Прерванное детство. Глава четвертая

       Умелая маскировка не давала возможности увидеть воина замеревшего на узком выступе огромной каменной скалы. Он лежал, не шелохнувшись вот уже вторые сутки. Выдержке, хладнокровию и терпению форландцев завидовали многие народы.

       С раннего детства мальчиков этого народа готовили к войне. К войне беспощадной, против превосходящего численностью, силой и жестокостью врага. Об этих врагах каждый форландский малыш знал от рождения и, наверное, даже раньше, будучи ещё в утробе матери. О них рассказывались сказки, и даже пелось в колыбельных песенках. Непослушных шалунов пугали их именем, а взрослые мальчики выслушивали от седых стариков долгими зимними вечерами рассказы и легенды, где они фигурировали главными действующими лицами. На сходках взрослые мужчины частенько упоминали о них и всегда их кулаки сжимались от ярости и гнева. Юные девы и молодые матери знали, что лучше умертвить себя и своё дитя, прежде чем попасть в их лапы.

       Имя этим древним врагам каждого форландца было – орки...

       Каждый мальчик проходил жестокую выучку в специальных лагерях и получал там необходимые воинские навыки. Эти навыки считались необходимыми не только посвятившим себя воинскому ремеслу. Этими навыками должен был владеть каждый мужчина. Помимо воинского искусства в лагерях изучалось искусство маскировки, выдержка и терпение тренировались специальными упражнениями, и многие иноземные наблюдатели находили способы преподавания в этих школах, весьма жестокими и чрезмерными. Форландцы же так не считали никогда, ибо в их народе говорилось: «Если ты жалеешь сына своего, значит, ты не любишь сына своего и не хочешь, чтобы он жил».

       И во многом эта поговорка оказывалась справедливой...
       
       Воин, наблюдавший вторые сутки за проходящим неподалеку зимником, был командиром летучего приграничного отряда всадников. Это был молодой мужчина, худощавого телосложения и очень невысокого роста. Черты его лица были резко очерчены как у всех северных народов Пангезии. В уголках его глаз и на лбу отметились ранние морщины. Русые, длинные волосы его были собраны в пучок и спрятаны под меховую шапку, отороченную мехом белой куницы.

       Он находился здесь с четкой задачей выследить и перехватить гонцов с донесениями, от разбросанных на этих ледяных, каменистых просторах орочьих гарнизонов и форпостов. После кратких и удачных рейдов на эти земли форландских отрядов, особенно удачным из которых можно было считать, захват и разорение дотла, цитадели Хомгарган, орки стали собирать силы для ответного удара или обороны.

       Расстановку сил и настроения среди орков в этой области вышестоящее начальство знало смутно, а вести нынешнюю внезапно вспыхнувшую войну, всё равно было необходимо. Поэтому любые мало-мальски ценные сведения были сейчас очень важны. Ну а уж если удалось бы захватить «языка» из числа каких-нибудь орочьих военачальников, то это было бы неслыханной удачей. Рассчитывать на это было трудно, но все-таки, каких только чудес не бывает на войне.
 
       Отряд Гумберта, так звали этого воина, насчитывал тридцать человек. Это были в основном проверенные и закаленные в боях солдаты. Были среди них и несколько новобранцев. Но как показал последний налет на орочью цитадель, в котором отряд Гумберта принимал участие, они неплохо освоили воинское искусство в полевых лагерях Форланда по ту сторону ледяных холмов, в благословенном краю предков.

       Отряд сейчас находился в узкой расщелине, скрытый сверху выступающей плоской каменной глыбой. В этом естественном укрытии им предстояло пробыть без огня и горячей пищи, столько времени, сколько потребуется, для того чтобы выполнить приказ, ибо возвращаться без результата у форландцев было не принято. Они предпочли бы лучше вообще не вернуться.

       События последних дней происходили довольно стремительно и многие солдаты не понимали причин, вдруг побудивших людские войска напасть на орочьи укрепления. Поступил приказ из-за Холмов, и рейды были совершены. Все понимали, что силами форландских гарнизонов нельзя было вести не то чтобы, полномасштабную войну, но даже мелкую кампанию. Численность войск была мала. Её хватило бы разве что, на недолгое сопротивление орочьему натиску, если бы таковой случился, до подхода основных сил из-за Холмов.

       Но об этом никто не рассуждал. Приказ поступил и надо было его выполнять. Не ожидавшие такого неожиданного поворота событий орки были застигнуты врасплох. Что и послужило причиной, того первоначального успеха. Дальше дело могло принять печальный оборот, и если орки смогли бы быстро сплотиться и ответить, то вряд ли людские укрепления и даже сама Снежная Крепость устояли хотя бы более трех суток.
 
       С соседних камней послышались звуки, напоминавшие посвист, издаваемый песцами. Это был сигнал о том, что кем-то из остальных четверых невидимых наблюдателей было замечено какое то отдаленное движение.

       Гумберт вгляделся вдаль и действительно разглядел, наконец, несущиеся нарты, запряжённые в оленью упряжку. За ней на низкорослых и уродливых лошадках быстро неслись сопровождающие её уруки.

       Кажется, повезло, на этот раз! Это двигалась какая-то важная персона из числа орков.


***
       Нарты неслись резво и восседавший на них орк уставший уже от длительного перехода, жаждал скорее попасть в гостеприимный Вушург. Там его должны встречать с обратным донесением о том, что скоро на подмогу подойдёт огромная орда, собираемая сейчас в Грахане, Ходрагом Горбатым. Он, зябко кутаясь в шкуры, уже представлял себе горячий ужин и теплую кровать в доме старого Урулага Седого, как вдруг скачущие впереди пятеро всадников, внезапно полетели на землю. Как будто их кони разом налетели на какое –то препятствие. Уруки завизжали, кони их хрипели и, катаясь в снегу, пытались подняться, но это им не удавалось. В их шеях и грудинах торчали загнанные по самое оперение арбалетные болты.

       Смятение, охватившее поначалу сопровождающих воинов, прекратилось. Возглавлявший их командир, быстро восстановил ряды и сомкнул их для отражения удара несущегося на них уже конного отряда людей вылетевшего из-за ближайшей каменной гряды.
 
       Орки вынули из-за спин круглые деревянные щиты и выставили вперед пики, увенчанные возле остриев хвостами из конского волоса. В прикрывавшие их щиты тут же впился очередной рой болтов, выпущенных на скаку людьми. Один из орков ужасно закричал от боли. Его щит был пробит вместе с рукой держащей его. Сам воин, рыча, попятился назад из сомкнутого строя, и эту брешь тут же закрыли стоявшие рядом. Другой урук лишь странно всхлипнул и вывалился из строя. Не успев прикрыть лицо, он получил арбалетный болт между глаз. Смерть его была быстра и место его попятившейся назад лошадки, также заняли стоявшие рядом воины.

       Не дожидаясь стычки, военачальник привстал в нартах и, хлестнув оленей, рванул удирать. За ним двинулись двое всадников сопровождать и прикрывать его отход. Он должен был добраться до Вушурга любой ценой. Даже ценой потери всего отряда охраны.

       От нападавших отделилась группа из троих воинов и, сменив направление, они поскакали за ним следом. Остальные же, не доезжая до ощетинившихся орков, вдруг рассыпались по обеим сторонам строя противника, и оказались сбоку и сзади, быстро окружив их. Конечно же, Форландцы не собирались проверять крепость своих доспехов о пики орков.
 
       Орки вновь смешались и попытались выстроить круговую оборону, но осыпаемые градом стрел и болтов, лишь устроили толкотню. Визг раненных орков и хрип их падающих поверженных лошадок разнеслись над заснеженной равниной. Снег обагрился густой и темной орочьей кровью.

       Нападавшие не знали пощады. Методично как на учебном занятии они расстреливали редеющую на глазах орочью дружину.
 
       Наконец всё было кончено. Последний орк ринувшийся в отчаянном рывке на форландских воинов свалился пронзённый десятком болтов. Он еще несколько секунд дергался, пытаясь нелепо подняться, но, в конце концов, затих. Арбалетчики медленно сужали кольцо окружения, добивая издалека трепыхающихся орочьих лошадок и стонущих раненных орков.

       Погоня за нартами командира в это время продолжалась. Дважды орки-охранники пытались задержать ее. Сначала один из уруков резко остановился и наставил свое копье на всадников, но внезапно налетевший форландец снес ему голову мечом. Со вторым храбрецом пришлось повозиться дольше. Им занялись сразу двое солдат, в то время как Гумберт кинулся догонять уходящие нарты.

       В беге по снегу соревноваться с оленями на коне было бесполезно. Привстав на стременах, Гумберт бросил аркан и, выдернув военачальника из нарт, поволок его за собой к ожидавшим его воинам. Ошалевшие олени понесли полегчавшую упряжку дальше и вскоре скрылись из виду за одним из снежных переметов.

       К этому времени двое форландцев уже покончили со вторым, огрызающимся орком, который пытался остановить погоню.

       Воины летучего отряда тяжело дышали, еле сдерживая своих горячившихся коней, и пытались восстановить подобие строя. Гумберт пронесся мимо них и перед самым отрядом отпустил веревку. Тело орочьего начальника осталось лежать в снегу перед ними.

 
***
       Форландский отряд под предводительством Гумберта уходил в сторону Снежной Крепости, неся с собой ценнейшего "языка", который оказался орочьим шаманом, весьма высокого ранга. За ними поднимался к небу столб черного дыма. Это сгорали сваленные в кучу, останки орков, которые были облиты факельным маслом и подожжены. Так поступать с поверженными врагами было в обычае у многих народов севера материка. Обгорелые трупы, по крайней мере, не трогали хищники.

       Кроме незначительных царапин, никто из отряда не получил в этом налете ни одного серьезного ранения. От осознания небывалого успеха, даже суровые воины принялись шутить и смеяться.

***
       Форландский лагерь гудел как растревоженный улей. Люди сновали туда и сюда, командиры покрикивали на своих нерасторопных вояк. Шло обычное приготовление к нападению на орочий поселок. Хотя, наверное, не совсем обычное, потому что атака готовилась на самый укрепленный и охраняемый форпост орков в этих землях, Вушург.

       Возле штабного шатра толпились разнородные и в пестрых одеяниях телохранители, посыльные и ординарцы командиров, которые совещались внутри уже много часов. По одеяниям воинов, можно было определить, что прибыли для поддержки нападения на орков, отряды из Анафора, Белендара и Аркелора. Также находились здесь несколько воинов с гербами баронов из Болотного Захолустья.

       В шатре шел деловитый разговор о различных тактических приемах при взятии укреплений орков. Высказывались опытные и умудрённые командиры, украшенные многочисленными шрамами, и совсем молодые и горячие по годам предводители летучих сторожевых и разведывательных отрядов, у многих из которых ещё только пробивался пух на лице.

       - Раз из Грахана, готовится выступить Ходраг Горбун, - произнес Бернэль, пожилой воин с лицом бывалого рубаки, - То надо ударить по Вушургу с опережением. Прямо сейчас и не медлить с этим! Подтянется со своими головорезами он, то ввяжемся в затяжное сражение в поле. Сил нам точно не хватит, а подкрепление подойдет только через четыре дня.

       - Резонно, Бернэль, но сил нам не хватит ни на осаду, ни на взятие городка, - парировал ему Гаэль, известный военачальник разведотряда и отчаянный лазутчик в тыл врага, - Наших войск сейчас почти в два раза меньше чем орочий гарнизон Вушурга. Нам очень изощриться придется, чтобы победить при такой расстановке сил. Я лично не вижу вариантов и самое разумное для нас это дождаться подхода подкрепления из-за Холмов.

       - Ха! Может нам вообще запереться в своих крепостях и молиться, чтобы орки смилостивились над нами! – запальчиво выкрикнул один из молодых командиров летучих отрядов, - Или вообще уйти за Холмы и спрятаться в теплых лесах!

       - Помолиться и впрямь не помешает, юноша. Ты, я вижу, очень поднаторел в нападении на орочьи караваны и думаешь, что в этом заключается всё воинское дело? – ответил ему со спокойствием, Гаэль, - Я не призываю, и не призывал никогда отступать перед мохнатыми, но и лезть на рожон не хочу. Надо четко решить, что мы можем противопоставить и сможем ли вообще.

       Обсуждение вновь оживилось, и разные командиры предлагали различные способы, но всё это отвергалось либо признавалось не совсем годным в этой ситуации. Ясно было одно, что прямого противостояния в поле не выдержать и тем более не взять Вушург приступом, да и на долговременную осаду, также не хватало людей.

       И тут поднялся совершенно седой командир, прибывший в лагерь сегодня утром с белендарским войском. Несмотря на седину, он был ещё совсем не старый человек. Затаенные морщинки в уголках глаз и печальный взгляд говорили о большой и глубоко запрятанной боли. Он встал и выйдя на середину начал говорить, не поднимая глаз на окружающих. Руки его охватили плечи, а спина была сгорблена, как будто от болезни.

       - Я прибыл из Болотного Захолустья с небольшим отрядом. Нас возглавляет Харнир Аркуэн, мой шурин, а меня зовут Эктор Иримар. Я могу помочь вам. Мы захолустцы издавна противостоим оркам, но ввиду малочисленности нашего народа, мы воздерживались всегда от лобовых столкновений с ними. Наше оружие – воинская хитрость и смекалка. Есть в подобных случаях несколько старых испытанных способов. Я расскажу вам о них, а ваше дело уже будет, принять советы или отвергнуть.

       - Здесь не болота! – вновь выкрикнул один из молодых командиров.

       - Я знаю, молодой человек, я знаю, - с печальной улыбкой ответил ему Эктор, - Я воевал не только на болотах.

       Эктор, помолчал немного и добавил:

       - Именно в наши края делали последнюю разведывательную вылазку орки. Они вели себя странно и необычно. Цель их была явно не в обычных набегах и грабежах. Они действовали скрытно и пытались всё сделать для того, чтобы их разведка осталась незамеченной. Тем не менее, они всё же совершили несколько гнусных поступков, нарушив условия перемирия, и пострадали при этом, именно жители Захолустья. У меня с ними так же есть свои счёты… - голос его дрогнул и рыцарь замолчал.

       Он подошел к стоящему посредине шатра столу, на котором лежала сделанная из огромного куска пергамента карта этих мест и, склонившись над ней, принялся объяснять свой план.


***
       По ночному небу плыли рваные облака, порой закрывая собой надолго призрачный лунный диск. Сторожевые наблюдатели пристально вглядывались в темноту тундры, окружающую укрепленный городок. Где-то там таились древние враги орочьего рода – люди...

       Измученный бессонным бдением мозг рисовал фантасмагорические картинки и различные галлюцинации, в пограничном состоянии между сном и явью. Шел самый тяжелый период ночного караула, во все времена существования мироздания и армейской службы, и это был период между вторым и четвертым часом ночи.

       Шарбаг, молодой воин, боролся со сном, и даже колючие льдинки, с шорохом сыпавшие с неба и больно лупившие по глазам и обветренному лицу, не могли помешать его здоровому организму, погружаться периодически, в краткие сонные провалы. Он клевал носом и, очнувшись вновь, глубоко дышал и пытался, разминая лицо энергичными растираниями, отогнать сон, но это ему не особо удавалось. В тревожных снах, ему виделись форландские всадники, пытавшиеся настичь его, а он не мог бежать, вздрагивал и просыпался. Эта полудрёма могла дорого стоить на войне, особенно сейчас в дни особой мобилизации, поскольку в любой момент можно было ожидать нападения людей. Ощущение близкой опасности поначалу пугало и бодрило, восстанавливая бдительность, но постепенно наступал момент безразличия, когда измученный постоянными страхами и тревогами мозг, просто отключался и воин безмятежно проваливался в объятья Линаэ и наслаждался, наконец, покоем.

       Ему чудилось, что где-то там, в глубинах скудной северной земли, клубилось Нечто и постепенно принимало очертания того глубинного ужаса, о котором рассказывают орочьи старики своим внукам по вечерам. Этот подземный кошмар, проклятье всех подземных народов, некогда повстречавших его в земных недрах, у самых Корней Земли, как будто явился сейчас здесь и начал обретать материальные очертания. Он принимал облик ужасной старухи в лохмотьях, похожих на развевающиеся на ветру рваные крылья, постепенно закрывающие собой всю ширину горизонта, на манер летучих мышей или драконов. От нее как будто исходила мощная волна страха и неизбежности, неотвратимости воздаяния…

       Шарбаг вздрогнул и открыл непослушные веки, ему почудилось, что это существо начинает смотреть на него кровавыми угольками глаз на пустом лице. Но почему у него не два глаза? Почему возникают ещё и ещё мерцающие глаза. Орк попытался пошевелиться и отогнать охватившее его сонное оцепенение. Организм не слушался, и мысли оставить попытки борьбы, были сейчас наиболее сладкими и желанными. Воин напряжённым усилием воли гнал сон и, наконец, ему удалось вырваться из цепких объятий богини сна.

       Он вскочил и начал подпрыгивать, размахивая руками при этом, стараясь глубоко дышать. Поначалу его пошатывало, и ноги не слушались, но он упорно продолжал разминаться и разгонять застоявшуюся кровь.

       Наконец сонная скованность начала отступать и он, мимолетно бросив взгляд в сторону горизонта скрытого сейчас в темноте, вдруг остановился и стал пристально вглядываться вдаль. Красные огоньки действительно были! Но это были вовсе не глаза чудища из кошмарного подземного мира. Это приближались враги, и они несли факелы! Эти то факелы и превратились в его воспаленном мозгу в мерцающие глаза.

       Остатки сна мгновенно слетели и не оставили следа. Молодой орк тихо и утробно зарычал, глядя на приближающихся противников. Фыркая, он нюхал воздух, пытаясь определить с этого расстояния принадлежность отрядов, и чуткий нос его уловил донесшийся по ветру, запах горящего масла, теплого металла, лошадиного пота и резкий запах человеческих тел!

       Откуда-то сбоку послышалось сопение. Это подползал к нему, Ухум, один из его товарищей.

       - Однако, я пойду докладывать, - произнес Ухум, по-южному окая, растягивая слова и путая ударения. Он был одним из потомков орочьего рода пришедшего издавна в эти земли откуда-то с юга из-за Холмов.

       - Подожди, нужно сосчитать их, - неприязненно отозвался Шарбаг. Он, как и все северяне недолюбливал южан, вечно старавшихся выслужиться и излишне ревностно относящихся к исполнению приказов.

       - Ну, ты считай, а я пойду докладывать, - отозвался Ухум и, приподнявшись, побежал, пригибаясь к земле в сторону городка.

       Шарбаг выругался сквозь зубы ему вслед и принялся наблюдать за остановившимся вражеским войском, начавшим устраивать бивуак на расстоянии не более двух-трех лиг от стен Вушурга. Его всегда учили, что сосчитать ночью количество людей в их военном лагере легко. Обычно костры разжигались по одному на воинский десяток, а значит, если он их насчитал, уже более пятисот, а значит пришло форландцев не меньше, чем пять тысяч.

       Это было нехорошее известие. Совсем нехорошее...

       Вушург уже ожил и осветился неверным светом от оживших сторожевых костров, от факелов двигающихся отрядов к внешним оборонительным укреплениям и стенам. Город переходил на осадное положение, и теперь все воины будут ночевать на стенах и подступах к ним. Слышались отрывистые гортанные команды и бой ритуальных барабанов возвещавших тревожные сведения.

       Эти барабаны сообщили Шарбагу некоторую погрешность в его подсчетах. Видимо кто-то из полевых дозорных уже сообщил в город более точные сведения, что врагов прибыло более восьми тысяч.

       Но проверить точность этих сведений, он не успел, потому что две бесшумные тени, возникшие у него сзади, без лишних движений тихо и хладнокровно перерезали ему горло. Шарбаг еле слышно захрипел, булькая кровью в глубокой ране и выплевывая багровую пену на покрытый жесткой щетиной подбородок, завалился на спину и затих, уставив застывший, удивленный взгляд в неприветливое северное небо.


***
       Вушург был охвачен животным ужасом. Вушург был во власти безжалостного огня, смертоносной стали и жалящего стрелами воздуха, но самое главное – Вушург предался во власть безумия и паники. Ещё вчера вечером это было уверенное в себе поселение, являющееся несокрушимым оплотом орочьих интересов в этих землях, но ныне оно превратилось в охваченное страхом стойбище дикарей заботившихся лишь о спасении своей шкуры.

       Среди вооруженных силуэтов мужчин мелькали женские фигуры, кричали матери растерявшие своих детей, плакали дети, в свою очередь потерявшие в сутолоке своих родичей. С потрясающей нереальностью в окружающей обстановке всё смешалось настолько, что невозможно было разобрать, что происходит. Только что здесь пробегали группы вооруженных орков и тут же рядом пересекали улицу отряды людей. Всё перемешалось. Воздух был напитан тошнотворным запахом гари, дыма, крови и выпотрошенных внутренностей.

       Сломленные морально и растерявшиеся после утраты централизованного управления с помощью звуковых сигналов барабанщиков, орки спешили покинуть город, не обременяя себя его защитой или вступлением в уличные стычки с людьми. Вушург уже не являлся залогом безопасности, а скорей наоборот, покинуть его, сейчас и немедленно, было спасением.

       Шаман Хош продвигался к западному рубежу оборонительных сооружений. Там было тихо в отличие от северной и южной части поселения. Здесь он и решил выскользнуть из городка по траншеям, в уводящие от города овраги и затеряться среди снежных увалов, до времени.

       Нападение произошло совершенно неожиданно и вовсе не со стороны южной стены, вблизи от форландского лагеря, как ожидалось, а с противоположной стороны, естественно защищённой зубатой скальной грядой. Чуть более полусотни умелых и ловких людей переодетых орками, спустились по отвесным склонам, перебили барабанщиков, лишив разом, городские отряды единого командования, устроили поджоги и резню в разных частях города и открыли малые северные ворота, предварительно перерезав немногочисленную охрану. Через эти малые служебные врата и ворвалось основное людское войско, предварительно затаившееся неподалеку. Первыми через улицы Вушурга стремительно пронеслась форландская конница, сея на своем пути смерть и разрушения, и ударила в тыл скопления орков, оборонявших южную сторону города. Военный лагерь форландцев организованный у южных стен с многочисленными кострами и шатрами оказался не более чем хитроумный отвлекающий маневр.

       Орки, деморализованные вначале численным превосходством осаждающих, а затем неожиданным нападением и внезапно возникшим и стремительно распространившимся пожаром, оказались неспособны перегруппироваться и организовать обдуманную оборону. Тем более лишившись связи между подразделениями после уничтожения сигнальных барабанщиков, они лишь устроили толкотню и неорганизованное бегство из Вушурга.

       Ещё добавило суматохи и замешательства то, что среди орков внезапно возникали, якобы их соплеменники, а на самом деле переодетые в урукхаев люди. Они открывали огонь из арбалетов с крыш домов, посыпая бегущих по улице градом стрел и болтов, или вступали в сражение с ними врукопашную, прямо на улицах.

       Это были искусно переодетые и загримированные под орков захолустцы из отряда Харнира Аркуэна…


***
       Он бежал по залитому солнцем лугу и невысокая трава беспрепятственно расступалась перед ним. Казалось, что он не бежал, а летел над землей, едва касаясь её. Ноги несли легко, и на душе было так радостно, как бывает в минуты полного счастья. Вдали среди деревьев виднелись уже черепичные крыши усадьбы Иримэн Мар, родового поместья его семьи. Вот уже показался его двор, в котором гуляли куры и прочая домашняя живность. Дверь в дом была распахнута, и он подумал, что матушка где-то недалеко и должна его услышать. Он силился крикнуть, но звук не выходил наружу, как будто что-то препятствовало ему, и тогда неимоверным усилием он напрягся и, наконец, вытолкнул из груди возглас:

       - Мама! – и проснулся.

       Саграмор лежал, утопая в мягких шкурах, и чувствовал, что, наверное, впервые за последнее время он проснулся совершенно без болезненных ощущений. Вот уже два месяца прошло как он находился в пещере старого Пака. Каждый день они разговаривали обо всем, о чём только могут говорить два разновозрастных собеседника. Мальчик за это время очень привязался к шаману, что уже относился к нему как к обычному человеческому старику, порой забывая, что Пак – орк. Он рассказывал ему о своих детских забавах и проблемах, и надо сказать, что Пак слушал очень внимательно, относясь ко всему очень серьезно. Если бы Сагрик попытался рассказать некоторые вещи, которые он сообщил орку, кому-нибудь из взрослых в своем поселке, то его обязательно высмеяли и назвали бы несмышленышем, но шаман не позволял себе этого никогда.

       Болезнь отступила практически полностью, и мальчик ощутил страшный голод. Казалось, он готов был сейчас съесть целого жареного быка, которых готовили на огромных вертелах во время проведения Всеболоцких турниров. Лишь легкая грусть по дому, навеянная сном, на мгновение омрачила его пробуждение, но тут же отпустила его.

       - Проснулся? – послышался скрипучий голос старого шамана, - Сейчас будем есть. Тебе надо много есть и много двигаться.

       Привычно, что-то бормоча себе под нос, Пак заковылял, из небольшого ответвления пещеры служившей ему естественной кладовкой, к очагу, таща за собой припасы. Саграмор потянулся, сладко хрустнув косточками вытягивая ноги. Он любил так потягиваться по утрам, потому что, как говорила старая Сагитта, человек растет в этот момент. А Сагрику очень хотелось поскорей вырасти. Поэтому он всегда по утрам вспоминал о словах этой деревенской старухи и с удовольствием тянулся, размышляя о том, на сколько же сантиметров он сегодня подрастет.

       Пак хлопотал возле очага, раздувая угли под котелком, с приготовленной с вечера густой похлебкой, настолько густой что, остыв за ночь, она превратилась в студень. Пак называл это варево «гшах» и нахваливал всегда, как средство, укрепляющее силы. И хотя вид у этой еды был и впрямь неважный, но вкус и особенно питательность были на высоте.

       Через некоторое время мальчик хлебал огненный бульон через край глиняной чашки, попеременно, то макая в нее ломтем лепешки, то выхватывая из самой гущи дымящиеся куски мяса на костях.

       - Хр-р… Хорошо, очень хорошо, - бормотал старый шаман, радуясь перемене в аппетите своего подопечного, - Если так дальше пойдет, то быстро окрепнешь. Возможно, что задолго до «времени белых мух». И откуда только у тебя живучесть такая? Ведь тщедушный совсем… Ешь, ешь…

       Уговаривать мальчишку было совершенно не нужно. Съев порцию, он попросил еще, и довольный Пак налил ему вновь полную до краев миску гшаха. Мальчик заметил, как старик проковылял к выходу из пещеры и достал из поясной сумки свиток пергамента. Развернув, его он начал читать, неслышно шевеля губами, проговаривая слова, и напряженно щурясь от скудного утреннего света. Саграмор удивленно наблюдал за этим чудом. За время нахождения у Пака, разговаривая с ним ежедневно и подолгу, он уже освободился от многих предрассудков относительно орков, которые вдалбливались каждому человеческому ребенку с самого раннего детства, но все же читающий орк был совершенно поразительным зрелищем.