От любви умирая

Было около полвторого ночи. За окном стояла тишина, такая, что закладывало уши. Тихо падал снег огромными хлопьями, засыпал всё на своём пути, умиротворяя, утешая. Малейший шорох казался до того громким и резким, что, наверное, можно было спугнуть то дикое небо, которое так нагло и в то же время осторожно накрывало всё своим серым мягким телом. Ни одного огонька поблизости, и лишь одиноко и угрюмо светил ночной фонарь, забросив кусочек белого света в чёрную бездну большой и тихой комнаты, где невозможно было понять, открыты у тебя глаза или закрыты, и можно было идти лишь на ощупь, даже не видя своего тела. Единственным ориентиром служила кровать, стоявшая перед окном и занавешенная тюлью белого фонарного света. Ватное одеяло нежно прикрывало белые ноги девушки своим мягким, в мелкий цветочек углом, а остальное мирно покоилось на полу. Оно как будто пыталось залезть обратно на кровать, но никто не хотел помочь ему сделать это… Как бы оно ни старалось согреть холодные ноги, неподвижное тело не отдавало ответного тепла. Одна рука прикрывала голый живот, другая, в тени, лежала прямо. Распахнутые глаза уставились в тёмный потолок, как будто поймав взглядом блик и внимательно его разглядывая. Тёмные круги под глазами заострённый нос, серо-синее лицо, запах смерти и этот безразличный взгляд наводили ужас. А снег всё падал и падал, такой пушистый и белый, и ему было абсолютно всё равно, что происходит вокруг: есть ли на Земле воздух, и дышит ли им кто-нибудь; есть ли на Земле свет и нуждается ли кто-нибудь в нём. Он царствовал на земле и в небе – пришло его время <…>

Два дня назад.

Алиса пришла в гости к своей лучшей подруге.
—За чашечкой отличного кофе можно обсудить так много. Ты как-нибудь к рождеству готовишься? Осталось всего три дня… А потом – подарки, праздник, веселье! Ух! Скорей бы! Мне надо ещё Алику что-то купить. Я знаю: он мне уже купил подарок, только не говорит, что. А так интересно… (делает мечтательное, задумчивое лицо) А ты своему что-нибудь будешь дарить? Алиса-а-а-а…
—А! Прости! Задумалась. Знаешь, что-то настроение поганое такое, что ничего и не хочется. Никакого праздника, никаких подарков – ничего. Охота уехать куда-нибудь далеко-далеко, где тебя по-настоящему любить будут… А мой только на словах: «Алиса! Алисочка! Ты самая сладкая! Да я люблю тебя!» А на самом деле…
—Ну что ты так на него?!..
—Да есть у него кто-то. Другая, в смысле.
—Брось, кому он нужен? Это только ты с ним нянькаешься. Знаешь, а может, он и правда тебя только любит. Порой мимо проходит, отвернётся, можно подумать, барин какой…
—Да то, что он от тебя отворачивается, это ещё не значит, что ни на кого больше не смотрит. Знаешь, какие он мне дома скандалы закатывает?! Говорит: «Это Светка твоя во всём виновата, что ты такая стала!..»
—Я, что ли? (смеётся) Не, правда, что ли?! (хохочет)
—Ну что ты смеёшься? (улыбаясь) Да.
—Ой, идиот! (сдерживая смех) не, ты, конечно, прости, но, по-моему, он уже сам не знает, что говорит. (успокаивается)
Да, не знает, к чему прицепиться! Ой, знаешь, надоело так, не могу больше, уехать хочу!
—Куда?! Ты что, сдурела – квартиру ему оставлять! Это же твоя квартира, а он её в бедлам превратит. Разворуют, растащат всё… ты что, нельзя!..
—Да кому это барахло нужно?!..
—Да друзья его, чтоб их… они и растащат.
—Да гори оно всё синим пламенем!!! Брошу его! Уеду!
—Ну и куда рванёшь?
—Не знаю, Светка, не знаю…
—А-а, знаю… К этому, что ли, своему, как его… Джону?! (ухмыляется)
—Смейся, смейся, а вот возьму и найду его. (улыбается) Ты знаешь, Свет, я же ему письмо написала. Как думаешь, к Рождеству дойдёт?
—Письмо?! Может быть. И что же, ты ему там написала – «Люблю, целую, не могу – приезжаю, встречай!»? Так, что ли?!
—Немного по-другому. (смеётся) Ох, Светка, тебе не понять. Ты никогда так не любила.
—Почему? А Алик? Я же как вижу его, так и хочется на кусочки разорвать от эмоций… или сжать так сильно-сильно…
—Это уже слишком… (смеётся) Нет, видишь – твой Алик рядом, и весь он твой. А этот далеко, у него своя семья. Он и знать не знает обо мне. Просто живёт своей жизнью, довольствуется своим счастьем. А ты тут сидишь и локти кусаешь, понимая, что никогда он твоим не будет. У тебя своя жизнь, у него – своя… Но он такой классный, что, кажется, готова ради его любви почти на всё… Рвёшь и мечешь, не знаешь, кто б предложил такой бартер – ты ему его желание, а он тебе ЕГО любовь…
—Ну, хватит мечтать, помечтай лучше о чём-нибудь реальном.
—Пробовала, а мысли всё равно к нему возвращаются. (вздыхает)
—(отхлёбывая горячий кофе) Пей кофе, не трави себе душу. А где адресок-то его взяла?
—Да в интернете целыми днями зависала, там и нашла.
—А уверена, что правильный?
—Хотелось бы верить. (Дует на кофе) Не знаю.
—Ну ты, Алиска, даёшь! Неужели так любишь? К психиатру не обращалась?
—Да что мне твой психиатр скажет?! Дело-то любовное. Что ты думаешь – все влюблённые к психиатрам сразу бегут?!
—Нет, ну если б ты любила реального человека, а этот…
—А что – этот?! Разве это не реальный человек?
—Для тебя – думаю, нет.
—Ага, спасибо, успокоила. (ухмыляется)
—Успокоилась бы ты на счёт этого. А муженька мы твоего на место поставим. (делает глоток) Тебе, может, успокоительного чего–нибудь дать?
—Да я уже все успокаивающие средства перепробовала. Мне мой невропатолог выписал какие-то сильные таблетки, название не помню, от них ещё есть какой-то толк. Они – производные кокаина. Конечно же, не без побочных эффектов…
—Ох, был бы твой муж сейчас тут, я б ему морду б намылила! (злится)
—(смеётся) Да ладно, ты ещё нервы свои будешь портить… Ладно, Светик, пойду я к ненаглядному своему. (одевается)
—Соскучилась? (смеётся)
—Угу! А ведь когда-то я его любила… Ну, пока, до встречи, звони. (выходит в подъезд)
—Счастливо, ты тоже звони.

Дверь захлопнулась с эхом в подъезде, и эхо попрыгало вниз: раз ступенька, два ступенька, три… За ним шагала Алиса: 1, 2, 3…

Двери подъезда распахнулись на улицу. Снег ветром поднесло к ногам Алисы. Он совсем недавно прекратился, около получаса назад, и красиво обновил весь двор. Узенькие тропинки, натоптанные людьми, идущими в свои тёплые квартиры, тоже слегка припорошил, но не успел засыпать до конца. Фонари, стоящие вдоль аллеи, по которой Алиса прокладывала себе путь домой, кое-как выглядывали сквозь заснеженные ветки пушистых и огромных деревьев, отчего снег казался ещё более ярким, ослепительно белым. Они почти не освещали аллею, тени деревьев заполонили её всю, и она была похожа на еле освещённый тоннель с белыми стенами и потолком из звёзд на тёмно-синем фоне. Всё это было похоже на ещё не додуманную сказку, начало которой уже положили. Алиса шла и не могла понять, почему так красиво и хорошо всё, что вокруг. То ли это было на самом деле, то ли так действовал новый транквилизатор. Открылась дверь в знакомый подъезд, запахло сыростью и сигаретным дымом. По мере продвижения по этажам запахи менялись… и… вот она – эта надоевшая, скрипучая дверь, которую Алиса открыла ключом, резко толкнула, чтобы та не успела скрипнуть, вошла в тёмный коридор и захлопнула дверь изнутри также резко.

Антон, муж, спал крепко, беспробудно, впрочем, как всегда. Алиса тихо разулась, сняла плащ и прошла в свою комнату. Они уже давно спали в разных комнатах. Раньше они делали так, только когда сильно ссорились. Позже их совместная жизнь переросла в один сплошной скандал, примерно с того момента, как Алиса влюбилась в известного музыканта Джона Стюарда, о котором Антон ничего не знал, и они решили, что отдельные комнаты – это единственный выход из положения на данный момент. Алиса хотела развестись с ним, но он не давал согласия на развод.

На следующий день.

Алиса сидит и что-то печатает на компьютере. Антон тихо подходит сзади, обнимает любимую жену и целует в щёку:
—Что делаешь? Ещё только десять утра, а ты снова за компьютером.

Алиса, слегка напугавшись, сворачивает окно и выходит из Интернета.:
—Да так, ничего, стихи пишу.
—А что так напугалась? Дай мне почитать.
—Я не могу. Это слишком личное. Прости.
—У жены от мужа не должно быть секретов
—Знаешь, я никому не давала читать свои стихи, не злись, но и тебе тоже не могу. Это как бы мой дневник…
—Да ладно. Я же знаю, что ты опять сидела в интернете. (отходит в сторону)
—Послушай…
—Нет, это ты послушай… Так дальше не может продолжаться. Ты совсем забыла про то, что есть я! Ты ведёшь переписку с какими-то уродами под дурацкими псевдонимами!..
—Они помогают мне выйти из моего депрессивного состояния…
—…Не перебивай! От чего же у тебя депрессия, интересно? Почему ты мне ничего не расскажешь? Почему?! Я не могу вывести тебя из неё?! А?!
—Не кричи на меня! Я тебе не собачка, а ты не дрессировщик. Ясно?!
—Послушай, я же хочу тебе помочь…
—Вот так, устраивая скандалы? Знаешь, если тебе не нравится моё состояние, моё увлечение "интернетом" и этими уродами с дурацкими псевдонимами, как ты говоришь, то давай разведёмся.
—Ты же тогда совсем ноги тут протянешь.
—Ты думаешь, я живу только за твой счёт?!
—А ты скажешь – нет?

Алиса встала, налила из графина в стакан воды, положила на корень языка таблетку и сделала глоток, отправив её снова выполнять свою очередную миссию по успокоению НС.
—И перестань, наконец, глотать эту дрянь!!!.. – Антон выбил из руки Алисы маленькую зелёную пластмассовую баночку, которую она ещё не успела закрыть, и малюсенькие беленькие колёсики раскатились по всей комнате.

Алиса от такого поступка пришла в бешенство: она толкнула его в грудь и принялась поспешно собирать таблетки обратно в баночку.
—Слушай, ты мне не указ!!! У меня есть своя жизнь, независимо от тебя!!! Этот препарат я принимаю из-за тебя!!! Ты портишь мне жизнь! Я ненавижу тебя! – в слезах кричала она на мужа, – исчезни ты куда-нибудь, и я буду королевой!

Антон присел на корточки и протянул ей несколько таблеток:
—Прости, Алиса, но я же люблю тебя. Ты не знаешь, как. Может, я и строг с тобой, но виновата эта проклятая ревность. Я боюсь, что я тебе не нужен, боюсь, что появится другой. Алиса, Алисочка, успокойся, милая. (обнимает жену)
—Отстань от меня! Я не хочу больше видеть тебя! Отстань! Уйди из моей жизни… (убирает его руки) Выйди из комнаты!
—Хорошо, я выйду. Но правду узнаю всё равно. (уходит, хлопнув дверью)
—Ублюдок! – крикнула Алиса вслед. И продолжила судорожно, еле попадая в зелёную баночку дрожащими руками, собирать своё спасение.

В её голове крутилось лишь одно имя Джона: «О, мой маленький любимый Джон. Что же мне делать? Как найти тебя? С другой стороны, может, так лучше, что мы с тобой не знакомы, потому что мне не хотелось бы тебе себя навязывать, как мне навязывает себя мой муж. Как же трудно устроен этот мир. Ну почему же любовь так жестока? Мы любим тех, кто нас не любит, не любим тех, кто любит нас. О да, это, к сожалению, действительно так. Не знаю, что мне делать. Джон, где ты, малыш?! Я не могу без тебя. Ненавижу само это слово – «любовь», но чувства настолько сильны, что нет больше сил держать их в себе. Прости, любовь моя!.. прости, что люблю тебя так сильно! Я умру с этим именем на губах. Джон – какое прекрасное имя… О, господи…»

Алиса села на полу и зарыдала. С ней давно уже такого не было. Сегодня она плакала так, что даже кошка, спавшая на кровати, подняла голову, навострила ушки – «свои мягкие треугольнички» и уставилась на хозяйку с недоумением в глазах, мол: «Что ты, хозяйка?! Что случилось? Ты рыдаешь так, что даже моё кошачье сердечко трепещет и дрожит. Я не могу спать в таком напряжении…»

Кошка спрыгнула с кровати, пожертвовав холоду своё тёплое местечко и, поспешно переставляя лапки, подбежала к Алисе, начала тереться об неё и мурлыкать: «Мур-р-р, не плачь, я с тобой. Я – лучшее в мире лекарство, и я здесь. Погладь меня, возьми на руки, и всё пройдёт…»

Алиса вытерла слёзы, повернула голову в сторону кошки и улыбнулась:
—Ты моя любимая. Ты пришла успокоить меня? Иди ко мне. (берёт на руки) Ты – умная кошка. Если я уеду, то обязательно заберу тебя с собой. Ты согласна?!

Кошка лишь мурлыкала в ответ и тёрлась головой о лицо Алисы, вытирая шерстью её мокрые щёки и подбородок.

Алиса ещё долго сидела на полу и обнималась с кошкой. Потом, когда «лечебный пушистый комочек» отправился снова на кровать бороться с холодом, занявшим её место, она села за стол, сделала какие-то записи в дневнике, положила его в ящик и улеглась рядом с кошкой. От слёз глаза слипались, а веки немного чесались поэтому в тот момент проще всего было закрыть глаза и, может быть, о чём-то подумать. Сон, как всегда, взял верх… Убаюкивающе мурлыкала кошка…

…Снег. И снова снег перебил все линии транспортного снабжения. Дороги уже которую неделю расчищали и расчищали, а снег всё сыпал и сыпал, временами прекращаясь и начиная снова свою длинную, навевающую грусть песню. Почтальоны на почтах нервничали от того, что в предпраздничные дни, когда у них дома и без того полно работы, тут ещё столько писем, телеграмм, посылок, бандеролей… Всем хотелось поздравить своих близких и родных с рождеством.
—Так, это куда?.. Ага… А это?.. Ой, не могу больше, устала. Надя! Иди, помоги!
—Что? (подходит к сотруднице)
—Да я уже не могу больше сортировать эти письма, смотри сколько!.. Ужас!
—Да мы, наверно, не управимся до праздника… (раскладывает по стопкам письма). А телеграммы куда?
—У Марии Степановны спроси.
—Мария Степановна, куда это? Ух, ты! Зин, смотри, письмецо какое! В Америку кому-то взбрендило написать. Портленд (прочитала по слогам). Я отложу пока.
—Боже мой, сколько работы! Тьма непроглядная! Когда же всё это кончится?! Уволюсь на хрен! Надоело!..
Писем с каждым часом только прибавлялось. Все столы были завалены грудами беленьких конвертов, которые, накапливаясь, падали на пол, за столы и т.д. Грузовики, груженные почтой, буксовали по склизоте, что отнимало уйму времени. Водители злились, почтальоны психовали, а снег всё продолжал пакостить им всем назло…

…Алиса спала. Антон играл на кухне с друзьями в домино, пил пиво, курил марихуану. Жена его уже вновь стала любимой. И после того, как друзья разошлись, он решил заглянуть в её комнату. Дверь слегка отворилась, не издав ни малейшего звука. Антон заглянул в щель – спит. Он вошёл на цыпочках:
—Спит. Как ангелочек. Я знаю, ты же всё равно любишь меня, – шептал он, улыбаясь. – Спи, а я пока пошарю по твоим вещичкам. Что же ты от меня скрываешь? Дорогая моя. Будь моей, и всё будет хорошо, я не дам тебя в обиду. (медленно подходя к рабочему столу жены) доверься мне…

Шаг за шагом, и он уже сидит за столом.
—Посмотрим, что в твоих ящичках, моя милая. О, тетрадка какая-то. Что за?.. Стихи? Нет! Дневничок. Отлично. Что мы тут пишем? Что за тайны?
—(13.06.98) …Вчера я вышла замуж. О, Боже! Я – самый счастливый человек! Я так люблю своего мужа, а он любит меня…
—Да, да, да, малышка! Я люблю тебя!
—(06.07.98) …Мы живём уже почти месяц. Вместе. О, это так здорово!..
—(12.06.99) …Прошёл уже год нашей совместной жизни. Впечатлений хоть отбавляй. Только сейчас проявляется его истинный характер…
—Что такое?! (с недоумением)
—(04..09.99) …Паскуда! Вчера нажрался как свинья, скандал устроил мне, а теперь: «Алиса, Алисонька, Лисик, принеси водички, милая». Козёл!..
—Ну что так сурово?!
—(23.02.00) …Не хочу ему ничего дарить! Он не заслуживает моего внимания! Хочу убить его, убить, убить!..
—(15.03.00) …Жить с моим мужем – просто Ад. Ненавижу его! Вчера Светка сказала, что…
—А, это неинтересно… (нервно листает)
—(30.11.01) …Знаю, никто не сможет меня понять, но это любовь. Я ещё никого так не любила. Готова почти на всё ради него. Он – самый лучший на всей планете, во всей галактике…
—Кто же это такой?! (скрипя зубами)
—(02.12.01) …Джон, мальчик мой. Если б ты только знал, насколько велики мои чувства к тебе. Была бы моя воля, ты давно был бы уже в моих объятиях. Где найти тебя? В своих снах я постоянно ищу тебя, но никто, никто не говорит, где ты, а если и говорят, то только то, что ты мёртв. Почему судьба так жестока?!..
—Кто такой Джон? (возмущённо) Этот, что ли?! (увидев календарик с изображением Джона Стюарда) Малышка, у тебя извращённый вкус. Ты променяла меня на этого урода, на этого педрилу?! (тихо и злобно смеётся)
—(03.12.01) …Джон, я не могу без тебя…
—(04.12.01) …Джон, я умираю от любви…
—(31.12.01) …Даже в день Нового года мысли только о тебе, Джон…
—Джон, Джон! Детка, по-моему, это паранойя!!! (злится) Ты больше не любишь меня?..
—(06.01.04) …Стюард, я хочу забыть тебя, но не могу. Люблю без памяти…
—Эта запись была сделана сегодня. Ах ты, стерва! Тварь! Ты предала меня!

От таких эмоций мужа Алиса закопошилась. Антон быстро положил дневник обратно в ящик. Алиса проснулась и, увидев Антона за своим рабочим столом, вскочила:
—Что ты тут делаешь?! Убирайся из моей комнаты!
—Алиса, я только хотел… – стал оправдываться Антон спокойным голосом.
—Вон!!!..
Антон молча удалился из комнаты, а Алиса принялась просматривать все свои личные вещи. Всё на месте. Через несколько минут Антон вошёл снова в комнату.
—Что тебе нужно?
—Алиса, ты выгнала меня, а я хотел тебе отдать твои таблетки. Вот несколько штук, возьми. Я нашёл их под компьютером.
—Давай сюда.
—Вот, возьми. Они ведь нужны тебе. Он высыпал ей в руку несколько тех самых маленьких беленьких таблеток и поцеловал в макушку.
—Спасибо! А теперь убирайся!

Её руки дрожали, сердце то судорожно билось, то, казалось, останавливалось на некоторое время. Сегодня Алиса чувствовала себя очень плохо и решила выпить сразу две таблетки. Недолго думая, она закинула в рот транквилизатор с ладони, тот, что дал муж, и запила водой. Тело всё дрожало, ноги стали ватными, как будто после километровки, голова кружилась, в глазах темнело, и маленькие белые мушки мелькали не прекращая. Алиса легла снова на кровать и закрыла глаза. Мушки сменились разными образами, они что-то говорили, смеялись, плакали. Среди них были и знакомые, и нет. Какие-то здания, дороги, леса, поля, горы, реки… Казалось, за те пять минут она облетела весь земной шар. Потом она немного успокоилась и погрузилась в сон.

…Сегодня Алисе не суждено было проснуться. Возможно кто-то, кто подсунул ей вместо того лекарства из зелёной баночки яд, потом пожалел об этом. Этот поступок был сделан в порыве злости, в алкогольном и наркотическом опьянении. Антон на самом деле любил Алису, но он и сам не знал, чего хочет от жизни. А психи ведь тоже могут любить…

Снег создавал тишину. Он оплакивал кристаллическими слезами Алису. А может, ему просто хотелось идти…

Год спустя. Почта. За две недели до Нового года.

—Ой, не могу, надоел мне этот скрипучий стол! Выкинуть его надо!
—Да, я с тобой согласна. Ну ладно, пусть послужит последний раз.

От кучи чистеньких конвертов с адресами стол заскрипел и рассыпался на фанеры и доски.
—Надь, смотри – письмо!
—Ну и что? Первый раз видишь, что ли?!
—Да ты посмотри, что это за письмо! Помнишь, в прошлом году перед Рождеством?.. Мы, точнее я, его ещё в сторону отложила?
—Так оно что, так и провалялось у нас?!
—Получается, так. Ну, что делать будем с ним?
—Отправим. Не часто всё-таки люди в Америку пишут.
—Наверно, забавно получить письмо, которое шло целый год.
—Да уж. Не поувольняли бы…

Портленд. Утро, 22.12.04. Дом Джона Стюарда.

Морозное утро. Похрустывал снег под ногами прохожих. Мимо носились автомобили. До праздника осталось три дня, люди уже начинали готовиться, закупали ёлки. В городе уже с утра образовалась какая-то непрекращающаяся суета. Снега в этом году выпало немного и дети, соскучившиеся по нему, радовались и этому малому количеству и пытались слепить из него разные фигуры, но они рассыпались, и сухие маленькие льдинки не желали держаться в одном слепке.

Озябшему почтальону предстояло разнести ещё много писем. Он встал на тротуаре и стал нелепо крутиться по сторонам:
—Да где же, мать его, этот 1018-й дом?!

Что мне могут сказать дети?! Но придётся спросить у них… Хэй! Детишки, вы не скажете бедному почтальону, где здесь 1018-й дом?
—Вон через дорогу, тот большой двухэтажный дом, – стали, перебивая друг друга, кричать дети.
—Спасибо! Чёрт возьми, ещё дорогу переходить!
Наконец цель была достигнута. Недовольный почтальон сунул письмо в почтовый ящик и отправился разносить письма и газеты по следующим адресам…

…Памела проснулась и посмотрела в окно:
—Какая красота! Джон, дорогой, вставай! Посмотри, как красиво на улице!
—Да, да, – ответил он, не открывая глаз, – только я хочу ещё немного поспать.

Памела повернулась в его сторону:
—Уже одиннадцать утра! Хватит!..

Джон продолжал дремать и вместо ответа лишь повернулся на другой бок. Памела проснулась в хорошем настроении, и ей хотелось немного пошалить, а муж не хотел отвечать взаимностью.

—Ах, так! Ну, держись! – она прыгнула на кровать и стала теребить «несопротивляющееся вялое тело» Джона. Не заметив никакой реакции, она принялась его целовать, потом кусать, потом снова пыталась поднять… но всё без успеха. Тогда она стянула с него одеяло и кинула подушкой.
—Ну, милый, вставай! Пора завтракать. Знаешь, у меня такое ощущение, что я с трупом разговариваю. А ты что скажешь?
В ответ молчание. Памела психанула:
—Я же всё равно не дам тебе поспать! Сейчас устроим «карнавальную ночь!» (улыбаясь). Она вдруг принесла кружку холодной воды и вылила на голое тело Джона.

Джон вскочил с криком, ещё не поняв, что произошло. Памела ехидно улыбалась и грозилась вылить на него ещё кружку, если он тотчас же не встанет. Джон сел на кровати, потёр лицо и, недовольный и злой, вышел из комнаты.

После завтрака, который состоялся только в двенадцать часов дня, пора было заглянуть в почтовый ящик и выгрести оттуда очередную партию писем. Джон отправился сам. Отдал часть писем жене, те, что были адресованы ей, а сам закрылся у себя в кабинете и принялся перечитывать свои.

—Скука. Все от фанатов. А это что? Ух ты, из России! Да, как-то раз я был там. Интересно почитать. Боже мой, где же оно валялось? Мятое, мокрое, грязное! Наверно, и буквы все расплылись.

Джон аккуратно разорвал конверт, но его ожидания не оправдались, письмо лишь в некоторых местах было подмочено, а чернила, вероятно, высохли настолько, что даже не расплылись по мокрой бумаге. Стюард впился глазами в старательно выведенные печатные буквы. Письмо оказалось небольшим и закончилось быстро. Он некоторое время сидел и пялился на помятый листок, потом откинулся на спинку стула и, глядя в окно, произнёс:
—Мать вашу, оно целый год где-то блуждало! Да-а, неужели есть на Земле ещё такие люди, которые могут так сильно и бескорыстно кого-то любить?!

И снова его глаза забегали по бумаге с каракулями:

«Дорогой Джон, не знаю, дойдёт ли до тебя это письмо, но очень хочется надеяться, что всё-таки дойдёт. Впрочем, если ты никогда и не прочитаешь этого отчаянного текста, то, может, это и к лучшему. Я не имею понятия о том, куда подевались моя гордость и мой рассудок с тех пор, как я увидела тебя. Возможно, тебе нет дела до меня и моих чувств, и я тебя понимаю, но они настолько сильны, что нет больше сил держать их в себе. Знаешь, я и сама не думала, что смогу так кого-то полюбить. Конечно, это глупо – любить до того сильно человека, которого не знаешь лично и узнать нет никакой вероятности. Первое время терзаешь себя, строишь планы, мечтаешь, на что-то рассчитываешь, всё надеешься, что выпадет и тебе такой счастливый случай, и кто-нибудь поможет найти мечту. Думаешь, что всего в жизни реально добиться, что все сказки становятся действительностью и обретают жизнь. Всё летаешь и летаешь где-то в облаках. Всё так хорошо – ты нашёл свою любовь! Да, это было. Но в один прекрасный момент опускаешься на землю и в трезвом рассудке расцениваешь обстановку… Приходишь в отчаяние оттого, что мечту ты нашёл, а дотянуться до неё – как до луны рукой. Она такая же далёкая и красивая, но не твоя, и никогда твоей не будет. И ты ничего не можешь сделать, ведь ей не прикажешь и сердцу тоже. Чувство безысходности безжалостно вонзает в тебя тысячи, миллионы, миллиарды мелких и ядовитых иголочек. Ты живёшь и не знаешь, живёшь ли. Желаешь умереть, но не желаешь попадать в Ад. Стоишь на краю пропасти и позволяешь тому яду, что называют отчаянием, путешествовать в тебе. Чувствуешь, как он подбирается к твоему сердцу и кусает его, уничтожает. А тебе всё равно, пусть убивает. Разве есть смысл жить, если жизнь сама потеряла этот смысл?! Душа гниёт, а остаётся лишь биокапсула, которой ничего не нужно, кроме удовлетворения простейших потребностей…

Знаешь, Джон, я больше никого не смогу так сильно и искренне полюбить. Да, эта судьба такая жестокая, бьёт и кусает со всех сторон. Не хочу, чтобы ты хоть когда-нибудь страдал так же, как я. Ты любишь свою жену? Я желаю тебе, чтобы она любила тебя также сильно, как я. Ты любишь своих детей? Я желаю тебе, чтобы они не доставляли вам проблем. Я много чего хотела от жизни, а теперь хочу одного: обними покрепче свою жену и детей, и будьте счастливы в этот Рождественский вечер и всю оставшуюся жизнь. Прости меня, малыш. Прости, что люблю тебе так сильно и безумно. Прости… Пусть в эту Рождественскую ночь сбудутся все твои мечты!

Будь счастлив, мой любимый Джон Стюард.

Навечно твоя, Алиса.

(04.01.04)

Нельзя было понять, какое впечатление произвело на Джона письмо. Он куда-то позвонил, через некоторое время к дому подъехал автомобиль. Джон, ничего даже не сказав жене, сел в него и уехал в неизвестном направлении. На следующий день Стюард был уже в России, точнее – в Санкт-Петербурге – городе, где жила Алиса... Люди, которых он нанял, прилетели с ним и, не теряя ни минуты, стали искать Алисин дом. К вечеру шикарный лимузин подъехал к новостройке в центре города, Джон поднялся на шестой этаж с огромным букетом ярко-красных роз. Около получаса известный по всему миру музыкант звонил и стучал в запертую дверь – никто не открыл, и даже соседи все попрятались и притихли как мыши. Джон потерял надежду на встречу и вдруг заметил какую-то девушку, стоявшую на площадку ниже и вылупившую на него глаза с недоумением. Это была Светка, шла к знакомой.
—Вы что-то хотели? – спросил Джон по-английски?

Светка и Алиса вместе учились на факультете английского языка, а сейчас Светка работала учителем в школе, и поэтому общение трудности не составило.
—Нет, это, по-моему, вы что-то хотели, – ответила она. – В этой квартире уже полгода никто не живёт, зря стучите и звоните.
—А где же они все?
—А кто именно вам нужен? И кто вы вообще? – Светку немного трясло от волнения.
— Я – Джон Стюард, – представился он.
—О, Господи!!! – воскликнула Светка и прислонила ладонь к губам, а на глазах навернулись слёзы. – …О, боже… – голос сел, на горло давила чья-то невидимая рука, и она больше не могла выдавить из себя ни слова.
—Девушка, что с вами?!
Светка покачала головой из стороны в сторону.
—Вы не знаете Алису? – безнадёжно спросил Джон, потеряв все силы.
—Знаю. Она была и остаётся моей лучшей подругой.
—Тогда вы не передадите ли ей этот букет и поцелуй от меня?
—Может, вы сами?.. Если хотите, я провожу вас к ней.
—Да, конечно, – взбодрился Джон.

Светке пришлось ехать с ним ив лимузине и показывать дорогу на городское кладбище…

…Светка проводила Джона к могилке Алисы:
—Вот, знакомьтесь, – она зарыдала. – Боже, Алиса была б счастлива…
—А что случилось?
—Её муж отравил, в чём сам позже признался. После этого сошёл с ума и разбился на машине. Его даже похоронили в другом месте, подальше от Алисы.

Джон не мог скрыть своей грусти, и даже глаза его заслезились:
—Я не думал, что эта встреча будет такой…
—Так её письмо всё же дошло?
—Да. (вздохнул, а голос был пропитан печалью)
—Ну что ж, её мечта сбылась, – прохрипела Светка. – Можно даже сказать, мечта всей её жизни.
—Вы расскажете мне о ней?
—Конечно.

Руки Джона тряслись, как у первоклашки, выступающего перед огромной публикой. Он сделал шаг вперёд, развязал ленточку на букете, убрал фольгу и аккуратно разложил алые розы на гранитной холодной плите, запорошенной снегом.

Они ещё немного постояли и после поехали к Светке. Она всю ночь рассказывала Стюарду про Алису, вспоминала о ней, показывала фотографии…

…Утром длинный чёрный лимузин отъехал от Светкиного дома, а вечером того же дня Стюард прибыл в Портленд. После долгих выяснений отношений дома с Памелой, он ушёл в свой кабинет, закрылся и просидел там всю ночь. Его потрясла эта история:
—Вот как может быть! Я думал, на Земле ещё остались такие люди, как Алиса, но оказывается, уже нет…

В рождественский вечер Джон сделал так, как просила Алиса.
—Дорогая, прости меня за то, что я доставил тебе неприятности. Этого не повторится больше. Я тебя люблю, – извинялся Джон перед женой. Потом крепко обнял её и детей, и они долго стояли и смотрели в окно; за стеклом снег засыпал дорожки и деревья, медленно опускаясь на поверхность. Фонари кое-как выглядывали сквозь заснеженные ветки огромных и пушистых деревьев, отчего снег казался ещё более ярким, ослепительно белым. Машины носились туда-сюда по скользкой трассе, а небо продолжало бросать конфетти. И всё это было похоже на сказку с грустным концом.

А в Санкт-Петербурге, где-то там, на центральном городском кладбище, вместе со скованными льдом ярко-алыми розами, горящими на заснеженной могильной плите, осталась с Алисой какая-то часть сердца великого музыканта.