Саранча

Есть у меня одна родственница, про которую мой сын говорит: «Она из той родни, с которой проще поссориться, чем иметь дело всю жизнь». Мы с ней познакомились, когда покинули свой «п./я» и переехали в областной центр, где она, собственно, и живёт. Когда я увидела, как она ест, я испытала не шок, конечно, но безудержную неприязнь: женщина ела, не поднимая лица от тарелки, ела много, всё подряд, быстро, изредка поглядывая на стол, что ещё осталось из того, что она не попробовала. А, убедившись, что больше ничего из того нет, брала кусочек хлеба и «вымазывала» до блеска свою посудину. И только после этого начинала говорить. Но говорила примерно в том же темпе, что и ела, причем, не задумываясь о том, интересно это кому-либо из собравшихся или нет…Уж лучше бы ела! Хотя нет. Ей и воспитанному ею семейству в лице мужа и двух сыновей не хватило бы нашего недельного запаса пищи, чтобы молчать весь вечер. И, хотя я в дни рождений готовлю очень много, после их визитов не остаётся ничего.
       Но к чему я «приплела» эту родственницу в своих «опусах»? Конечно же, не из-за «жратвы». А вот почему. В первое же наше общесемейное застолье она рассказывала о том, как её первенец, будучи в возрасте годовалого «юнца», умилял публику возгласом «И-а! И-а!» при виде ослика. И, якобы люди, проходящие мимо коляски, не могли не восхищаться таким «остроумным» дитятей, а малыш, видя такое внимание, входил в раж и ещё громче кричал своё «И-а!»
Весело? Нет? А должно быть весело. Но самое интересное и весёлое заключается в том, что эта «тётя», которая старше меня всего на три года, рассказывает эту историю во всех подробностях на всех днях рождений: своём, моём, братьев мужа, свёкра и свекрови, своих детей, моих и даже, когда она со своим семейством просто так является в гости. По способу уничтожения провизии я их прозвала «саранчой», а мой ребёнок (не такой, конечно, остроумный, как её дети), называет её «тётя И-а», что с именем Ира никак не связано.
 Вот ведь, зараза, вошла-таки в историю моей жизни (слава Богу, я – не летописец). Но что поделаешь! Без этой долгой «предвариловки» я не смогу описать свои следующие мысли и переживания.
Теперь, когда мне прилично (или, наоборот, неприлично) за сорок, я часто ловлю себя на том, что проблема отцов и детей, так нудно изучаемая нами в школе, обречена на вечное существование и обсуждение. И хорошо. В этом смысл жизни. Никакой прогресс не остановит саму жизнь, что бы люди ни придумывали. Наши чувства мало отличаются от чувства, каждого в отдельности, будь то обида или радость, счастье или негодование и т.д. Когда я рассказываю что-нибудь из историй моего детства или юности, я чувствую, интересно это моим детям или нет. И, хотя склероза за собой не наблюдала (как будто склеротики способны на анализ и критику), я часто понимаю, что пора, грубо говоря, «заткнуться». В глазах старшей дочери начинаю замечать скуку и отрешённость, а сын, с присущей ему прямотой, и вовсе говорит: «Мама! И-А!»
И я понимаю, что мои воспоминания им не интересны. Хотя, не буду зря наговаривать, не всегда. И я не обижаюсь. Ведь я точно так же воспринимала истории бабушки, мамы. Даже теперь ловлю себя на мысли, что не всё из того, что рассказывает моя любимая мама, мне интересно слушать. Но в силу своего возраста и периодической переоценки жизненных ценностей, я не подаю вида, что мне скучно, напротив, пытаюсь участвовать в диалоге. Но до этого нужно созреть.
       И, если госпожа Судьба отведёт мне достаточно времени, я дождусь, когда мои дети будут уважать мои истории только лишь потому, что я из другого поколения, и потому, что я их мама. А потом они будут пересказывать услышанное от меня своим детям и внукам. И это будет искренне и вечно.
       Forever!