Телефонная будка

Крошечные белые ручки, сжимающие огромную трубку в телефонной будке на Лост Авеню. Онемевшие от холода пальцы с завидной уверенностью набирают номер и мальчик лет шести, с растрепанными черными волосами терпеливо слушает длинные гудки в трубке. Боже, у него папины глаза…
-Алло, это рай?
-Рай. Ангел у телефона. Я вас слушаю.
-Я хотел бы забронировать номер для мамы.
-Ничем не могу помочь. Всего хорошего.
*гудки*
*настойчивое нажатие кнопки “redial”*
-Алло, Ангел?
-Да, я вас слушаю.
-Я хотел бы пожаловаться на обслуживание.
-Подождите секундочку, я сейчас вас соединю.
*две минуты нервного постукивания синими пальцами по замерзшему стеклу*
-Бог у телефона.
*молчание*
-Алло, вы там?
-Да, да..Простите, что-то я задумался..
-Изложите суть вашей проблемы.
-Я хочу выдвинуть жалобу на обслуживание.
-Какое обслуживание, мальчик, куда ты звонишь и откуда ты знаешь все эти слова? Тебе надо понять – у вас там только самообслуживание. Это же жизнь.
-Но ведь мама…
-Самообслуживание.
*продолжительные гудки*
*еще одна монетка, еще один раз повторного набирания номера*
-Рай. Ангел у телефона. Я вас слушаю.
-….мама?
-Ангел. Мы не имеем имен.
-……мамочка?
-Мне придется повесить трубку – вы занимаете линию.
-*шепотом*..а помнишь ты мне говорила, что надо уметь держать свое сердце на вытянутой руке?
*молчание, все те же тонкие, синие пальцы, стучащие о замерзшее стекло телефонной будки*
*затем голос, пытающийся скрыть слезы, незаконно текущие по щекам*
-Простите, вы занимаете линию. Сформулируйте хорошенько свои требования в следующий раз, когда наберете этот номер.
*снова эти проклятые гудки..но на этот раз им не для кого быть*

       ***

Я выжимала полные 350 км в час из того, на чем ехала. Как же называется эта штуковина? Я повернула голову в сторону заднего сидения и увидела букет роз. Ну да, конечно. Так вот что ты пытался мне сказать, урод. Ты пытался купить меня этими дешевыми розами. Пытался откупиться за то, что сделал меня матерью одиночкой, развил в Айвене комплекс неполноценной семьи и вообще разрушил нашу жизнь. И я даже не удивлюсь если Айвен, придя домой с футбола на который ты его повел, будет рассказывать о потрясающей тёте, умеющей пускать мыльные пузыри. Треснувшие пополам дома все быстрее и быстрее мелькали у меня в окнах. Машина издавала умоляющие звуки, говорившие только об одном: “Сбрось скорость, дура!”. Но мне было уже все равно.
Мне было все равно, когда ты кинул мне в лицо деньги, которые я просила у тебя на учебники Айвена. Ах да, ты еще добавил свое коронное:
-Подавись!!
И хлопнул дверью.
Мне было все равно, когда ты бил меня за то, что я рассыпала на тебя соль. Как же, твой дорогой костюм стоил так дорого, что даже слабые ручонки мальчика, пытающиеся защитить маму, были ничем по сравнению с твоими идеально чистыми рубашками.
Мне было все равно, когда ты, крича о том, что ты в этой семье не нужен никому, бил подряд все окна. А потом ты ушел к своей фифе. И мы с Айвеном крепко обнявшись пытались заснуть в бешенном танце сквозняков.
Мне было все равно, когда ты вышвырнул меня на улицу, потому что был пьян. С вещами. И сказал, что я могу не возвращаться. Потому что “Ты здесь никому на фиг не нужна”.
Мне было все равно, когда ты пришел на следующий день в гостинице просить на коленях прощения. Мне было все равно и поэтому я тебя простила. Мне было все равно каждый раз, когда я тебя прощала. Мне было уже все равно.
Думая обо всем этом, я ехала и почти не различала дороги от слез. Мне было невыносимо больно. Как будто я отскребла все свои органы изнутри и швырнула их тебе в лицо, как ты швырял мне в лицо свою несуществующую любовь. Как будто молния, дождь и ветер сидели позади меня, нежно гладя меня по волосам и пытались успокоить. Но даже это не работало. Стало даже хуже. Они ведь были высоко в небе…Ну почему каждый раз, когда любишь кого-то обязательно приходится мучаться? Ну почему нельзя просто любить? Ну почему все не могут быть счастливы? Откуда в людях столько злости, жестокости, ненависти? Как так, что ребенок тянет маму за руку, чтобы показать ей красивые васильки, а взрослый просто берет и срывает их. Ведь можно показать не срывая. И я знаю, что ты получил те мои три письма. Я написала на них адрес очень аккуратно. Ты все разрушил. Ты убил меня. Убил Айвена. И что самое интересное – ты убил себя. Не это ли ты мне говорил три года назад? Черт, как болит голова..Где мои таблетки?
Но сумки с таблетками на коленях не оказалось. Не оказалось ее ни на соседнем сидении, ни на заднем, ни в бардачке, ни даже под сидениями. А я продолжала давиться слезами и задыхаться от боли и одиночества. Обиды и унижения. Сделав неловкое движение, я пыталась повернуться обратно к рулю и так и застыла. В окне своего Нисана я увидела промокшего на сквозь мальчика выходящего из телефонной будки. Он шел, крепко держась за черную сумку, свисающую у него с плеча. Плакал. Это было очевидно, не смотря на сильный дождь, хлестающий его по щекам. С его одежды ручьем лилась вода, и я была уверенна, что в капюшоне сзади уже собралось целое море. Он швырнул сумку в сторону и прижал синие от холода руки ко рту. Наверное ему хотелось кричать. Он поднял на меня глаза, резко отдернул руки и я прочитала по его губам слово “мама”. Телефонная трубка, болталась на проржавевшем проводе позади него. Боже, у него глаза отца..
Айвен смотрел как машина, в которой сидела его мама беззвучно прошибла перила моста и так же беззвучно нырнула в воду. Он подождал секунд десять, взял мамину сумку и побрел прочь. Все что он слышал, это звуки каплей, падающие в огромные лужи на асфальте…