Сиреневый Велосипед

Сиреневый Велосипед



       
Клик I. ЗНАКОМСТВО
       Как всегда Микаэль выделил час своего загроможденного времени общественно-полезными делами и погрузился в мир, совершенно для него отчуждённый от реальности с её рутинными проблемами, целями заработать и отдохнуть, модным бельём и переменчивой температурой воздуха. Это был мир Интернета с его вымышленными именами, вымышленной дружбой и даже любовными отношениями. Один час в день он по-настоящему отдыхал с азартом голодной кошки, поедающей kitaket с крольчатиной, и никак не мог дислоцироваться обратно в действительность без желания продлить нахождение в сети. Посещал он, как правило, три страницы – три Интернет портала. На одном из них был расположен его электронный ящик, атакуемый спамерами даже чаще, чем флудерами почтовые ящики в подъезде. Поскольку он любил своих друзей и их письма придавали ему чувство собственной значимости, то Микаэль открывал почту в первую очередь. Вторым направлением его порывов был поэтический сайт, на котором Микаэль успешно размещал собственные стихосложения и с наслаждением перечитывал редкие рецензии на них. Но писал он стихи действительно более для себя, нежели на потребу и уж точно не на суд общества. Однако отрецензированный стих – лучший стих считал Мик и от того с рвением дешевого автомобиля обогнать дорогой, публиковал стихи по мере их возникновения со свойственным ему тщеславием и самокритикой одновременно. Ну, и, наконец, третий адрес: вселенная свободы и самопознания, ареал лжи и сентиментальности, плантация красных роз похоти и белых одуванчиков игнора – сайт знакомств. На нём он проводил большую часть времени, а точнее будет сказать в нём, ибо засасываемый ожиданием нового знакомства он целиком и полностью погружался в недра лести и изобретательности, ораторского искусства и даже азов софистики, чтобы очаровать, соблазнить, понравиться. Не верьте никому и никогда, если кто-либо будет рассказывать вам душещипательную и правдоподобную историю о том, как он регистрируется на сайте знакомств с одной исключительной целью – общение, переписка. Старо как мир и навзничь опровергнуто собственной совестью. Не верьте, даже если человек будет пожилой или с очень честными «депутатскими» глазками талдычить вам эдакое. Общение на подобных сайтах – это лишь инструмент, цветочек, из которого зреет плодоносящая лоза предполагаемых отношений либо удовлетворения чувства собственной значимости перед кем-либо: соответственно красивым, интересным, успешным, с чувством юмора человеком; пусть даже на расстоянии. Если присмотреться, то становится очевидным, что всяк второй на «Знакомствах» претендует на звание принца или принцессы по собственному же предположению. Зачастую очные встречи после виртуальных признаний расторгают Интернет-помолвку молодых, оба остаются обманутыми и неудовлетворенными в партнёре-собеседнике, как жена рыбака у разбитого корыта к тому моменту, как золотая рыбка уже уплыла на курорты Средиземноморья. Идеализация – удел незнакомцев и просто людей. Сам процесс рисования положительных качеств будущего спутника подчас в сотни раз милее живых встреч. В нашей собственной утопии, коей является Интернет, никто не мешает водить кистью творца и романтика по понравившейся фотографии и дорисовывать девушкам нежность и женственность, мужчинам мужественность и платёжеспособность, но стоит встретиться, и волшебную кисть будто бы цербер слюноточивой пастью вырывает и всё дальше утаскивает в Гадес – место мертвых, в нашем случаи живых.
       Микаэль много раз разочаровывался от случайных, холодных встреч, однако всё ещё решался на них с большей подготовкой и своеобразной эстетикой поведения. Он знал, что фотографии на сайте опубликованы самые лучшие с заявкой на фотогеничность. Откуда же он это знал? Сам поступал так же. Так вот, глядя на изображения с удачной монтажной работой и настройкой светотени, он поощрял мысленно владельца оных за подготовленность и самоуважение, но верил снимкам ровно настолько же, насколько дети в шестнадцать лет верят родителям, что Дед Мороз всё-таки существует и научно доказуем. Поэтому смышленый Микаэль просил девушку, очевидно понравившеюся ему, прислать много новых фотографий ему на почтовый ящик, который он проверял с первых шагов своего инет-путешествия. Критерий красоты не являлся ключевым для парня, скорее критерий честности. Хотя честность – это то, что на сайтах знакомств сродни табу.
       Обычно на сайте знакомств Микаэль задавал целенаправленный поиск людей: девушка, от 18 до 24, город Саратов и перед его серо-зелёными глазами выстраивалась вереница анкет, а за каждой анкетой портфолио, а за каждым портфолио живой человек со своим микро-космосом. Медленное проникновение в этот космос происходило с каждым новым кликом мышки. У тех, кто не может устроить личную жизнь и годами зависает на «Знакомствах» процесс проникновения на страницу происходит гораздо быстрее и пошлее: всё ограничивается обзором фотографий и графы «сексуальные пристрастия». Так вот, на этот раз Микаэль не стал искать целенаправленно, а впервые просто кликнул жестким и резким нажатием левой клавиши мыши на надпись «Сейчас на сайте» и из десятка тысяч человек, бывших на сайте в этот момент перед ним объявились порядка четырёх мужчин и шести девушек на странице. И только одно лицо мгновенно выбилось из девяти других и показалось бесконечно загадочным, и только одно, которое заставило его вернуть страницу и всматриваться… всматриваться, как таращатся влюблённые друг на друга в день своего бракосочетания, смотреть, как смотрят туристы в Лувре на Мона Лизу, поглощенные ожиданием чего-то сверхъестественного от этой робкой женщины. С таким вот зачарованным лицом и хрусталиками глаз Микаэль смотрел на фото Марии и качнув головой, расплылся в улыбке.
       Она отвечала ему ревнивым взглядом с фотографии, легким прищуром иронии и нежной мудрости, которая пленила его и помогла дофантазировать её утопический образ. Она была совсем не похожа своими пепельно-золотыми волосами и светло-голубыми «вишенками» на Джоконду, Мари была в разы красивее. Мика авантюрно зашёл к ней на страницу и увидел, что она старше него, живёт в Москве и очень красива – это пока всё что он знал. Микаэль был тоже «неурод», и к счастью он не был одинок в этих мыслях. В родном Саратове ему не раз доводилось выслушивать признания в любви от самых разных девушек и женщин. Некоторые из них были в два раза старше него и годились в мамы, но Мик обладал толикой мужской мудрости понимания женщин и необъятной страстью глаз, что и подкупало женщин – эдакое выраженное мужское начало духа. Внешность Микаэля была далека от совершенства и от славянской наружности. Но, тем не менее, он был по-своему хорош и всегда запоминался. Глаза были хищные и одновременно ласковые. Экзотический монголоидный разрез очей придавал его лицу выразительность, даже когда он молчал. Волосы его пребывали большую часть жизни в культурном беспорядке на грани смежностей между: «лень подстричься» и «просто отращиваю». Нос парня напоминал клюв сокола, прошедшего легкую пластическую хирургию, так как по-соколиному был мелок и остр, но никакого пуха близ переносицы и дугообразных форм предмета обсуждения. Губы Микаэля отдалёно повествовали об истории сражения Давида и Голиафа. Нижняя губа была пухлой и мягкой, а верхняя упругой и суховатой. Именно эта разница в габаритах и возвращает нас к истории неравного боя. Мария выглядела совершенно иначе и более симметрично, чем саратовец. Она казалась ему ангелом или во всяком случаи дитем Божиим сотворенным под его персональным контролем с одобрительной печатью знака качества и благословения любви. С первого мгновения, когда он только начал всматриваться в неё, проваливаясь в нежности питаемых к ней чувств, Мик определенно сформулировал для себя и не сомневался, что Мария создана для любви. В её глазах, как ему казалось, он прочёл неумолимое желание любить и быть любимой. Причём он считал, что прочесть и декодировать эту загадку мог только тот, кто сам заражён желанием этой чумы, именуемой любовью. И через мгновение он уже пристально фокусировался на следующей фотографии прекрасной Марии, коих было целых четыре. На снимке Мария стоявшая во весь рост с собранными за уши волосами и красном платьице, вызывала у него только одно желание – ответить ей бесконечной и задыхающейся от счастья любовью в ответ на её глубинную романтику, которая спустя зимы и весны не исчерпала себя, но закалилась, как хорошее красное сухое вино. Романтику незапятнанную и сбережённую до одного момента, для единственного человека. Спустя мгновения Микаэль осознал, что думая о её чувствах, повествует на самом деле о своих собственных. Образ девушки, которая соответствовала его внешним вкусам, могла оказаться душой совершенно противоположенной его внутренним вкусам. Мария, в сущности, оставалась незнакомкой.
       Преодолев несвойственную робость и подключив к процессу находчивость, Микаэль написал ей приветственное сообщение – первое из сотен последующих. Он рассыпал слова в голове, словно фрагменты мозаики, которую предстояло сплести, затыкая дырки в решете, вырисовывая картинку. В самый нужный момент слова покидают мужчин, улетая чайками в высь и снова бросаясь в воду – за этой синусоидой полета слов сложно слепить внятную речь. Как известно, первое впечатление очень важно, но Микаэль не засорял свою голову в тот момент подобными мудростями, ему просто безумно понравилась девушка, которую он нашёл случайным кликом мышки, живущая за тысячу километров от него, и он бы точно не простил себя, если б ничего не сказал ей тогда. Мик желал бы просто взглянуть в её внимательные очи и заразить её тем же горячим джемом, который пробежал по его венам при мысли, что это «постучалось» нечто большее, чем просто симпатия. Однако в виртуальном мире контакт глаз исключён, что оставляет право первого выстрела за серебром – словом:
       - Привет! Я тебя не знаю, но увидел и решил поздравить с Рождеством и первым снегом, который у нас выпал! А ещё попытаюсь тебя заставить улыбнуться! – после чего он прикрепил к сообщению ссылку на добрую страницу, напичканную афоризмами о верной дружбе, нескончаемой любви и прочей прелести. С первого же дня и до конца он будет пытаться делать так, чтобы она улыбалась. Не так часто, чтобы это смахивало на глупость, но так искренне, чтобы это походило на счастье. Ссылка у Мари, конечно же, не открылась – так часто бывает, но это было уже не важно. Первый электроток уже промчался между ними, первый снежок Амура был уже запущен в центр солнечного сплетения – сплетения душ в самом конце декабря на Рождество Христово. Он поздоровался настолько непринуждённо и легко, что не ответить было сложнее, чем дать ответ. Последующие сообщения были исполнены той же радостью и вниманием. Мари была сдержаннее Микаэля и в словах, и в проявлении чувств, но это лишь гармонировало соитие темпераментов, дарованных Небом двум совершенно незнакомым, но уже улыбающимся в монитор друг другу людям.
       

Клик II. ОБЩЕНИЕ
       Особенным знакомство молодых становилось по двум неоспоримым причинам: ни тот, ни другой не верили в случайности, поскольку верили в Божье провидение, и, во-вторых – чудесным образом знакомство их произошло не пасмурным будним днём в обеденный перерыв, не холодным и от скуки нестерпимым декабрьским вечером, а в Христово Рождество. Это проливало особый свет на начало общения. Пожалуй, только у закоренелых, экстра-консервативных атеистов не ёкает сердце на Рождество хотя бы раз за сутки и не приносит с этим ёком кусочек чуда, либо его ещё не остывший волшебный запах. Запаха чуда не существует в буквальном смысле, но, по-видимому, Микаэлю так тяжко жилось без любви и чуда, что он учуял этот запах на дне своего нескончаемого сердца. Мика точно знал, что излучала сей дивный аромат Мария.
       Что рано или поздно делает парень, когда ему нравится девушка? Он погружается в мечты и тащит за собой её. Мария с каждым днём узнавала о Микаэле всё больше нового и прекрасного при этом, не задав поклоннику ни одного вопроса. Мика сам, будто взяв крепко, но не больно её за руку, сжимая нежную ладонь москвички в своем кулаке, заводил её в цветущую теплицу своего внутреннего человека. Если бы любопытство являлось грехом, то можно было бы сказать, что красавица Мари страдала неизлечимым пороком любознания. Она нисколько не сопротивлялась узнавать о Микаэле новые подробности, дивиться его разносторонней развитости. Однажды, решившись на звонок, Мика, наконец-то узнал, каков он есть голос его Марии. Ему представлялся он несколько другим – более звонким и подслащенным, но, как бы всегда обиженный, по-младенчески спокойный и теплый альт Марии полюбился ему стремительно быстро. Они оба немного волновались в телефон и от того перебивали друг друга, бубнили и переспрашивали. Микаэль ушёл на кухню, чтобы никто из его младших сестёр не услышал и слова, оброненного им в побитую мобильную трубку. Разговор был недолгим, но с чередой последующих смс-комплементов и комбинации смайлов, которые по популярности их употребления в мире обходят использование спичек, намазывание хлеба маслом и написание твёрдого знака. Эпистолярных писем эти молодые друг другу не писали, все же остальные методы известного человечеству общения были задействованы с лихвой и ежедневно – за исключением телеграфа, факса и пейджера.
       Мария была именно такой, какую он её себе представлял, её – вторую половину своего небытия, воспетую его бесконечными стихами, одой и двумя романами в стихах. Белые волосы с металлическим оттенком, падающие вниз прямым и гладким маршрутом, переливающиеся от солнечных бликов подобно прозрачным локонам водопада Виктория. Глаза Марии были непомерно голубые, а иной раз с зеленовато-серым оттенком. Глаза есть дыхание души, так считал Микаэль. Он искал те, в которых женская мудрость, накрепко обнявшись с нежностью, растворяются в каплях зрачка. Ничто он не ценил в женщинах так, как мудрость и способность любить мужчину через понимание. Ему изредка казалось, что он встретил такие глаза, но то были глаза замужних женщин: иногда печальных от опостылой юности глаз супруга и собственной безысходности, иногда счастливых, но рвущихся на свободу к ещё большей любви, ничего не прося взамен. Господь щедро одарил своё дитя: к красивому лицу Мария получила в подарок соблазнительное тело. Микаэль, видел её неподдельную красоту и давал себе отчёт, что поклонники стаей прекрасных лебедей, должно быть, обхаживают Мари, и каждый норовит преподнести красавице свою лебединую верность с граненым камнем на золотой оправе обручального кольца. Микаэль не желал думать ни о мужчинах, ни о прекрасных птицах: он был обеспокоен её выражением глаз, в которых желал найти свою пристань, верфь для одинокого, но вскормленного Богом сердца. С первой минуты их первого общения по телефону, он впитывал её голос и запоминал интонацию её улыбок. Ему хотелось понравиться ей, оставаясь самим собой. Он почему-то верил в то, что так оно и будет. Мика надеялся прийтись ей по душе не от своего очаровательного голоса или воспитанного благородства и эрудиции – вовсе нет – он думал, что понравиться ей лишь потому, что искренне питал к ней самые что ни наесть теплые и сказочные чувства. Мик желал ей всяческого добра и хотел быть первым исполнителем и генератором её подлинной радости и душевного спокойствия.
       Микаэль был невысок ростом, некоренаст и к тому же с кривоватыми ногами, хотя никогда в жизни не сидел на коне и не играл в футбол. Он верил, что каким-то образом форму ног он унаследовал от предков вместе с разрезом глаз и холодным цветом кожи. Микаэль с детства любит плаванье, но могучая вода, точащая камни, не сотворила чуда с его ногами, спасало одно – он был мужчина. Плаванье закаляло в нём мужской характер, что никак не препятствовало юноше писать поэтические дифирамбы и нежные псалмы о любви. Мужской характер подростка воспитывает не столько спорт, как средство преодоления себя, препятствий, боли и построение отношений с однополчанами в мужском коллективе, хотя и детском. Мика обладал лидерскими качествами и люди не только тянулись к нему, но и благополучно организовывались вокруг него в послушные группы. Ему нравилось быть лидером и брать на себя ответственность, принимать оперативные решения, быть ради других сильнее, чтобы заботиться о них. Эти качества он постарается пронеси через лабиринт отведённой жизни, а вернее было бы сказать, лидерство само клеилось и цеплялось к нему, как бы выискивая его из толпы обонянием верного пса. Весь свой навык лидера он перемещал плавно в стихотворные строфы своего сердца и в тот самый миг, когда они созванивались с Марией по телефону, ему очень хотелось оберегать её.
       Материальное благополучие парня оставляло желать лучшего, но он и сам это понимал, однако лишь изредка травил себя этой мыслью, ибо был убежден, что для его спутницы, уготованной свыше, финансовое благополучие будет посредственностью, а ни самой целью беззаботного времяпровождения на бренной земле. Однако, работал он, не покладая сил и, как всякий горожанин Саратова думал о том, что хотел бы зарабатывать больше, самореализовываться лучше, отдыхать чаще, твёрдо при этом сознавая, что не в этом счастье. Мик делал всё, что в его силах и не переставал писать стихи – жить главными вещами. Он чувствовал в себе огромный потенциал, как и Мария, что делало их в определенном смысле самодостаточными и уверенными в своей правоте понимания жизни и причинно-следственных связях происходящего вокруг.
       Приближался день влюблённых – 14 февраля. Микаэль находился в Саратове, в то время как Мария в Москве – чудовищная несправедливость, - так написал он Марии в смс тем днём. Не взирая на расстояние и непродолжительное, ограниченное общения, Микаэль всем нутром своего организма и недрами духа желал быть с нею в этот день. Он презирал себя и обстоятельства, раскинувшие их на просторе большой страны по разным городам. Но желание прикоснуться к ней прямо или косвенно, обрадовать своим присутствием в её жизни, удивить и просто заставить улыбнуться преодолевало всякие масштабы и границы области. Микаэля осенила идея, а в такие моменты он был неудержим, настойчив и порывист. 13 февраля он кинулся обзванивать всех своих друзей живших в границах толстушки-столицы. Он нашёл поменьшей мере трёх союзников в своём назревшем предприятии по доставлению летнего солнца февральским утром в сердце прекрасной Марии с грустным голосом и горячими глазами.
       Мария, проснувшись ближе к ланчу, ко времени сиесты, когда ярило, по обыкновению своему, наполняется белым светом, достигнув своего зенита, потянулась рефлекторно к крохотному сотовому другу. Первое что прочитала ещё тёплая ото сна и приходящая в себя принцесса в своём дорогом черном телефоне: «Родная, посмотри в окно!» Окон в квартире было свыше пяти, но ближайшим было окно собственной комнаты, близ которого распласталась приятная и нежная кровать Марии. Взгромоздившись коленками на одеяло, она смотрела в окно с четырнадцатого этажа и едва не проглядела сюрприз спросони. На белом снегу выше проезжей дороги виднелась красная роза длинною в 10 метров. Снег был тщательно расчищен и из него была вырезана роза, залитая от основания до бутона зелёной краской, сам же бутон красным гранатом притягивал взгляд с любой точки обозрения двора. Шалость была безумной и, как всё самое прекрасное была обречена на краткосрочность. Уже завтра мог выпасть очередной снег – рыхлые слёзы ангелов, как казалось ему той зимой. А погодные осадки, как известно, не столь же сентиментальны и обходительны с цветами любой выделки. По приходу же весны и городских паводков в сиропе растаявшего снега со льдом потекут и зелёные листья, и красные лепестки нарисованной розы. Другими словами попробуйте придумать подарок бессмысленнее… Но растаявший снег и потёкший бутон были бы в завтрашней жизни, а тем утром эта роза предназначалась ей одной и даже не столь важно, что создана она руками друзей и сразу трёх. Друзья у Микаэля были такими, как луна по отношению к земле – дружными и казалось, что были всегда.
       Мария – девушка глубоко романтичная, но склонная к практическим подаркам. Она считала, что лучший подарок тот, который можно потрогать и прикоснуться, а желательно ещё в последствии эксплуатировать. Сложно с ней не согласиться, но, тем не менее, вероятно любовь к розам и мужским подвигам склонили сердце Марии к открытой улыбке и виртуальным объятиям, о чём она ему немедля написала. Сюрприз удался, а это единственное чего желал тем утром Микаэль для своей Марии. Он хотел зажечь солнце в её сердце тем зимним днём 14 февраля. Солнце зажглось, и в этом огне выбивались его инициалы.
       Они продолжали активную смс-переписку, звонки, имейлы. Микаэль, как более открытый и, по мнению Марии более эмоциональный, делал решительные шаги в своём сердце на встречу слову «люблю», которое ни один из них не решался проронить по неосторожности. Они привыкали друг к другу с каждым следующим вечером, слыша породнившийся голос в телефоне и даже породнившееся молчание, которое приходило изредка и отодвигало слова. Мария с ни меньшей силой дорисовывала совершенный образ Микаэля, от чего сама же остерегала непрерывно саратовского друга. Мика так далеко забрался в своих мечтах о любви, о Марии и их встрече, что для сравнения не хватало только фрегата проплывающего мимо рифов с поселившимися на них сиренами и влекущими своим дивным пением матёрых капитанов каравелл. Сие-то сравнение послужит равнозначным эквивалентом волнений на душе раскосого брюнета при мысли о нежной белокурой Марии со своими капризами и честолюбием. Не так-то много и надо, чтобы очаровать пирата со свободным сердцем, рождённого для любви – довольно постучать любовью в «монитор». Они оба осторожничали и ограничивали пределы своих отношений условной дружбой, симпатией, предоставляя право решающего слова глазам – долгожданной встрече тет-а-тет, которой вскоре предстояло сбыться.
       Микаэль жил с двумя младшими сёстрами, одна из которых была его близняшкой. Родители так же жили вместе с Миком, а точнее сказать он жил у них – парочка родителей ещё никому не мешала, ну или почти никому. Все домашние были им глубоко любимы, и каждым он дорожил в отдельности. Мария жила большую часть жизни с родителями, но с недавних пор, желание быть самостоятельнее и иметь независимое ни от кого пространство сыграли свою роль – девочка переехала на квартиру, в которую временно подселился старший, единственный брат – «плоть от плоти, кровушка» - так описывала она брата своим подружкам. И казалось, что они намного дружнее, нежели близнецы из Саратова: Микаэль и Яна. Сложно не подружиться с человеком, живущим на одной жилой площади, в противном случаи придётся враждовать – позиция нейтралитета не совокуплялась с характером ни одного из них. В виду того, что Мика вёл закрытый образ жизни своего внутреннего человека, никто из сестер даже не догадывался, что зима для брата кончилась с мыслями в подушку до полуночи, и волнительным томленьем на душе при звуке смски. Весна всегда приходит быстрее, когда зимой в «дом» приходит незнакомка, которую тебе не хочется прогонять никогда. Итак: никто о Марии не знал. Пригласить её к себе в гости, конечно, можно было бы, и, не взирая на многолюдную семью, нашли бы где «положить», но разумнее было пока поспешить в Москву самому и лучше самолетом. Мария ни разу не набросилась на Мика с предложением приютить его у себя, но неугомонно просила его приехать. Микаэль даже не думал о возможной перспективе остановиться у Марии, не взирая на то, что она жила почти одна – они даже не обсуждали это и, наверное, были правы. Слепые знакомства не всегда приводят к зрячим отношениям. Как бы ни казалось Микаэлю, что он чувствует Марию на расстоянии, слышит её тревоги, понимает её характер, как написанный собственноручно стих, тем не менее, он сознавал, что сюрпризы и кладези неизвестных граней принцессы ему ещё только предстоит узнать.
       Ещё одно утро обозначило день. Мика, как обычно, зайдя в свой рабочий офис рекламного агентства «Сиреневый Велосипед», который разделяли с ним ещё пару человек и всякая что ни наесть техника, рухнул в кресло, задрал на колени шоколадную сумку, сберегавшую его Laptop, подобно гнезду, хранившему перепелиные яйца в уюте и тепле. Однако ноутбук казался значительно увесистее птичьего очага даже со всей пернатой семьёй в придаток к яйцам. Работа Микаэля обязывала его носить с собой эту неуёмистую сумку, которая в одночасье полегчала, благодаря возникшему любвежеланию. Директор только что объявил Мике, что тот летит в командировку в столицу. «Это – Божий промысел!» - чуть было не выкрикнул Мика, но только расплылся в счастливой улыбке и все подумали, что коллега столь откровенно обрадован возможности обозреть столицу с её монументальными достопримечательностями, Александровским садом и бесконечными MacDonald’s. Одно только дивное белое лицо Марии с пленительными голубыми «блюдцами» всплывали у него в голове, как иконостас. Мысль о приближающейся встрече переполошило все внутренности и, тогда Микаэль открыл для себя уникальную новость, что любовь проникает дальше, чем душа, сердце, мысли… Любовь захватывает всё тело на физиологическом уровне, равно как на духовном. От того так скоро чахнут романтики от безответной или порушенной любви и душой и телом.
       Что он мог сделать первым делом, узнав о командировке? Желание выйти из офиса под любым предлогом, сбежать, условно говоря, уволиться, только бы выйти и позвонить ей, чтобы Мария разделила с ним ванильный эликсир радости.
       - Привет! Угадай, что мне сейчас сказал директор?.. Он посылает меня в командировку к тебе.
       - Да ты чё?!.. Здорово! Приезжай!
Ещё пару дней бесконечного томленья, похожего на то томленье, которым страсть крутит мышцы души и тела при воспоминаниях о былой любви – настоящих моментах, стоящих всей жизни. Не всегда праведные, редко продолжительные, но будоражащие и не отпускающие память моменты жизни – кадры на дребезжащей, бегущей ленте нашего существования.
       Небольшой чемодан с ручкой на колесиках, шоколадная сумка через плечо сложенный билет на самолет в руке – аэропорт.

       
Клик III. ПЕРЕЛЁТ
Регистрация прошла ни быстро, ни медленно, автобус подъехал к самым дверям терминала, всех погрузили. Микаэль в Боинге сидел у окна, о чём и просил на регистрации. Между ним и пожилым мужчиной с белой, как облако головой, пустовало кресло. Все пассажиры уже было расположились поудобнее, достали приготовленные специально для дороги книги. В самолете для этого, по мнению Микаэля, были созданы идеальные условия. Подставка для еды ему вовсе не казалась предназначенной для трапезы – на неё идеально ложилась книга и с неё можно было читать самого Гарсию Маркеса, столь обожаемого Микаэлем, не смотря на то, что в действительности он прочел лишь два его произведения и один крохотный рассказ. Любовь оставалась излюбленной темой парня в исследовании души человека посредствам любого из искусств, ибо любовь, как казалось Микаэлю, единственно наполняет наше существование смыслом, и она же есть природа нашего подобия Богу. Мика знал, что любовь сильнейшее орудие, оставленное Богом человеку на этой земле и несказанно благодарил Всевышнего, что Тот одарил его способностью любить так страстно и бескорыстно. Лишь за сим-то сокровищем и гонялось его сердце, подобно морскому пирату: свободному и горячему.
       На тот момент, когда Мика уже перелистывал первую из прочитанных страниц знаменитого романа, в коридоре раздался шум, и спустя мгновение с максимально возможной расторопностью меж ним и стариком старался обрести свой приют на время полёта опоздавший пассажир. Случившаяся сцена напоминала картину из кино. Наконец аэроплан занял свою исходную позицию на взлетной полосе, подобно кошке перед броском на босые ноги, выбирающей позицию снайпера. Не много прошло времени от старта турбин до полного отрыва от родного Саратова. Он незамедлительно послал ей смс со словами, что уже почти рядом с ней и держит её за руку. Примерно такую же он послал ей и при посадке, вопреки запрету пользоваться мобильными телефонами и тому подобными приборами на борту лайнера широко известной авиакомпании.
       «Здравствуй, столица! Я здесь, моё Солнце!» - подумал на мгновение раскосый брюнет, шелестя чемоданом на колёсиках по брусчатке Шереметьевского аэропорта и напевая какую-то попсовую мелодию, пришедшую из воздуха. Он с легкостью и беспрепятственно совершал все перемещения по столице, с такой уверенностью и спокойствием, будто от рождения в его свидетельстве значилось «москвич безвыездной». Предвкушение встречи с той, которую Микаэль окрестил своей любимой столь окрыляло его, что Сам Бог хранил парня и всею рукой по самое предплечье стряхивал препятствия на его пути. Ни один «порядочный» милиционер не приблизился к нему, ни одной пробки на пути его автобуса, никаких хулиганов в метро. Ему казалось, что он излучает почти слезоточивый свет, думая о ней. В Саратове Мику приходилось быть равнозначно собранным и пунктуальным. Микаэль перемещался по улочкам родного города целенаправленно и сосредоточенно, здесь же все краски приобрели другой оттенок: парень был свободен от бессмысленных беспокойств, ведомый путеводительством мадам любви и под покровом седмижды семидесяти ангелов Божиих. Наваливавшееся волнение от предвкушения момента встречи придавало воздуху своеобразный вкус и остроту запахов. Целенаправленность поездки Микаэля заставила его напрочь забыть о задачах компании и предстоящих командировочных встречах. Он с самого начала знал для чего снаряжал чемодан, по какой причине так разборчиво выбирал парфюм в канун отлета, ходил к парикмахеру и 6 часов блуждал по городу, с тщанием кошки вылизывающей себя по весне, в поисках подарка. Для него было немыслимо приехать без подарка, и дело было даже не в воспитании или банальной порядочности, соблюдении формальностей – ему просто очень хотелось подарить ей что-нибудь. Ведь если поразмыслить кроме 10-метровой розы на снегу он ничего не подарил ей из того, что можно было бы назвать подарком: осязаемым, зримым.
       Каторжником на галерах чувствовал себя Мик терзаясь над выбором подарка… Всего один, но какой? – спрашивал он себя шепотом. Это не мог быть обычный подарок, равно как не мог быть банальным – не в его правилах; подарок должен был быть полезен и на сей раз умещаться в руках. Среднестатистический Саратов показался ему крохотным поселком городского типа в своей безнадежной ограниченности ассортимента удивительных, неповторимых, полезных, волшебных подарков для Марии. Но в это утро, когда Мик спустился с трапа на московскую землю и улыбался от любви к Марии, как родившийся заново человек, он точно знал, что в его шоколадной сумке через плечо таится выбранный, в муках рожающей первенца, подарок. Такой подарок, которым, в сущности, он сам был доволен – фотография прекрасной Мари пересекали каллиграфически и искусно изложенные строки стихов. Всё это заранее обработалось им самим же в одной из художественных компьютерных программ путем монтажа и было распечатано на фотобумаге, а затем вложено в рамку с красивой посеребренной оправой. Небольшая фото-картина Марии на фоне лазурного моря со стихами Микаэля посвященных ей, которые он писал на одном вдохе, выдохнув лишь с последней точкой завершительной строфы. Строки не искрились триумфом поэзии классиков или сложностью гекзаметров античных поэтов, однако в них было вложено не меньше – они были воплощением живого, искреннего, отчаянного…



***
Посвещается Марии

Капли холода морского
В глубине скрывают гибель.
Рыжей лентой над Москвою
Мой рассвет – любви обитель.

Там где нет меня – лишь память
О тебе расскажет больше…
Я не дам тебе заплакать,
Только в счастье…если хочешь.

Тогда душа была б спокойна,
Когда б украсть я мог в объятьях
Твои печали, скуку, горе,
Кружить тебя в венчальном платье.

Снять поцелуями печати
Твоих закрытых возмущений,
Прикосновеньем каждым счастье
Катилось бы по тонким венам.

Дыхание сдержав, робея,
Косноязычием клеймясь,
Тебя я нежностью согрею,
Любовью в голосе пьяня.

Холодным утром, мраком ночи
Душа сквозь ветры в океан
На свет очей твоих и кожи,
Что дороги, как Божий храм.

Твои улыбки – искры злата
По сердцу бегают детьми.
Когда мой ум кричит: «Не надо!»
Душа приказывает: «Лети!»

Сквозь тишину в холодном море
Услышь мой зов к тебе глухой,
В нём столько верности влюблённой
На алтаре любви святой!
 

       Подарок в очередной раз не отличался своей практичностью, но выделялся безусловно эксклюзивностью.
       Холодные столичные ветры раз за разом понуждали Микаэля щурить свои и без того раскосые глаза и затыкать горло разноцветным полосатым шарфом. Белая куртка плохо дружила с городскими зимами, однако, как мы уже выяснили, удобство Микаэль жертвовал в обмен более ценным на его взгляд вещам, в список коих входила и красота. С видом довольным, устремленным к метро, Микаэль вскочил на эскалатор, слушая трели своего троюродного брата встретившего его в аэропорту. Амбициозному романтику из Саратова предстояло проделать две пересадки в метро и далее добираться автобусом до дверей 14-этажного дома старых, но верных друзей семьи. Друзья, изваявшие розу под окнами Марии были более «продвинутые», с ними Мик познакомился в Интернете, а те, что ждали его в квартире с подогретым ужином и настороженным котом, были дальними-дальними родственниками… и даже дальше… но по духу вполне годились в двоюродные.
       В этот вечер Мари с Микаэлем уже не встретились и лежа в теплой кровати дома у хороших людей, приютивших гостя в Москве, Мика думал о её белых волосах: прямых и падающих на красивое с четкими, тонкими контурами лицо. Те позолоченные волосы, которые она отбрасывала от лица нежной и не менее тоненькой ручкой. Гордые губы и теплые глаза… Думая о ней, он каноном, наизусть про себя прочитывал всё те же стихи из под серебренной рамки с фото Марии. То были первые стихи в его жизни, посвященные не музе или вымышленным образам прекрасной будущности, а имели вполне конкретного адресата, лежащего в тот же самый момент в 14-этажке идентичной планировки, в теплой пастели в километрах десяти от него и, наверное, тоже думала о нём.
       И даже в поздний час возбуждение души и череда событий не давали плоти расслабиться должным образом для кратковременной встречи с Морфеем. Луна совершенно не пробивалась в комнату из окон комнаты, ни одной горящей свечи и вряд ли они вообще имелись в доме… Но в этих четырёх стенах, поклеенных ещё советскими обоями, в воздухе витало столько раскаленной романтики, что никакая атрибутика ввиду: аромосвеч, дорогого вина или шубы устеленной у хрустящего камина, не могли перебить флюиды привезенной в столицу тем днем из провинции бесконечной влюбленности.
       

Клик IV. ВСТРЕЧА
- Привет, Сказка - услышала Мария в 10:30 утра в трубке своего телефона, - Я так рад, что мы теперь так близко.
- Я тоже почему-то очень рада, что ты приехал! - быстро и счастливо пробежала словами по сердцу Мика белокурая девушка.
- Я надеюсь, мы сегодня увидимся? Мы просто обязаны… - улыбаясь, утверждал Мик.
- Да, конечно! После работы. Я тебе сама перезвоню.
- Хорошо.
- Ну, давай, пока…у меня завал на работе…- заключила смехом и им же отрезала Мари.
- До встречи - нежно попрощался Мик, вслед за не менее мягким прощанием Марии, которое являлось лишь формально прощанием, при том, что в интонации было заложено совершенно иное иносказание. Её отрывистое «Давай, пока» выражало волнующее желание скорейшей встречи. Микаэль прочитал эти междустрочия и зарядился вдохновением рыцаря средневекового романа перед встречей с Дульсинеей. Как прекрасны и по-детски искренни были они в тот момент.
       Поздним утром друзья Мика, замечательные и наивные люди, потащили его в торговый центр, в который он сам же предложил им пойти на немой вопрос хозяйки дома, зависший в воздухе: «Чем бы заняться сегодня?» Мик особо долго не сопротивлялся, поскольку трезво понимал, что с каждым часом приближающейся встречи температура тела в геометрической прогрессии горными козами скакала вверх, а волнение перерастало в суматошную возню и копошение. Ему следовало занять себя чем-то, дабы хоть как-то переждать день до пришествия благословенного вечера. Витрины мелькали и забывались, а руки тянулись к телефону и уши вслушивались в звонки мобильной полифонии раздававшейся сплошь и рядом - не прозвучит ли и его среди них. Но телефон не откликался на телепатические запросы к нему, которые производило всё нутро молодого и неспокойного, как раскаченный маятник, Микаэля.
       Мария испытывала меньшее беспокойство по тому же поводу в виду бесконечной работы, которая, как казалось ей, пребывала морскими приливам Каспия и ещё до того, как она успевала разгрести и избавиться от прибывшего, накатывали новые волны. Единственное о чем она не могла забыть наверняка - ей нужно позвонить Микаэлю и привести в порядок и без того яркий внешний вид, легкий макияж.
       - Привет. Что делаешь? – максимально естественно попыталась спросить Мари.
       - Жду твоего звонка, читаю книжку, о которой я тебе говорил – подобным же образом ответил Мика.
       - Где увидимся? – с придыханием спросила девушка, из чего Микаэль понял, что она, наверняка уже спускается в метро.
       - Я, конечно, люблю брать инициативу в свои руки, но в Москве ты лучше ориентируешься. Проще, если близ одной из станций. Я бы тогда не потерялся – уже с меньшим волнением и нарастающей улыбкой делился Мик.
       - Ммм… приезжай на Юго-Западную – это красная ветка. Последний вагон, в переходе на право и до конца. Там должно быть кафе…не помню как называется. Найдешь?
       - Обязательно! – улыбнулся Мик.
       - Тогда через час. Могу опоздать. Всегда опаздываю.
       - Я тоже – рассмешил себя и её парень.
       Однако тем вечером ему не довелось быть верным себе в постоянстве погрешностей пунктуальности - за 30 минут до начала назначенных временных границ, пара забрызганных снегом кроссовок топталась близ кафе и поглядывала вслед за своим хозяином то влево, то вправо, а то и прямо, ибо юноша мог лишь догадываться, откуда появится Мария, которую он ни разу до этого момента не видел, но предвкушал. Гипотетически Микаэль догадывался, что его мечта выплывет из того же тоннеля метрополитена, от которого шёл нескончаемый поток горожан. К своему везению Мика обнаружил на соседнем здании от кафе яркую и зияющую светом табличку «Цветы». Взяв в руку подобно кольту и перезарядив раскладной мобильник, чтобы взглянуть на время, Мик убедился, что оно позволяет ему совершить знак внимания, несравнимый с подлинным вниманием, которое он дарил ей всем своим бытием, приведшим его в Москву. Розы в феврале месяце на станции Юго-Западная оказались в той же мере тусклыми и уставшими, сколь цветной была вывеска. Казалось, что их уже ни раз дарили, и бедняжки повидали сотни рук и не одна пара упаковочных пакетов обнимала их липкими от воды и похотливыми объятьями. Однако из россыпи измученной радуги роз, выбивались особой статью и свежестью лишь белые молодые единицы. Эти – будто бы из другого лагеря попали сюда и совершенно несуразным образом. Он тут же понял, что обязан выкупить для белых красавиц амнистию, хотя бы для трёх из них.
       Однако спустя пол часа, когда Микаэль совершено точно убедился, что так долго он ещё не ждал никого, Мария не появлялась ни слева, ни с тыла. Она не появилась и спустя 5 минут, а снег всё стучал по голове, а иногда гладко ложился на плечи и тыкал в нос. Спустя 40 минут ожидания Мика уже ощутил себя наказанным за годы своих опозданий на редкие, волнительные школьно-студенческие свидания. Микаэль оказался усмотрительным и даже попросил продавщицу магазина придержать розы сразу после покупки, но вот уже 20 минут он с цветами ожидал Марию и ещё 25 минут раннее без цветов. Он не хотел надоедать ей смсками, а потому смиренно поверил, что она уже в пути и мчится стремглав. Интуитивным образом, Мари подозревая о цветах, послала ещё одну смску со смайлом: «Никаких цветов. Помни, это – не свидание! ))»
«К чему такая оборона?» - думал про себя и не мог понять Микаэль, но догадывался, что, как девушка скромная и совершенно не общавшаяся с ним раннее очно, она предпочитает сохранять дистанцию. А может ещё и потому, что имеет опасения относительно того пропитается ли она глубокой симпатией к нему, улицезрев его внешность, ведь фотографии подчас так обманчивы, как девушки Мадрида. Спасая белые розы из зоны строгого режима, он уже не мог удалить их или пересохранить на другой день в одной из папок в маленькой флешке. Им было суждено быть подаренными и порадовать, заранее отрекшуюся от них в смс Марию. Снег успел прекратить своё движение с неба вниз и замерзший саратовец был испуганно обрадован, увидев устремляющуюся к нему и с легкостью узнавшую его, без тени сомнения, девушку. Он был обрадован её появлению спустя 45 минут беспокойного ожидания, но слегка потрясен и насторожен от того, какой красивой она оказалась в действительности. На фото и в проводах телефона Мари казалась проще и скромнее, но Сказка, вынырнувшая из метро, была одета в дорогое кожаное пальто-дубленку-шубу. Она была так привлекательна, что не могла оставаться незамеченной, а в след с её новой красотой ему открылась и её твердость, изящность, капризность, избалованность.
«О, Боже, что это?» - встретила шуткой Мария Микаэля, указывая на его желтый галстук с претензией на эклектику стиля. Ей подсознательно казалось, что шутка разрядит разговор, а, возможно, банальное волнение заставило её отшутиться и покритиковать с первых секунд друга – так гораздо легче было для Мари сбросить напряжение и естественное смущение. Но всё вышесказанное нисколько не напугало Микаэля, и даже не являлось для него непривычным, однако неожиданным. Ему было даже забавно в какой-то момент, то, с каким азартом Мария критикует официантов и заведение, в котором они очутились, из окон которого 45 минут посетители могли наблюдать влюблённого юношу с цветами и без. Он был готов принять её любой, так как полюбил ещё задолго до прилёта, но Мари ушла в глухую оборону, казалось ему. Мика пытался растопить сердце москвички, выискивая пути, пытаясь почувствовать, что она испытывает в данный момент, какими глазами смотрит на него, дабы понять, что она думает, что ей хочется сказать, о чём подумать промолчав. Бесконечно долгое ожидание заказа, прицеливало оценивающие взгляды молодых. И даже тишина наступавшая в разговоре не шла в актив ни одного из них по их же собственному мнению. Игра в критиканство местного сервиса – не самая радужная встреча для 2 месячного ожидания обоих.
       Они возвращались длинной заснеженной «прозрачным целлофаном» дорогой и изредка мелькали улыбки на их озадаченных лицах. Они даже не держались за руки, во что с трудом верил Микаэль, поскольку в смс-переписке не только держал её за запястье, но и обнимал горячо и целовал нежно, чему не перечила ни разу нежная Мари. Однако Микаэлю не хотелось прикасаться к любимой, покуда он не верил, что она по-настоящему этого хочет, но лишь упрямится, дабы он завоевывал пространство на её территории, дорогу к сердцу, губам… Нет, то была иная ситуация. Мария не хотела держаться за него из боязни, быть увиденной с неким незнакомым мужчиной своими соседями и друзьями, жившими неподалеку от тех мест, которые они преодолевали через гололед и угрюмость ветра. Она не призналась ему в этом, но он сам всё понял и подыгрывал ей, разыгрывая в себе долготерпение. Проводив Марию до самого дома ближе к 11 часам вечера, его мало беспокоила обратная дорога и план маршрута «отступления». Ему хотелось взглянуть ей в глаза, которыми она изредка в тот вечер улыбалась в унисон очерченным губам в тот момент, когда с детским задором сравнивала Микаэля с гномиком за его смешной капюшон на белоснежной куртке. Он не обижался, а только смотрел на неё, улыбаясь. Характер закрытый и скептический открылся ему впервые так явно в ней, но Мик любил эту девушку и хотел завоевать её доверие на столько, чтобы она открывалась ему непременно сама, желая его внимания, примыкала бы душой и лезла бы целоваться от любви. Рядом с такой Марией ему с большей силой желалось быть взрослее её по духу и лишь зрелостью мыслей и мудростью, теплотой души завоевать долгожданное доверие белокурой капризной женщины. Ещё сидя в кафе, Микаэль, выждав подходящий на его взгляд момент, преподнес из своей шоколадной сумки необычную рамку со стихами поверх красивого фото Мари с добавлением пейзажа моря и цветов. Вскоре они забыли о подарке, как только захлопнулась дверь кафе и долгой оттоптанной тропинкой на тротуаре направлялись к её дому. Он попытался обнять её на прощание – объятия получились лишенными терний, очень осторожными и быстрыми – похожими на саму встречу.
       А что было делать Марии? Они были едва знакомы, не взирая на многие часы выговоренных мобильных денег и бесконечные стаи автобиографических смс-мемуаров. Девочка выросшая в одном из четырнадцатиэтажных домов на Юго-Западной станции с самого детства пропадала под вниманием и любовью близких, а повзрослев и распустившись одной из трех подаренных белых роз, она попала под прожектор столь льстившего ей, а подчас и дотошного внимания Москвы. Мари давно разучилась жить без ухаживания и комплементов, ощущая себя той 10-и метровой розой, чудно сохранившейся до самого дня их встречи под легким телом снега. Однако, они не вспомнили о ней и не отправились за дом, чтобы полюбоваться ею. И лишь, когда Мари скрылась за тертыми дверями подъезда, Микаэль отыскал зимнее изваяние, залитое краской. Одинокий фонарь с высоты трех метров освещал подобно сценическому софиту одинокую розу на снегу. Мик опустился на корточки и отер ладонью пару лепестков красного бутона огромной розы. Он продолжал думать о Марии и на миг испугался, что она может видеть его в эту секунду из окон своей спальни. Он так ясно это вообразил, что почувствовал её взгляд на своих плечах и даже затылке сквозь белый капюшон. Не огладываясь вверх, Мика направился к дороге, запечатлевшей их недавние следы и перекладывал в голове первую встречу, монтировал оборванные фразы, взгляды.
       Должна ли была Мари пойти навстречу долгожданным мечтам Микаэля обнять её, приблизиться, создать общее пространство в сокращенной дистанции лиц, дыхания, рук. А были ли это и её мечты?.. Она затруднялась ответить себе на этот вопрос тем вечером, сложившимся непонятно для обоих и абсурдно для приближающейся весны. Думая о нём, оставшись в одиночестве дома, она скорее испытывала чувство ответственности и тревоги за влюбленного в неё гостя. Несколько раз прежде, чем она уснула, Мари убедилась в том, что Мика благополучно подобрав под себя ногу на кухонном стуле, горячо, но шепотом рассказывая о чём-то ничего не значащим одному из своих друзей, продолжая находится под возбуждением первой встречи, что означало – он уже дома.
       Мария ещё несколько раз повернула голову на подушке вспоминая фрагменты встречи, обрывки предложений. Бесконечное сравнение его с другими и множество обещаний ему не сравнивать ни с кем. Она увидела человека, с которым, как казалось ей была знакома задолго и который понимал её, умел выслушивать и прибывал в готовности не прерывать разговор с нею перелистывая ночь и утро. Но этот парень показался ей намного скромнее и молчаливее, нежели тот, на другом конце провода в Саратове. С самого детства Мария росла впечатлительной и жутко мнительной девочкой, от чего сама часто страдала, пугаясь нелепых суеверий или малейших подозрений на угрозу здоровью. В детстве Мари ни раз придумывала сама себе приключения и потом в испуге разбрасывала адреналин из игривых выпученных зелено-голубых глаз или того хуже – своими выходками будоражила родителей и даже младшего брата. Если бы не чрезмерная осторожность, то можно было бы считать её авантюристкой с романтичной душой на обороте. Сомневаясь в выборе мужчины, любящего её сильнее остальных, посланного Богом, хорошего мужа, она проводила прелюдию перед сном – от мечт под луной до возврата в собственную кровать к действительности. Но самый мучительный вопрос, который приходил к ней и являлся определяющим: любит ли она кого-нибудь из них по-настоящему: страстно и безвозмездно сильно, как мечталось всегда. Мари была убеждена, что, если на её пути повстречается любовь, то она непременно её узнает, так как всей душою своею чувствовала в себе потенциал той действительной любви, к которой она готовилась всем сердцем и продолжала ждать, не желая разменивать свои грёзы на расчет и ложь самой себе.
       В желании отблагодарить Микаэля за прилёт, за вечную моральную поддержку и просто за бескорыстную любовь, ей хотелось сделать ему сюрприз - «расквитаться» за 10-и метровый «рубиновый» цветок под окном. Мари нежно улыбнулась, шмыгнула своим маленьким и аккуратным носиком и придумала план «расплаты» - собственный сюрприз. С чувством удовлетворения, оставив детальную разработку сценария на утро, Мария была довольна собой, взволнована и обрадована романтичной идеей пришедшей ей в голову и, несомненно, должную удивить Микаэля. «Споки!» - напечатала она ему, выдавив на телефоне буквы и не дождавшись ответа, бессильно растворилась в сон.
       Утро поджидало её с множеством нерешенных проблем на работе, где Мари официально занимала должность главного инженера в предприятии по обеспечению локальной Интернет связью множество банков и прочих платежеспособных компаний. По объему навалившейся на неё ответственности и с учётом крайне редкой посещаемости боссом своего рабочего места, неофициально Мари слыла в коллективе зам.диром. Поначалу ей льстило предпочтительное положение и надуманное уважение, но спустя время, путём инъекции привыкания коллег друг ко другу, субординация стиралась, уважение проистекало в дружбу либо взаимовыгодное деловое сотрудничество и при всём этот заработный оклад ленивым гиппопотамом двигался вперед, не поспевая даже за инфляцией рубля. При этом обязанности возрастали на глазах, как скороспешно вырастают дети и ежевика. С появлением Микаэля становилось легче преодолевать тяжбы рабочих стрессов, видимо потому, как каждая смс Микаэля исполненная радостью и светлой наивной влюбленностью, заставляла ждать следующее от него сообщение, с неизменным виртуальным опекунством и нежностью. Так всё быстрее пробегали часы, а с вечером приходили звонки и ожидание будущей встречи, сладкое томление в любви. По обыкновению Мари ближе к 8 часам вечера, особенно по выходным спасали от грусти приглашенные в дом: бокал вина, ужин на пару с братом, а после – время грёз и личного пространства на отогретой лицом наволочке перед самым отходом ко сну.
       На заре следующего дня Микаэль, наконец, занялся прямыми командировочными обязанностями. Ему предстояло посетить крупнейшую в мире выставку по туризму того года, созванную в Москве. На сём эпатажном мероприятии ему была поставлена задача руководством, благословившим его в дорогу тройным окроплением пожелания мягкой посадки, знакомится с директорами и исполнительными лицами, оставляя коммерческое предложение рекламного агентства в Саратове. Рекламное агентство «Сиреневый Велосипед» теоретически имело шансы «выстрелить» и запомниться греческим, египетским туроператорам, хотя бы за непресловутое название. А по-английски и вовсе презентабельно звучало на визитных карточках раздаваемых Микаэлем «Lilac Bicycle».
Однако была и практическая польза путешествия небом в столицу для посещения Экспоцентра. Микаэль выучился раскрепощено, не замечая лицемерия ложной любезности знакомиться с людьми с единственной целью – ознакомить их с коммерческим предложением «Сиреневого Велосипеда». Красивая выставка никак не могла и была попросту не в силах заставить позабыть о чудо-Мари на срок превышающий время разговора. Ощущение праздника от выставки в душе саратовца возникало лишь в ту пору, когда он задумывался о ней, вспоминая голос, поджидая звонок. И то были не искусственно выращенные чувства в теплице влюбчивого темперамента, а самая что ни на есть реальность – более реальная, чем умасленные гелем турецкие головы и дорогие оправы очков финских туроператоров.
       Наконец позвонила Мария, но объяснила, что сегодня с ним встретиться не сможет. Мика знал, что отведено ему в столице лишь 5 скоротечных дней, судя по надписи на обратном билете из Москвы. Он мечтал о пяти долгих встречах, но принял превратности судьбы за «зависть богов» и успокоился, с ещё большим нетерпением гадая на завтрашний день, как на чет и нечет, аверс – реверс, любовь – нелюбовь.
       Мария была уставшей тем днем и очень обеспокоена своим здоровьем. А следующим утром красивой девушке со стройными ногами и складом ума предстояло посетить врача и выслушать его заключение по раннее принятым у неё анализам. Желание выспаться и успокоиться пересиливали Мари в её стремлении осуществить сюрприз. Всё сдвинулось на день: встреча, чувства, сюрприз.
       Развитие третьего дня лишь повторило минувший; скупо приближались сумерки, а за ними скрывалось загадочное для Мика, но очевидное для Мари удивление, сюрприз. На бесконечные комплементы раскосых глаз чрез смс-портал, Мария отвечала коррективами по пункту назначенной встречи и времени начала сеанса кино, на который он был ею незадолго приглашен. Торопясь и перепрыгивая с одной ветки метрополитена на другую, саратовский друг с ужасом раскрывал телефон и поступательно убеждался в том, что опаздывает на встречу с его принцессой, но, как ускорить движение вагонов метро, расчистить эскалатор и нажать на его педаль газа он не мог знать, ибо фантастику ему предстояло лицезреть тем днём лишь в кинотеатре, но на час позже запланированного Марией времени. Белые волосы, небесные глаза и нежно-тонкие руки занимали возмущенные позы и глубоко дыша, приговаривали Микаэля молчать. «Ну не молчи хоть» - говорила она своему опоздавшему поклоннику. Он боялся больше всего тех вестей, которые сообщил ей врач, но не знал, как подступиться. «Всё плохо» - отрезала от себя негромко Мария и Мик загрустил, он желал бы обнять её, согреть её ранимую душу. Мари была готова ударить его за опоздание, о чём немедля сообщила и отстранилась далеко от знакомого парня, сидя на той же скамье в двенадцати сантиметрах. Им предстояло прожить в таком положении 40 минут. Никто не хотел уступать, чувствуя себя обиженным и оскорбленным. Микаэлю хватило мудрости прочесть, что расстроило, столь милую сердцу женщину, не его треклятое опоздание в кинотеатр, а новости пожилого врача пришедшие в душу извне ещё днём. Желание обнять Мари в крепких, надежных, ласковых объятиях утешения и покоя овладевало им, и в какой-то момент он чуть было не бросился к ней, но абсурд, повисший в воздухе в симбиозе с возмущением, словно устами Марии говорили ему: «Не трогай меня».
       «Пошли» - устремила Мари на друга и отправилась в зал. В полупустом зале их ожидали VIP места в самом последнем ряду. Из осторожности Мари проронила шутку: «Места для поцелуев» - скрыто тем самым, предупреждая Микаэля, не обольщаться насчёт последнего. Мари с самого начала сбежала от него на соседнее кресло под предлогом комфорта задуманного сюрприза. Неожиданно для молодого мужчины из Саратова, приготовившегося смотреть бредовый фильм для детей, девушка по соседству с белокурыми волнами на голове полезла неусидчиво копошиться в увесистой сумочке. Печенье, крекеры, хворост и даже заморский сыр расположились кривой границей между молодыми, смутно очерчивая грани предполагаемого стола. Микаэль смотрел на этот карнавал появляющейся провизии из цилиндра фокусницы, околдовавшей сперва его сердце, теперь претендовавшей на желудок. В самый конец вместо предполагаемого зайца, из мешка появилась упаковка красного вина. Такого кинотеатры ещё не видели, даже столичной пробы. Настоящий пикник с тостами и чоканьем. Микаэль даже позабыл, что в сущности своей вовсе не пьет – он был готов пить без конца, не прерывая фильм на экране и пробивающиеся, как первый свет на заре, улыбки Марии. Вино подтопило сердце и настроение девушки, приятно подобревшей и ласково улыбающейся на шутки Мика. Создавалась иллюзия домашнего дивана с прилагающимися реквизитами просмотра кино. Сыр был съеден первым, в то время как печенье доедалось с большим трудом, нежели крекеры и хворост. Периодически в зал заглядывали смотрители – жандармы порядка кинозала и непорочного поведения в оном. Лишь однажды зал подозрительно обернулся в сторону последних рядов, в ответ на выкрик Мари, мгновением раньше пролившей вино на белоснежную куртку гномика. Мика радовался инциденту, вызвавшему весёлые раскаты смеха на лице любимой, по которым он будет ещё долго скучать в Саратове.
       Заканчивался фильм, поновой начинался вечер: улыбками, симпатией, свободой от забот. Красивая пара отправилась в суши-бар с колмыкскими студентками на станции Юго-Западная. Мика так ни разу и не взял её за руку и лишь однажды (больше не позволяла мужская гордость) проявил инициативу, предложив в кинотеатре Мари пересесть к нему на диван, но отказ Мари был обоснован вопросом: «Зачем?» Продолжать не имело смыла понял Микаэль; когда девушка отвечает вопросом – это означает «нет», догадывался он.
       В ресторане к беззаботной и очаровательно-смотрящейся паре вскоре присоединился брат Мари. Даниил чувствовал себя уверенно и спокойно, с легкостью сбросил куртку и вел себя достаточно привычно. Он так же рьяно любил спорт и в частности плаванье. Они бросились в обсуждения, как бы отстранившись фиктивно от Мари. Беседовали о последних летних олимпийских играх и достижениях наших пловцов, а с легкоатлетов перекинулись на теннис, оканчивая разговор и вовсе биржевыми прогнозами и ситуацией ипотечного рынка. Им было о чём поговорить, но, не взирая на космогонические контексты тем обсуждения, ни разу Микаэль не выпускал Мари из поля своего внимания и любви, периферическим зрением поглядывая, а порой провокационно заглядывая ей в глаза и, наверное, посылая невербальные сигналы напротив. Она так же наблюдала за ним, порой всматривалась и крала его спокойствие. Выпитое вино и поздний час оповещали о приближении конца прекрасного вечера – пожалуй, лучшего из всех, что будут у них той изменчивой в погоде зимой.
       Следующим днем, четвертым из пяти командировочных, Мария вновь не смогла встретиться с Микаэлем. В этот момент он стал ощущать отчетливо разницу в балансе их увлеченности друг другом. Мария больше тяготела к их дружеским интонациям общения, пропитанная чувством благодарности, в то время, как молодой рекламщик настойчивее заражался пламенем небытия и под забралом любви не всегда был способен отличить подлинные мотивы чувств нежной Марии. И как всякому влюбленному, ему мечталось только об одном, чтобы она думая о нём, непременно использовала приставку «самый».
       Отчетливость пятого дня наступила с ощущением чемоданного настроения. С самого утра, брюнет распланировал свой день поминутно и не теряя времени, стал упаковывать сумки. Концентрация смешанных чувств переполняло его тело. Он просидел всё утро с Интернетом, познакомившим его с Марией и приведшим в Москву. Интернет в отличии от их с Мари отношений отличался постоянством: всё тот же спам и редкие письма, сообщения на «знакомствах». Время травило нервы и ближе к обеду Микаэль перекинулся на книгу, в которой находил отражения своего темперамента в вопросах душевных, мелькавший образ Мари на страницах – всё это побуждало ещё шибче сорадоваться, сострадать героям романа Маркеса. Водрузив на плечи беспокойство последней встречи с возлюбленной блондинкой, говорящей мягким альтом, Мик отправился на встречу с благословения друзей, ничего не подозревавших о его любовной драматургии в душе. В сущности, ему было не с кем даже поделиться, исповедоваться в своей любви, о которой парой хотелось кричать на весь мир, а изредка спрятать ото всех в комод.
       Мария не знала, как правильно себя повести и пыталась предугадать, чего ждёт от этой встречи Микаэль: признаний, поцелуя, несбыточных обещаний. Перестраховавшись от всего этого, она бежала от прямых встреч и на сей раз, вновь ожидала друга сидя в итальянском ресторане с бесконечно ей родным младшим братом, Даней. Итальянская кухня на порядок дороже роллов японско-узбецкого происхождения, но интерьер и гармония покоя располагали родственников быть постоянными клиентами. Микэль ни раз слышал от Мари об этом месте, где они с братом, друзьями релаксируют опосля тяжелых будней. Несколько раз Мария даже звонила ему прямо из ресторана счастливая и довольная. Мику оставалось продолжать довольствоваться целованием и крепким обниманием любимой девушки посредством виртуальной телефонии. На сей раз у находчивых и современных парней никак не клеился разговор, ни в пример прошлой встрече. И вроде бы похожий стол и вино улучшенной пробы, однако, язык ленился изображать общение, как самоцель. Мик смотрел на Мари и вспоминал свои молитвы перед сном за её здоровье, но не осмелился напомнить ей о беспокоившем душу. Он знал, что Господь слышит его и силен сотворить чудо по просьбе Мика, по Своей собственной милости и нелицеприятной любви к Марии, похожей на ангела, когда улыбается и особенно когда обижается. Речь в разговоре зашла об отдыхе заграницей и дорогих автомобилях из чего Мик понял, что он остается за бортом ринга светлокудрых друзей. Саратовец не чуждался подобных тем и не был ограничен в познаниях, тем паче после выставки по туризму, но это были не те темы, не тот разговор, не та атмосфера… Они оба это понимали. Он желал бы хоть раз побыть с нею наедине, так много сказать, о многом помолчать, держа её за запястье, прикоснувшись к лицу, соломенным волосам, как прикасается мужчина к женщине выбранной им на всю жизнь. Мария предложила всем сфотографироваться на её стильный черный телефон с хорошей фотокамерой – идея повеяла новизной на фоне трапезы и речей – все поспешно согласились. В начале с легкой руки Мари мобильник запечатлел Даниила и брюнета, сидевшего по левую руку от него. Затем эстафета фотографировать перешла к брату и абсурд в сердце Микаэля достиг своей кульминации и апогея. Он пересел к Марии и стал метаться в происках позиции для фото. В любой другой ситуации, он не задумываясь приобнял бы Марию за талию или плечо, но постный разговор и несбывшиеся ожидания наложили свой холодный оттенок. Не Даниил смущал Микаэля, а неготовность Мари к его прикосновению. Мика в какой-то мере принципиально не стал испытывать судьбу, он лишь придвинулся к ней и этой дистанцией прижигал себе и без того назревшую царапину. Покидая ресторан, попрощавшись с любимой и её добрым братом, в салоне такси Микаэль разговаривал мысленно со своим Альтер-эго и понимал, что давно преодолел грань, на которой в самую пору отчаяться и остановиться, как порядочному мужчине, стучащемуся в закрытые ставни. Но поскольку грань была позади, а Микаэль уже не притормозил, ему не было известно, чего теперь ожидать. Двигаясь по направлению к горизонту, он просто доверился сердцу, пока оно не исчерпает себя вслед за изнуренным разумом в светлых надеждах о Марии, о их счастье одном на двоих и играющих в пинг-понг детях во дворе собственного дома.
       Быстрым рывком Мика заскочил в квартиру друзей, разобнимался с ними искренне и благодарно, а вслед за тем схватил свою неразлучницу-сумку шоколадного цвета кожи, а так же чемодан классически черный, маленький, пухленький, на колёсах столь же мелких и дутых, как сам саквояж. Приноровившись к Москве, парень не помышлял о такси, он знал, что своевременно доберется до аэропорта по предполагаемому маршруту и благополучно долетит восвояси. В случаи обратного, его прикрывали тылы – верные друзья со съемной квартирой и открытыми дверями по необходимости.


Клик V. ВОЗВРАЩЕНИЕ
       Останавливая такси неподалеку от саратовского аэропорта, обдуваемый ночным городским ветром, парень, в спешке прятал в сумку бесценную книгу, от которой не отрывался во все часы перелета. Поздней ночью Мику было особенно приятно очутиться в домашней квартире, где все его любили и не спали лишь потому, что в их жизни образовалась невосполнимая брешь в его внезапное отсутствие. Тот единственный поход в московский гипермаркет с хозяйкой дома, приютившей Микаэля, не прошел бесследно: Мика трепетно подбирал подарки домашним своим: перчатки, сковороду и даже апельсиновые носочки для капризной, но единственной бабушки. Ему доставляло море подлинной радости одаривать любимых, не придавая этому чрезмерного внимания. Утром следующего дня, начинающему рекламщику предстояло отчитаться по командировке перед начальством. Ему было что сказать – его стабильно выручали улыбка и горячие глаза, говорившие громче голосовых связок тенора даже с руководством. Но прежде пришествия завтрашнего дня, молодому мужчине предстояла аудиенция с заправленной как надо кроватью знакомой свежести и привычной мягкости – долгожданная ночь в родных пенатах.
       Время затормозило своё веретено с тех пор, как разменялись города в его жизни. Три из пяти дней проведённых с Марией, стоили бы сотен саратовских недель, если бы, да кабы… но и об этом рассказать ему было некому. Изредка он делился чувствами через наводящие вопросы друзей – московских скульпторов, изваявших зимнюю розу и интересовавшихся невзначай о развитии «спектакля», в котором им довелось сыграть эпизодическую роль. Микаэль отвечал лаконично, но достаточно содержательно, чтобы насытить любопытство художников и в тот же миг сохранить тайну будущего, которое оставалось размытым и для него и собственно для Мари. Не переставая думать о ней изо дня в ночь, он склонял чашу весов собственных грёз в пользу всемогущей любви и Божьего провидения, в то время как Мари по-прежнему бежала от иллюзий и лишь осторожно заглядывалась на него на сайте-свате. Она меньше всего на свете желала выйти замуж не по любви, а между тем окруженная бесчисленными обожающими её идальго, Мари сильнее всего боялась остаться одна и потерять любовь даже одного из покоренных сердцеедов. Запутавшись в своих страхах, гонимая возрастом, как ей казалось, к алтарю семейного причала, она не смела отпускать Микаэля, ибо любовь его была подлинной и бескорыстной, с нею Мария чувствовала себя чуточку спокойнее, сильнее, оставаясь слабой и влюбчивой. Любовь, которую она не заслуживала по собственному мнению, давала ей силы и ощущение спасенной романтики на тлеющих углях московской жизни, оставляя женщине главное – надежду в светлое впереди. Она просто вела себя как женщина: слабая и ищущая своего героя, чтобы уж наверняка быть найденной им.
       Перемещения на работу и возвращения домой напоминали магистральное движение без трафика и права припарковаться. С той же интенсивностью летели смс сообщения брюнета к очаровательному белокурому инженеру с именем пресвятой... Её телефон вот уже месяц работал, за редким исключением, на «прием». А Мик всё чаще чувствовал, как вслед за зимними сугробами вдоль тротуаров таит и её внимание к нему, как расползаются редкие буквы сообщений, сократившиеся до междометий. Ни всё и ни сразу, но изменения к худшему подобно осколкам нагретого айсберга, откалывались и падали в Северный Ледовитый… Мужская гордость заставляла его ждать и молчать – невыносимые ремёсла. Не дожидаясь ледникового периода, Мик позвонил причине своей бессонницы первым. Всё началось с банального…
       - Привет.
       - Привет. Как ты?
       - Не знаю, что сказать…
       - Ясно. Что нового у тебя?
       - Без изменений, - ответил Мик и почувствовал глубокий идиотизм своих ответов, изображавших принужденность к разговору с той, которую он желал бы слушать от вечера и до глубокой ночи, а с рассветом и до нового вечера повествовать самому о волшебстве и переполняемом сердце, петь свои случайные песни и целовать её влажные от вина губы, укрывшись теплыми простынями, когда копьями отскакивал бы от окон дождь. Но более всего он желал крепко обнять свою Марию и чрез молчание признаться в самой большой своей радости и муке – любви к ней.
       - Я улетаю сегодня на 10 дней – громом отозвалось в голове Микаэля.
       - Куда же? – по инерции уточнил он гаснущим голосом.
       - В Париж.
       - Я думал ты приедешь в Саратов… Как мы планировали.
       - Нет, уж лучше в Париж – рассмеялась по-детски непринужденно Мари.
       - С кем? – твердо обрезал Мик.
       - С подружкой – вдохнув, произнесла Мари.
Ревность и недоверие словам, стиснутые губы и невозможность изменить что-либо или требовать. Закрыв глаза и придушив в кулаке трубку телефона, Мик выдавил из тюбика души:
       - Я буду ждать.
Впервые в этот момент он почувствовал, что может никогда не дождаться её. Громом отозвалась и эта мысль, на сей раз в груди.
       Мари, безусловно, боялась потерять своего верного друга и благородного поклонника с пятимесячным стажем. Но она никогда не вдумывалась в эту перспективу, так как из-за беспокоящей её мнительности старалась не думать о неприятных вещах долго. Она была спокойна и уверенна в его нескончаемой, а порою навязчивой любви, выраженной звонками, и даже обращенной в поэтическую форму. Приходя на работу к 11 часам, он убеждался, что Сказка всё ещё не ответила на «Доброе утро» и шеренгу последовавших комплиментов. Она никогда не баловала Микаэля ласковыми словами, ибо считала, что таков удел женщин: получать комплименты, а не расточать их. Говорить нежные слова, значит оставлять надежды и перемещать границу дозволенного ближе к фронту любви – Мари не позволяла себе такого с ним. Ещё накануне командировки, ему казалось, что она принадлежит ему частью своего большого и закрытого от постороннего проникновения сердца. Он чувствовал, как они вместе побеждают болезнь Мари и устремляются к беззаботному общению старых друзей, а порой флиртующих романтиков или влюбленных студентов. «Куда всё делось и можно ли что-нибудь вернуть» - выкрикивали гномы его души, хранящие любовь к ней. Она не заигрывала с ним обещаниями, но и не избегала порывов души поэта завоёвывать её мысли. Они были уверены, что понимают друг друга и от того им было так хорошо общаться в январе месяце, а следовательно, думали они, будет что сказать любуясь глазами друг друга в столице.
       Действительность оказалась непредвиденной. В отношения проникала прохлада с каждым календарным днем, приближающим жаркое лето.
       Не дожидаясь конца истории, иссушив глаза, стараясь избавить возлюбленную от разговоров и предстоящего ответа на извечно немой вопрос возможности их будущего обращенный к ней, Мик принял радикальное решение. С терзанием сердца и неистовым криком Мик попрощался с Мари длинным письмом, в котором ему хотелось вспомнить всё и сказать бесконечно много, так много, что письмо незаметно перекочевало в рассказ и стихотворение: последнее. Он не желал верить в то, что с каждым днем становилось всё более очевидным – Мари теряла к нему интерес, но сохраняла вежливость – невыносимые для мужчин обстоятельства. Гордость провоцировала его уйти из её запутанной жизни, но сердце сходило с ума при каждой подобной мысли. Добиваться внимания женщины, когда оно безвозвратно утеряно – что ещё может так унижать мужчину? А зачем красивой девушке унижающийся мужчина, даже с трёхмерным объёмом любви к ней? То время было особенно трудным ещё и потому, что Микаэль не переставал вымаливать у Господа здоровье для своей принцессы, обещая в замен смириться с Его волей, в их отношениях с Мари. Ибо он не думал ни о насущном своем, ни о грядущем – нежность к Марии, которую невозможно было выветрить из души, переключить клавишей, оставалась ему бесценна дорога. В те дни Мик ясно и прозрачно осознал наконец, что ныне он любит не утопический образ с фотографии, а совершенно конкретную женщину с недостатками и достоинствами. И что действительно любит, а не случайно влюблен. Проблемы сменялись одна за другой, но целых 5 месяцев жизнь вращалась для Микаэля по единственной траектории выбранной кем-то свыше орбите. Он хранил ото всех свою тайну под именем Мария и боролся с тоскою безответной весны. И подобно Иакову ему виделась лестница с одним херувимом на каждую надежду быть ею услышанным.
       Пересекая любимый парк родного города, направляясь на работу в «Сиреневый Велосипед», Мик намеревался зайти на один единственный сайт по пришествию своему в офис: то самое место, с которого всё началось. Зайти и удалить свою страницу: без пафосных прощаний и ненужных слов, способных вызвать лишь чувство вины и сострадание. Не переставая любить Мари, и не сомневаясь в искренности сего чувства ни на секунду, он не выглядел слабым или разбитым, но единственно раненным, в своих бесполезных попытках откреститься от друзей из офиса в их дружелюбном допросе: «Что с тобой? Что-то случилось? Хочешь кофе?». Дела, звонки, предстоящие встречи – всё отошло на тыльный план, как некогда, когда Микаэль спешил сообщить Мари о предстоящей командировке и бросился вон из кабинета с непритворной улыбкой на лице и позолоченными глазами, чтобы позвонить немедленно в Москву. Всё вокруг стало столь же неинтересным, но на сей раз, улыбка была недосягаема даже для полярников, а глаза были безмятежно сосредоточены на листке бумаги, принесённом из дома и сложенным вчетверо. Приложив к щеке ладонь, будто бы мучаемый зубной болью, Мик вчитывался в собственные надписи, чтобы затем набрать на разогретом ноутбуке и отправить эту последнюю страницу рассказа, посвященного Марии и ей же адресованного. Он знал, что прощаться можно бесконечно, ибо не желал этого ни на миг, а потому был краток в своём письме, обозначая рассказ: «Моё последнее тебе признание и оно же прощание».

       ***

Посвящается Мари

я отойду от тебя
мой крест проглотит песок
пусть не проснётся заря
где разлучает нас Бог

на этот раз навсегда
средь белых роз серафим
хранить тебя обещал
и разметал серпантин

я ухожу без обид
без камня вместо души
и знаю – буду убит
с приходом каждой весны

не выбирал в третий раз
но безвозмездно искал
и бесконечно погас
чтоб след к тебе заплутал

куда мне прятать глаза
когда ты руки свои
с сутулых плеч уберёшь
и в грёзы канут мечты

в груди моей перезвон
внезапно умер на нет
звонарь мой глухонемой
жует зелёный свой хлеб

надежды гаснущий залп
как обескрыленный сыч
мой заключительный шаг
в три точки после любить…
       
       
3 июня 2008 Арташ Андриасов