Я птица

                Алекс Брынза.



                Я птица.

       ….скажешь волшебное слово: «Муттабор»
       и опять превратишься в человека.
       Вильгельм Гауф «Рассказ о Халифе – аисте».


       Семён Алексеевич Жалейкин, натура утонченная и романтическая, был с детства весьма любознателен. Он родился и вырос в одном из небольших шахтерских поселков, ютящихся вокруг шахт, сотнями раскинувшихся по территории трех областей: Ростовской, Луганской, Донецкой, и соответственно двух государств. В географическом смысле эта местность называется «Донбасс».
       Когда в родильном отделении раздался его крик, по радио объявили, что СССР больше нет, санитарка улыбнулась и, обтерши младенца вафельным полотенцем, показала его Елизавете Петровне Жалейкиной, еще затуманенной прошедшими родами, ласково приговаривая: «Возможно это первый гражданин независимой страны».
       Прошедшим летом Жалейкин сделал две очень важные вещи в своей жизни: средненько окончил школу и блестяще провалил экзамены в ВУЗ. Дабы Елизавета Петровна успокоилась, он весьма авторитетно ее заверил, что по возрасту, до призыва, у него следующим летом еще будет шанс поступить, записался на заочные подготовительные курсы, и… несмотря на категорические протесты мамы, устроился на шахту, мотивируя это тем, что, во-первых, в поселке больше работы нет, во-вторых, это ему поможет при поступлении в институт, и, в третьих, работать он будет всего шесть месяцев. После нескольких скандалов Елизавета Петровна капитулировала.
       Сегодня у Жалейкина был первый рабочий день под землей, его взяли учеником в проходческую бригаду. Полдня он как мог помогал заслуженным проходчикам ставить крепеж, безумно устал с непривычки, но тут, наконец, бригадир Борисыч объявил долгожданный обеденный перерыв. Есть Жалейкину не хотелось и поэтому, несмотря на усталость, он побрел осматривать соседние штреки.
       Утром, в начале смены, перед спуском, нужно обменять жетоны, и в окошке Сёма столкнулся с девушкой. Видя, как он покраснел, девушка улыбнулась. Это заметили коллеги по бригаде и начали подшучивать: «Это Лидочка, хочешь, мы тебя с ней познакомим?» Жалейкин еще больше покраснел, чем развеселил шахтеров. Он тогда не понял, что мужики просто заглушали страх, инстинктивно цепляясь за любой повод.
       Общение с дамами у Сёмы никогда не выходило, в их присутствии у него потели ладони, и все тело начинало биться мелкой дрожью. После выпускного он твердо решил избавиться от девственности и под предлогом забрать школьный альбом напросился в гости к Леночке, своей однокласснице. Та видимо все поняла, сжалилась над Сёмой, и открыла ему дверь, облаченная в шелковый халатик, из-под декольте которого виднелась часть упругого розового соска. Дальше Жалейкин ничего не помнил, а когда очнулся, обнаружил себя в Лениной комнате, стоящим посредине, со спущенными до колен штанами и развёрнутым, но не надетым презервативом в испачканных руках. Леночка запахнула халатик и совсем необидно заметила, что такие конфузы часто случаются, и не надо отчаиваться, все у него обязательно получится в следующий раз. Весь вечер они гуляли по поселку, а на следующее утро Леночка уехала учиться в Институт, так и не сделав из Жалейкина мужчину. Такие невеселые воспоминания одолевали молодого шахтера, когда клеть уносила его на глубину семьсот метров.
       Сема медленно брел по штреку, внимательно рассматривая причудливые стены, представляя себя сказочным героем в зловещих подземельях. Ему это было не трудно. Почему-то вспомнился далекий осенний день из детства, когда к ним во двор привезли уголь на зиму, и он, маленький, заворожено глядел на кучу посреди двора. Она ему тогда казалось огромной и абсолютно черной горой, черной до блеска, ничего чернее в жизни он больше никогда не видел, если не считать птицу, севшую на вершину этой самой кучи. Из дома вышел отец, торопясь на смену, бросил мимоходом: «Смотри Сёма, это уголь, черное золото, его добывает твой папа». Сема обернулся к отцу и, показав пальчиком на вершину, спросил: «А это угольная птица?» Отец улыбнулся и ответил: «Нет, сынок, это всего лишь дрозд» - погладил Сёму по голове и заспешил на шахту.
       Больше Жалейкин его никогда не видел. Елизавета Петровна не плакала, она в течении недели каждый день ходила на шахту и обречено ждала, когда дойдет очередь до её молодого мужа.
       Шахтеров хоронили всем поселком, и опять Елизавета Петровна не плакала, но как-то неуловимо, всего за несколько дней, превратилась из молодой девушки в седую женщину.
       Жалейкин, почему-то не помнил отца, как ни старался вспомнить, зато отчетливо помнил дрозда, до мельчайших подробностей: глаза-бусинки, коготки на лапках, каждое перышко. Тот ему еще долго снился, черная птица, восседающая на огромной, черной горе, и неизменно говорил: «Смотри Сёма, это уголь, черное золото, его добывает твой папа».
       Именно поэтому, пойдя в школу, Жалейкин записался в кружок юных орнитологов и прилежно мастерил каждую зиму кормушки для птиц, а весной - скворечники.
       Штрек очередной раз круто повернул, и неожиданно Жалейкин наткнулся на НЕЁ.
       - Лида, что вы тут делаете? – Сёма удивленно смотрел на девушку, которая, по меньшей мере, странно смотрелась под землей в своем белом сарафане.
       - Вы ошиблись, я не Лида, – девушка улыбнулась, точно так же, как утром, когда Жалейкин спускался в шахту.
       - Кто же вы тогда? – смутные сомнения начали одолевать Сёму, похоже, над ним, как над новичком, решили подшутить.
       - Я дух этого рудника, – девушка продолжала улыбаться.
       - Это что ли как хозяйка Медной горы у Бажова? – теперь Жалейкин был точно уверен, что его разыгрывают. Сейчас выйдут из под сводов старшие товарищи и начнут хохотать. Он стал судорожно шарить глазами по темным углам, пытаясь вычислить, где они прячутся.
       - Не совсем, но думаете в верном направлении.
       - Почему же вы так похожи на Лиду?
       - Я ни на кого не похож, каждый видит меня по-своему. Да не вертите Вы головой, здесь больше никого нет.
       - Что вам тогда от меня надо?
       - Ничего, я как и Вы просто гулял, мне скучно, хотите я докажу, что я дух? Например, чудо совершу.
       - Фокус покажете?
       - Не будем опускаться до банальнщины, я исполню одно Ваше желаннее.
       - Любое?
       - Абсолютно!
       - Хочу побывать птицей.
       - Может денег, или власти?
       - Не будем опускаться до банальщины!
       - Хорошо, но помните желание одно, у вас час, если до конца срока не захотите стать опять человеком, останетесь птицей навсегда.
       Жалейкин сделал шаг и вдруг понял, что он уже летит, сначала неказисто, но с каждым, взмахом черных крыльев, обретая силу и уверенность.
       Уже осталась позади душная штольня, и Сёма парил над золотыми осенними рощами и голубыми озерами, время от времени резко взмывая в высь и камнем падая к земле, наслаждаясь величием и свободой полета, не находя аналогов этому новому чувству. Ему хотелось петь и смеяться, очень хотелось, бесконечно, до икоты, до сумасшествия.
       Час промчался незаметно, и Жалейкин твердо решил, что останется птицей, черной величественной птицей и ни за что не вернется к людям с их человечесской подлостью, жадностью, ложью и грязью, ведь у него теперь есть небо, бескрайнее чистое небо, а оно в миллион раз важнее всех земных богатств. Он парил…..
       А в его маленьком поселке, под вой сирен машин горноспасателей и безумные крики женщин, уже начали поднимать из шахты обожженные, изувеченные взрывом метана, тела горняков. Елизавета Петровна не плакала, она в течении недели каждый день ходила на шахту и обреченно ждала, когда дойдет очередь до её молодого сына.


       Конец.