегодня могу посоветовать неплохой ресторан «Тайные радости» - это недалеко, там вход свободный. Вы можете спокойно отдохнуть в обществе своего… друга. Еще раз прошу извинить! – мэтр заискивающе заглядывал в глаза Макси. Элверта он попросту не замечал.

- Пошел ты на …! – С удовольствием выругался Макси. Стало немного легче.

- Ну, зря ты так-то уж… Человек свою работу делает. Может, правда, пойдем в эти «Гадости тайные»?

- Вот именно, что «гадости»! Какой это человек? Слизняк! Ты не видишь, это он тебя за человека не считает!

Элли весело рассмеялся:

- Так ему это не надо! Он считать только деньги обучен!

Друзья выпили по кружке пива с креветками в довольно приличном уютном баре. Но настроение было испорчено. Макси злился на метрдотеля, на дурацкие правила элитных клубов, на себя за то, что вместо развлечения устроил нервотрепку и за то, что Элверту приходилось его успокаивать. Остаток ночи они провели на побережье Майами с бутылочкой джина, любительским эхолотом и камерой подводного наблюдения. Макси сначала не совсем понимал, в чем тут кайф, но постепенно увлекся, глядя на уморительные прыжки перепуганных рыб и, освоив искусство наведения эхолота, выбирал добычу покрупнее. Элверта эта забава для младшего школьного возраста привела просто в неописуемый восторг:

- Вон, гляди, пошла, пошла! Эта, рыжая, с плавником! Давай сзади! Эх, упустили…

Макси целился ультразвуковым щелчком в хвосты акул, запивал джин кокосовым соком и думал, как мало, все-таки надо для счастья… или, наоборот, слишком много? Небо, звезды, пальмы, океан? Настроение и бессонная ночь? Надо, в самом деле, только одно – само счастье. Отчаянно хватаясь за ускользающие минуты, грозящие превратить в смутное воспоминание этот пронзительный праздник, Макси мысленно взял высоченную пальму, обмакнул ее кроной в отливающий чернильным блеском океан и провел жирную черту между прошлым и будущим своей жизни. И она легла где-то по линии горизонта надежной преградой, не позволяя счастью утекать в прошлое. И больше не было суеты и сомнений. Максимилиан точно знал, что теперь делать. И не надо было лавировать между целью и обстоятельствами. От этого стало легко и радостно. Макси глубоко вдохнул морской воздух. Холодный, соленый запах свободы.

Окончательно разогнав акул, а заодно и всякую мелочь, друзья вволю поплескались в ласковых волнах. Максимилиан раскинулся «звездой», подставив лицо мягкому свету круглой луны. Бездонный купол вращался перед ним, стирая границы возможного. Перевернувшись, Макси обнаружил, что берег удаляется, и поплыл назад, рассекая широкими гребками теплые воды Атлантики…

Элверт лежал на песке, свернувшись калачиком и подсунув под голову скомканный плащ из модного салона. Макси растянулся рядом, положил голову на согнутую руку Элли и стал смотреть на бриллиантовые россыпи крупных южных звезд. Он глядел на мерцающие огоньки, пока они не стали потихоньку расплываться, превращаясь в одно большое светящееся облако.

Проснулся он от нестерпимого света и утренней прохлады. Океан сиял расплавленной платиной, а над горизонтом поднимался большой светящийся диск. «Странно, еще только раннее утро, а спать совсем не хочется! Что происходит со временем?» А со временем не происходило ничего особенного. Разность часовых поясов подарила лишнюю ночь, но Максимилиану это, почему-то, не пришло в голову. Элверта рядом не было. Он подошел минут через десять с двумя коробками сока и весело сообщил:

- А у нас катер сперли!

В другое время Максимилиана взбесила бы подобная беспечность. Но сейчас он только махнул рукой:

- Спешить некуда, полетим на аэро.

Его одежда, аккуратно расстеленная на прибрежных валунах, намокла от росы. Пришлось ждать еще около часа, пока ее не высушило солнце. Потом они выпили по глотку джина с манговым соком и направились к ближайшей аэро-станции. По дороге зашли в курортное кафе, с удовольствием плотно позавтракали.

Соскочив с транспортной площадки возле подъезда своего дома, Максимилиан увидел на стоянке незнакомый орсайский катер с тонированными стеклами. «Наверное, к соседям кто-то пожаловал». Поднявшись на свой этаж, Макси стал набирать код на дверном замке, и тут заметил, что дверь не заперта. Он точно помнил, что вчера закрывал замок. Заподозрив недоброе, Макси как можно тише проник в прихожую. На полке для обуви стояли чужие черные сапоги. На полу валялся пластмассовый рожок. Маловероятно, что грабители стали бы, опасаясь за чистоту в доме, надевать тапочки, и все же… Вооружившись клюшкой для гольфа, Макси рывком открыл дверь в кабинет – за его рабочим столом, задумчиво глядя в окно, сидел высокий худой мужчина в официальном костюме. Максимилиан опустил клюшку.

- Ф-фу! Я-то уж подумал… Здравствуй, папа! Хорошо, что ты приехал.

Однако, сумрачный взгляд Карино старшего не предвещал ничего хорошего.

- Я звонил тебе всю ночь и весь день. Где ты шляешься? – начал отец, не отвечая на приветствие, - И что это за соплячья привычка – не носить с собой мобильный телефон? Боишься потерять? Тебе его что, привязать на резиночку?!

- А что случилось-то? Я с другом был. Во Флориде.

- Во Флориде?! Да, но сначала ты заявился с этим подонком в Париж! Вся Европа судачит о своеобразном вкусе наследника Буццештейнов! А что у тебя с работой? Ты своими выкрутасами всю семью на уши поставил! Знаешь, чего мне стоило устроить тебя на эту должность?

- Папа, но я, вроде бы, сам туда…

- Сам?! Да кому ты там нужен! Есть поспособнее тебя программисты. Те, кто в академии занимался учебой, а не забивал себе голову всякой чепухой! Но ты же у нас – натура тонкая, худо-ожник! Только вот выставок твоих что-то не видно…

Макси никогда еще не видел отца в таком состоянии. Михаил Карино позеленел от злости и брызгал слюной.

- Короче, так. Трахайся, с кем хочешь, но позорить честное имя Карино-Буццештейн я тебе не позволю! И немедленно звони шефу. Я с ним уже переговорил… Завтра же приступишь к выполнению новых заказов.

- Отец, я не вернусь на эту работу, - спокойно ответил Макси. В ушах его все еще звучал шум океанских волн и звонкий, жизнерадостный голос Элверта. Вспышка отцовского гнева казалась такой неуместной, и даже комичной.

- Как это – «не вернусь»? – Михаил Карино сел, - А что ты намерен делать?

- Займусь чем-нибудь другим.

- Дру-гим? В тридцать лет?

- Лучше поздно, чем никогда.

- Вот что я скажу тебе, сынок, - сказал он, немного поостыв, - Ничто человеческое нам не чуждо. Ты перенес сильное потрясение. Возможно, слишком сильное для твоей неустойчивой психики. Но во всем надо знать меру, вовремя уметь остановиться. Пора бы уже действовать, как взрослый человек, а не как нервный подросток. Мы с мамой, конечно, поможем тебе во всем. Но и ты, со своей стороны, должен сделать все возможное, чтобы эти неприятные эпизоды твоей жизни воспринимались обществом, как досадное недоразумение, срыв чувствительного юноши, и не стали неизгладимым пятном на твоей биографии. Ты должен бороться, не позволяй минутной слабости повлиять на свою судьбу!

- Вот я и борюсь, - улыбнулся Максимилиан, - Хочешь чаю с пирожными? А насчет нашей фамилии не беспокойся. Если ты настаиваешь, я могу ее сменить.

Михаил Карино медленно встал и в упор посмотрел на сына, будто его не узнавал.
Затем изменившимся голосом произнес холодно и раздельно:

- Благодарю за предложенное угощение, господин… не знаю, как Вас величать. Но у меня есть другие дела. Я сегодня и так потерял слишком много времени.

До Макси не сразу дошло. Лишь спустя несколько минут после ухода отца, он осознал, что тот от него только что отказался. За что же так?! Обиделся на предложение сменить фамилию. Но ведь Макси сказал: «Если ты настаиваешь». А что ему остается делать? Как еще иначе он может гарантировать незапятнанность чести рода? Срочно к маме! Она всегда умела убедить отца. Она объяснит, что Максимилиан не может жить, как раньше. Не может каждое утро с отвращением думать о предстоящей работе, встречах, визитах… Что-то в его жизни перевернулось раз и навсегда. Мама должна понять, что это – не лень и не временный каприз. Ее Макси стал другим. И весь мир для него тоже изменился.

Поздние апилоксы пока не отцвели. Значит, мама еще на даче. Вот и знакомая махина базальта, мощеная тропинка, пожелтевшие виноградные лозы… Макси постучал в дверь.

- Мама! Открой.

В доме – ни звука. Максимилиан огляделся. Госпожа Карино-Буццештейн возвращалась из сада с букетом темно-красных апилоксов.
- Что Вам здесь нужно?

- Ма, это же я! (Неужели, у нее стало хуже со зрением?)

Марфа Германовна положила букет на скамейку. Глаза ее наполнились слезами, но женщина гордо задрала подбородок, не давая предательским каплям скатиться по щекам.

- Мама!..

- Мама? Среди моих детей никогда не было новорков.

Она снова взяла цветы, обошла его, стараясь не коснуться краем шерстяного пальто загородного покроя. Хлопнула дверь. Тишина.

Макси подергал ручку. Заперто. Оглушенный и подавленный, он смотрел, как красноватое солнце валится за черепичные крыши надстроенного третьего этажа. В глубине сада вспыхивали кровавыми пятнами апилоксы. Вот и все.

Первой его мыслью по возвращении домой было поехать к Анночке. Но, совершенно справедливо рассудив, что имей сестра что-то против решения семьи, она давно уже была бы здесь, Макси принял успокоительное, включил компьютер и вышел на сайт Российского филиала Управления разведки Дальнего космоса.

«Школа разведчиков. Краткие курсы переподготовки специалистов для работы в условиях Дальнего космоса. Срок обучения – четыре месяца». Слишком долго. «Вы можете освоить методику переподготовки самостоятельно и сдать экзамен экстерном в удобное для Вас время». Это уже лучше. Макси нажал кнопку «Обучающая программа».

Из Устава разведывательных подразделений космического флота

«… разведчик Дальнего космоса также обязан:

- выполнять приказы капитана корабля и старших по званию;

- в случае отсутствия или недееспособности оных, действовать с учетом конкретной ситуации, в соответствии с Общими положениями разведподразделений и с общегалактическими этическими и моральными нормами;

- в экстремальных ситуациях, грозящих гибелью экипажу, делать все возможное для сохранения жизни и здоровья своих коллег и своей собственной жизни и здоровья. В случаях наличия на борту пассажиров, прилагать максимум усилий, в первую очередь, для спасения последних в следующем порядке: несовершеннолетние дети, беременные женщины, лица с ограниченными двигательными возможностями, прочие штатские лица, лица, служащие в рядах разведки Дальнего космоса, не входящие в состав экипажа данного корабля…»

Время перевалило за полночь. Максимилиан не собирался из-за сбоя в режиме переходить на ночной образ жизни, он просто загружал свой мозг «под завязку», чтобы не дать ему загрузиться чем-нибудь другим и отступить от выбранного пути.

«… при вступлении в запланированный или вынужденный контакт с представителями иных цивилизаций, достойно представлять свою звездную систему, избегать конфликтов;

- добросовестно и своевременно, с необходимым качеством выполнять порученную работу;

- поддерживать чистоту и порядок на своем рабочем месте и в отведенном личном помещении, оформлении интерьера которого производить исключительно во время профилактических стоянок на базе и по согласованию с капитаном…»

Это ладно, замнем. Но последний пункт вызвал у Макси приступ истерического хохота:

«Во время полета категорически запрещается употреблять спиртные напитки и наркотические средства, а так же предлагать их находящимся на борту пассажирам и… животным»!

И как это Элли до сих пор не догадался напоить Куси!

Через двое суток зубрежки Макси выучил наизусть Устав и Общие положения. Техника безопасности немногим отличалась от обычных транспортных правил. Теперь можно и отдохнуть, оставив на потом профессиональную специфику. Да и расследование свое он, что-то забросил. Теперь, конечно, неважно, откуда появился Элверт. Главное, что появился. Но что если его папа и мама где-то ходят живые-здоровые? Только сейчас Макси хоть отчасти способен понять, что чувствует человек, теряя родителей… Каково же Элли, у которого их никогда не было? Поскольку поиски информации в официальных источниках не дали результата, Макси решил попробовать выйти на тех, кто в те годы лично был знаком с Элвертом – на его детдомовских товарищей. Он набрал уже известный пароль. Промелькнула загрузка… «Доступ закрыт». Обнаружили взлом, собаки! А почему бы ни зайти с парадного входа? Что такого секретного он хочет узнать? Отключив видео-передатчик, он связался с администрацией детдома.

- Здравствуйте. Извините, у меня видеосвязь неисправна. Меня зовут Элверт Сайтон. Я воспитывался в вашем детдоме с 4867 по 4876 год. Хотел бы найти своих бывших одногруппников. Это возможно?

- Разумеется, - ответила миловидная девушка, - А кого именно Вы хотели бы найти?

Вот те раз! А впрочем… попробуем наобум.

- К сожалению, не запомнил фамилий. Одного моего приятеля зовут Александр, а другого – Майкл. И еще там была девочка Кристина.

- Подождите минуточку… У нас числится четыре Майкла, который из них?

- Ну… среднего роста, волосы обычно короткие, в общем, парень как парень.

- Извините, все четверо подходят под это описание. Дать Вам координаты всех?

- Да, я с ними встречусь, и тогда увижу, кто из них – тот самый.

- Я не имею права дать Вам их адрес. Только код свободного почтового доступа. Вы отправите им сообщения, представитесь, и они, если пожелают, сами выйдут на связь.

- А что остальные?

- Кристина Таммака на последнем курсе академии вышла замуж за представителя дружественной цивилизации и отбыла в отдаленную галактику на постоянное место жительства. Связь с ней потеряна.

- А Александр?

- Александр… Седерс?

- Ага, припоминаю. Его фамилия действительно была Седерс…

- Но Александр не из Вашей группы, он на пять лет старше.

- Ну и что? Мы все равно дружили.

- Если Вас интересует, есть его мобильный номер.

- Да, да! Покажите, пожалуйста! – Макси вовремя спохватился: администраторша догадается, что с видеосвязью у него все в порядке, - То есть… я хотел сказать, продиктуйте мне его номер.

По указанному номеру ответил неприятный надтреснутый голос:

- Алекси у аппарата.

- Здравствуйте, господин Седерс. У меня к Вам одно очень важное дело…

- Это не я! Если Вы насчет того парня из Детройта, так это у него «дурь» нашли, а я там случайно оказался!

Вот номер, этот тип, оказывается, приторговывает наркотиками. Но это Макси не волновало.

- Я не из полиции.

- Тогда откуда же? Все зовут меня Алекси С. Кто еще, кроме полиции, знает мою полную фамилию?

- Я по поводу Элверта Сайтона. Может, Вы его помните? Детский дом номер шестнадцать…

- А, вот оно что… Да, веселые были времена… Ну, кто ж не помнит шутника Сайтона! А что с ним?

- С Элвертом все в порядке. Я собираю материал о его детстве… для статьи… о космических разведчиках.

- А, дак ты – журналюга… Вот что я тебе скажу – брось ты это гнилое дело. Все равно вам ни хрена не понять, что такое детдом. Пиши лучше о птичках или собачках.

- Я готов заплатить за информацию. Сколько Вы хотите?

- Триста ун! – Заявил новорк и тут же заглох, испугавшись собственной смелости. Ясно же, что загнул.

- Я заплачу Вам пятьсот, если мы встретимся немедленно.

- А чем докажешь, что ты не легавый?

- Я приду один. Туда, куда Вы скажете, и меня даже не интересует кто Вы, как выглядите и чем занимаетесь. Мне нужны только сведения о Сайтоне.

- Не знаю, зачем тебе это нужно, что ты готов швыряться деньгами. Ну да это не мое собачье дело.

Они договорились о встрече в баре «Квакушка» на углу двадцать третьего квартала западной окраины Лондона.

- Как мне тебя узнать? – проскрипел С.

- Я… высокий такой, без усов. Мне около тридцати… - Макси задумался: какие у него еще особые приметы? – На мне будет серая куртка из натуральной кожи с белой шнуровкой…

- Идет. Не опаздывай. Заходи и садись. Я сам к тебе подойду.

Перво-наперво Макси решил переодеться во что-нибудь более подходящее для новорковских кварталов. Он взял в муниципальном магазине желтую синтетическую рубашку, коричневые штаны той же серии и пару спортивных ботинок. Эх, надо бы и куртку другую, но это – его «особая примета». Ладно, сойдет.

В кабине аэро было тепло, Макси снял куртку и перекинул через руку. Добравшись до Лондона, бегом кинулся к лифту. Только бы не опоздать, надо ведь еще найти эту «Квакушку»! В нижнем вестибюле аэро-станции он столкнулся с девушкой в белых форменных туфельках и платье из бесплатного магазина, перешитом «под Вераль» Макси обрадовался неожиданной встрече:

- Привет, красавица! Не подскажешь, как лучше добраться до западной окраины?

       Девушка взглянула без интереса: «От первого перекрестка на транспортной», и торопливо шагнула в лифт. Джекки не узнала своего «принца» в одежде нищего.

Сначала площадка мчалась резво, но вот в дорожном покрытии стали появляться трещины, и умный механизм автоматически снизил скорость, оберегая свои рессоры. Максимилиан сам создавал программы для подобных площадок, закладывая резерв прочности и способность реагировать на качество дороги и удивлялся, зачем это нужно. Публика на тротуарах тоже постепенно изменилась. Все больше попадалось прохожих, одетых в яркие синтетические ткани. Отличалась и их походка: люди шли торопливо, подняв плечи, или, наоборот, волочили ноги, вразвалочку бесцельно шатаясь по улицам. Вот и двадцать третий квартал. Площадка уткнулась в вывороченный бордюрный камень, застряла. Макси спрыгнул и подтолкнул ее ногой – пусть едет дальше. Бар «Квакушка» занимал первый этаж углового дома. Исцарапанная пластиковая дверь. Облупленные стены. Прямо на стекле витрины намалевано зеленое чудовище с шестью пальцами на одной лапе. Кто-то заботливо подрисовал земноводному огромных размеров мужское достоинство. В баре было мутно от сигаретного дыма. Некурящий Макси чуть не задохнулся. Он выбрал столик поближе к двери, сел и стал ждать. За стойкой полулежала неопрятная женщина. В центре зала, сдвинув вместе три-четыре столика похрюкивала басом и визжала пьяными женскими голосами изрядно подогретая компаша. Кажется, они что-то отмечали. По углам валялось несколько «дошедших до кондиции» посетителей. Максимилиан затылком почувствовал чей-то взгляд. Он обернулся. Прямо у него за спиной сидел широкоплечий детина совершенно бандитского вида, уставившись каким-то нехорошим, оценивающим взглядом. Макси уже порывался уйти, но тут услышал знакомое скрипучее:

- Вот и я, дружок. Да ты не трусь, Бобби тебя не обидит. Это он так, любопытствует…

Максимилиан повернулся на голос. Поначалу у него даже возникло сомнение – а тот ли это человек. По его расчетам Александру должно было быть не больше сорока, трудно было поверить, что этот сгорбленный старик учился в одно время с Элвертом! Новорк понял его мысли:

- Что, малыш, бедность не красит человека? То-то…

Максимилиан готов был поспорить, что виной тому не бедность, а ежедневные неумеренные возлияния, табак и, возможно, другие наркотики. Впрочем, сейчас дебаты на эту тему были явно несвоевременными. Да и Макси – не проповедник.

- Здравствуйте. Мы будем разговаривать здесь?

- Пожалуй… Только… Ты не подумай, что я тебе не доверяю, но у меня такой порядок – деньги вперед!

Максимилиан полез в карман, Алекси схватил его за руку, испуганно озираясь:

- Ты че, в натуре, слабоумный? Отойдем вон туда, за угол.

Пока Максимилиан отсчитывал двести ун, горбун стоял между дверей, загораживая обзор, и следил, чтобы никто из посетителей бара не вздумал сунуться в их сторону. Потом он с ловкостью шулера пролистнул купюры и недовольно спросил:

- Это все? Ты обещал пятьсот.

- Остальное Вы получите после нашей беседы, если Ваши сведения того стоят.

Новорк издал изумленно-уважительное мычание и принял его условия, согласившись, что «закон есть закон». Макси вспомнил, что недавно уже слышал эти слова, где-то в другом месте, совсем не похожем на это.

- В общем, слушай, - спрятав деньги, начал Алекси, - Житье там было, я тебе прямо скажу, дерьмовое…

Горбун долго жаловался на тяготы сиротской жизни, на несправедливость воспитателей и притеснения младших старшими. Много говорил о группе, в которой учился сам и о себе лично. Но об Элверте он знал только то, что «когда пацаненка привезли, все заметили, что странный он какой-то. Волосы у него желтые, как трехуновая бумажка, и откуда взялся, не говорит. Потом-то уж мы узнали, что ему в семь лет память отшибло».

- Это я знаю из документов, - нетерпеливо перебил Макси, - А что Вы можете сказать еще?

- Что еще? Ну, хулиган был жуткий. Хотя и мелкий, а с ним даже такие, как , вон, Бобби, не связывались. Больно кулак у него тяжелый… но злым не был. Все, бывало, штуки смешные придумывал. Как-то раз крысу поймал и антигравитатор ей в задницу засунул! Видел бы ты, как эта тварь по столовой летала! А еще свободу любил жутко. Нас в наказание в «изолиловку» сажали, так его, запирай, не запирай, - дверь выломает или окошко выбьет и уйдет. Им потом уж надоело чинить, они его больше не закрывали. Из детдома раз восемь сбегал. Правда, потом сам возвращался: а куда пойдешь?

- Это все?

- А что еще?

- Хорошо, я дам Вам еще сто ун. Итого – триста, как Вы просили. На большее, извините, информация не тянет.

- Ну, и хватит, - примирительно сказал новорк, - Давай выпьем за его здоровье, да и разбежимся.

- Я закажу джин. Или Вы предпочитаете что-нибудь другое?

- Э, нет, малыш. Позволь уж тебя угостить. У меня с собой обалденная штучка.

Алекси вытащил бутыль с прозрачной жидкостью.

- Что это, водка?

- Она самая.

Максимилиану не терпелось распрощаться с этим типом, и он согласился:

- Хорошо. Но мне совсем чуть-чуть.

- Как скажешь.

Горбун плеснул в стакан граммов пятьдесят, а себе налил полный.

- Ну, - он крякнул, - За здоровье Элли! – И поднес посудину к губам, выжидательно глядя на Макси.

После первого глотка в голове брякнул колокол. Потом стены отодвинулись и начали расплываться. Свет померк. Последнее, что услышал Макси, был скрипучий голос Александра С: «Еще в задних карманах пошарь, неужели у гаденыша больше ничего нет? А куртеху я себе возьму, тебе, Бобби, она только на нос!» Потом он почувствовал болезненный удар и окончательно потерял сознание.

Сначала появился звук. Хлюпанье и плеск воды, как будто рядом с ухом выжимали тряпку. Потом – ощущение на лице чего-то мокрого и холодного. Постепенно проявлялась боль. Ныла поясница. Крутило живот. Нестерпимо саднило щеку и локоть. В голове гудел стопудовый набат. Максимилиан почувствовал, что лежит, совершенно голый, под толстым одеялом, а на лбу у него – холодный компресс. Расклеивать слипшиеся ресницы не хотелось. Несколько минут он пытался вспомнить, что же с ним произошло.

Сухие пальцы уперлись в верхнее и нижнее веко, стали их раздвигать. В постепенно рассеивающейся мути возник желтый глаз Элверта.

- Что… - язык еле ворочался, - Что было?..

- Это я у тебя хотел спросить.

- Я не о том… У нас с тобой… что было?

- Ах, это… Ну, трахнул я тебя, конечно. А потом – ты меня. Что, не помнишь?

Прикалывается, зараза.

- А если серьезно, то тебе повезло. Я бы тебя в этих шмотках не узнал – ты лежал-то мордой вниз. Но дай, думаю, спрошу у человека, что он тут делает. Время позднее, может, заблудился…

- Где ты меня нашел?

- Возле «Квакушки».

- Ты-то там как оказался?

- Да живу я тут рядом. Я ж тебе говорил, у меня квартира муниципальная. Нафига мне хоромы?

Максимилиан пытался вспомнить, но безуспешно. Он ехал на окраину Лондона… зачем?

- Где моя одежда?

- Выбросил. Она ж заблеванная вся. Да ты лежи, не дергайся. Ну, перебрал. Ну, по асфальту поваляли. Бывает. У тебя денег-то при себе не было?

- Не помню… Кажется, несколько сотен.

- Значит, сперли. Ничего, не расстраивайся. Чего тебя туда понесло вообще?

- Макси снова закрыл глаза, мучительно вспоминая, зачем его «понесло» в «Квакушку». Безрезультатно. Зато он вспомнил другое и забеспокоился.

- Элли, какое сегодня число?

- Думаешь, двадцать лет в коме пролежал?

- Да нет, когда «Жюстина» с ремонта выйдет?

- К концу недели. А что?

- Ах, ты… Слов нет, одни буквы. Мне же надо сдавать экзамен, а до этого еще фамилию поменять!

- Чем тебе твоя-то не угодила?

- Да, понимаешь… Очень уж она длинная. Ну, в общем, надо. Вот что, принеси мне что-нибудь из одежды, мне надо срочно в полицию: пока бумаги все оформлю, то да се… О, черт! Три дня и еще плюс экзамен! Все равно не успею! Да и как я в полицию с такой рожей?

- Мэлли, перестань метаться. Ты встать можешь?

- Да могу я все! А толку?

- Фамилию на что менять собираешься?

- Неважно! Хоть Иванов или Смит!

- Ну, так это можно сделать гораздо быстрее. Одевайся, - Элверт кинул ему запакованный сверток и, пока Макси натягивал штаны и рубашку, изложил свои соображения насчет ускорения такого муторного процесса, как смена документов.

- Я готов, - Макси поглядел на себя в зеркало – темные очки гонщика почти закрывали ссадину на щеке, - Поехали.

- Правда? Ты что, действительно согласен? – у Элли даже уши порозовели. Будь у него хвост, непременно бы им завилял.

- Я же говорю, мне надо срочно. Давай ко мне, за удостоверением, и сразу – в мэрию.

В отделе регистрации однополых браков никто не обратил внимания на двух молодых людей, один из которых был в форме косморазведчика, а другой – в муниципальной одежде. Сотрудник мэрии битый час пытался втолковать крупной даме с пышными формами и ломающимся голосом, что она никак не может заключить брак со своей подругой, пока в ее водительских правах написано «Кристофер Холдин».

- Вы сначала должны получить документы на женское имя, или обращайтесь в отдел для гетеросексуалов.

- Это нарушение прав человека! – возмущенно кричала транссексуалка, подкрепляя каждое слово ударом изящной туфельки сорок четвертого размера в пол, от чего в ковриновом покрытии образовалась заметная проплешина, - У нас банкетный зал заказан, родственники приедут! Что я им скажу?

- Сообщите им об отсрочке и отмените заказ, - терпеливо объяснял клерк, - А к нам приходите с новыми документами. Когда Вы их получаете? Во вторник? Вот во вторник и приходите, во второй половине дня.

Шумная особа, наконец удалилась, обиженно тряхнув волосами, и стала спускаться по лестнице, взволнованно жалуясь на «тупых бюрократов» флегматичной крашеной шатенке, поджидавшей ее на нижней площадке.

Клерк убрал со стола лишние бумаги.

- Слушаю Вас, господа. Хотите оформить свои отношения?

Элверт и Макси уселись против него.

- Да, хотим. И побыстрее.

- На сегодня торжественные церемонии закончились. Завтра с девяти утра…

- Мы согласны без музыки, - перебил Элли.

- Тогда заполните анкеты и распишитесь вот здесь. Кто-нибудь из Вас будет брать фамилию супруга или оставите свои?

- Я буду брать, - Макси положил на стол удостоверение.

Чиновник бегло взглянул, набирая на клавиатуре серию и номер. Вдруг лицо его вытянулось, он вгляделся в документ, посмотрел на Макси, и его челюсть еще больше поползла вниз.

- Карино-Буццештейн? Здесь верно написано?

- Однофамилец, - быстро ответил Макси.

- А-а, - клерк разочарованно закрыл корочку и шлепнул световую печать на свидетельство о браке, - Новый документ получите завтра в паспортном отделе. До свидания… - и, спохватившись, добавил: - Совет да любовь!

       «Жюстину» перегнали с Белой Маины на Оклахомскую базу. До отлета оставалось несколько дней. На прохождение медкомиссии, на ознакомление с планом экспедиции, на прощание с друзьями и родственниками. Тэри объявилась в тот же день.

- Привет! Я уже всех, кажется, обзвонила, ты один остался. Я что хочу сказать – ты извини, Макси, я не смогу придти на базу.

- Что-то случилось?

- Мы с Эдди сегодня улетаем на Белую Маину. У нас как бы… второй медовый месяц. Мы решили попробовать начать все с начала…

Максимилиан пожелал ей счастливого пути и отправился в разведуправление. Он оказался первым, кто пришел получать задание. Правда, по этажу болтался Элли. Ну а что еще делать? Не сидеть же одному в пустой квартире! Он тут же начал подбивать Максимилиана «смотаться» на базу:

- Брось ты свою фигню! Тебе же целые сутки еще дадут на подготовку, успеешь за пультом насидеться. А у нас в экипаже замена – пошли знакомиться!

- Как, еще кто-то, кроме меня?

Элли удивился, что он еще не в курсе, и в десятый раз поведал о том, как доктор Стэф, посчитав себя не в праве более заниматься врачебной практикой, подал на увольнение, как его уговаривали остаться, а он – ни в какую, и как из управления прислали нового доктора, орсайца, у которого такое имя, что без полбанки не выговоришь, и который находится сейчас на базе.

Элверт, как всегда, бежал, привычно ориентируясь в запутанных коридорах Оклахомской базы. Макси еле за ним поспевал. Элли без стука ворвался в очередное помещение:

- Привет! Давай знакомиться!

Надо же, оказывается, существует женский вариант формы! Желтая ткань еще больше оттеняла бледность лица орсайки, а ноги в облегающих брючках до колена выглядели неправдоподобно тонкими. Макси про себя определил ее внешность одним словом: «прозрачная». Длинный тонкий нос, острые, как стрелы ресницы, безволосая голова покрыта черно-белым рисунком. Без преувеличения, орсайку можно было назвать красавицей. Но красота ее была такая холодная и неприступная, что вызывала чувства только эстетические. Доктора звали Иуликаралрс. Она объяснила, что первый слог ее имени соответствует буквенному значению квадрата разности дня и месяца ее рождения, вторая и третья буквы означают год и час рождения, четвертая – день недели, пятая и шестая являются первой и последней буквой названия ее родного города и так далее… Благодаря такой системе, на Орсе сколько людей, столько имен, и не возникает никакой путаницы. Кроме того, отпадает необходимость в дополнительной базе данных, так как по одному только имени можно сразу определить возраст и пол человека, место его рождения и даже профессию родителей!

Элверт развопился, что такое имя ему никогда не запомнить, так, с его легкой руки, орсайка стала Юлей. Иуликаралрс не обижалась. Она вообще ни на что не обижалась, и при первом же знакомстве не стала скрывать, что поступить в земную разведслужбу ее побудило полное, по орсайским меркам, отсутствие способностей. Юля не хотела бросать медицину и предпочла примкнуть к отсталой цивилизации, чем заняться чем-нибудь попроще у себя на родине. Справедливости ради надо сказать, что Юля дала бы фору многим земным врачам, вовсе не считающим себя бездарями. Единственное, в чем она была полный ноль (несмотря на обширные теоретические знания), это психология землян. Юля никак не могла понять, почему капитан, всего час назад утверждающий, что соскучился по Дальнему космосу, теперь с такой грустью говорит о близкой разлуке с Землей. И от чего плачет его жена, от которой она только что слышала, как та необыкновенно счастлива. Совсем уж не поддавались логическому объяснению отношения Элверта Сайтона и Максимилиана, которые то ходили в обнимочку, то поливали друг друга последними словами, едва не доходя до мордобоя. Вот, например, не далее как сегодня вечером, программист обозвал лейтенанта идиотом в ответ на его предложение посетить его сестру (а ведь Максимилиан Элверту перед этим жаловался, как страдает, лишившись расположения любимой сестры). За это он немедленно удостоился звания придурка и многих других регалий, а через полчаса набросился на Элли с упреками: почему он так долго собирается, ведь Анночка их давно уже ждет.

Госпожа Бармиджанова действительно ждала. Со свойственным ей адвокатским чутьем она понимала, что лучше не вмешиваться в конфликт между родителями и братом, но сама не придерживалась столь крайних взглядов. Теперь же, когда Макси сменил фамилию, Анночка и вовсе успокоилась: отныне похождения непутевого братца не могли повредить ее карьере. Поэтому Анна встретила Элли и Максимилиана вполне доброжелательно. Она мило улыбнулась, принимая безобразнейшее сооружение, окаймленное безвкусными синтекерамическими цветочками. Макси в который раз подивился неизвестно откуда взявшемуся сходству сестры с Элвертом. Их сухие жилистые руки, лежащие на раме зеркала, казалось, принадлежали одному человеку, если не считать мозолей и царапин на пальцах Элли и лака на ногтях Анночки.

- Смотри, вот тут нормально будет? – Элли задвинул трельяж в угол комнаты.

- Пойдет, - резюмировала Анна. – Разве к окну развернуть…

Они синхронно взялись за края тумбы, повернули тяжелую мебель. Затем, одновременно выпрямившись, одинаковым движением поправили одежду.

Анна пригласила новоиспеченных супругов поужинать и познакомила Элверта со своим мужем, до сих пор скромно скрывавшимся в соседней комнате. Антонио Бармиджанов-Карино-Буццештейн, пра-пра-пра-пра-правнук светила восточной медицины Ахмеда Бармиджанова, занимался мелким предпринимательством – перевозил небольшие партии товаров на межгалактический рынок. У него было две базы в созвездии Льва и несколько грузовых кораблей. Но основным доходом Антонио являлось, все-таки, состояние жены. Собственно, на ее средства он и раскрутил свое дело лет пять назад, когда единственным его богатством была знаменитая фамилия и хорошая спортивная фигура. Макси никогда не замечал у Антонио ни высоких умственных способностей, ни каких-то особых душевных качеств. Видимо, сестренка выбрала его за какие-то другие достоинства.

Анночка прижала ложечкой пластик лимона к тонкой стенке бокала, выдавливая сок.
 
- Значит, улетаешь?

- Приписан к экипажу разведкорабля «Жюстина» в звании сержанта, - доложил Макси.

- Сержанта? – разочарованно протянула Анна.

- А что ты думала, - вмешался Элли, – Ему сразу генерала дадут?

Госпожа Бармиджанова оставила его реплику без внимания.

- И что ты там будешь делать?

- Принят на должность бортового программиста.

- Вот как? А я думала, уборщика.

- Уборщики в экипаже не предусмотрены, - миролюбиво ответил Макси, - Каждый сам чистит свою каюту. А остальные помещения – в порядке дежурства.

- Вот-вот. Значит, с пылесосом поползать придется.

- И что в этом страшного?

- Да ничего, конечно. Вряд ли можно придумать что-то страшнее того, что ты уже сделал.

Анна помолчала.

- Жаль, что род Буццештейнов закончится на тебе.

- Закончится? С чего ты взяла?

- А что, мне, что ли, детей рожать? – ядовито процедила Анна.

- По-моему, давно пора.

- Вот еще! У меня других дел нет, как только подгузники менять!

- Что ж тогда на меня наезжаешь?

- Мне-то все равно. Мама расстроится.

- Она и так уже расстроилась.

Анна пожала плечами и перевела разговор на другую тему.

Последние сутки перед вылетом команде предписывалось провести на борту. С волнением Максимилиан переступил порог шлюза. Корабль сиял, как новенький. Но при этом почти ничего не изменилось. Если бы ни новая мебель в кают-компании и ни установленное в холле панорамное освещение, можно было бы подумать, что это та самая «Жюстина», на борт которой он впервые поднялся из хрусталийского бункера. На самом деле большинство конструкций корабля было заменено, весь интерьер сделан заново, кроме личных кают. И даже оборудование программного центра было другим, хотя Макси заметил это лишь по отсутствию царапин на клавиатурах. Максимилиан остановился перед дверью своей каюты, собрался с духом и отодвинул панель. Вот мы и дома! Желтый ковер, гидрокровать. Витражи и деревянные стены. Стол под розовой скатертью и… что это? Из перламутрового горлышка свешивались тонкие розовые стебельки…

- Элли! Где ты достал живые гацинии глубокой осенью?!

Элверт обрадовался произведенному эффекту.

- Пойдем, я тебе что-то покажу.

Восстановленная комната природы немного изменилась. Несколько новых деревьев, краснолистная лиана перед входом… Элли повел его в дальний угол – раньше там шелестели заросли дикой травы, а теперь… Макси увидел кусочек настоящего сибирского болота! Здесь и там, в ямках между кочками розовели круглые бутончики, иные из которых закручивались бледной спиралью…

- Я нашел способ, - с гордостью заявил Элверт, - Выгонять гацинии в лабораторных условиях! А здесь они размножаются. Теперь их можно хоть косой косить! И это еще не все. Пошли обратно, ты кой-чего не заметил…

Оно стояло под иллюминатором. Серо-желтое. С волосяными продольными трещинками на прутьях. А это… не может быть! Левый край спинки потемнел и топорщился занозами! Анночка в детстве неосторожно бросила на кресло огородный рыхлитель – и волокна ивовых прутьев встали дыбом.

- Эл… - Макси не находил слов, - Это же… где ты его взял?

Ответ был лаконичным и исчерпывающим:

- На помойке.

Максимилиан медленно приходил в себя. Элверт уже суетился в спальне, застилая кровать.

- Э, послушай, - опомнился Макси, - Я постелю себе здесь, на веранде. Ясно?

- Бросьте, господин Сайтон! – засмеялся Элли, - Мы же с Вами в законном браке!

- Фиктивно! Запомни, фиктивно!

Элли бросил простыню, подошел к Макси и заглянул в глаза.

- И долго ты намерен терпеть?

- Я тебя не понимаю.

- Нет, вы на него посмотрите! Ломается, как барышня!

Максимилиан горько усмехнулся и подумал, что будь он барышней, согласился бы, не раздумывая. А вслух сказал:

- Ладно, я пойду в программный. Надо еще просмотреть курс.

Строго говоря, программиста это не касалось. Курс был делом пилотов и штурмана. Но после четырнадцати месяцев блуждания во тьме Макси понял, что будет чувствовать себя гораздо спокойнее, зная в какой именно точке вселенной они находятся.

На этот раз кораблю предстояло путешествие в спиральную галактику Тркнэл. Многие секторы этого звездного скопления не были изучены, и в задачи экспедиции входило выяснить некоторые закономерности пространственных искажений на лучах гигантской спирали.

Первый нуль-прыжок, с земной орбиты в созвездие Таро, должен был занять не более четырех часов. Затем – подзарядка на тамошней базе, профилактический осмотр… Стоп! Стартовая отметка второго прыжка – ноль восемьсот по параллели, третья производная от интегрального уравнения времени в расчете орбиты восьмого спутника лямбды Куэто… Где-то раньше он уже видел эти координаты!

Прозвучал сигнал подготовки к старту. Макси подумал, как нехорошо в первые же часы службы нарушать технику безопасности, но не пошел в каюту, закрепившись в кресле перед пультом. Выход на орбиту прошел спокойно и, едва нагрузка стала падать, Максимилиан отстегнул зажимы и ринулся к экрану, спеша войти в межгалактическую сеть. Цивилизация планеты Таро, значившейся по курсу «Эльвиры» под ничего не говорящим номером «эм икс ноль восемьсот», до семидесятого года не владела секретом нуль-транспортировки. А значит, не существовала для Всемирного Союза Галактик. Не имела выхода в межгалактическую сеть! Вот где провал информации! До нуль-прыжка оставалось сорок минут. Макси запросил данные внешнего наблюдения шестьдесят седьмого года. Точно! С базы Таро на борт корабля «Эльвира» был доставлен некто Инна, списанный по собственному желанию с другого земного корабля, проходившего встречным курсом за двадцать суток до прибытия «Эльвиры». Пальцы Макси летали по клавиатуре, сердце колотилось так, что наверное было слышно в коридоре. «Инна Эа, двадцать шесть лет, аоанин по происхождению. Списан с корабля «Таис», следующего курсом Земля-Уваргай. Должность – проводник. Причина увольнения – психологические сложности в общении с экипажем». Макси почувствовал легкое разочарование. Какое может иметь отношение к делу этот проводник? И тем не менее… До прыжка немногим более получаса. Где же сайт галактической энциклопедии? В программный центр ввалился Элверт, волоча за шкварник наполовину полинявшую серо-бурую кошку.

- Ты че тут делаешь? Куси твои морковные котлеты схряпала. Вместе с пакетом.

- Ну и что?

- Так у нее будет запор.

- Отстань, я занят.

Элли тут же заинтересованно сунулся в экран.

- Что там у тебя?

- Ничего. Не мешай, потом скажу.

- Ну, ладно, - лейтенант уселся на пол, одной рукой завалил животное на спину, а другой стал раскрывать ему пасть, чтобы запихнуть туда слабительное.

Максимилиан пробежал глазами страничку на букву А, отыскивая нужную ссылку.

Планета Аоа. История открытия, геофизические характеристики, флора и фауна… Так, это неинтересно… Ага, вот: население. Составляет около трех с половиной миллиардов человек… нет, опять не то. Да и что это даст? Но, отчасти из любопытства, а может, в силу интуитивного чувства близости к верному ходу расследования, Макси открыл раздел «Анатомия и Антропология человека аоанской расы». Подборка действительно оказалась интересной. Написана в научно-популярном стиле, слегка отдающем беллетристикой. Среди всего прочего Максимилиан узнал, что аоане на пятый-шестой день жизни отправляются в леса на поиски места для своего дома, где и начинают строить жилище из подручных материалов. Оба близнеца работают так быстро и слаженно, что строительство бывает завершено всего за 8 – 9 суток! И это при полном отсутствии техники! А еще выяснилось, что благодаря уникальной способности клеток аоанского организма под воздействием экстремальных факторов усиливать свои защитные функции в сотни и тысячи раз, а так же мгновенно регенерировать, эти люди практически не подвержены травмам и соматическим заболеваниям. А их иммунитет на 450% выше, чем у представителей земной расы. Живучесть аоан объясняется еще и тем, что каждая часть их тела способна к автономной жизнедеятельности, таким образом, повреждение отдельного органа или системы не нарушает функционирование организма в целом. Волосяной покров на лице отсутствует, костная ткань повышенной прочности, размножение однополое…Но больше всего Максимилиана поразило другое: текст статьи был иллюстрирован несколькими изображениями жителей Аоа. И все они, как один, были небольшого роста, светловолосые и желтоглазые.

И вдруг с полной ясностью ему представилась ужасающая картина: крушение корабля, стремительное падение давления, утечка кислорода, гибнущие в мучительных судорогах люди и маленький аоанин, в последние минуты жизни успевающий запихнуть в собственный скафандр своего единственного ребенка… Теперь все понятно с амнезией Элверта. Он не забыл свою предыдущую жизнь. Ее просто не существовало. Когда Элверта нашли, он был не семилетним ребенком земной женщины. Он был новорожденным аоанином.

- Элли, я должен что-то тебе сказать.

-----------------------------------

Продолжение:[url]http://proza.ru/2008/06/03/100[/url]