Лосев. Медвежья Гора. Арбат

В этот вечер молодой человек в последний раз смотрел на калейдоскоп звезд в Важинах. Трактат о числах был почти закончен. На следующий день заключенного должны были отправить в лагерь на Медвежьей Горе. Солнце провалилось в густые лапы елей, и вокруг неторопливо темнело.
Взгляд сквозь толстые стекла очков взбирался по деревьям и по тонкому дымку костра, который неподалеку жгли зэки, устремлялся к оживающим глубинам неба, где не спеша просыпались крохотные огоньки. На душе было спокойно и тихо. Он только что написал письмо жене, но сильно сомневался, что в ближайшие месяцы оно настигнет адресата.

«Добрая! Сердце себе не круши неумеренной скорбью.
Против судьбы меня человек не пошлет к Аидесу,
Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнорожденный
Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родится».

Утром ему даже не дали зайти в барак за вещами, а сразу отправили по этапу.
По дороге к Медвежьей Горе поезд встал в лесу на трое суток. Все вещи отправили следом только несколько дней спустя. Не было даже карандашей и бумаги, чтобы продолжать писать.
Когда заключенный, наконец, попал в лагерь, ему, слабовидящему поручили обработку документации.
От постоянной работы с бумагами, да еще при очень плохом освещении, зрение совеем ухудшилось, так что даже толстые линзы очков не помогали. Он совсем не мог читать. Но теперь ему все чаще и ярче виделась Эллада. Он видел мчащиеся ноги окрленного гневом Ахилла; яркими вспышками играл на солнце шлем Гектора.

«Гнев, Богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозного, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их на корысть плотоядных
Птиц окрестных и псов (совершалась Зевесова воля), -
С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждой
Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный».

Довольно скоро, также не без помощи сил свыше, в лагерь перевели и Валентину. А еще через некоторое время Алексея освободили. Он нанялся в лагерь вольнорабочим. Супругам разрешили жить вместе в небольшим деревянном домике.

* * *

Легкий ветерок, ворвавшийся в форточку, прогнал сон. Алексей надел очки и подошел к окну. Утром зрение было чуть лучше и очи были совсем не бесполезны. За окном гулял чересчур бодрящий ветерок; переговаривались ранние прохожие. Арбат был полосатым от солнца. Где-то ближе к Воздвиженке наигрывали на гитаре.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как вернули старую квартиру на Арбате. Конечно, почти ничего не осталось от меблировки, а книги-то и вовсе исчезли все. Но он все равно не мог поверить своему счастью. Постепенно у букинистов он скупал книги из своей же библиотеки. И некоторые отдавали книги, даже не требуя денег.
А сегодня утром Арбат, испещренный мягким солнечным светом, радовал подслеповатые глаза.
Такая же мягкая улыбка заиграла на устах его. И слышал он в неразборчивом говоре прохожих речь эллинов.
Гласные звуки то удлинялись, то укорачивались, соединяясь в единый ритм, столь знакомый ему.

«… В груди твоей, старец, железное сердце!
Но успокойся, воссядь, Дарданион; и как мы ни грустны,
Скроем в сердца и заставим безмолствовать горести наши.
Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит:
Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,
Жить на земле в огорченьях: боги одни беспечальны».


* Цитаты из произведения "Илиада" Гомера. пер. Гнедич