Дождь

“Надо больше сахара. Очень много сахара”–отпив из чашечки, подумал Валерий Павлович и поставил ее на блюдце. Взял ложечку и еще раз помешал. Легко постучал ложкой о край чашки и отложил ее в сторону. Из манжета рубашки на стол выбежал маленький таракан и исчез за пепельницей. Эффектным щелчком пальцев подозвал официанта. К нему подбежал гарсон в белом фартуке, не скрывающем начищенные черные туфли.

– Sugar! More sugar! – прорычал он официанту, тот кивнул и исчез, растворившись в несвежем парижском воздухе. Через секунду он вновь материализовался, держа в руке блюдце с горкой прессованного рафинада:

“S’il vous plait”.

Сосредоточенно, по одному, Валерий Павлович бросал маленькие сахарные кубики в чашку. Падая, они разбрызгивали чай на белый пластик стола. С безотчетной тоской он взял с блюдца последний кусочек, покрутил его в пальцах, задумчиво всматриваясь в отражающийся в кристаллах свет, и медленно разжал пальцы. Кусочек медленно, вращаясь, стал приближаться к чашке, так медленно, будто всплывая со дна к гладкой как зеркало поверхности. Медленно разорвал он пленку жидкости, породив на плоскости углубление, медленно расходящееся и поднимающееся высокой волной. Из волны стали медленно подниматься остроконечные конусы с висящими над вершинами шариками чая.

От тел конусов оторвались руки. Конусы взяли друг друга за руки и медленно стали двигаться по кругу, образуя хоровод одинаковых тел, сцепленных тонкими и блестящими пальцами.

Их ноги оторвались от волны чая и побежали, все ускоряя и ускоряя бег хоровода. Танцоры поднимались все выше и выше, их руки растягивались все сильнее, пока пальцы одного вдруг не выдержали и центробежная сила не выбросила его из хоровода.

Он полетел куда-то вверх и в сторону, выгнув назад свое блестящее загорелое тело, медленно и легко погружаясь в воздух все глубже и глубже. Его руки стали плоскими и тонкими, он легко встряхнул ими, и они ощетинились сверкающими бронзовыми перьями. Валерий Павлович медленно поднял крылья, легко взмахнул ими и устремился вверх, со свистом разрезая густой воздух. Скоро его голова погрузилась в белую пену облаков, он завис ненадолго, с головой внутри облака и висящим под ним телом, потом вырвал голову из белого неровного потолка. Падая, перевернулся через спину головой вниз и устремился вниз, к синему морю.

Прижав крылья к телу, Валерий Павлович влетел в воду, и его ноги срослись вместе, расплющившись в горизонтальный плавник. Этим плавником он оттолкнулся от воды и стал погружаться все глубже и глубже. Вода, обволакивая, обтекала его дельфинье тело, пропуская его в себя. Он доплыл до самого дна, почти касаясь его брюхом, развернулся и, подобно пуле, вылетел из водной толщи.

Валерий Павлович два раза перевернулся во враждебном, иссушающем его кожу воздухе. Ноги согнулись в коленях, он притянул их к животу, и тело погрузилось в мягкое кресло. Перед ним, за рядами таких же кресел, на сцене стояла полная женщина. Он услышал тихую божественную музыку, и женщина пропела:

Il pleut dans mon coeur, Comme il pleut sur la ville

Ее неземной голос проник в его голову и заполнил ее целиком. “Дождь. Дождь в моем сердце, как дождь над городом”. Валерий Павлович стоял посреди огромной площади Тянь Ань Мынь, босой, маленький, в длинном холщовом балахоне, мокром от дождя. Его нежные детские ножки были по щиколотку погружены в прохладную дождевую воду, пузырящуюся огромными ливневыми каплями. Русые вьющиеся волосы прилипли к светлому лбу и розовым щечкам. Щечкам, соленым от слез. Его опухшие глаза были красны, грудь вздымалась от рыданий. “Почему?! Почему?! Почему?!”—хныкал он, пробиваясь сквозь начавшуюся икоту.

“Ну почему?!!!”—крикнул он и поднял глаза к небу. В небе стоял мальчик в длинном холщовом балахоне, его русые вьющиеся волосы были мокры, и прилипли ко лбу и розовым нежным щечкам. Из его красных опухших глаз капали огромные ливневые капли.

Валерий Павлович посмотрел вниз, и увидел на огромных пузырях по крошечному мальчику с русыми головками. Их головки были мокры от его, Валерия Павловича, слез. Все мальчики горько плакали, и их обтянутые мокрыми холщовыми балахонами спинки вздрагивали от рыданий.

“Так вот почему”—подумал Валерий Павлович, и его щеки высохли, а глаза перестали быть похожими на узкие красные щелочки. Он оглянулся. Вокруг него была залитая ярким солнцем лесная поляна, над которой порхали прекрасные бабочки с русыми волосами. Где-то далеко-далеко раздались раскаты удаляющегося грома.

“Il pleure dans mon coeur, comme il pleut sur la ville”–еще раз пропела полная женщина, взмахнула рукой и исчезла за пеленой внезапно возникшего тумана. Золотые осенние листья закружились перед лицом Валерия Павловича. Один лист упал в его раскрытую ладонь, и прозрачные жилки нарисовали на ней линию судьбы. С тонкой ножки листа на бордовый бархат подлокотника упал маленький таракан и, путаясь в бархатных ворсинках, забежал обратно в манжет его рубашки.

Допив чай и собрав ложкой весь нерастворившийся сахар, Валерий Павлович вышел из буфета. Пройдя по длинному темному коридору, он подошел к аудитории, резко дернул на себя ручку, от чего дверь чуть не сорвалась с петель.

Он подошел к кафедре, бережно положил на стоящий рядом стол свой дипломат, открыл его, и достал засаленную папку с оторвавшейся тесемочкой. Папку он положил на кафедру, пытливым взглядом нашел на ней наклеенный на прошлой лекции стикер от жевательной резинки “Big Tits”. Нежно погладил большим пальцем по имплантированным грудям изображенную на стикере девушку. Сладострастно облизав свой золотой зуб, подумал: “Ах, ти моя киценька”. Из манжета выбежал маленький таракан.

Валерий Павлович окинул надменным взглядом сидящих перед ним студентов и закричал:

“Вчора я групу відправіл. І якщо так буде і надалі, в вас будуть велики неприємности. Якщо ще раз група прийде у такому кількості, ви в цому році екзаменів не складете. Ясно?!!

Другий ступень контролю здійснюєтся один раз на місяц заступниками керивника закладу спільно з старшим громадским інспектором. Ось наприклад, дружина каже: “Милий, прибий мені карниза”. А милий каже: “Так нема ж дробини”. Але що робити, мила попросила. І чоловік ставить стіл, на нього ще стіл, на нього ще стилец, та стоїть, тремтить так ось, але робить. Девчатко, не смійтесь. Бо буває ще одна ситуация: жінка поїхала у відрядження, а чоловік пійшов до куми. Зрозуміло?”

Вдруг что-то отвлекло его. Он посмотрел в окно. Все небо было золотым от листопада. Старожилы давно не помнили такого листопада. “Цей листопад може призвести до різкого підвищеня аварийности на дорогах”–подумал он. Откуда-то издалека в его голову влился неземной женский голос: “Il pleure dans mon coeur, comme il pleut sur la ville”. Валерий Павлович отчаянно тряхнул головой, прогоняя это наваждение, и продолжил.