Инферно

(Ад где-то рядом)


Припозднившаяся луна цеплялась за верхушки сосен и, слегка покачиваясь, выползала на очередной обход. От нечего делать, скучая, она заглядывала в окна Зауральского НИИ, подсвечивая лучиком темноту кабинетов. Неожиданно она увидела нечто такое, что вызвало у неё неприятные воспоминания. Погасив луч, луна закуталась в густую тёмную шаль и больше уже не показывалась.

Леонид Никифорович Лаптев собирался домой. Он закрыл дверь лаборатории. Когда Лаптев расписывался на вахте, он вспомнил, что оставил на столе статью, которую он поправил и должен был отдать на выходных.
С лёгким скрипом распахнулась лабораторная дверь. Из туалета мелькнула тень. Лаптев этого не заметил. Статья лежала на краю стола. Считая, что его никто не видит, Лаптев подошёл к небольшому зеркалу и поглядел в него.
- Забыл чего, Леонид Никифорыч?
Лаптев вздрогнул. На пороге стоял Павел Степаныч – Стаканыч, как его называли за глаза в институте.
- Галстук криво завязал.
- Это ничего. Бывает, - Стаканыч подошёл ближе и, оглянувшись, доверительно добавил: - Я тоже с некоторых пор стал суеверным.
- Суеверия здесь не при чём. Говорю же – галстук… - попытался возмутиться Лаптев, но Стаканыч его не слушал:
- Лаптев, родной, выручи, Никифорыч! – взмолился он. Лаптев принял решительный вид:
- Денег, извини, Павел Степаныч, не дам. Получку задерживают. У меня нет… почти…
- Мне денег не надо. Мне не денег. Хотя и денег тоже, но раз нет, так нет. Я другое хотел…
- А вот спирта я тебе, Степаныч, тем более не дам. У меня для опытов не хватает, а ты…
- Леонид, послушай!..
- Паша, не дам. У меня Люда его в сейф, а ключи с собой унесла. Нету!
- Леонид, мне не надо спирта, мне не надо денег, мне надо помочь! – разозлился Стаканыч.
- Хорошо, что от меня требуется?
- Никифорыч, тут такое дело: мы с Мамонтом едем на конференцию в Н-ск. Надо, чтобы ты присмотрел тут кое за кем.
- За кем?
- Тут у меня… в лаборатории живёт… Лаптев, ты покорми… водички вот… - он протянул Лаптеву пластиковую мисочку с водой.
- А-а, это! Ну, ты бы сразу и сказал.
- Да я тебе и говорил.
- Ладно, ладно. Завтра Людочке скажу, она всё сделает.
- Леонид, ты не понял. Я прошу, чтобы это ты сам… понимаешь, сам сделал. Никого не надо… Люду, там… ещё… сам Леонид. Я тебе покажу.
- Настолько секретно? Новый эксперимент?
- Не совсем. Но можно и так сказать.

Они вошли в лабораторию к Романюку. Тот подвёл Лаптева к маленькой темнушке. Выгороженный в лаборатории фанерный угол Романюк использовал то как раздевалку, то как склад, а когда у Романюка ещё была жена, и они ссорились, он бывало и ночевал здесь.
- Вот тут, - показал Стаканыч на дверь, - откроешь, поставишь тарелки и всё. Только свет, пожалуйста, не включай.
Лаптев пообещал. Романюк отдал ключ.

Романюк уехал. Первые три дня всё шло нормально. Лаптев забирал тарелки, мыл их сам, насыпал корма и наливал воды. На четвёртый день, по просьбе директора он просматривал отчёты, засыпавшись цифрами, катастрофически ничего не успевал и всё-таки отправил кормить Людочку. Она влетела назад через минуту. Она была страшно напугана. Казалось, даже веснушки у неё от страха сбились на переносицу под очки.
- Леонид Кефиирыч, я только туда вошла, а оно как прыгнет. Чашку из рук выбило и в дверь. Я боюсь, Леонид Кефирыч. Лучше бы я не ходила. Оно меня укуси… укуси… - всхлипывала Людочка.
- Укусило?!
- Да! Могло!
- Кто прыгнул? Кто укусил? – Лаптев погладил лаборантку по плечу.
- Я не знаю! Я не видела! Я только вошла!
- Свет? – догадался Лаптев. – Ты включила свет?
- Да нет! Я не успела! Я только хотела!..
От Людочки ничего было не добиться. Лаптев сам пошёл в лабораторию к Романюку.
Так и есть. Свет в темнушке был включен. На пороге лежала тарелка, вокруг был разбросан корм. При свете Лаптев оглядел комнатушку. Ничего необычного он не заметил, кроме подстилки в углу. Подстилкой служило старое осеннее пальто жены Романюка. На полу остались несколько свежих глубоких царапин, нанесённых тяжёлым и не слишком острым предметом. Приглядевшись, Лаптев заметил на подстилке клочки шерсти. Он поднял один, распушил его в пальцах. Шерсть была необычная. Такую Лаптев ещё точно не видел. Мягкий комочек притягивал к себе свет. Притягивал и не отпускал назад. Невозможно было уловить никаких оттенков, переходов цвета.
Серый, как тень
Пришло на ум Лаптеву. Тут у него в глазах зарябило.
Тьфу ты, чёрт!
Лаптев помотал головой и сунул клочок шерсти в карман. Выйдя из лаборатории Романюка, он запер дверь. Бросив расчеты, Лаптев ходил по институту в поисках беглеца. Он заглядывал в лаборатории, спрашивал: не видел ли кто-нибудь чего-нибудь. Осматривал запасные лестницы и шкафчики пожарных кранов, пока не наткнулся на Мамонта. Директор поинтересовался, что он ищет, и готовы ли бумаги.
- Почти, Аркадий Данилович, почти готовы, - пролепетал Лаптев и бросился от Мамонтова прочь.
Заставить Людочку навести порядок в кабинете Романюка было невозможно. Поэтому, отдав отчёт в приёмную, Лаптев отправился туда сам. Дверь темнушки была закрыта, но Лаптев поклялся бы, что раньше перевёрнутая миска с кормом лежала на её пороге. Корма вокруг тоже не было. Лаптев приоткрыл дверь. В кладовке было почти совсем темно. Но, помня, что случилось с Людочкой, Лаптев не стал включать свет. Он почувствовал, что в углу кто-то есть. Когда глаза Лаптева привыкли к темноте, он разглядел тень. Тёмный сгусток из средины угла изучал его кошачьими светящимися глазами.
- Спокойно. Спокойно. Тихо, - уговаривая не то себя, не то существо, Лаптев протянул руку, чтобы то ли прикоснуться, то ли погладить его.
Лаптев остро почувствовал укол страха. Будто свернувшись в иглу, страх кольнул его чуть выше крестца. Отметив, что спина покрылась горошинами пота, и они предательски сползали за пояс брюк, Лаптев обнаружил, что он успел не только выскочить за обе двери, но и каким-то образом закрыть их на ключ.
- Чёрт знает что! – в сердцах выругался Лаптев. – С меня хватит.
Он решил обо всём доложить Мамонту, но вовремя вспомнил, что директор вместе с Романюком на конференции.
- А как же он встретился мне в коридоре? Чёрт знает что! – опять выругался Лаптев и пошёл к себе.

- Людочка, у вас там пиончика не осталось?
У Люды, которая считала себя нервной, всегда имелись запасы валерьянки, пустырника и ещё чёрт знает каких успокоительных средств.
- Вот, Леонид Никифорыч, его надо в водичку накапать. Хотите – я сама?
Но Лаптев её не слушал. Запрокинув голову, он вылил содержимое флакона в рот и одним глотком проглотил.
- Люда, вы сегодня Мамонтова не видели?
- Евгения Аркадьевича?
- Нет, Аркадия Даниловича.
- Так он же на конференции в Н-ске.
- Я знаю. А здесь ты его не видела?
- Нет. А вы?
- А я… я, пожалуй, домой пойду. Если спросят, скажи… скажи… Ничего не говори. Понятно?
- Понятно.

Весь вечер Лаптев пил чай с лимоном и присланным братом малиновым вареньем. Рано лёг спать.
Наутро проснулся бодрым.
Он решил, что вчера ему всё почудилось от переутомления. Однако, в кабинет Романюка он больше не пошёл.

- Спасибо тебе, дорогой Леонид! – Романюк влетел к Лаптеву как весенний скворец. Он размахивал руками как крылышками, что-то щебетал и вертел по сторонам длинным носом. Лаптев молча открыл ящик стола, схватил ключи, и тут пальцы его задели что-то, что заставило его снова покрыться холодным потом. Он медленно вынул из стола руку.
- Павел Степаныч, я жду от тебя объяснений, - на ладони лежал клочок серой шерсти.
- А-а, Лёня, я как раз хотел тебе рассказать. Сейчас я тебе расскажу… всё.
- Сейчас ты мне расскажешь всё.
- Да, Леонид… понимаешь, он заболел… а я… как специалист. Я их уже раньше видел… но давно уже! Ты не думай!.. Вот они его ко мне…
- Кого его? Макака, павиана, который месяц назад сбежал? И почему без клетки?
- Какого макака?
- Из вивария.
- Нет, это не макака, это не обезьяна… это чёрт…
- Да, чёрт знает что. Я видел.
- Нет, это – чёрт. На самом деле. То есть пока – чертёнок. Он заболел. Что-то типа астмы. Теперь он практически здоров. Пора отпускать.
- Это тебя пора запереть! Ты в своём уме?! Чертёнок-астматик! Больше ничего не придумал?
- Но это на самом деле. Пошли. Я покажу.
- Я никуда не пойду.
- Пошли!
- Нет, я не пойду. Забирай ключи, Стаканыч, и проваливай.
- Ах, значит – Стаканыч? Да я, если хочешь знать, для науки… ладно – Мамонт, ему - до лампочки. Но ты! Ты-то должен понимать! Пошли, Лаптев, а то пожалеешь.
Упоминание о науке заставило Лаптева подскочить. Он вышел из-за стола:
- Пошли. Сколько я должен буду выпить?
- Для чего?
- Чтобы твоих чертей увидеть.
- Это сейчас вовсе и не обязательно. Пойдём, пойдём… сейчас увидишь.

Степаныч со всякими предосторожностями открыл дверцу каморки.
Папа Карло – ни дать, ни взять
Усмехнулся Лаптев.
- Вот, смотри. Сейчас глаза привыкнут. Свет включать не надо. Они его не любят. Взрослые переносят хорошо, а маленькие – вроде этого – терпеть не могут.
- Я понимаю теперь, почему он у Людочки сбежал.
- У Лю… у кого? Я же просил тебя, Лаптев. Это же тайна… я только тебе… если кто-то узнает – я пропал.
- Ладно уж, конспиратор. Она даже ничего не разглядела. Он так вылетел, прямо стрелой. Как только назад вернулся?
- А куда ему было идти? Здесь его и покормят и… в общем, куда же он пойдёт?
- Но лаборатория заперта была. Его не было здесь. Я искал его. С ног сбился. Бегал по коридорам как полудурок. Мамонт мне выволочку устроил.
- Кто?
- Мамонт.
- Как Мамонт? Он же со мной в Н-ске, на конференции был.
- Дела… меня похоже тоже запирать пора.
Глаза немного попривыкли к темноте. Лаптев стал различать густо-чёрное пятно в углу каморки.
Нет, не пятно… несколько пятен. Одно пятно – тело, другое – голова.
Глаза!!!
Лаптев опять увидел эти горящие как у волка глаза. Они горели, и всем своим светом напоминали красный сигнал на перекрёстке:
Не подходи!
Лаптев отступил на шаг. Холодок необъяснимого ужаса пробежал от макушки к пяткам. Рубашка прилипла к спине, покрывшейся потом.
- Я, пожалуй, пойду.
- Стой, стой. Это он пугает. Боится тебя, вот сам и пугает… защитная реакция. Ну, что я тебе объясняю. Успокойся, успокойся, Федя… - Романюк протянул руку и погладил чертёнка.
- Федя?
- Ну, должен же я его как-то звать. Он не против. Родители тоже.
- Какие родители? Романюк, ты тут свихнулся совсем? Тебе делом надо заниматься. Отчёт скоро сдавать.
- Я сдам. За меня ты даже не переживай.
- Как ты сдашь? Возишься с этим… небось целыми днями.
- Вожусь. Куда деваться. Но не просто так. Я ему помогаю, они мне. Так что за отчёт не переживай. Отчёт у меня будет.
- Ой, Паша, Паша, допрыгаешься ты с ними. Мамонт знает?
- Ты что?! Как можно?! Он же меня!.. – Степаныч провёл рукой по горлу.
- Да, Паша, Аркадий таких штучек не любит.
- Леонид, я тебя прошу.
- Я, конечно, буду молчать и Люде скажу, но заканчивай с этим, Степаныч, заканчивай.
- Эх, Леонид, ты всегда чего-то опасаешься. Что тут такого? Вот смотри какой, он маленький, несчастный, - Романюк опять погладил чертёнка.
Странное дело. Лаптев почувствовал приступ острой жалости к маленькому тёмному комочку. Он вспомнил, что в суровые годы его детства родители были не очень-то ласковы ни с ним, ни с его братом Дёмой.
Были не очень… были… но всё-таки были. А ведь он мог остаться совсем один. Сидел бы вот так.
Слёзы навернулись на глаза Лаптеву.
Вот так как он. Один в тёмном углу.
Лаптев заморгал глазами и протянул руку, погладить…
Ведь он и так сейчас один. Никого у него нет. Он один, как этот чертёнок… чертёнок!
 Лаптев вздрогнул, тряхнул головой, прогоняя остатки наваждения.
- Павел Степаныч, ну-ка отойди от него. Отойди, я сказал!
- Ты что, Леонид?
- Я ничего. А ты не видишь, что он манипулирует тобой… нами, нашими чувствами. Ты же делаешь всё, что ему нужно. Он заставляет тебя.
Чертёнок вдруг принялся корчить рожицы, уменьшился в размерах.
- Леонид, он безобиден. Он же маленький! – Романюк умиленно сложил руки и хохотнул, умиляясь проказам чертёнка.
- Покажи мне свой отчёт.
- Да вот он, здесь. Почти совсем готов, - Романюк вышел из темнушки и достал стопку исписанных листов из шкафа. – Смотри. Осталось перепечатать.
Лаптев открыл наугад, потом ещё раз, потом перелистнул, потом вгляделся в цифры, графики и подписи под ними:
- Паша, что это за муть?
- Отчёт, Лёнечка! А что не нравится?
- Это же чушь собачья! Как ты его Мамонту покажешь?
- А я его уже показывал.
- И что?
- И то!.. Аркадию понравилось. Тут кое-где надо цифры поменять. А в остальном он всё одобрил.
- Паша, ты же его не сам писал. Не сам.
- Не сам? А хоть бы и не сам. Помогли мне… немного. Хочешь? Тебе тоже помогут. Мне ничего не стоит. Замолвлю за тебя словечко.
- Паша! Ты что? Не надо! Боже упаси! Да и тебе не советую. Оставь ты всё это, - Лаптев кивнул в сторону кладовки. – Зачем? Зачем тебе это надо?
- Лёня, я тебе помощь предложил? Она тебе не нужна?
- Нет.
- Вот что, Лаптев, иди отсюда по-хорошему. Иди, - Романюк как будто вырос, медленно надвигаясь на него.
- А я иду, - отступал Леонид, - иду, Паша.
- Вот и иди. И забудь, с какой стороны в мой кабинет дверь открывается.
- Я иду, Паша, иду.
- Иди, - Романюк захлопнул дверь перед его носом.
Лаптев прислушался. За закрытой дверью Романюк продолжал разговаривать сам с собой:
- Пусть идёт. Пусть. Помощь ему не нужна. Он завидует мне. Элементарная зависть. Он ещё придёт сюда.
Лаптев оглянулся: не видел ли кто, как он подслушивал. Никого не было.

Утром Лаптев встретил на лестнице уборщицу тётю Настю.
- Анастасия Егоровна, а вы у Романюка в кабинете пол моете?
- У Романюка-то? Нет. Я у него мыла. Раньше, - тут она поманила Лаптева нагнуться, - я вроде как и сейчас у него мыть должна. Но я уже три недели к нему не захожу. Да он меня и не пускает. Подойдёт к двери, спросит кто. Потом ведро возьмёт и сам моет. Не то у него какой эксперимент идёт? Ты, милый, часом не знаешь?
- Да, эксперимент. Это вы, Анастасия Егоровна, точно заметили.
- Тогда ладно. А то я всё переживаю. Тамара Максимовна мне площади закрывает, а если узнает, что я там не мою… ставка-то не выходит.
- Да-а, - задумчиво протянул Лаптев. Завхоз была суровой тёткой.
- Как думаешь, милый, Романюк не скажет?
- Что? Нет, Анастасия Егоровна, Степаныч не скажет. Ему так надо. Вы уж извините. Говорите, три недели никого не запускает?
- Да, точно три.
- Надо спасать Степаныча, - под нос себе пробормотал Лаптев.
- Что говоришь-то, милый? Плохо я что-то слышать стала.
- Я говорю, вы не к нему, часом, воду несёте?
- К нему, к нему окаянному. Я, милый, уже везде помыла. Вот ему теперь воды набрала, порошочка развела. А то как-то сразу принесла. Так он мне только к обеду вернул. Так что теперь я ему после всех… Ну, уж пусть не сердится. Я ведёрко вымыла, тряпочку выполоскала, порошочка вот насыпала.
- Анастасия Егоровна, а вы мне порошочка немного не дадите? Надо приборы в поверку везти, а они у меня… сами понимаете. А грязные неудобновато как-то…
- Ладно, милый, сейчас, пока не отошла. А ты ведёрко покарауль, - тётя Настя пошла в свою бытовку.
- Покараулю, покараулю, тёть Насть, - Лаптев достал из кармана флакон и вылил содержимое прямо в ведро, покрытое шапкой пены. Потом поблагодарил техничку за порошок, завёрнутый в газетную бумагу.
- Да хватит ли, милый?
- Хватит, хватит. Спасибо.

Утром Аркадий Данилович Мамонтов положил на стол отчёт Романюка и подвинул его к краю:
- Это что вы мне принесли?
- Отчёт, Аркадий Данилович, - улыбался Романюк
- Это не отчёт! Это с отчётом даже в одной комнате не лежало! Я вас просил уточнить статистику, графики поправить, а вы что сделали?
- Поправили… вил… лил.
- Не знаю, что вы поправляли, но из хорошего, солидного отчёта вы чёрт знает что сделали! У меня слов нет!
- Я переделаю!
- Переделывать не надо! Тут переделывать нечего. Новый сделаете! В понедельник сдадите.
- Но сегодня – четверг!
- У вас два месяца было. Всё. Разговор окончен.

- Здравствуй, Лёша, - Лаптев пожал отцу Алексею широкую ладонь.
- Здравствуй, здравствуй, Леонид, - улыбнулся священник, - ну, что? Помогло вода освящённая?
- Да, Алексей Анатольевич, ты даже не представляешь как.
- Это хорошо. Хорошо так же, что в церковь приходишь.
- Я теперь буду сюда приходить. Хорошо тут. Спокойно. Молитвы только никакие не знаю.
- Это ничего.




Егор Черепанов.
7-10.10.05 – 19.11.05