Девушка - весна

Весна. Солнце трудится над тем, чтобы растопить снег. Земля просыпается, но с трудом. Днем, под солнцем, по ее лицу бегут слезы радости, ручьи слез. Но к вечеру, сон снова обуревает ее, слезы застывают на лике.

Хочется двигаться, доставать из гардероба вещи, забытые после теплых дней прошлой осени. Вот я и выбежал на пробежку. Бегу, слушаю бойкую музыку в наушниках.

По выходным старики выгуливают внуков в парке. Каковы же эти парочки! Вот старик ведет за руку внучку. Он одет во все чинно-стариковское – серо-буро-черное сильно поношенное. Такое, будто он беспокоится, чтобы никто не заподозрил в нем попытки подмолодиться. Наоборот, если было бы возможно, он хотел бы выглядеть так, словно он при смерти и вышел на последнюю прогулку в своей жизни. Походка у него важная и жалкая одновременно. Весной жизнь угрожает старикам своим продолжением.

И что же девочка? Она идет точно также, смирно, держа деда за руку, будто добровольно уходя с ним за компанию из этой жизни. За все время, что я наблюдал за ними, она ни разу не отбежала от своего опекуна, не обратилась к какой-нибудь рваной яркой бумажке на снегу, не скатала снежок, в конце концов. Часто бывает, что дети, которых вывели на прогулку старики, выглядят отравленными. И эта отрава забрала у них детскую энергию, радость, задор…. Старики считают, что весь мир состарился вместе с ними, и ему лучше идти вот так, потихоньку, беречься скользких ледков и весеннего ветра. Красная курточка с капюшоном на девочке выглядит тоже старческим одеянием. Только у старых детей допустимы некоторое время другие цвета, кроме грязно черного и серого. Надо запретить таким старикам общаться с детьми. Они отравляют их своей старостью. Записался в старики –карантин.

На реке пошел лед. И гуляющие, как вода, освобожденная от зимы, хлынули посмотреть на это событие.

 - Папа, что ты ведешь меня за ручку, как будто в гости, - спрашивал малыш, исподволь чуя торжественность, царившую в округе.

И вправду – огромные льдины лежали у кромки реки, как останки поверженного великана, и вокруг них еще бурлила его мутная кровь. Мне подумалось, что я почти уже превратился в такого же вот поверженного великана, добитого жизнью. Если, конечно, я им был…. На льдинах же бродили люди, бегали дети, бросая камни – в точности, как в поверженное чудовище. Гулливер не выжил в стране лилипутов. Старики гуляли со своим обычным выражением упрека на лицах – как бы говоря: « ну что вы носитесь, что вы хохочете, ведь ясно было и так, что лед сойдет, мы это уже видели много раз, если бы вы спросили у нас, мы бы вам рассказали.» Взрослые усаживались на коряжки и доставали бутылки. Река раздвинулась. Лед, стоял на ней всю зиму, держал горизонт в своих цепких лапах, и вот его господство кончилось.

В самом центре набережной родители вывезли ребенка-инвалида на каталке – девушку, лет 17. По ним, по их нетерпеливости, чувствовалось, что ледоход - это один из немногих моментов в году, когда инвалида выкатывают из дома. Она не могла членораздельно говорить, видимо от обширного паралича, и только издавала страшные гортанные крики и всхлипы, довольно миловидная девушка. Эти вскрики были точно победным кличем, который, за неспособностью ни к чему иному, ей было поручено исполнять на всеобщем празднестве. Хотя, скорее, она была еще одним поверженным великаном. Или что-то у нее внутри было безжалостно заморожено. На этом празднике жизни, с кем я чувствовал родство, так это с ней. Только у меня каталка называется Тойота.

 - Понимаешь, это было такое ощущение.… - рассказывал я кому-то вечером за стаканом вина, - Как тебе объяснить?.. Сегодня я видел девушку. Она шла по такому, знаешь, грязному дрянному двору. И я засмотрелся. То есть, не столько на нее. Хотя, конечно, без нее ничего бы не произошло, я ничего бы не увидел. А на всю эту картину в целом. Она как будто плыла над всей грязью, помойкой, на своих каблуках и в короткой юбке – не существовало ничего другого. Только она и мироздание. Ее походка была невыносимо медленной - и тем грациозной. Целая вечность проходила, пока она делала один единственный шаг. Кажется, замедлись она еще на долю секунды, и просто потеряет равновесие. Потому что, нельзя ведь парить по воздуху? То есть, это была какая-то высшая математика, или теория относительности, а не походка. При всем этом, целый город, как ты понимаешь, судорожно и нервно куда-то двигался. Весь этот продуманный хаос, когда все те, кому наплевать друг на друга, тем не менее, не сшибаются лбами – как будто выполняют чью-то чужую волю. В особенности, весной. В сущности, так, как мы, в целом, и проживаем жизнь – частичкой хаоса и чужой воли одновременно. А девушка была вне всего этого. И тут я, вдруг, понял, что уже видел ее сегодня... Там, на набережной - инвалид в каталке. Эта походка - так вчерашний слепой мог бы осматриваться в зрячем мире... Конечно, юбка и каблуки.
Но это была она, понимаешь....