Попутчица

       
       
       
       Гладкая, мерно мерцающая маревом и источающая лёгкую дымку тумана после непродолжительного летнего дождя, лента шоссе строптиво убегала за горизонт, изредка лениво меняя своё направление, словно из желания чуть развлечь руки водителя, плавно качающего баранку руля вслед за капризно томными извивами асфальтового тела. Мимо пробегали леса, поля и перила мостов, уплывая в безвременье, прячущееся где-то за спиной, всегда с одной и той же скоростью, словно извечный закон задал эту скорость течения живой и неживой материи. Ничто вокруг не развлекало взгляд, уставший от этой неизменной изменчивости пейзажа вокруг неподвижно застывшей машины на маревой полосе асфальта, стремительно проскальзывающего под колёса и заставляющего их вращаться, чтобы не нарушалась неподвижность машины, зыбкого и мимолётного асфальта, исчезающего где-то за спиной, сворачивая время и пространство в маленьком прямоугольнике зеркала заднего вида. Словно тикание гигантского метронома, кем-то свыше задавшего этот ритм исчезновения пространства в зазеркалье, каждые двадцать секунд мелькали в правом углу лобового стекла таблички километровых столбиков, словно счётчик такси отсчитывая цену приближения пункта Б, где меня ждёт неизвестность, и удаления в тёмные уголки памяти воспоминания о пункте А, где неизвестность сформировалась в печальные образы ненужности и бессильной ярости от непонятности непонятного, безысходности безысходного, нелогичности нелогичного, так раздражающие нашу избалованную логичностью мужскую логику.
       В привычной глазу череде придорожных столбов вдруг наметился сбой: не в своё время не в своём месте возникла вдруг словно бы рука семафора, запрещающего движение исчезающему пространству, маревомерцающему асфальту, волнующимся в предверии грозы лугам, темнеющему вдалеке лесу. Ещё затуманенный однообразием подвижной неподвижности мозг не оценил проникший в него сквозь хрусталики взгляда сигнал о вторгающемся из мерно истекающего пространства нарушении этого гипнотирующего однообразия, а нога уже поползла с педали газа, сама определив место и время остановки Вселенной вокруг моей машины. И Вселенная послушно начала притормаживать свой бег из неизвестности в никуда, всё медленнее и неохотнее раскрывая мне свою тайну в очерчивающемся стройностями и выпуклостями точёной женской фигурки давешнем семафоре, держащем в сверкающей под солнечными лучами золотистой корочкой загара руке судьбу Вселенной, остановившейся в самое время, чтобы я мог прийти в себя и, открыв, изогнувшись в цепких лапах ремня безопасности, пассажирскую дверь, спросить прерывающимся от невесть откуда и зачем взявшегося нежданного волнения голосом:
       - Вам... требуется помощь?
       В салон моей повозки хлынули тепло и свет вселенской тайны, принесённой прелестной дивой, склонившейся с неизъяснимой грацией юной пантеры в открытое окно моей машины. И сквозь окутавший меня мягкий аромат цветущего леса магнолий и чуть солёного морского бриза малиновыми колокольчиками прозвучал её небесный голос:
       - Здравствуйте! Немного помощи заблудшей юной даме. Вы не могли бы подбросить меня до ближайшего города? - в голосе юной дивы было столько робкой мольбы и какой-то укоризны за неведомую мне мою вину и вину всего мужского населения планеты перед этим очаровательным созданием, что я невольно извиняющимся за все прошлые вины и свою будущую вину пред нею ли, или перед другими юными и не очень, торопливым шёпотом, словно пароль, известный лишь нам двоим, произнёс:
       - Садись! Какой разговор. Хоть на край света!
       Её улыбка озарила салон автомобиля и, уже протягивая в салон свою бесконечно длинную безупречно точёную ножку, туго обтянутую небесного цвета джинсовой тканью, так же шёпотом она произнесла, склонившись к самому моему уху, касаясь его шекочушщми прядями волос:
       - На край света не надо, это далеко и долго. Мне только до города. Там я смогу пересесть в автобус, - и, уже усевшись всё с той же грацией молодой кошки сразу мягко и удобно, громко добавила, рассмеявшись:
       - А почему шёпотом? За вами кто-нибудь следит?
       Её весёлость передалась мне многократно усиленной каким-то мощным космическим усилителем. Я вдавил педаль газа в пол, машина послушно рванула с места так, что захлопнулась дверь. Девушка смахнула с лица мимолётное облачко неудовольствия и потянулась за ремнём безопасности. Вселенная сейчас же вернула себе привычное состояние движения.
       - Вы всегда так агрессивно водите машину? - поинтересовалась девушка, озабоченно пристраивая ремень безопасности на туго обтянутой топиком груди. Целомудренно извинившись за своё вмешательство я уложил ремень, словно лента шоссе пролегла между высокими холмами. И, вернувшись к рулю, весело засмеялся, радуясь неизвестно чему: то ли её рассветной юности, то ли своей осенней глупости, то ли солнцу, то ли лесу, окружившему всё так же мерно убегающую под колёса дорогу. Всё, как за минуту до этого, как несколько часов подряд с раннего сегодняшнего утра.
       Но теперь рядом сидела Она. И будущее перестало быть неизвестным. Вчерашняя безысходность перестала быть безысходной, нелогичность стала логичной. Значит, нужен был вчерашний вечер расставания. Нужен для того, чтобы я сегодня мчался по уносящемуся из времени в безвременье шоссе, чтобы Вселенная остановилась на миг, подарив мне лучик своего света и надежду на нужность ещё и силу.
       Она удивлённо посмотрела на меня, потом окинула быстрым взглядом свою фигурку, словно отыскивая на себе объяснение моему смеху. Я обернулся к ней и взором несколько более ласковым, чем позволяют приличия, огладил её от солнечного цвета волос до кончиков туфель, уютно проникших в лоно моего фольксвагена, нашедших своё место на коврике, как маленькие собачки у ног своей хозяйки, уместных в салоне светской дамы, но никак не в лесу, не на обочине дороги в сотне километров от ближайшего салона.
       - Извините! - мне всё ещё было весело. Утренняя мрачность бытия исчезла и не возвращалась. - Это влияние вашего присутствия, восторг от лучика света и запаха моря, принесённого вами в мою машину. Вот машина и отдалась своей радости, решила показать, на что способна.
       - Значит, машина? А не вы? - улыбнулась моя попутчица.
       - Машина, - я кивнул утвердительно. - Ну и я. Немножко.
       - Только немножко? - она как бы с сожалением нахмурила брови, продолжая смеяться глазами.
       - Немножко, - подтвердил я. - Не могу же я через несколько минут знакомства уверять, что покорён, пленён, околдован, связан ремнями безопасности на всю жизнь!
       - Неужели всё так серьёзно? - подвижные брови знаками вопроса взмыли над несколько удивлённым моею пылкостью личиком.
       - Но не так всё страшно, - я улыбнулся её удивлению. - Меня зовут Александр. А как мне вас называть?
       - Багира, - ответила она неожиданно, но ожидаемо. И, изогнувшись в объятиях ремня, потянулась ко мне длинными ногтями правой руки, заточенными и подкрашенными, как когти кошки, впилась взглядом зелёных кошачьих глаз, даже зрачки которых словно вытянулись в вертикальные щёлочки.
       Вот где бездна, в этих глазах, а не в убегающей за спину бездонной Вселенной. В них суждено кануть, сгинуть безвестно и безвременно, утонув в обволакивающей влажности бездонного, зовущего и пугающего взгляда.
       Я одобрительно кивнул, невольно по-взрослому снисходительно улыбнувшись её детской шалости.
       - Впечатляет, - сказал я, сам едва сдерживая внезапно нахлынувший трепет желания сейчас же, сию же секунду, не останавливая машины, поддаться её магнитно притягивающему взгляду, сильно прижать к себе её гибкое тело, ощутить боль от впивающихся в мою кожу кошачьих когтей, ощутить мягкость сладких девичьих губ и вдохнуть магнолиевый аромат морского бриза и солнечного сияния её кожи.
       - Но честно, между нами, пока рядом нет других зрителей, должен сказать, что тебе не идёт это имя. Ты, в моём представлении, мягкая, добрая, пушистая. А зелёный цвет глаз - символ дающей жизнь природы, раз уже глаза не могут стать золотыми под цвет дающего жизнь солнца.
       Несмотря на мой спокойный тон девушка поняла, какое впечатление произвёл на меня её выпад. Видно, этим приёмом она пользовалась не раз при общении с мужчинами, молодыми ли, старыми. Охотно верю, что приём этот действовал безотказно. А в надлежащей обстановке, возможно, и убийственно.