Птицы и одиночество

       Из окна второго этажа грустная девушка в тёплом вязанном свитере с вышитым снеговиком на груди, разглядывает замёрзшую улицу, на которую зима падает откуда-то сверху серебряным снегом, превращаясь под ногами в чёрную кашу. Каждую ночь девушка слушает шёпот заснеженного города, и видит, как мысли прохожих на лету ловят чёрные птицы, вскармливая своих птенцов чьей-то радостью, болью или страхом. Она старается прочесть каждую мысль, как книгу, и всегда радуется, если мысли оказались светлыми. Самые странные и непонятные она записывает в дневник, который ведёт уже третий год, и в свободное время перечитывает снова и снова, пытаясь разгадать их истинный смысл.
       В эту ночь прохожих совсем не было, только она и птицы, которые, не переставая, кружили над её жилищем. "Жаль, птенцы голодными останутся!Хотя..." - и не раздумывая долго,она распахнула окно, давая птицам возможность украсть своё одиночество. Свежий ледяной воздух хлестнул по щекам, оставляя красные следы на коже, она на мгновение ощутила волчий голод, и ей даже почудилось, будто она покрывается свалявшийся шерстью, которую хочется расчесать.
       Но птицы не обратили на неё внимания. Их заинтересовал стоящий возле дома человек. Его совсем не было видно, но и птицы, и девушка знали, что он прислонился к старой проржавевшей подъездной двери, издававшей по ночам тихие стоны. Человек никуда не спешил. Более того, он оставался неподвижным в кромешной тьме озябшей улицы. Через секунду девушка уже читала его мысли... вот они:
       
       Кресло цвета алого поцелуя.

       В моём доме на главной улице старого города гуляют тысячи ветров. В пустых комнатах уже давно поселились новые жильцы, которые не обращают на меня никакого внимания. Я люблю смотреть, как они собираются каждую ночь в моей гостиной, чтобы сыграть в покер. Я не играю в покер, зато превосходно играю на фортепиано. Жду, когда они рассядутся за круглым столом XVIII века, и начинаю с концерта Рахманинова. Старой леди в меховом манто нравятся сонаты Моцарта, а её мужу, солидному полковнику с седыми усами по душе сюиты Баха. Но я играю Рахманинова для их дочери. Её бесцветные глаза оживают при звуках музыки, и кажется, приобретают зеленоватый оттенок молодой тины. Она никогда не играет в покер. Только сидит молча в старом кожаном кресле цвета алого поцелуя до конца концерта, а потом тихо уходит из гостиной. Я тысячу раз слышал её имя,но никогда не произносил его, и, более того, очень скоро совсем забывал. И часто мне казалось, что и отец, и мать никак не могут вспомнить её имени, чтобы пригласить присоединиться к игре. Перед рассветом мои квартиранты покидают тёмную комнату, и я остаюсь один, окутанный ментоловым дымом длинных сигарет накрахмаленной старой леди.
       Мои тонкие пальцы отстукивают на коленях марш Верди. Я сажусь в кресло цвета алого поцелуя и вспоминаю, что никогда в жизни не пробовал абсент... и тут же, на мгновение, вспоминаю имя той девушки - Тнесба*. Возможно, когда-то я и попробовал вкус её губ, только вряд ли я вспомню об этом, так же как никогда не вспомню вкус абсента.

       


Тнесба*-абсент(в зеркальном отражении)