Глава 27. Килия. Столб Позора

Кис сиял не хуже золотой пряжки на туфле франта Котвейлера. Кис был в восторге от самого себя. Вот это он, Кис! Гигант ума! Гений сыска! Как ловко он распутал этот хитрый клубок! И как четко выстроил логическую цепочку: медведь-крысоед – Картышка  - Килия – и снова медведь-крысоед, замкнувший этот круг! А еще говорят, что Кис стар стал, не тот, мол, уже Кис. Тот!! А этот дурень комохр с производственного комбината «Козочка» еще пытался ставить ему палки в колеса! Обида  острым язычком лизнула  впечатлительную душу Киса. Но здесь Кис был, откровенно говоря, не прав. Не пра-ав! Если бы комохр тогда не задавался, не оскорбил бы его, не выставил бы его из кабинета,  Кис и не подумал бы заниматься этим делом. Так что своей удачей он, по сути дела, был обязан именно «этому дурню». Но такая мысль не пришла в его затуманенную успехом и бессонницей голову.
«Триумф», как Кис назвал поимку несчастной «козочки», так впечатлил его, что не дал ему толком выспаться, а сейчас не давал спокойно сидеть за рабочим столом. Он то и дело вскакивал и, приволакивая разболевшуюся так некстати ногу, утюжил кабинет из угла в угол, не обращая внимания на двух помощников, молча сидевших по обе стороны от стола. Кис был возбужден, Кису не терпелось поскорее увидеть пойманную птичку. Вчера этого сделать не удалось. С «птичкой» случилась истерика, доктор вколол ей слишком большую дозу успокоительного, и она вырубилась. Уж боялись, что не смогут откачать ее. Но утром Кису доложили, что заключенная пришла в себя, и через некоторое время будет готова для проведения следственных действий.
 Кис нетерпеливо поглядывал на дверь. И вот она отворилась, представив взору победителя долгожданную жертву – маленькую бледную вялую девушку. Крепкая мясистая тюремщица поддерживала ее за талию, чтобы она не упала, а сзади маячили два охранника, приставленные на случай, если преступница вздумает совершить побег.
- Сюда! – кивнул Кис на стул рядом с собой.
Тюремщица подвела Килию к указанному месту, поставила ее спиной к сиденью и легонько толкнула. Безжизненное тело девушки мягко шлепнулось на сиденье.
- Ждите за дверью, - приказал Кис тетке и охранникам.
Нач Следотдела с любопытством рассматривал «птичку». Где же ее былая красота? Живость? Свежесть? Перед ним мешком полусидело, полулежало  бесцветное, поникшее, в миг состарившееся существо. «Вполне созрела, - радостно подумал Кис и потер ладони. -  Сейчас начнет вертеться, оправдываться, всех «поливать» и просить у него прощения, а то еще, как та дурочка Кебеда, ее подружка по Юлимпиаде, станет ползать на коленях и капать на ковер слезами и соплями». Кис брезгливо поморщился, вспомнив недавнюю сцену. Нет, для этой «козы» прощенья у него не найдется. Ишь, чего придумала? Мало ей было своих мужиков, она еще и длиннозубого прихватила. Личная неприязнь Киса к женщинам сконцентрировалась на Килии.
- Ну, рассказывай, как ты дошла до жизни такой? – обратился он к ней.
Килия не шевельнулась. Она, казалось, даже не слышала вопроса.
- Что!? Сказать нечего? Стыдно!? – возвысил он голос.
Килия молчала, всем видом показывая свое безразличие к происходящему. Кис разозлился.
- Отвечать, когда тебя спрашивают, мерзавка!!! – крикнул он и со всего маху бабахнул кулаком по столу.
«Собаки» Киса подпрыгнули в своих креслах, а бедный Котвейлер издал испуганный вопль:
- И-а!
Только Килия не шелохнулась, лишь слегка подняла веки и снова опустила их. Кис был в гневе и растерянности одновременно, он не знал, что бы еще такое предпринять, чтобы расшевелить девчонку.
- Что тут спрашивать? – пришел ему на помощь Кокстерьер. - Тут и так все ясно – связь с другозубым.
- А за это знаешь, что полагается? – подключился Котвейлер. - За это полагаются «Столб Позора» и ссылка на остров негодонок. Слыхала о таком острове?
Килия молчала. Их слова, казалось, не доходили до нее – глохли в пути. Кис начал терять терпение. Праздник был испорчен. Надежда увидеть эту юную предательницу жалкой, зареванной, растоптанной и, тем самым, хоть частично отомстить через нее всем женщинам, ни одна из которых никогда не любила его, - эта надежда рушились у него на глазах. Ничего, он еще отыграется! А пока он займется ее сообщниками.
- Позвать Койку! – приказал Кис.
Койка вошел и в первую минуту даже не узнал Килию. А когда догадался, что это она, в сердце его проклюнулся росток жалости, но тут же убрался назад под накатившим на него страхом за  свою собственную судьбу. Койка уже знал, как все знали в Крюпинках, об этом вопиющем, немыслимом, ужасающем поступке  «козочки» – ее связи с длиннозубым парнем. Получалось, что он, Койка, сам того не желая, оказался пособником в этом чудовищном преступлении. Страх разрывал его сердце, и он не отводил напряженного взгляда от Килии. Трудно было ему сейчас поверить, глядя на это бледное затравленное существо, окруженное тремя матерыми сыщиками, что она обладает той твердостью духа, о которой все время твердил ему Колубь. Нет, не сдобровать ему. Выдаст. Все расскажет, да еще присочинит, чтобы выгородить себя, уменьшить свою вину.
- Иди сюда! – поманил его Кис. - Становись напротив нее.
Койка подошел и встал перед Килией, но та все так же сидела мешком, опустив голову на грудь.
- Смотреть на него!! – взвизгнул Кис и снова стукнул кулаком по столу.
Девушка с усилием подняла голову и тусклыми безжизненными глазами посмотрела на Койку.
- Узнаешь!? – зловеще спросил Кис.
Килия отрицательно покачала головой и снова опустила глаза.
- Ты должна его знать! – настаивал Кис.
Килия еще раз вяло взглянула на него.
- Кажется, он допрашивал меня. Не помню, - тихо ответила она
- Не помнишь!? – закричал Кис. – А как он пропустил тебя через Заднюю калитку в ту ночь, когда ты, прости господи, шлялась с этим, с этим… противно даже называть – помнишь?
Килия покачала головой и отключилась. В кабинете воцарилась напряженная тишина. Кис в упор рассматривал девушку, но не мог найти в ней ни  малейшего признака страха.
- Сядь туда! – приказал он Койке, указывая на стул у дальней стены. - Введите Колубя!
Услышав знакомое имя, Килия напряглась, но не обернулась.
- Подойди ближе! – приказал Кис Колубю.
Некоторое время следователь молчал, устремив мрачный взгляд в переносицу Колубя. У Колубя от этого взгляда пошли мурашки по телу. Он скосил глаза на Килию, отчего ему стало совсем тошно. «Плохи мои дела», - подумал он.
- Вообще-то говоря, ты нам уже не нужен, - услышал он жесткий голос Киса. - Твои подельники, - Кис кивнул головой на Килию и Койку, - во всем признались.
Колубь беспокойно оглянулся на Койку, но Кис тут же закричал на него:
- Не крутись! Насмотритесь еще друг на друга в тюрьме.
Сердце Колубя упало. Что с ним теперь будет? И что станет с его любимой Кетунией? Ну, и Килька! Так подвела его!
- Повтори, если хочешь получить снисхождение,  - потребовал Кис, не отводя глаз от переносицы Колубя, - что говорила тебе эта девица, когда просила выпустить ее из Задней калитки?
Но Колубь не успел ответить. Килия вдруг резко выпрямилась и тихим, но твердым голосом заявила:
- Я никого никогда не просила выпускать меня из калитки.
- Молчать!! – заорал Кис и вскочил с кресла.
От резкого движения, боль в ноге отдала в поясницу, и он закричал еще громче:
 - Молчать, когда тебя не спрашивают, дрянь!!! Подстилка длиннозубая!!
Лица «собак» вытянулись. Никогда еще они не слышали от своего шефа таких грубых слов.
Кис осторожно опустил свое тело в кресло и, повозив ногой под столом, нашел для нее удобное положение. Боль немного отпустила.
- Отвечай! Быстро! – потребовал он от Колубя.
Он снова уставился ему в переносицу. Но Колубь уже понял, что его берут на мушку.
- Килия никогда не просила меня выпускать ее с территории комбината.
- А как же она выходила? По воздуху летала?
- Я не знаю, - пожал плечами Колубь.
- Может быть, ты сквозь стены умеешь проходить? – ехидно спросил девушку Кис.
- Перелезать, - поправила его Килия. - Там, за розовой беседкой, что находится слева от Задней калитки, рядом со стеной растет дуб. Одна его ветка лежит на стене. По ней я и перебиралась на другую сторону.
Кис вспомнил донесение своего лысого лазутчика о том, что Килия забиралась на дерево недалеко от розовой беседки. «Может быть, и не врет», - подумал он. Снова стрельнуло в поясницу. «А этот комохр – полный идиот! - взвился он вместе с болью. - Поставил сторожить никому не нужную Заднюю калитку, а рядом с ней девчонка запросто перелезает через стену.  Доложу Начу Начей. Пусть всыплет этому хаму».
- Где же это ты научилась так ловко лазить по деревьям? – спросил он Килию, незаметно поглаживая под столом больную ногу.
Но Килия снова погрузилась в оцепенение, и уже ни одного слова не сумели вытащить из нее Кис и его помощники.

Молчала она и на суде, который, как и предсказывал Котвейлер, назначил ей в качестве наказания «Столб Позора» с последующей высылкой на остров негодонок. Беременность Килии в расчет не принималась. Это, скорее, было отягчающим обстоятельством, ведь ребенок мог оказаться от длиннозубого. Килия безучастно выслушала приговор и опять ничего не сказала.

«Столб Позора» был установлен на центральной площади Крюпинок. Нечасто он баловал обывателей бесплатным зрелищем чужого несчастья, поэтому появление у Столба позора юной красавицы, бывшей «козочки», совершившей неслыханное преступление, вызвало в столице ажиотаж. И не только в столице. Стараниями Киса приговор Килии был доведен до ушей жителей самых отдаленных поселков, и всех их настойчиво приглашали в Крюпинки засвидетельствовать свое персональное презрение юной предательнице. «Чтоб другим неповадно было!» - объяснил свою затею Кис. И люди потянулись. Такое зрелище! Всю жизнь вспоминать будут и рассказывать детям и внукам.
 Килия сидела на грязной подстилке, прислонившись спиной к столбу, и невидящими глазами смотрела в пространство. От ее ног и рук к столбу тянулись тяжелые металлические цепи. У «Столба Позора» целый день толпился народ, шумел, возмущался, ругался, обзывался и… радовался. Чему? Не знаем. На столбе висел щит с надписью «ОНА СПАЛА С ДЛИННОЗУБЫМ!!!», и эта фраза невероятно возбуждала толпу. В Килию плевали, сморкали, бросали гнильё и мусор. Одна ретивая тетенька не поленилась принести кастрюлю позавчерашнего супа и под гогот толпы выплеснула ее в лицо негодяйке. Лицо украсилось шмотками капусты и свеклы, что очень развеселило зрителей. Приносили также фекалии, завернутые в бумажку, и швыряли ими в несчастную девушку. Сначала Килия пыталась увернуться от летящих в нее предметов, но потом оставила эти попытки и сидела,  безучастная ко всему, со стекающими по ней нечистотами. Толпа гоготала, когда очередной снаряд удачно достигал цели. Подростки, чье развитие бурно шло снизу вверх, но еще не добралось до головы, пытались ее насиловать. Она не сопротивлялась, но едва их похотливые руки касались ее тела, как ее желудок начинал протестовать, вылезал в горло, таща за собой кишечник, и они совместно выплевывали в насильников своё содержимое. Откуда что бралось! Вроде и не ела ничего.
Два раза в день ей приносили дурно пахнувшую баланду и воду. Их выливали в большие плоские миски, впаянные в основание столба. Ложки не полагалось. До еды Килия не дотрагивалась, а вот жажда сильно мучила ее – дни стояли очень жаркие и сухие. Чтобы выпить воды Килии приходилось вставать на четвереньки и лакать из миски, как собаке. Толпа выла от восторга. Но наибольшие страдания доставляла ей необходимость прилюдно справлять нужду. А именно эта процедура вызывала наибольший интерес у зрителей, особенно молодых, особенно юношей. В ожидании этого события они целыми днями толклись у «Столба Позора».
К ночи площадь пустела и Килию, наконец, оставляли в покое. Она ложилась на свою грязную тухлую подстилку, подложив под голову исхудавшую руку, и то ли дремала, то ли грезила. Ей чудилось, что Дизон ходит где-то рядом. Вот сейчас он подкрадется к ней, снимет с нее цепи и унесет из этого ада. И  однажды ночью к ней действительно подкрался мужчина. Но это был не Дизон. Мужчиной, навестившим ночью бедную пленницу, оказался Койка. Накануне днем по случаю повышения в звании, - чем он, несомненно, был обязан Килии, - он нажевался до полного одурения мятной петрушки, встал на четвереньки и, радостно похрюкивая, пошел, куда глаза глядят. Глаза привели его к «Столбу Позора». Увидев невменяемого мужчину, толпа его радостно поприветствовала и потащила к Килии.
- Вот тебе еще один приятель, кукука! Смотри, не хуже твоего длиннозубого! – гоготали любители зрелищ.
Увидев загаженную, замученную Килию, Койка стал быстро трезветь. Он поднялся на ноги, грубо отпихнул стоявших рядом с ним зевак, и ушел. Вид несчастной Килии и гогочущей толпы произвел на него жуткое впечатление. Какая мерзость! Да, конечно, она виновата. Да, надо ее наказать. Но не так же! Койка не находил себе места. Он даже забыл о мятной петрушке. «Я должен что-нибудь для нее сделать», - думал он. Но тут же страх услужливо напоминал ему: «Тогда с тобой что-нибудь сделают!» «А вот она не побоялась! Не выдала тебя, - возражала ему совесть. - И это она, слабая девчонка! А ты, что же, хуже ее? Трус ты?» И он решился и пришел к ней ночью, тайком, стараясь никому не попасться на глаза. И приходил все последующие ночи, которые не был на дежурстве. Он приносил Килии чистую подстилку и воду, чтобы умыться, и вдоволь воды для питья, и кисленьких, как она просила, соков в плоских бутылках, -  чтобы легче было их прятать под подстилкой. Еду, вкусно пахнувшую, горячую домашнюю еду, она всякий раз равнодушно отвергала. Койка пытался найти слова утешения для несчастной девушки, но у него это плохо получалось.
- Спасибо, что ты не выдала нас, Килия. Я буду помнить об этом всю жизнь, - повторял он каждый раз. - Что я могу для тебя сделать? Скажи!
Килия безнадежно качала головой. Единственное, что ей мучительно хотелось – это узнать, что случилось с Дизоном. Она была уверена, что его удерживают, иначе бы он обязательно пришел сюда и освободил ее. Но с такой просьбой она не смела обратиться к своему неожиданному другу. Да и как он мог узнать о Дизоне?
А доброе сердце Койки разрывалось от жалости и бессилия.
- Я мог бы распилить твои цепи. Но куда ты пойдешь?
Килия молчала, угрюмо глядя перед собой. Койка садился рядом с ней и ласково гладил ее руку.
- Ничего, ничего, - успокаивал он ее. - Все как-нибудь образуется.

Но не образовывалось. С каждым днем Килия становилась все слабее. Силы покидали ее. Она почти уже не поднималась со своей подстилки. Бледная, худая, изможденная, похожая на старуху, она подолгу лежала, закрыв глаза, и не шевелилась. Зеваки заключали пари, когда она помрет, но по-прежнему не оставляли ее в покое.
 Однажды Койка, беспокоясь за нее, навестил ее днем и, увидев, как какой-то мальчишка под хохот толпы пихает ей под нос свои фекалии, не выдержал, схватил мальчишку за шиворот и ткнул его носом в его собственное дерьмо. К его удивлению, несколько человек его поддержали, и среди зрителей разгорелся бурный спор. Нашлись и другие люди в Крюпинках, которые сочли это представление у «Столба Позора» омерзительным.
- Как же можно называть человека священным и допускать такие издевательства над ним? – возмущались они.
И по мере того, как угасала Килия, разгоралось недовольство простого народа. Ну, оступилась девушка, ну совершила тяжкое преступление, ну, достойна сурового наказания. Но где, в каком законе писано, что ее можно замучить до смерти? И кто разрешил издеваться над главным священным животным Зубли – простым зублянином? Стали взывать к церкви и требовать ее вмешательства. Церковь отвечала что-то невнятное – не хотела ссориться с властями. Но власть и сама перепугалась. Стали опасаться, что если Килия умрет, - а все шло к тому, - то народ может слишком возбудиться. И, не дожидаясь окончания срока наказания «Столбом Позора», Килию сняли с цепи и отнесли в тюрьму - ходить она уже не могла.