Волчий камень

Когда это случилось, никто не скажет, но дело было осенью, через два или три года после войны. Это запомнили все. Осенний день подошёл к концу, стемнело. Как всегда в эту пору, шёл дождь. Дул ветер, настоящий осенний норд-вест, сильный, порывистый, холодный. Гремел прибой, а в море гудел пароход. И не просто гудел: три коротких гудка, а потом очень длинный; небольшая пауза, а потом снова: три коротких и длинный. Даже новичку такие сигналы сразу понятны: "Мы тонем, спасите наши души!" Легко сказать "спасите", если ты всего лишь бедный ограбленный войной рыбак. Где-то совсем рядом, невидимые в темноте, покачивались на волне и стукались бортами друг о друга пропахшие рыбой баркасы. Жалкие плоскодонные судёнышки - всё, что осталось у них после войны, после бомбёжек и конфискаций. Выходить в море на таких скорлупках при такой волне было сущим безумием. Конечно, если будет приказ, то другое дело. "Мы люди маленькие, а главное - дисциплинированные". Отдать приказ мог только один человек - Януш Ланге, такой же рыбак, как и они, но по долгу службы - бургомистр посёлка. Он стоял тут же, курил трубку и молчал. А пароход всё гудел. Наконец, Януш прокашлялся и заговорил: "Когда наши сыновья погибали - кто их спасал?" И они всё поняли: тонули победители, а они должны были их спасать, но кого: англичан или проклятых янки? Это после всего того, что случилось?! По традиции сыновья рыбаков служили только на флоте. А где он теперь, доблестный флот III-го рейха? Весь на морском дне. Вместе с экипажами… Где находился тонущий корабль, сказать было трудно. Пароходные гудки раздавались то прямо перед деревней, то слева, но чаще всего они доносились откуда-то справа. Все понимали, что это шутки ветра. Но если не хочешь чего-то делать, любой факт может стать важным доводом. Так оно и случилось. "Это не у нас, - сказал Януш Ланге. - Это у наших соседей справа. Пусть они и спасают". И все облегчённо вздохнули.
       Этот вечер они провели в пивной. С мокрых брезентовых курток на пол капала дождевая вода. Играла музыка, а они молча пили, и на этот раз не только пиво: в ход пошли напитки покрепче. А как же иначе, если они поминали погибших на войне сыновей! Неизвестный корабль, как и положено, утонул, и никто о нём не пожалел. Кто-то и где-то ждал, но так и не дождался этого корабля, кто-то искал его следы, но не нашёл их. Повезло только самому Янушу. Недели через две после этого случая на песчаной косе около бухты Януш заметил почти до самого верха засыпанную песком маленькую корабельную шлюпку. Это был 4-хвёсельный ялик фабричного производства, из тонких досок, пропитанный лаком и покрытый краской. Любой рыбак не отказался бы иметь такой в своём хозяйстве. Белыми аккуратными буквами на красном фоне на борту шлюпки было написано название корабля "Штральзунд". Слово было знакомое, однако никто в деревне не мог сказать, что это такое. Остров, город, залив или пролив - какая разница? Закрасить название шлюпки Януш не захотел, ведь это был его боевой трофей; о погибшем корабле он ни разу не пожалел: это была его месть за гибель сына. А через 15 лет именно эта маленькая потрёпанная лодочка стала вещественным доказательством на громком судебном процессе. На скамье подсудимых на этот раз оказался бывший бургомистр, старый рыбак Януш Ланге.
       В большом душном зале тихо, очень тихо, хотя людей набилось сверх всякой нормы. Сидят на лавках и плотно стоят в проходах. Народ всё больше простой, рыбаки да рыбачки. Только передние ряды заняли журналисты.
       - Как меня зовут, хотите знать? А зовут меня Януш Ланге. Вообще по документам я Иоганн, это меня в деревне Янушем прозвали. Опять-таки сколько мне лет? Весной 77 стукнуло. Где я родился? Да всё здесь же, в деревне Кройнцкампф, где же мне ещё родиться? Здесь и отец мой, и дед, и прадед родились, здесь и похоронены. И я здесь родился, здесь и помру. Выезжал один раз в I-ю мировую, когда на флоте служил. А куда нам ездить? Лучше нашей деревни всё равно не найти. Посёлок у нас, можно сказать, знаменитый. В 36-м году о нас во всех газетах писали, говорят, даже за границей. А какие люди к нам приезжали! Теперь таких только по телевизору увидеть можно.
       Так начал свою речь на суде старый Януш. Чем же могла прославиться бедная рыбацкая деревушка где-то в дюнах Балтийского побережья? И вот что узнали благодарные слушатели.
       Всё получилось как-то само собой, совершенно неожиданно. С некоторых пор в Германии появились новые хозяева. Они были ещё молоды - 40, 40 с небольшим. И совершенно неотразимы в своих новых мундирах небывалого фасона. Шло время, и эта шайка малограмотных выскочек (никто из них не имел даже высшего образования) добилась всего, чего хотела. У них была неограниченная власть, право безнаказанно убивать и грабить кого угодно, у них были шикарные мундиры, громкие титулы и звания. Казалось бы, что нужно ещё человеку для полного счастья? Оказалось, - пустяка - бессмертия, или, на худой конец, внушительного долголетия. Рассуждали просто: живут же люди по 100 и более лет, значит, есть причина. А мировые рекорды долголетия? Одна аргентинская крестьянка прожила 210 лет, а один английский боцман - 205. Правда это или нет, но в газетах так писали.
       Говорят, за деньги можно купить всё… И если к деньгам добавить власть, то любая задача станет разрешимой. В 35-м году Академия наук Германии получила секретное предписание: в кратчайшие сроки разгадать секрет долголетия, денег не жалеть. Примерно в эти же годы в Москве возник "Институт долголетия" и тоже под грифом "Совершенно секретно". Почему секретно? Да потому, что долголетие требуется только избранным. Давайте спросим у современных министров Дании, Японии, Израиля, Швеции или Швейцарии, что они думают по этому поводу. И вот что они скажут. В наших странах продолжительность жизни превысила все допустимые границы. Люди уходят на пенсию и живут ещё 25-30 лет. А государство должно им ежемесячно платить пособие. С каждым годом стариков становится всё больше, бюджет трещит по всем швам, а старики и не думают умирать: сидят себе на лавочках и попивают чаёк. Итак, приказ был отдан, и работа закипела. Одно из направлений - влияние климата, образа жизни и питания на продолжительность жизни.
       Однажды летом 36-го года около пивной деревни Кройнцкампф остановился запылённый городской автобус. Двери открылись, и начали выходить пассажиры: солидные, хорошо одетые господа и дамы. В деревне сроду никто таких не видывал. И вот она, первая сценка из сельской жизни. Стайка подвыпивших стариков, нецензурно шумя, затевала пьяную ссору или, хуже того, драку. Приезжие стояли, смотрели, слушали и кипели от возмущения. О каком долголетии может идти речь, если даже старики пьянствуют?! И это в районе с таким нездоровым климатом. Оказалось, не только пьянствуют, но и курят всё подряд: и мужчины, и женщины, и старики, и подростки. В пивной нечем было дышать. За грязными мокрыми столами сидели пожилые, а то и вовсе старые люди, пили всё подряд и беспрерывно курили. Пошли по деревне - картина была везде та же. Погода была ветреная, море грозно шумело, рыбакам нечего было делать, и они предавались пьянству. Собственно, ничего нового тут не было. Они проехали уже десятки рыбацких посёлков, и везде видели одну и ту же картину: если на море был шторм, деревня пьянствовала. Но была и существенная разница: в других деревнях хотя бы старики вели себя достойно. Скрюченные радикулитом и ревматизмом, задыхаясь от астмы и сердечных болезней, они бродили по деревне с толстыми палками в руках и подавали молодёжи положительный пример.
       В первый же день обнаружилось ещё одно пагубное пристрастие жителей посёлка. В каждом доме, куда они заходили, им тут же предлагали чай. Не кофе, как пьёт вся Германия, а именно чай, и не просто чай, а заваренный до черноты, до горечи. Пить это пойло было совершенно невозможно. Неужели эти люди не знают, что крепкий чай вреден? Неужели здесь нет врача? Оказалось, врач есть, и звали его Карл Шрейдер. Пошли к врачу. Небритый, хмурый, плохо одетый господин - типичный сельский доктор - провёл их в свой табаком и пивом пропахший кабинет и тут же предложил чай точно такой же крепости. Столичные гости были возмущены до крайности. "Неужели вы ничему не учились? Разве вы не знаете, что крепкий чай - это яд для сердечно-сосудистой системы?! Как вы сами пьёте эту гадость?" Их сельский коллега нимало не удивился.
       - Привык, вот и пью, здесь все такой пьют. А что касается сердца, то, поверьте мне, никто здесь на сердце не жалуется.
       И это заявление было возмутительно.
       - Мы поставим вопрос о вашем соответствии. Вы гнусно лжёте, вы забыли, что мы медики и ещё из столичных клиник! Мы завтра же устроим проверку вашим пациентам и докажем вам, в каком плачевном состоянии сердце у ваших односельчан.
       - Можете проверять сколько угодно, только ничего не найдёте, - отмахнулся от них сельский доктор.
       А наутро посёлок преобразился. Ветер стих. Рыбаки заводили моторы и выходили в море с такой поспешностью, будто за ними кто-то гнался. Кройнцкампф быстро пустел. На рыбалку ушли все, даже старики и подростки. Женщины всех возрастов дружно мыли окна. Они весело перекликались, и в этом была деревенская хитрость: не выходя на улицу, они мгновенно узнавали всё, что делают непрошенные гости. Пивная с самого утра сияла больничной чистотой, на столах белые скатерти и даже цветы. На видном месте - большой портрет вождя нации. В мундире с накладными карманами и в железном шлеме с эмблемой в виде цветка эдельвейса посередине. Бывшему ефрейтору только что исполнилось 42, он был молод, свеж и весел. Удивительная подробность: портреты фюрера появлялись немедленно всюду, куда приезжала экспедиция. За что эти бедные малограмотные люди любили рейхсканцлера - так и осталось загадкой, а секрет был прост. Рыбаки всего мира с детства усваивают простую истину: на одной рыбе не проживёшь. Дополнительный заработок только один - морская торговля, или попросту контрабанда. На рыбалку ходили с одним грузом, возвращались с другим. Товарооборот производился в открытом море. От властей требовалось только одно: не мешать им жить так, как они привыкли. В чуланах и на чердаках они бережно хранили портреты кайзера Вильгельма и Бисмарка на всякий случай, а вдруг понадобится.
       Берлинские господа: 5 солидных мужчин и 3 очкастых дамы после завтрака прошлись по деревне, нагло заглядывая в окна, постояли на берегу моря под соснами и занялись привычным делом. Деревенский телеграф работал бесперебойно. Сообщения были коротки: "Пошли в школу, сидят в классе и о чём-то разговаривают… К ним идёт бургомистр, с собой несёт регистрационные книги, не одну, а много, за все годы… Листают книги, что-то пишут… Достали какие-то трещёточные машинки, крутят ручки, но молчат". Именно эти машинки, обычные арифмометры, больше всего перепугали бедных женщин. Для них всё было ясно: кого-то ищут, а значит вечером нагрянет полиция. Начнутся обыски. Окна остались недомытые - рыбацкие жёны бросились прятать всё запрещённое. Надёжные и проверенные тайники имелись в каждом доме. Никакая полиция не найдёт, пусть хоть лоб себе расшибёт.
       Вечером гости собрались в квартире сельского доктора. Карл Шрейдер, портреты которого появились потом во всех газетах, на этот раз был чисто выбрит и ухожен, а докторская фрау вообще неотразима. И стол был тоже великолепен: "Пожалуйста, дорогие коллеги, рассаживайтесь, будьте, как дома, давайте выпьем что-нибудь за знакомство. Пожалуйста: коньячок, ликёр, рейнвейнского, кто что хочет…" Вид у гостей почему-то был озадаченный, они хмуро покосились на бутылки и неожиданно… согласились. Выпили и молча начали есть. Разговор не получался, хозяину и хозяйке это явно не нравилось, и они начали снова наполнять рюмки. Ещё раз выпили, потом начальник экспедиции заговорил.
       - Итак, уважаемый коллега, - мы занимаемся проблемой долголетия, и вот сегодня совершенно неожиданно мы сделали феноменальное открытие: продолжительность жизни в вашей деревне оказалась на 16 лет выше среднегерманской. Вы знали об этом, доктор?
       - Может быть, и знал, да что толку? Одна деревня - это капля в море.
       - Извините, доктор, мы занимаемся причинами долголетия, и здесь у нас к вам серьёзные претензии. Вы не только скрыли факт феноменальной продолжительности жизни от медицинской общественности, но и не боролись с вредными привычками своих односельчан. В результате картина оказалась размытой: представляете, сколько бы жили ваши люди, если бы они не курили и не пили!
       - А это как сказать, - неожиданно возразил доктор. - Вы думаете, я не интересуюсь проблемой долголетия? Интересуюсь, ведь я тоже врач, тоже смертный, как все. Видите вот эту книжечку? Я заношу сюда медицинские данные о всех моих знакомых, друзьях и родственниках из разных областей страны, умерших в последние 15 лет. И вот, что получается: умирают, как правило, не дожив даже до 60-и, и, что самое интересное, здесь почти нет курильщиков. Можете полюбоваться: "не курил", "вообще не курил", "никогда не курил", "курил только в молодости", "в последние 30 лет не курил" и так далее. И алкоголь тут тоже есть, вот она, последняя строчка на каждой странице. Можете полюбоваться: "не пил", "вообще не пил", "иногда кружка пива", "рюмка ликёра или коньяка по большим праздникам". Здесь нет никакой подтасовки, господа, я знал этих людей, как самого себя. Что такое рюмка, это 30-40 грамм, разве можно сравнивать с нашими рыбаками; они-то пьют всякую сивуху и не рюмками, а железными кружками, так у них принято.
       - Чем же вы, доктор, объясняете долголетие? Ну, не чаем же?!
       - А почему бы нет? Может быть, и чаем, очень даже возможно. Крепкий чай они пьют с детства и по многу раз в день. Условия жизни везде по всему побережью одинаковы. Я бываю во многих деревнях. Климат - такой же, как здесь, дожди и туманы круглый год, солнце - только по заказу. Питаются тоже все одинаково: рыба, картошка да капуста. И, обратите внимание, господа, чай не только пьют, чаем лечатся. Во всех случаях без исключения. Надо только знать, как его заваривать и как его настаивать, в каком виде его пить: холодный или горячий. Я тоже лечусь чаем. Лекарством считается даже чайная гуща. Компрессы из чайного листа, холодные или горячие, прикладываются к телу при радикулитах, ревматизме, болезни и травмах суставов и костей, фурункулёзе и при всех кожных заболеваниях без исключения.
       - И помогает?
       - Представьте себе, друзья, помогает, проверял на себе множество раз.
       - Всё это, доктор, очень интересно и, может быть, имеет большое значение, но объясните нам, пожалуйста, когда и при каких обстоятельствах ваши односельчане приобщились к чайному напитку. Чай ведь в Германии непопулярен, немцы не любят пить чай.
       - А это, господа, особая история. С большим трудом я узнал главное, хотя и не всё. Что-то рыбаки до сих пор скрывают. Представьте себе: давным-давно, они говорят, ещё при Наполеоне - и это надо проверить - вблизи посёлка потерпел крушение большой корабль, перевозивший чай из Китая в Европу. Однажды после бурной ночи рыбаки пришли на берег и увидели множество следов кораблекрушения. Как назывался корабль, они не помнят, а, может быть, не хотят говорить. Название было каким-то женским: не то Елизавета, не то Екатерина, или что-то в этом духе. Однажды в литературе я вычитал упоминание о чайном клипере "Анна Мария", но плавал он несколько раньше, ещё при Великом Фридрихе и Великой Екатерине. По некоторым данным, судно было английским. Судьба этого корабля неизвестна. Несколько лет назад я был в Англии и не поленился зайти в музей Адмиралтейства, а потом и в центральный морской архив… "Анну Марию" мне нашли очень быстро. И вот что о ней известно: пятимачтовый клипер водоизмещением 900 тонн был спущен на воду в Портсмуте в 1781 году, принадлежал Ост-Индской компании, предназначался для перевозки чая и пряностей из стран Дальнего Востока. Начиная с 1789 года, о корабле нет никаких записей. Меня провели в отдел, где хранятся вахтенные журналы всех английских кораблей за последние несколько столетий. Журнала "Анны Марии" там не оказалось. Чиновник отдела объяснил мне: "Это может означать только одно - корабль утонул". Почему о нём нет записей в архиве, - да очень просто: когда судно погибает бесследно, его сначала ждут и надеются, потом перестают ждать, а потом и забывают. На бумаге при этом не остаётся ничего. И вот любопытная подробность: казалось бы, крепкий, как кокосовый орех, корабль, ещё совсем новый, предназначенный для кругосветных плаваний, почему-то рассыпался, как карточный домик. Весь берег на протяжении нескольких километров был усыпан отдельными досками, брусьями и балками погибшего корабля. Такое бывает, господа, только в одном случае, если штормовые волны в течение длительного времени ударяют судно о каменную преграду. Я стал наводить справки и, представьте себе, - всё сошлось.
       Рыбаки утверждают следующее: в нескольких километрах от посёлка со дна моря поднимается каменный риф. До поверхности он не доходит, и только во время сильных штормов вершина скалы, острая, как зуб дракона, на короткое время появляется из воды в промежутках между волнами. Эту скалу они называют Волчьим Камнем. В Германии вообще любят всё волчье. Вот на этот-то риф, скорее всего, и наскочила "Анна Мария", пропорола себе днище и прочно села на камень. Многие часы волны трепали и били корабль, вращали его вокруг своей оси, пока не ослабли крепления и он не начал рассыпаться на отдельные детали. Никто из 28-и членов экипажа не спасся: дело было осенью, вода была ледяная. Если бы уцелел хотя бы один, он, несомненно, добрался бы до Англии и в архиве сохранились бы свидетельские показания очевидца о гибели корабля. А как же насчёт трупов погибших моряков? Не сомневаюсь, что они тоже были. Осенью господствуют западные ветры. Через пару дней волны начали выбрасывать на берег и тела погибших англичан. Как поступали с ними рыбаки? По мере обнаружения немедленно закапывали где-нибудь в дюнах и держали язык за зубами даже в собственной деревне. Слишком велик был соблазн, слишком велика была добыча.
       Ну, а теперь о чае. Вы уже, наверное, догадались, что волны выбросили на берег не только обломки корабля, не только 5 мачт с великолепными канатами и парусами, но и множество бочек с чаем. "Помилуй Бог, - скажете вы, - с каким ещё чаем? Это после морского-то купанья?!" В том-то и дело, господа, что ни одна бочка не пропустила ни капли воды, - английские бондари знали своё дело. Да иначе и не могло быть. Перевозить чай по морю, да ещё на такие расстояния, можно лишь при полной герметизации, иначе вместо чая привезёшь жидкую плесень. Собственно, чай рыбаков не интересовал. Китайский напиток в те времена стоил очень дорого и был по карману только очень богатым людям. Несомненную ценность представляли только сами бочки: в хозяйстве, как говорится, всегда пригодится. Каждой семье, по моим подсчётам, досталось не менее 10 бочек. По-хорошему, - целое состояние. Однако о продаже чая не могло быть и речи, - всесильная Ост-Индская компания узнала бы об этом и конфисковала бы всю добычу. А заодно поинтересовалась бы, куда делись тела погибших моряков. Вот почему драгоценные бочки упрятали глубоко в подвалы и потихоньку начали пробовать заморский деликатес. Заваривать чай рыбаки не умели и с самого начала руководствовались простым правилом: чем гуще, тем лучше. Так и привыкли к очень крепкому чаю. А через несколько десятилетий, когда в посёлке опустела последняя бочка, уже наступил век пароходов и железных дорог. Чай подешевел настолько, что теперь его могли покупать даже бедные рыбаки.


* * *

       Януша Ланге выдали мальчишки, не по злому умыслу, а так - по глупости и незнанию. Вообще доносительство считалось в Кройнцкампфе самым тяжёлым преступлением. Если бы это случилось, такому человеку просто не жить на свете. Убивать бы его никто не стал (зачем марать руки!), но утонул бы он обязательно. Ещё один или два раза вышел бы в море - и конец! Но мальчишки - это другое дело, много ли с них возьмёшь. Но сначала был шторм или, лучше сказать, буря, или даже ураган. Ветер валил деревья, рвал провода, срывал крыши домов. А что творилось на море, - и передать было невозможно. И так всю ночь. Только под утро всё стихло, и даже солнце выглянуло. Весь народ повалил на берег, и тут все увидели корабль. Он не плыл по морю и не стоял на якоре, а лежал на боку напротив посёлка у самого кончика песчаной косы. Подробности и детали на таком расстоянии не были видны. С давних пор по всему свету, впрочем, только там, где есть море, ходят легенды о кораблях-возвращенцах. Слабонервным женщинам и детям такие истории лучше не слушать. Но именно они любят их больше всего.
       Итак, вышел из порта корабль с каким-нибудь очень ценным грузом и даже золотом и драгоценностями. Плыл он себе и плыл, и вдруг утонул по неизвестной причине. Ничего странного тут нет, мало ли кораблей тонет. Но прошло много лет, и вдруг однажды, после землетрясения, урагана или без всякой причины этот корабль вдруг появляется на поверхности и, гонимый ветром, достигает земли. У самого берега он садится на мель прямо перед каким-либо городом или посёлком. Что за корабль, - никто не знает, чем он нагружен и куда плыл - тоже. Название для всех чужое. Осмотреть же судно внутри решаются только отчаянные смельчаки. Какую дверь ни откроют - всюду скелеты. И тут появляется какой-нибудь ветхий старичок, ну, а дальше можно не рассказывать: начинается детективная история с гангстерами, полицией и даже привидениями.
       По странному стечению обстоятельств ближе всех к месту происшествия оказался старый Януш. Он сидел в своём облезлом ялике с едва заметными белыми буквами на борту, у его ног на дне лодки лежали сети и перемёты, и направлялся к излюбленному месту рыбалки. Когда рассеялся туман и выглянуло солнце, он увидел совсем близко перед собой пароход, однотрубный, метров 60, не больше. Он лежал на боку на мелководье. В 20-30-е годы таких пароходов на Балтике было множество. Во время войны почти все они были потоплены. Старому рыбаку достаточно было одного взгляда, чтобы понять: перед ним корабль-утопленник. С широкой трубы свисали длинные водоросли, на солнце тускло поблёскивали бесчисленные ракушки. Как ни старался бывший бургомистр, а мальчишки на быстрых моторках его опередили. Сам не зная зачем, старик изо всех сил налегал на вёсла, но никак не мог достичь цели. А мальчишки уже, как муравьи, ползают по корабельным надстройкам и суют свой любопытный нос всюду, куда только можно. На уме у них только одно: найти золото и вообще сокровища. Но вот и Януш совсем близко, слышно, как гулко бьют волны о железное днище судна. Откуда-то сверху доносится звонкий мальчишеский голос: "Дядя Януш, а пароход знаешь как назывался?! - "Штральзунд". "Ну, вот мы и встретились", - подумал Януш и перестал грести. И снова голос: "Дядя Януш, а у него здесь пробоина, в носовой части, большая, корова пролезет". И вспомнился Волчий Камень. Конечно, это он, как же иначе объяснить пробоину в открытом море. И чайный клипер тоже погиб из-за этой проклятой скалы. Очень скоро на месте происшествия появились журналисты и даже телевидение. Старый Януш сообразил, что запахло жареным, но было уже поздно. Мальчишки рассказали журналистам о лодке с таким же названием и даже показали её. Началось следствие.
       Чем старше становится человек, тем чаще ему хочется что-нибудь рассказать. С годами и Януш Ланге стал заядлым рассказчиком. Но, видит Бог, никогда в жизни у него не было такой внимательной и такой многочисленной аудитории, как на суде. И ведь солидные люди, а как слушают! А что, если им рассказать всю правду, всё, как было, неужели не поймут и не оценят? Пароход "Штральзунд", между прочим, оказался датским. И это хорошо. Кто же в Германии станет жалеть каких-то толстомясых датчан: все ведь знают, кто они такие: родные братья и предки англичан и американцев. И ради их спасения он, деревенский бургомистр, должен был посылать на верную гибель своих односельчан?! Неужели им мало потерь от войны? Они же всё равно будут ненавидеть немцев. Для них только англичане люди!
       Итак, учёная экспедиция приехала в Кройнцкампф, Януш это хорошо помнил, в самый разгар Олимпийских игр в Берлине. Немецкие спортсмены добивались неслыханных успехов. В каждой газете молодой и счастливый фюрер обнимал очередного медалиста, при этом оба смеялись. Национальный триумф, так, кажется, это тогда называлось. И в этот-то момент, когда все были заняты спортом, кто-то из репортёров разнюхал сенсацию, и где? В глухой деревушке на берегу Балтийского моря. Учёные что-то там откопали. Не успели закончиться Олимпийские игры, как началась чайная эпопея. Рыбацкий посёлок выдержал настоящую осаду. Как живут люди в больших городах, чем они там занимаются, всегда было загадкой для жителей деревень. Конечно, кое-кто работает и там, но большинство, ясно, бездельники. Если вам надо о чём-нибудь написать, - пришлите одного человека, пусть он всё запишет, сфотографирует, - и делу конец! Но зачем же с одним и тем же заданием присылать десятки молодых и здоровых мужиков? Этого деревня понять не могла. Героем дня совершенно неожиданно оказался сельский доктор Карл Шрейдер. С газетных страниц и журнальных обложек того времени на читателей смотрит добродушное лицо Карла. Он в белом халате, и вокруг него старики и старушки. Выходило так, что именно он, сельский доктор Карл Шрейдер, открыл лечебные свойства чая, а заодно и элексир долголетия. И всё это во имя Германии и великого немецкого народа. Правда, продолжалось всё это недолго. Медицинские светила сказали своё веское слово: крепкий чай вреден для здоровья, открытие сельского врача - чистейшей воды шарлатанство. Чайная шумиха быстро улеглась, корреспонденты разъехались, и деревня вздохнула свободно. О гибели английского корабля, о бочках с чаем, выброшенных на берег, не было написано ни слова. И, наверное, не случайно: врождённая честность - отличительная черта немецкого народа, так утверждала пропаганда. А здесь получалось наоборот: немецкие рыбаки, потомки великих викингов, прикарманили сотни бочек с драгоценным чаем, собственностью Ост-Индской компании, и полтора столетия никому об этом не говорили.
       Старый рыбак всё правильно рассчитал. Он рассказал всё, умолчав только о контрабанде, но это к делу не относилось. Ввиду отсутствия состава преступления, суд признал его невиновным и отпустил с миром. Деревня Кройнцкампф и сегодня стоит там же, где стояла всегда. А ржавый корпус парохода "Штральзунд" ещё долго лежал на песчаной косе, пока его не распилили на металлолом и не увезли. Стариков-старожилов в деревне по-прежнему больше нормы, и отношение к чаю, конечно, не изменилось. Зайдите в любой дом, - и вам тут же предложат чашечку дочерна заваренного напитка. И не вздумайте отказаться: народ здесь обидчивый.