Мы - военные корреспонденты...

Всем военным корреспондентам посвящается…

Мы стояли с Алешей на мосту и смотрели в серые, немного мутные воды Шпреи. Мой друг нервно курил папиросу за папиросой, а я думал о том, что теперь, когда война закончилась, мне и возвращаться не к кому. Я – детдомовский. Родных своих не знал, никто меня не ждет, никому, кроме своей редакции, не нужен. Было немного грустно, но все равно радость от победы брала верх над грустными мыслями. Наконец-то пришел мир в семьи, даже в те, где успели потерять своих сыновей, мужей, сестер, бабушек и дедушек.
- Коля, - наконец произнес мой друг, - я принял решение. Не вернусь домой.
- Что ты сказал?! – признаться, я был удивлен.
- Я не вернусь домой. Уж лучше пусть меня считают погибшим или без вести пропавшим, чем…
Договорить я ему не дал.
- Ты соображаешь, что говоришь? – воскликнул я. – Ты же заставишь лить слезы того, кто тебя любит, кому ты нужен…
- Они ждут того, кем я был, - с легким упрямством произнес Алеша, - а не того, кем стал. В кого превратился… - И он ударил костылем по резной изгороди моста. – Кому нужен безногий инвалид?! Кому?! На что он способен? Жалеть меня станут? Не хочу жалости…
- Дурак ты, - сказал я. – Пойми, что Катя любит тебя. И ей совсем не важно с ногами ты или без. Важно только то, что ты вернулся. Да, и заметь, ты потерял всего одну ногу. А сколько солдат вернется домой вообще без ног, без рук…? Ты подумал об этом?
- Она любила прежнего, - продолжал настаивать на своем мой друг, – а сейчас, как только увидит, испугается. И все время будут смотреть на меня не как на молодого веселого парня, а как на калеку…
- Скажи, мы кто? – спросил я его, взяв за рукав. – Мы – военные корреспонденты. Каждый из нас повидал на этой войне столько, что многим и не снилось. И, имей в виду, что ордена и медали не выдаются просто так. Ты лично подбил фашистский фургон и нескольких мотоциклистов, вытаскивал из танка раненого под пулями врага. У тебя половина груди в наградах. Все почитали тебя, как смелого и отважного человека. … Я радовался за тебя и за себя. А сейчас выясняется, что не знал я тебя до этого, потому что мой друг оказался трусом. … Боишься заглянуть в глаза любящей женщины…
- Пойми…
- Не понимаю! Не понимаю. … Я, на твоем месте, радовался бы тому, что выжил, что вновь увижу ту, которую люблю, и которая любит меня…
Мой друг молчал, а я, воспользовавшись этим, задумался вновь о себе. «Вот я-то точно никому не нужен…», - думал я, закуривая.
- Коль, она ведь станет жалеть меня, - вновь начал мой друг, - а я этого не хочу…
- Она тебя любит, Алеша. Этим все объясняется. Пусть жалеет, но параллельно с этим станет гордиться. Потому что муж вернулся с войны героем. Любовь все трудности разрешит. Ты только представь: ты подходишь к дому, а тебе навстречу бросается она. А вскоре, глядишь, и детки появятся…
Мой друг улыбнулся и посмотрел на меня:
- Спасибо тебе. Если бы не ты…
- Перестань, все хорошо, - улыбнулся я, и повернулся к реке спиной, стал смотреть на снующих вокруг солдат и рабочих, которые расчищали завалы.
- А сам куда? – он хитро посмотрел на меня.
- Не знаю, - задумался я. – Не решил еще. Знаешь, корреспонденты с опытом работы везде нужны. Найду приют где-нибудь…
- Слушай, а может, махнешь со мной? К нам в Саратов. … Уверен, что и там очень нужны такие, как мы…
- Посмотрим. Ты сначала допиши свою статью про павшую столицу фашизма. А там видно будет…
Мы стояли и смотрели на Берлин. И каждому хотелось быть счастливым, нужным кому-то. Возможно, все еще придет к нам, но сейчас мы были нужны стране. А это уже немало…