Прописка

Познакомились мы по интернету: она просила приехать кого-нибудь в деревню для помощи по хозяйству. Ее история мне показалась интересной и очень типичной. Меня одолевало желание перемены мест, депрессия и я поехала.

 Из дневника.
«Вот и на месте. Приехала 12 мая, утром. Встреча была очень прохладной. Обратилась за помощью, как оказалось, по нужде. Для меня же неудобства только из-за деревенского дома (грязь и прочие «прелести»), все остальное - приемлемо. Если еще удастся писать – совсем хорошо. Мои мечты по пересадке деревьев из леса, облагораживанию огромного чердака, приведению в порядок полузаброшенного сада и переезда на постоянное место жительства быстро развеялись. В первый же день состоялась встреча с местными братьями-алкоголиками, которые в пьяном угаре чуть не сгорели в собственном доме. Наутро от него остались одни обожженные головешки. Теперь они без дома, без семьи, без работы и промышляют на выпивку и еду подённой работой в местных деревнях. Вскоре один из братьев уже спал прямо на земле около калитки хозяйки, не в силах встать. Другой продолжал что-то делать. Она периодически выносила им спирт».
В середине девяностых Вера уехала, точнее, бежала, из России. От испытаний, которые накрыли страну, как тайфун, от нищеты и разрухи. Она мечтала одеваться как иностранка, говорить как иностранка, ходить как иностранка, быть иностранкой, которых в Питере становилось все больше и больше. Она завидовала их благополучию, возможностям ездить по городам и странам, жить в комфортабельных гостиницах, их независимости и раскрепощенности, умению наслаждаться жизнью. Бежала в надежде на обретение личного счастья и материального достатка, на реализацию поэтических и музыкальных способностей, на свободу.

Они познакомились на одном из творческих вечеров, которые организовывала филармония для питерских детей. Его папа – известный профессор консерватории и музыкального училища, мама – пианистка и преподаватель в музыкальной школе. Ее папа – известный художник, выставлявшийся в музеях Санкт-Петербурга, мама – кандидат химических наук, преподаватель Санкт-Петербургского университета. Советская интеллигенция, почувствовавшая запах собственной смерти. Они поженились в России в 1995 году. Старт бегам интеллигенции был уже дан, и они удачно вписались в поток спешно покидавших разрушающуюся страну. Выехали из России все: родители мужа, ее мать, сестра, отчим.

Сначала они оказались в Бельгии, потом – в Германии. Ее мечта сбылась - она стала иностранкой. Поначалу все складывалось удачно: работа вместе с мужем на немецком радио, сочинение музыки, стихов, песен, рядом родители, сестра, любимый муж… Проблемы начались быстрее, чем думалось. Появление сына и дочери требовали все бОльших и бОльших усилий, к которым муж оказался не готов. Начались скандалы. К тому же они оказались русскими эмигрантами, совсем не итальянцами и не французами. В чужой стране, под чужим небом, с чужими латинянами и чужой верой.

 «Продолжение дневника.
В первый день - экскурсия по саду и деревне. Гидами были дети, рассказывавшие о домах и жильцах. Рассказывал Святозар, самый главный и старший. Имя при крещении дала бабушка по отцовской линии - святая заря. Вера говорит, что имя сербское, а значит - православное. В доме его зовут Светик, самый младший - Фетиком. Смешно и нежно. Светик белокурый, кудрявый мальчик, небольшого росточка: в свои почти полных 12 лет выглядит только на 10 и очень комплексует перед своей младшей сестрой Аллой. Она на два года младше, но уже выше ростом и крупнее. Внешне он выглядит как чистокровный немец. В деревне их всех прозвали «немцы» и не только потому, что приехали из Германии, а потому что они чужие по духу, хотя русские. Манера говорения и рассуждения у Светика взрослая, высокомерная, с пристройкой сверху. Вера говорит, что это от отца, но, думаю, – это общая манера питерской интеллигенции, которая уже сам факт рождения в Санкт-Петербурге считает чем-то особенным, выделяющим их из ряда других россиян. Светик полностью перенял Верину интонацию и манеру разговаривать, ее пренебрежительно-высокомерное отношение к другим, в том числе и деревенским. «Я в семье – самый главный, потому что на мне лежит ответственность за всех детей. И мне многое позволено, то, что другим не разрешается. Алле это не нравится, и она на меня сердится, но это справедливо, потому что если нас отдадут в интернат, я буду старшим». Так захлебываясь и любуясь собой он говорил без умолку два часа. Он точно знает, кто что должен делать в доме, даже я, не говоря уже о его братьях и сестрах. Это вторая мама в доме. В школе его не любят, бьют, так же, как и Аллу. Но, в отличие от Аллы, Светик постоянно подчеркивает, что они не такие, как все: жили в Европе, знают немецкий язык, культурные и образованные. И это дает ему право стоять над всеми не только в семье, но и в деревне. В школе их записали в класс на год ниже, т.к. они с Аллой плохо читают и пишут по - русски. Вчера договорились, что он будет мне читать помаленьку каждый вечер вслух. Начали с «Левши», но идёт туго: он не понимает, о чём идет речь».

Развод с мужем был тяжелым, затяжным, с перетягиванием детей из одной семьи в другую, их кражей, судом и т.д. Благополучия и женского счастья, как хотелось и мечталось, не получилось. Она стала ходить в храм, сначала вместе с мужем, потом одна, стала петь на клиросе, познакомилась со священником, который стал ее вторым мужем. Но счастье и покой в ее душе так и не наступили. Она обманывала себя, его. Он это чувствовал.

Он уговорил ее уехать в Россию, поселиться в деревне, вдалеке от Питера. Переезд был трудным, финансов не хватало, четверо детей, младшему из которых едва исполнилось два годика. Через месяц поисков, просмотра объявлений, домов и деревень они поселились в Новгородской области в деревне с символическим названием «Острова». Купили лошадь, корову, овец, козлят, кур. Казалось бы, жизнь налаживается. С фотографии тех времен смотрят на меня два любящих друг друга человека: матушка с мужем-священником и двумя младшими детьми. И всего они прожили так три месяца. Через три месяца муж скончался от передозировки спиртного. Деревня ее ненавидела. Возвращаться в Европу не хотелось ни ей, ни детям: теперь она была богатой помещицей с собственным домом, хозяйством и землей в 40 соток. Надо было налаживать жизнь здесь.

Люди малознакомые соприкасаются внешними проявлениями, всегда прикрытыми этикетом и нормами вежливости. Когда же наступает период вхождения в святая святых – дух человека, этикет неизбежно должен смениться любовью, которая всё долготерпит и прощает. В противном случае – разрыв и бегство друг от друга. Полюбить другого - значит признать свою греховность. Это удается далеко не всем, если не сказать - почти никому. А частная собственность делает это практически невозможным.

Чтобы «прописаться» в деревне, Вере надо было принять от нее «крещение». Крещением стала любовная связь с Лехой, одним из братьев-алкоголиков. Молодой, сильный, высокий, беззлобный и безобидный, бездомный, безработный, безвольный и опустившийся человек. Выросший в этой деревне, он не только всех знал, но еще и обладал, в отличие от Веры и ее мужа, деревенской хваткой, умением управляться по хозяйству, начиная с лошади и кончая трактором, и наоборот. Не говоря уже о грядках, заготовке сена, пилке дров и прочей мелкой работе, которой в деревне всегда хватает. Для нее это стало спасительной соломинкой.

Влюбилась ли она в него, или ей так показалось от горя, или просто женское желание опереться на мужское плечо, или интуиция и хитрость, природная сила жизни, или все это вместе, но вскоре он поселился у них на веранде. Она продала всю живность, прежде приобретенную с мужем, купила ему машину и уже вскоре ждала от него ребенка. Леха в пьяном состоянии машину разбил, сам чудом оставшись в живых, отказался кодироваться от алкоголизма и постепенно превратился в ее наемного работника. Так, кроме двух собак, двух кошек и десятка кур, на дворе появилась рабочая скотина по имени Лёха, каждое утро извещавшая о своем прибытии мычанием «Вер, а Вер!». Дети его так и прозвали: «Вон пришел «Вер-а-Вер». Когда я называла его по имени, старший сын поправлял: «Какой он Леша, просто Леха, другого имени он не достоин».

Днем Вера выносит ему миску супа, кусок хлеба, стакан вина и дешевую пачку сигарет. Вино выносится и с утра, потому что с похмелья трясутся руки. За это он стирает, латает крышу, делает грядки, косит, носит воду… По пятницам она его моет в бане и стрижет, но на ночь калитка дома закрывается, и он идет ночевать в один из заброшенных домов. Утро снова начинается с крика «Вер-а-Вер!». А она считает, во сколько обходится ей этот работник – 6-7 тысяч рублей в месяц. Все-таки великая сила – частная собственность! Хватка – мертвая.

В ней заработал инстинкт собственницы и русской помещицы. А совсем рядом, в другой деревне, живут ее знакомые, тоже питерцы, продавшие квартиру в городе и переехавшие жить в деревню. Там они приютили бывшего уголовника, вылечили его от алкоголизма и тоже сделали своим наемным работником. Он в благодарность работает на них, не покладая рук. Хозяин разрабатывает компьютерные программы и хорошо на этом зарабатывает. Его примеру последовала и Вера: она стала искать по интернету няню для своих младших детей. Меня она встретила словами: «У нас всего хватает, не хватает рук».

Постепенно Вера стала обустраиваться: водрузила над домом огромный штандарт Екатерининских времен (черно-желто-белый) и уже с гордым видом носит живот с младенцем нового времени и нового статуса – собственницы-помещицы. Мечтает о возрождении имперской России и монархии. Старший сын, копирующий маму, ходит как маленький барчонок, указывая, как надо сгребать скошенную Лехой траву под деревья, пропалывать грядки и завязывать малину, уходя смотреть американские мультики. А Алла указывает, уходя смотреть мультики, как надо класть дрова в печку, смотреть за ней и закрывать дверцу. Затем они закрывают свой дом, оставляя работников на улице до вечера.

Из письма подруге: «Здравствуйте, Л. И.! Наконец-то могу спокойно с Вами поговорить. Дела не очень хороши. Успокаивает только природа, здесь такая благодать: леса, поля, просторы, аисты, журавли, каштаны, грибы, ягоды. Деревня состоит из 10 жилых и 10 заброшенных домов, которые постепенно сгорают. Есть три местных алкоголика, один из которых каждый день здесь с утра и до вечера. Он же и отец ребенка. Если бы она написала об этом сразу, я бы не поехала. Именно поэтому и не написала, сочинив легенду. Муж умер еще в декабре 2006 года, а ребенок появится в июне 2008. Это первая и не последняя ложь. Я нужна была, потому что есть опасность, что когда уйдет рожать, детей сдадут в интернат по "сердобольности" соседей.

Верой православной здесь не пахнет. Разве что запылённые и закопчённые иконы и молитва перед едой, да утром укороченное правило. Просто шоколадная оболочка. Плюс мракобесие в виде рассказов детям о встроенных маленьких компьютерах во лбы, через которые ими управляют, да страшилки о штрих-кодах и числе зверя. В общем, она находится в девяностых годах и мою, эту, Россию, не любит и не понимает, из диссидентов с красивыми представлениями о той, монархической. Дети хорошие, но полугородские, могут бесконечно долго смотреть тупые американские мультики.

Вообще деревня очень странная. Сегодня были с Аллой в двух заброшенных и разграбленных домах. Взяла пару брошенных документов стариков: удостоверение на медаль Жукова и диплом об окончании ВУЗа с отличием. Разруха. Хотя есть крепкие дома, новые молодые поддерживают стариков, и их дома сильно отличаются от других аккуратностью. Те, кто остались без поддержки, просто заживо умирают. Я их видела, и сердце кровью обливается. Сегодня Алла сказала, что для их семьи чем больше брошенных домов, тем лучше. Они хотят жить в отшельничестве. Попыталась с ней поговорить. Получается плохо. Старший мальчик полностью замороченный, но он в семье - альфа, Алла - омега.

Живут в деревне действительно только старики, дети - вот эти четверо. Рядом в деревне, с названием Язвище, живут дачники, только один местный житель. Но, что удивительно, очень хорошие дороги, по которым бродят местные кошки. Все собаки - на привязи и очень злые, сторожат дома. Смотрела дом на продажу. Купить можно, но жить здесь одной при фактическом отсутствии физической помощи - невозможно. Поэтому Вера приветила алкоголика, она хотела с ним создать семью и, если бы он только закодировался или сам перестал пить, так бы и случилось, но он не хочет. Ему нравится жить так, свободно и независимо.

Настроение плохое, пересиливаю себя, спасаюсь детьми и природой: работаю в саду, пропалываю грядки, сегодня гуляла три часа с детьми по местным дорогам. Погода налаживается, хотя последние три дня были ночные заморозки до минус пяти, яблони померзли.

Передайвате привет по электронке Н. Скажите, что все нормально. Буду писать, может быть, раз в неделю. Завтра хочу, если Бог даст, съездить в местную церковь.
Пишите на электронный адрес. По телефону, когда все наладится, позвоню сама".