Глава 36. Урёл. Позор

Урёл ошибался, уверяя Килию, что его отсутствия в лагере никто не заметит. Были пьяны - да, но заметили! Человек, который не пьет, не гуляет вместе со всеми, вызывает у тех, кто пьет и гуляет, законное подозрение и раздражение.
- Выпендривается, лещ твою клещ! Пижо-он! Сопляк, елец его тлец! – негодовали солдаты.
Когда же основательно набрались, и каждый почувствовал себя пупом Зубли,  возмущение «этим молокососом» достигло точки кипения. Многие в отряде были старше Урла, и это обстоятельство ущемляло их самолюбие и взывало к справедливости.
- Выскочка! Подзаборник, язь твою бязь! Начальничек кукин! Куку подкукукино! – не утихали страсти по командиру.
- Да он просто рохля, ребята! Засел у себя на складе и боится к нам нос сунуть, – презрительно сказал солдат по имени Уряква (Кряква) и цыкнул плевком в сторону склада.
- Так это ж хорошо, ребятишки, что рохля! Не будет нам мешать веселиться! – обрадовался невысокий вертлявый солдат по имени Уховёртка.
- Ой! И они это называют весельем! – скривился солдат в распахнутой рубахе и поскреб ногтями волосатую грудь. - Вот мы однажды повеселились, так это повеселились, я вам скажу. И петрушки нажевались до хрюндиков, и бабы к нам ядреные пристали – никогда больше таких развеселых не встречал! Хоть что с ними делай – а им все нипочем.
- А мы раз с дружком...
И пошли солдатские байки о славных походах по кабакам и бабам. И всяк был в них и непревзойденным питухом, и сексуальным гигантом. Причудливые любовные истории разогрели воображение солдат, и всем вдруг захотелось продемонстрировать свою мужскую силу хотя бы на этих кукиных негодонках.
- Ребя! А там одна хорошенькая есть. Все крутилась у калитки, - сказал Уховёртка.
- Так пойдем, поищем ее! Может, и еще хорошенькие найдутся.
- А, правда! Пошли, ребята!
- Пошли-то, пошли! Да как туда перебраться? Через стену не перелезть, а калитка заперта.
- Так пойдем к начальничку ключ попросим.
- Как же, даст он!
- Не каркай заранее! Уговорим! Позовем с собой. Пообещаем ему самую красивую. Тоже какой-никакой, а мужик.
Все дружно вывалились из столовой, где шла гулянка, и направились к складу, в котором Урёл обосновался отдельно ото всех. Деликатно постучали в дверь его комнаты, но никто не отозвался. Вышли посмотреть на окно. В комнате было темно. Во всем складе не светилось ни одного окна.
- Спит уже, маменькин сынок! Елец вашу тлец! Сопляк!
- Тише, ты, Улоха (Блоха)! А то услышит!
- А пусть слышит, - расхрабрился солдат. - Пусть слышит! – крикнул он еще громче. - Я таких, слышь, не уважаю! Вот тебя, Уряква, уважаю и тебя, Уховёртка. А его, вот что хошь со мной делай, а не уважаю - и все.
- Нужно ему твое уважение. Ты лучше скажи, что нам делать.
- А что делать? Разбудить его, и все тут.
Снова подошли к двери, громко стучали, но ответа не получили.
- Наверное, его там нет, - решили солдаты. - Давайте походим по лагерю, поищем. Должен же он где-то быть.
- Идите, а я здесь покараулю, - сказал Уриф (Гриф), которому не хотелось выходить в разгулявшуюся непогоду.
Солдаты бродили из конца в конец бухты и недружными пьяными голосами кричали:
- Эй, начальничек! Ты где? Эй!
Вдруг кто-то заметил свет в окне Урла.
- Пришел! Пришел! – радостно закричали они и, выписывая ногами замысловатые зигзаги, потянулись к складу.
Однако вместо Урла увидели в его комнате хозяйничавшего там Урифа.
- А дверь не заперта была, - сказал он. - Постой на атасе, Улоха! Остальные все ищем ключи!
Комната Урла была невелика и  скромно обставлена: кровать, шкаф да стол, над которым висели две акварели. На одной из них был изображен дом и лужайка перед ним, на другой – портрет женщины, немолодой и некрасивой, но чем-то неуловимо привлекательной. 
Солдаты рылись в ящиках стола, в шкафу, заглянули под подушку, под матрац. Ключа нигде не было.
- Смотри-ка! – воскликнул вдруг Уряква.
- Нашел!? – обрадовались солдаты.
- Нашел, да не то!
Уряква тряс каким-то ящиком.
- Что там?
- Краски и кисти для рисования.
- Фью-у! Лещ твою клещ! Наш начальничек, оказывается, малюет! Кто бы мог подумать!
- Малюет он, как же! – обиженно отозвался Уховёртка. - Баб он малюет за стеной. А мы, дураки, его здесь ищем.
- А, правда, - поддержал его  другой солдат. - Если его нигде нет, значит, он там, у баб. Куда ж ему еще деться?
-  Вот как! Обскакал нас всех!
- Потому и не пил! Туда нацеливался!
- А нас не взял, кукин сын!
- Помнишь? Вчера приказ нам зачитал, что вход на территорию негодонок без его разрешения  запрещен.
- А ему одному разрешен?
- По одному вообще никому нельзя туда ходить. Он сам же говорил.
- Вот мы ему и устроим! Вот мы ему и устроим!
- Что устроим?
- Очную ставку!
- Как это?
- А вот сядем у калитки и будем ждать, когда он назад пойдет. И пусть объяснит коллективу, что он там один у баб делал. Устроим ему Уськину мать!
- Устроим! Устроим! – поддержали его товарищи.
И все, кто еще стоял на ногах, пошли к калитке. Подергали ее на всякий случай – вдруг он оставил ее, как и свою комнату, незапертой. Но нет! Калитка была на замке. Уселись  кружком и стали ждать начальничка. Сначала сидели тихо, но быстро утомились, скучно как-то стало, да и зябко. Сильный холодный ветер продувал их насквозь, вынося из разгоряченных голов набранные за два дня градусы. Остывающим головам стало неуютно.
- Уховёртка! Сбегай за горючим, - попросил Уриф, - а то околеем тут к кукиной куке. Вишь, как ветер рвет.
- А что все Уховёртка, да Уховёртка! Пусть вон Уряква жир протрясет.
- Жир-то он протрясет, - согласился Уриф, - а вот посудины не донесет. А ты маленький, в тебя много не вольется. Сбегай, Уховёртка, уважь компанию.
- Уважить, это можно.
Уховёртка расщедрился и приволок целый ящик зелья. Но веселье, то веселье, которое тешило их души, когда пили в столовой, угасло. То ли момент такой подоспел, то ли треклятая погода действовала угнетающе, но стали они вдруг жаловаться друг другу пьяными нудными голосами. Жаловались на бесчувственных жен и подруг, не понимавших их тонкой души, на начальников, не замечавших их заслуг, на весь мир, не расположенный «делать им хорошо». Кто-то затянул тоскливую заунывную песню, остальные подхватили, но каждый вел свою мелодию, стараясь перекричать всех остальных.
- Не орите вы, мужики! - пытался урезонить их Уряква. - Начальничек услышит – спугнем.
Но никто не смог оценить мудрости его слов. При чем тут начальничек? «Мужики» уже не помнили, зачем вообще пришли сюда. Хор потихоньку затихал сам собой. То один, то другой певец, отпадал от общего воя и валился на землю.

 Когда Урёл, возвращаясь кружным путем с территории негодонок, вышел в дальний конец бухты, он услышал затухающее пьяное пение своих солдат и разозлился. Напряжение и тяжесть от встречи с Килией давили его и требовали разрядки. Он решил навести порядок в лагере - давно пора было прекратить этот затянувшийся банкет. Урёл вошел в ярко освещенную столовую. За столами и под ними мирно храпели солдаты, вырубившиеся раньше похода к бабам. Пахло кислым и тухлым.
- Тьфу, гадость какая, - сморщился Урёл.
Он зашел в барак, но там никого не было, лишь одному солдату удалось добраться до него, но на пороге его силы кончились – там он и заночевал. Где же остальные?  Урёл прислушался. Пьяный вой несся откуда-то сверху. Урёл пошел на звук и оказался около калитки. Когда он подошел, последний певец вывел последнюю руладу и затих. Уряква смачно плюнул, и презрительно сказал:
- Слабаки, моль твою толь! И выпили-то граммулю, а свалились. Потолковать не с кем.
- Почему это не с кем? – раздался вдруг резкий голос рядом с ним, и в лицо ему ударил яркий луч фонаря.
- Кто это? – удивился Уряква.
- А это кто? Доложить по форме!
Уряква, как ни был пьян, понял, что явился командир отряда.
- Ща, начальничек, ща! – бормотал он и, цепляясь за калитку, пытался подняться на ноги, но снова рушился вниз.
Урёл беспощадно светил ему фонарем прямо в лицо.
- Все! Не могу! – сдался Уряква. - Да убери ты этот кукин фонарь!
Фонарь убрался и медленно прошелся по кругу, высвечивая валявшихся в расхристанных позах бравых охранников острова негодонок.
- Зачем вы притащились сюда? – зло сказал Урёл. - Чтобы показать женщинам, до какого скотского состояния могут допиться наши доблестные солдаты?
- А мы тут тебя дожидались, начальничек, - с пьяной откровенностью признался Уряква. – Думали, ты к бабам пошел.
- Куда я пошел, вас не касается, - резко ответил Урёл.
- Так ребятам обидно стало, что ты один к бабам ходишь. Нам тоже хоцца.
- Вы сюда для чего приехали? Хотите неприятностей на свою голову?
Уряква, утомленный беседой, стал клониться набок. Урёл махнул рукой.
- Ладно! Завтра поговорим.
Командир вернулся в казарму, проверил шкафы и тумбочки солдат и собрал добрый урожай зелья. Все это он перенес на склад и запер в чулане. Туда же отнес и хранившийся в столовой общественный запас алкоголя.
Едва рассвело, Урёл прозвонил побудку, сам ходил и безжалостно расталкивал солдат, которые не желали просыпаться. Он велел всем выстроиться в каре на  берегу моря. Опухшие от пьянки серые небритые лица хмуро смотрели на него. Солдаты почесывались, потягивались, зевали, широко распяливая рты.
- Посмотрите друг на друга! – приказал Урёл.
Солдаты неохотно поворачивали головы вправо и влево и тут же отворачивались.
- Нет, смотрите! Смотрите! Что, противно?
- Чё ты к нам прицепился, начальничек? Что, выпить людям нельзя?
- Выпить-то можно. Нажираться до свинского состояния нельзя. Вы здесь всего два дня, а во что превратились? Что с вами станет к концу вахты?
- А чё тут еще делать? Тут же делать совсем нечего!
- Дел тут как раз невпроворот! Посмотрите, в какой грязи вы живете!
- Так это казики, кукины дети, оставили.
- Мы – не казики. Мы, солдаты доблестной армии достославного Узкого государства, не должны опускаться до уровня кукиных казиков.
В голосе командира впервые с тех пор, как они прибыли сюда, прозвучали металлические нотки. Солдаты притихли и слегка подтянулись.
- А теперь слушайте меня внимательно, - продолжал Урёл тем же слегка металлическим голосом. - С сегодняшнего дня в лагере устанавливается следующий распорядок дня. Подъем – в шесть часов утра.
Народ возмущенно загудел.
- Повторяю, подъем в шесть утра, - металл в его голосе усилился. - До семи часов зарядка и купание в море  в любую погоду.
Гул недовольства прокатился по рядам. Солдаты смотрели то на море, катившее на берег крутые пенистые волны, то на небо, готовое заплакать в любую минуту. Ветер, правда, поутих, но холод и сырость пронизывали насквозь.
- В любую погоду, - безжалостно повторил Урёл. - Солдат Узкого государства всегда должен быть чист и опрятен. Затем полчаса на заправку постелей, мытье, бритье и прочее. После завтрака и до обеда будем заниматься хозяйственными делами: отчистим бараки, столовую, двор, приведем в порядок склад, надо будет отремонтировать причал и аварийную яхту – она неисправна. После обеда - двухчасовой отдых, а затем до ужина военная подготовка. Мы не должны терять здесь форму. После возвращения на материк нас, наверняка, отправят в горячую точку.
- Это почему же?
- Потому что эта командировка считается отдыхом.
Тут уж волна возмущения перекрыла шум ветра и морских волн.
- Ничего себе отдых ты нам хочешь устроить, начальничек!
- А если отдых, то и делать ничего не будем!
- Да пошел ты со своей зарядкой!
- Еще грязь скрести должны! Он что, за баб нас принимает?
- И последнее! – прокричал Урёл, перекрывая шум голосов. - Каждому я буду выставлять оценку за выполненную работу. И по сумме этих оценок кто-то получит повышение по службе, кто-то разовое вознаграждение, а кому-то придется предстать перед дисциплинарной комиссией.
Солдаты притихли.
- Все понятно? Вопросы есть? Тогда нале-во!
- Есть один вопрос, начальничек! – остановил его Уховёртка. - После ужина-то у нас будет отдых?
- После ужина вы свободны.
- Значит, можем расслабиться?
- Можете! Но только в меру. Чтобы без этого свинства.
- Да я не об этом.
- А о чем?
- Развлечься нам надо. Ты нам калитку-то к негодонкам вечерком открывай! Мы группой ходить будем,  как положено.
- На охраняемой территории нет развлекательных заведений для солдат. Там живут только несчастные женщины.
- А вот мы их и осчастливим!
- Они в этом не нуждаются!
- А откуда тебе это известно, начальничек?
Все уже знали от Уряквы, что Урёл не был на территории негодонок в прошлую ночь, но где он пропадал, оставалось непонятным.
- Известно от побывавших здесь раньше, - отрезал Урёл и снова скомандовал. - Нале-во! За мной бегом, марш!
Зарядка получилась вялой, со стонами, кряхтением  и причитаниями, и в море шли как на казнь. Тем не менее, все же немного встряхнулись и приободрились. После завтрака командир распределил солдат по бригадам и дал им задание до обеда.

Убедившись, что солдаты приступили к работе, Урёл пошел на склад, отыскал там среди всякого хлама оконную ручку и инструменты, завернул их в тряпку и сунул за пазуху. Затем он пошел, якобы, осмотреть аварийную яхту, находившуюся в нерабочем состоянии,  прошелся вдоль причала и так незаметно, бочком-бочком скрылся в конце бухты.
Едва он вошел в поселок, как тут же наткнулся на негодонку. Женщина испуганно вскрикнула и бросилась наутек.
- Не бойтесь! – крикнул ей Урёл. - Я иду к Килии. Она знает меня.
Негодонка остановилась. Слух, что узкозубый охранник, который три года тому назад заступился за Килию, теперь снова вернулся на остров, да еще в должности начальника отряда, облетел уже весь остров. И остров радовался, надеясь на спокойную жизнь в ближайшие четыре месяца, но остров и грустил – всем было уже известно, что Урёл принес Килии печальную весть о смерти ее любимого человека - отца Незабудки.
- Вы идете к Килии? – уточнила женщина.
- Да. Она обещала перевязать мне палец.
Урёл показал замотанный бинтом большой палец.
- Вы лучше в больницу идите, вон туда, - посоветовала женщина, - а то Килия не очень здорова.
- Что с ней? – насторожился Урёл.
- Ну, знаете,  ведь у нее горе.
Женщина замялась.
- Я навещу ее, - сказал Урёл и решительно двинулся дальше.
В дверях домика Килии его встретила незнакомая девушка  с пылающими румянцем щеками. У нее был озабоченный вид.
 - Урёл? – спросила она гостя.
- Да. Я пришел навестить Килию.
- Проходите и садитесь у стола.
Она пропустила Урла в дом. В кухне-столовой, где вчера они беседовали с Килией, никого не было. Дверь в комнату, где спала Незабудка, была плотно закрыта.
- А Килия, она там? – тихо спросил Урёл, кивая на закрытую дверь.
- Да, но она не может к вам выйти. Она попросила меня осмотреть ваш палец. Я медсестра из госпиталя. Меня зовут Календула.
- Я не за этим пришел, - сердито ответил Урёл и встал. - Я обещал установить ручку на окно.
Он сунул руку за пазуху, чтобы вытащить сверток с инструментами, но Календула молниеносно перехватила его руку, крепко сжала ее и потянула вниз.
- Сначала палец, - заявила она безапелляционным тоном и начала разматывать бинт.
- Ничего страшного, - сообщила она, осмотрев рану. - Не быстро, но заживет. А купаться в море я вам не рекомендую.
- Откуда вы знаете, что я купался в море? - удивился Урёл.
Календула ухмыльнулась, но не ответила. «Они что, наблюдают за нами?» - подумал командир охраны. Когда палец был, наконец, обработан и перевязан чистым бинтом, Урёл не без ехидства спросил:
- Ну, товарищ командир, теперь можно приступать к установке ручки?
- Сейчас надену напальчник и приступите.
 Пока он работал, из-за закрытой двери временами доносилось хныканье Незабудки и тихий бесцветный голос Килии, пытавшейся успокоить ребенка. Календула все время крутилась  рядом, что-то переставляла, открывала и закрывала ящики явно без всякой надобности.
- А что с Килией? – не выдержал Урёл.
- Вам это лучше знать, - ответила она недружелюбно и отвернулась от него.
«Ты еще!» - возмутился Урёл и больше уже не задавал ей вопросов. Закончив работу, он завернул инструменты, сунул сверток за пазуху и подошел к двери, за которой находились Килия и Незабудка.
- Килия! – позвал он. - Я сменил ручку на окне. И прости, если я расстроил тебя. Я этого не хотел.
Он постоял несколько секунд, ожидая ответа, но ответа не последовало. Даже Незабудка притихла.
- Всего хорошего, - сказал он и пошел к выходу.
Календула скользнула вслед за ним.
- Вот! Возьмите!
Она протянула ему пакет.
- Что это?
- Это вознаграждение за вашу работу. Ваших денег у нас нет, так что возьмите натурой.
Урёл отпихнул пакет и поднял вверх забинтованный палец.
- Считайте, что вы расплатились.
И в сердцах сдернув с пальца напальчник, он молча сунул его Календуле, развернулся и пошел прочь.
- Ишь ты, какой, - задумчиво сказала Календула.

Когда Урёл вышел из-за скалы в бухту, он увидел, что его солдаты слоняются без дела по двору. Он быстро проскользнул к краю причала и сделал вид, что осматривает его сбоку. Кто-то из солдат заметил его и крикнул:
- Эй! Вон он! Появился!
Урёл подошел к солдатам.
- В чем дело? Что вы здесь разгуливаете? Вы уже все сделали? Сейчас проверю!
- Погоди, начальничек! – остановил его Уряква. - Где это ты все время пропадаешь? – подозрительно спросил он. - Как тебя не хватишься, все тебя нет.
- А что ты хочешь?
- Опохмелиться надо, начальничек. Без опохмелки работа не идет.
Солдаты согласно закивали головами.
- Тоска, начальничек! Так и сосет проклятая, - разоткровенничался Уриф.
А Улоха повернулся к складу и крикнул:
- Уховёртка!! Вылезай! Начальник нашелся!
Уховёртка выпорхнул со склада и подошел к группе «тоскующих».
- Что ты делал на складе? – сердито спросил Урёл.
- Ну, что, что? Ребята просили.
- Что просили?
- Посмотреть, куда ты заначил наше горючее.
- Вот как! Воровством занялись! – вскипел Урёл.
- Это кто у кого ворует! – возмутился Уряква. - Ты наше кровное забрал! Мы за него свои деньги платили. Отдавай наше!
- Будем уезжать, получите обратно свое кровное. А до тех пор никаких пьянок! Я запрещаю.
- Но ты же сам говорил, что после ужина можно, - подольстился Улоха.
- Обещал, а теперь обратно?
- За ужином каждый получит по 100 грамм, но не больше. Сам буду отмерять. А теперь за работу. Всё! И пока не закончите, обеда не будет.

До ужина в лагере царила тоскливая атмосфера. Урёл тоже выглядел хмурым. Но если по мере приближения ужина солдаты оживлялись, то Урёл, наоборот, становился все мрачнее. Его терзала обида на Килию. Даже спасибо не сказала, а он, дурак, старался. И эта оскорбительная плата натурой! Да за кого они его принимают? И что он сделал ей плохого? Она хотела узнать о своем Дизоне? Он узнал! Чем он виноват, что его убили? А даже если и виноват! В, конце концов, он служит своему государству! Кук его свел с ними в ту проклятую ночь! Но как ни оправдывал себя Урёл, чувство вины перед Килией не покидало его - мучило все сильнее и сильнее.
Послеобеденные занятия по военной подготовке он провел кое-как, и его скверное настроение не осталось незамеченным. Когда за ужином он молча разлил всем по стаканам обещанные сто грамм, сердобольный Уриф посоветовал:
- Налей и себе, начальничек. Сразу на душе полегчает.
- Да? – рассеянно спросил Урёл.
- Точно, точно! – отозвались солдаты. - Вся хмарь уйдет, как не бывало. Давай, давай!
Урёл стал наливать  себе.
- Лей, лей, не жалей! – подбадривали солдаты.
- Как всем! – ответил Урёл, отмерив стограммовую дозу.
Выпили.
- Фу, гадость! – сказал Урёл, морщась и вытирая подбородок тыльной стороной ладони.
- Гадость! Гадость! – поддержали его солдаты. - Закусывай, начальничек.
Но есть ему не хотелось, и он отодвинул тарелку. Однако мрак, заполнявший душу и, правда, стал рассеиваться. Рожи солдат, казавшиеся еще минуту назад такими мерзкими, на глазах подобрели, стали ему ближе и роднее. В нем возникло непреодолимое желание поделиться с кем-нибудь своей обидой. Он повернулся к соседу справа и сказал с обидой в голосе:
- Она же сама этого хотела!
- А теперь нос воротит? – понимающе отозвался сосед.
Урёл мрачно кивнул.
- Все они такие! – сказал сосед.
- Точно! Точно! – подтвердили другие солдаты.
- А вот и не все! – возразил кто-то.
На него одни зашикали, другие поддержали. Завязался спор. В конце концов, пришли к общему мнению, что хоть все бабы - кукины дочери, но без них никак не обойтись.
- Давайте выпьем за баб! – предложил тост Уховёртка.
Он подошел к столику, где стояла почти полная еще бутылка зелья.
- Нет, нет и нет! – возразил Урёл. - Я сказал, по сто грамм – и все. Мы – не свиньи. Мы славные…
Но Уриф перебил его:
- Ты не хочешь выпить за женщин? – осуждающе спросил он.
- Он сказал «за баб», - уточнил Урёл.
- Вот пусть он и пьет за баб, - сказал Уриф, подмигивая остальным. - А мы с тобой выпьем за женщин. За наших сестер и матерей. Ты не хочешь выпить за свою мать?
Уриф, сам того не подозревая, попал в точку. Едва начавший развеиваться мрак в душе Урла снова стал сгущаться.
- Не трогай мою мать!! – крикнул он дрожащим голосом.
Все разом затихли. И в наступившей тишине прозвучал его расстроенный голос:
- Давай сюда бутылку!
Уховёртка мгновенно доставил бутылку к начальничку. Солдаты, толкаясь, подсовывали ему свои стаканы. Урёл начал разлив. Горлышко бутылки слегка моталось над стаканами, и когда драгоценная жидкость лилась мимо, солдаты издавали душераздирающий стон. Сосед слева не выдержал.
- Давай, я помогу, - предложил он и выхватил бутылку из рук Урла.
Жидкость полилась в стаканы уверенно и щедро. Бутылка быстро опустела раньше, чем заполнились пустые стаканы.
- Давай еще бутылку, - потребовал Уриф. - Все хотят выпить за своих матерей.
- Все хотят, - покорно согласился Урёл и направился на склад.
- Я с тобой! – вскочил Уриф.
- Сам донесу, - остановил его Урёл.
Ему стыдно было, что он опозорился с разливом.
- Конечно, сам! – согласился Уриф. - Я просто за компанию. Вдвоем веселее будет.
- Конечно, веселее! – подхватили солдаты. - А мы вас подождем.
Все понимали маневр Урифа: надо было посмотреть, где Урёл хранит реквизированное горючее.
Вторая, полная, доза, выпитая за матерей, окончательно сломила Урла. Вместо обещанного солдатами освобождения души от хмари, она наполнилась этой хмарью под самую завязку. Справедливая ненависть к доктору, загубившему его мать, и несправедливая к его братьям-близнецам, ставшим невольной причиной смерти их матери, старая обида на мачеху и свежая на неблагодарность Килии переполнили его сердце и стали выливаться несвязными фразами и выкриками.
- Да, начальничек! Точно начальничек! – поддерживали его оживившиеся солдаты, не вникая в суть его жалоб.
Уриф взял бутылку, посмотрел ее на свет, определяя остаток, и, подмигнув ребятам, вылил все в стакан Урла. Уряква встал:
- Не откажи, начальник, выпить с нами за наше славное государство, единственное великое  государство на всей Зубле! – провозгласил он торжественно.
Все дружно сдвинули свои пустые стаканы с полным стаканом Урла и под возгласы «Пей до дна!» Урёл осушил свою последнюю чашу. Это был конец. Ребята бережно уложили молодого командира на составленные в ряд стулья. Уховёртка пошарил у него в карманах, вытащил связку ключей и победно погремел ею. Вместе с Урифом сбегали на склад и притащили целый ящик «кровного» зелья.
- Эй, ребята, до чертиков, как вчера, не допиваться! Пойдем в гости к бабам!
- А как это мы к ним попадем?
Не все поняли  маневр с ключами. Уховёртка снова поднял их вверх и позвенел.
- Ключи видал? Пошли, ребята, прямо сейчас! Чего ждать-то? - торопил он приятелей.
- Надо сначала помыться-побриться по такому случаю!
- У них помоешься!
- Да они там любому немытому рады будут. Оголодали, небось, без мужиков-то.
- Точно! Примут, какие есть.
- Сами нас помоют!
- Ага! И мы их! Спинки потрем!
- И не только спинки!
- Гы-гы-гы! Га-га-га!
Дальнейший их разговор нам придется опустить, потому что среди читателей могут оказаться дамы, а мужчины и сами знают, что и как говорится в таких кампаниях.
Все это время Уховёртка нетерпеливо переминался у дверей столовой, позванивая ключами и похныкивая:
- Ну, пошли, ребята, потом допьете!
Наконец, не выдержав, заявил:
- Не хотите, я один пойду!
И вышел.
- Э! Эй! Стой! – заорали солдаты и повалили вслед за ним.

Калитку открыли легко и дружно перевалили на территорию негодонок. Сделали несколько шагов в темноте и остановились.
- Ну, что встали, как неродные? – возмутился Уховёртка.
- Боязно что-то, - признался кто-то из темноты.
- А где мы их искать будем?
- Сами прибегут, когда увидят нас.
- Как тут нас увидеть в такой тьме?
- А мы покричим.
- Не! Давайте мы им лучше песню споем, - предложил кто-то и грянул солдатскую разухабистую и распохабнейшую песню.
Солдаты дружно подхватили. Опять же, к большому нашему сожалению,  мы не сможем привести вам слова этой похабной, но безусловно талантливой в своем жанре песни - дамы ведь могут рассердиться и бросить читать роман, чего он, может быть, и заслуживает, но ведь и дамам тоже хочется знать, чем все это кончится.
Солдаты шли бодро, топая ногами в такт песне, и вскоре оказались на ярко освещенной площади, сплошь забитой негодонками. Песня разом оборвалась.
- Гляди!
-  Смотри!
- Сколько ж их понабежало!
- А я вам что говорил!
- Есть из чего выбирать!
- Здорово, бабоньки!! – крикнул нетерпеливый Уховёртка, вылезая вперед.
- Привет, кисоньки! Вот мы и пришли! – поддержали его солдаты, также подаваясь вперед.
Толпа негодонок безмолвствовала.
- Ну, что вы стесняетесь? Покажите, как вы нам рады! А?
Солдаты раскинули руки и пошли к продолжавшим стоять сплошной стеной женщинам.
- Что вам надо? – раздался громкий резкий голос, и из первого ряда навстречу солдатам выступила высокая сухопарая женщина лет под пятьдесят.
Это была  президент Счастливого острова Годеция.
- Ну-ну! Так не на-адо! – обиделись солдаты. - Мы к вам с добром пришли!
- Забирайте свое добро и возвращайтесь назад, - приказала Годеция.
- Ишь, какая командирша тут нашлась! – разозлился Уряква. - А мы, не к тебе пришли! Ты нам, может, никому не нужна.
- Нам другие нужны, помоложе!
- И покрасивше!
Уряква махнул дружкам рукой и приказал:
- Налетай, ребята! Выбирай кого хошь!
И отпихнув Годецию, бросился к негодонкам. Солдаты последовали за ним. Уряква приглядел в первом ряду молодую полненькую девушку и, ухватив ее за рукав балахона, потащил к себе.
- Ну, иди сюда, пышечка!
Рукав натянулся, но «пышечка» не сдвинулась с места - женщины стояли, крепко сцепившись руками.
- У! Кукины бабы! – проревел Уряква и с силой рванул избранницу за рукав.
Рукав немного посопротивлялся, а потом отделился от женщины и вместе с Уряквой полетел на землю.
У других солдат дела шли не лучше. Уховёртка, обегавший женский строй в поисках той самой хорошенькой, которая крутилась около калитки, узрел ее все-таки и рванулся к ней. Но женщины его не пропустили. Он наскакивал на них, как петух, неудержимый в своем желании, но женщины стояли стеной, а «его хорошенькая» быстро удалялась от него вглубь толпы.
Тем временем Годеция бегала вдоль строя, пытаясь урезонить разгулявшихся солдат.
- Прекратите немедленно! – кричала она резким голосом. - Прекратите это безобразие! Уходите отсюда! Слышите? У-хо-ди-те!
- Не уйдем, пока всех вас тут не перекукукаем! – отвечали разъяренные сопротивлением солдаты.
Годеция бегала туда сюда,  оттаскивая наиболее ретивых солдат. Когда Уряква, уязвленный неудачей с «пышечкой», приготовился к новому броску, Годеция смело обхватила его  сзади за талию. Уряква повернул к ней свое озверелое лицо, и на нем мелькнула недобрая ухмылка.
- Ну что ж! Пусть будешь ты!
Годеция поняла смысл этих слов и бросилась прочь от него. Не успел Уряква развернуться, как она уже стояла в строю, сцепившись руками с соседками. Одной из соседок оказалась Календула. Она шепнула Годеции:
- Их командир, кажется, порядочный человек. Но я его здесь не вижу. Потребуйте позвать его.
- Где ваш командир? – снова прозвучал резкий голос Годеции. - Я хочу говорить с вашим командиром.
- Его здесь нет.
- Наш командир спит.
- Подойдет попозже, - раздались голоса.
- Позовите немедленно вашего командира. Я хочу говорить с ним, - настаивала Годеция. - Вы не имеете никакого права врываться по ночам на нашу территорию.
- Ах, ты кукукукууку… - заревел Уряква.
Однако упоминание командира несколько охладило пыл солдат.
- Да нужны вы нам, куки недокукины! – плюнул Уриф. - Пошли, ребята! Ну, их, к куку этих кук!
Солдаты отошли в сторонку и стали совещаться.
 - Стыдоба какая! – возмущался Уряква. - С бабами справиться не можем.
- Господи! Ну, хотя бы одну овечку отбить! Поделили бы как-нибудь на всех, - скулил Уховёртка.
- Надо что-нибудь придумать. Какую-нибудь другую тактику.
Запасливый Уриф вынул из кармана бутыль и отхлебнул зелья.
- Дай! – потянулись к нему руки.
Бутылка пошла по кругу. Нашлась и еще одна, и еще. Запасливых оказалось немало. Выхлестали все, что было. Зелье прибавило куражу, но убавило ума и сил. Снова все вместе, уже не выбирая, пошли в атаку отбить хоть одну «овечку» и снова потерпели позорное поражение. Не зная, что бы еще предпринять, и совершенно потеряв способность соображать, стали кривляться перед негодонками, махали руками, выкрикивали похабные слова и показывали похабные места, не получившие вожделенного утешения. Однако зелье совершало свое черное дело и один за другим они стали оседать на землю, некоторые так и не успев прикрыть одеждой демонстрируемые части тела. Последним рухнул Уряква.
Женщины облегченно вздохнули и расцепились.
- Оттаскиваем их на нижний угол площади, - приказала Годеция.
Когда все тела упавших воинов Узкого государства были сложены в одну кучу, женщины разошлись, а около кучи оставили сторожевой пост.

Неспокойно спали этой ночью негодонки и рано утром снова собрались на площади - в опасные моменты они предпочитали быть вместе. Пришла и Календула, ведя за руку маленькую Незабудку. У Килии ночью случился сердечный приступ и ее забрали в больницу. Увидев валявшихся на земле солдат, Незабудка удивилась.
- Ой! Кто это? – спросила она.
- Тише! Это дяди!
- А кто такие дяди? – тоже шепотом спросило невинное дитя.
- Ну, это такие люди…
Календула не знала, что ответить.
- Люди? – переспросила девочка.
- Пойдем отсюда, - потянула ее за руку Календула.
- Смотрите! Смотрите! – зашумели вдруг негодонки. - Еще один идет сюда!
Негодонки тут же встали в строй и сцепились руками. Все всматривались в бегущего к ним снизу охранника. Он энергично махал руками, и Календула заметила мелькавший в воздухе забинтованный палец.
- Годеция! - крикнула она. - Это, кажется, их командир бежит.
- Это командир, это их командир! – разнеслась весть по всему строю.
- Точно он, - сказала Календула, когда человек выбежал на площадь.
Вид у командира был не намного лучше, чем у его солдат, храпящих в куче в углу площади. Он был небрит, растрепан, взлохмачен, лицо скукоженное, с черными кругами под глазами, а сами глаза сверкали бешено и зло.

Когда Урёл проснулся этим утром, он обнаружил, что лежит в столовой на стульях, а рядом с ним на табурете стоит стакан зелья, заботливо оставленный ему солдатами. Урёл удивился и напряг мозги, чтобы вспомнить события предыдущего вечера, но мозги тоже заботились о своем хозяине и не хотели выдавать ему никакой позорящей его информации. Урёл рассердился и энергично потряс головой. Она отозвалась сильной болью.
- Этого еще не хватало, - снова рассердился Урёл и, превозмогая боль в голове и тяжесть в теле, поднялся на ноги.
 Он осмотрелся. В столовой никого не было. На столах стояла немытая посуда, и кругом валялись пустые бутылки, слишком много пустых бутылок.
- Опять напились до чертиков, - проворчал он.
И покосившись на стакан зелья на табурете, добавил:
- И я вместе с ними.
 Его пошатывало, подташнивало, голова болела. Он знал, что надо опохмелиться, но злость на себя, ярая злость пересилила здравый смысл, и он злобно пнул ногой табурет со стаканом. Зелье разлилось по полу. Урёл поморщился. Надо держать себя в руках! Он вышел из столовой, надеясь, что на свежем воздухе ему полегчает. Прохладный утренний ветерок немного освежил его. Было уже совсем светло. Урёл взглянул на часы и ужаснулся. Семь часов сорок семь минут. Проспал! Идиот! Недоумок! Пьянчуга! Тряпка! Нача-альничек!!  Только вчера объявил распорядок дня и сам же первый его нарушил. Он бросился к казарме. Открыв дверь, заорал во все горло:
- Подъем!!! Все быстро на зарядку, кукины дети!! Кто сегодня дежурный!?
- Мяу, - отозвалась кошка и спрыгнула с подоконника.
Больше в казарме никого не было. Урёл бросился на берег - вдруг его солдаты оказались добросовестными и самостоятельно начали делать зарядку. Но берег был пуст. Урёл, как сумасшедший, метался по лагерю. Вбежав на склад, обнаружил, что дверь комнаты, в которой хранилось реквизированное горючее, была распахнута настежь. Он сунул руку во внутренний карман, в котором хранил ключи. В кармане было пусто. Он ощупал и проверил остальные карманы. Ключей не было. Он снова побежал в столовую, думая, что мог обронить ключи там. Ползал по полу, заглядывал под столы и стулья. Увы! И тут нехорошее подозрение кольнуло его. Он помчался к калитке. Калитка была прикрыта, но не заперта. Теперь ему все стало ясно. Не раздумывая, бросился он вверх по тропе.
На главной площади поселка он увидел толпу негодонок. Одна из них отделилась и пошла ему навстречу
- Вы командир отряда охраны? – спросила она резким неприятным голосом.
- Я! Где мои?
Годеция указала рукой на валявшихся на краю площади расхристанных солдат. Урёл бросился к ним. Зрелище было отвратительным. Он хватал их, тряс, дергал за уши, кричал и ругался отборнейшим куку, позабыв о стоящих рядом женщинах. Ярость, чувство стыда и беспомощности помутили его сознание. Солдаты мычали, открывали мутные глаза, пускали слюни, но пробуждаться не желали.
- Урою!!! – заорал Урёл бешеным голосом.
И тут заплакал ребенок. Урёл оглянулся и увидел маленькую девочку, уткнувшуюся в юбку рослой румяной девушки. Урёл тотчас узнал в девушке ту самую медсестру, которая в домике Килии перевязывала ему палец. Календула нежно гладила по головке расплакавшуюся дочку Килии и пристально смотрела на Урла. В ее взгляде не было ни ненависти, ни возмущения, лишь одно огромное, бездонное презрение. Этот взгляд мгновенно привел в порядок мысли и чувства Урла.
- Я их сейчас заберу, - сказал он тихо, обращаясь к одной лишь Календуле.
Он схватил за руки ближайшего солдата и поволок его вниз по тропе. Когда он возвращался за следующим солдатом, навстречу ему негодонки молча катили на тележках, каталках, тачках его непутевых солдат.
Когда последний пьянчужка перевалил на родную территорию, Урёл сдержанно поблагодарил своих добровольных помощниц и попросил:
- Передайте вашей главной, что завтра ровно в десять часов утра я приду к ней на переговоры. Пусть кто-нибудь встретит меня у калитки.