Тяжелые судьбы. часть 5

Начало двадцатого столетия в России оказалось тяжелым для всех тех, кто проживал в деревнях и селах. Малоземельные крестьяне, потерявшие надежду на выживание, бросали свое скудное и убогое имущество, дома с темными и кривыми, покосившимися от времени стенами, с прохудившимися потолками, оставляли крохотные наделы земли, которые не могли прокормить многочисленных и вечно голодных детей, и подались в Сибирь. Голодная, брошенная, тощая скотина только с завистью мычала им в след.
Голод и отчаяние толкали людей на поиски новой, лучшей доли. В надежде получить свой удел- добрый участок земли, люди оставляли привычные места и отправлялись далеко на восток в железных холодных вагонах, в которых обычно перевозили скотину. Превозмогая тяготы длительного переезда, теряя по дороге родных и близких, подхватывая болезни и инфекции, переселенцы прибывали в новый край, на который возлагали большие надежды, принимая его в душе за сказочную страну Эльдорадо, где хлеб насущный не был столь тяжким. Когда поезд остановился, глазам изумленных и измученных дорогой первооткрывателей предстали неосвоенные земли- безграничные и пустые. Незнакомая голая и сухая земля встретила их редким равнодушием и отчаянным холодом. Здесь не было где жить и хуже того- нечего было есть. Малые дети стонали от боли в пустых желудках, умирая друг за другом на руках своих несчастных родителей.
Жизнь надо было начинать заново- пахать, сеять, строить дома, в которых можно было бы укрыться от суровых сибирских морозов.
Русский человек от природы крепок и силен духом, но трудности, которые выпали на его долю, нещадно ломали его, обрекая на нищету и беспросветную бедность. Больше половины переселенцев, окончательно подорвав свое здоровье, изможденные и злые вынуждены были вернуться обратно на отцовскую землю, на которой они имели несчастье родиться, но и тем, кто остался было не лучше. Крестьяне работали в поле, не разгибая спины с раннего утра до захода солнца, моля господа бога сохранить урожай, которым придется кормиться всю будущую зиму. Каторжные работы были и у шахтеров- в мокрых шахтах по 12 часов в день. Через два года работы многие из них заболевали чахоткой и умирали, но и зная об этом они продолжали спускаться в забои- надо было кормить детей. Как же смотреть им в голодные глаза? Как не протянуть кусок хлеба в слабеющие руки стариков- своих родителей? Разбирали крыши домов на топливо и на корм скоту. В деревнях крестьянки, обезумев от голода и полного отчаяния, не в состоянии смотреть в голодные глаза детей, ослепленные ненавистью к своим хозяевам, творили безумства- полыхали усадьбы в огне, следом пламя перебрасывалось на амбары, конюшни и скотный двор. Мракобесие творило расправу. В ночном небе под крики и плач сжигались в пламени огня человеческие души. Все взывали к господу богу, но каждый на своем языке.
Волей судьбы евреи много веков назад оказались оторванными от своей исторической родины. Каждый раз на чужбине им приходилось привыкать к новым условиям жизни, перенимать местный уклад, приспосабливаться, адаптироваться, чтобы не потерять свою индивидуальность, не стать предателями веры. Вот и в Польше, при новом раскрое границ, они оказались жителями другой страны. Их дорога вела на восток, все больше отдаляясь от исконной родины, они постепенно оседали в маленьких селах, деревнях, уездных городках. В крупных городах им жить запрещалось. Йосиф и Шева жили неподалеку от Молдовы.
Лия в семнадцать лет вышла замуж и уехала с большой семьей мужа на север, в Литву. Мальчики очень скучали по ней, но больше всех переживала и скучала Шева, что не может часто видеть свою дочь, у которой через год рождалось по ребенку- нечетными были мальчики, а четными- девочки. Как по заказу.
Вскоре решил жениться Ханон. Когда в дом вошла первая сноха- Фрида, веселая, с лучистыми глазами, всем показалось, что и большой дом Йосифа стал светлее. Шева тоже, отбросив свою природную гордыню и забыв о не столь благородных корнях своей невестки, полюбила ее- хохотушку и певунью.
Часто в длинные летние вечера, после дневных забот и ужина, семья собиралась на небольшой терассе. Под легким ветерком шуршали листья фруктовых деревьев. Смешанный аромат скошенного сена, поспевающих плодов и цветов в саду давал ощущение близкое к счастью. Только круглая луна, выглядывая на небосклоне желтым мутным глазом, порой пыталась напомнить, что кроме светлого дня, пусть даже с заботами и хлопотами, всегда есть и черные ночи. А еврейское счастье, ведь оно такое призрачное…
На стол ставился самовар, чашки с блюдцами, куски колотого сахара, варенье, а раз в неделю Шева обязательно, зная пристрастие своего мужа, пекла булочки, маковники, кухэлэх и другие вкусные еврейские сладости. После чаепития, Йосиф поднимал свою массивную, всю в рыжих кольцах волос, руку и с силой опускал на стол, отчего чашки и блюдца на столе издавали нежный перезвон.
-А теперь Фрида нам споет. Правда, Фрида? Мне так хочется думать, что мой наилучший отдых- это слушать твое пение. Это, пожалуй, самое нужное, чем твои родители умудрились тебя наградить. Мне мой бог на старости лет подарил еще одну дочь и я на него теперь не в обиде. У меня есть все, о чем можно было бы мечтать старому еврею на чужбине. Осталось, правда увидеть детей у Немы. Но Господь бог поможет нам. Сколько же можно ему испытывать нашу преданность? Веками нас изгоняют, гонят прочь. Пока нет родины, нет и свободы...
-Йосиф, -мягко остановила его Шева, - ты же хотел послушать Фриду. Так пусть она и поет. Скоро ей идти ребенка укладывать.
-Да, дочка, давай, спой нам! -Он закрывал глаза, пряча их под тяжелые веки, убирал в сторону большую чашку и ждал.
Обычно Йосиф сам говорил Фриде, какую песню ей петь, а она и не противилась, только чуть вскинет подбородок, поправит тяжелые косы и нахмурит брови, настраиваясь. Фрида знала, что от нее ждут и не стеснялась своей новой родни. Она любила петь и ее красивый голос был лекарством и успокоением. Она знала много лиричных украинских песен, мелодичных и красивых румынских, раскатистых и свободных, как бескрайные равнины России, русских, но лучше всего ей удавались грустные еврейские, когда, казалось слышны были плачущие звуки скрипки, слезы матерей, тяжкая боль уставших от вечной работы отцов. В ее голосе переплетались шелест сухой травы и летящего по ветру песка, журчанья воды и светлый звук солнечного луча. Она умело вибрировала голосовыми связками, передавая звучанию песен особый настрой, тонко вплетая в него свое понимание и те чувства, которыми проникалась сама. Отступали, растворялись пустяковые обиды, повседневные заботы, неспокойные мысли. Она пела, а ее свекр смахивал непрошенную слезу и тихо подпевал себе под нос, вторя красивому голосу снохи, даже не замечая, что она, услышав его, старается подхватить порой даже неправильную мелодию, чтобы доставить свекру радость.
Фрида, войдя в новую семью, ожидала увидеть и услышать язвительное отношение к ней со стороны родителей мужа, а увидела безмерную любовь новых родителей к ней, а затем и к ее дочери. Здесь и слова были лишними. Подлинное счастье светилось в глазах Шевы и Йосифа, когда малышка ластилась к ним.
У матери Фриды был тяжелый характер и острый язык, с которого так и сыпались едкие словечки, да ругательства, да так, что даже старшей дочери перепадало. Словно ее слова вкладывал в уста своих персонажей Шолом Аллейхем: -«Чтоб тебя кусало и чесало, чтоб тебе и болячки, и колики, и ломота, и сухота, и чесотка».
Родители Фриды, словно непоседливые цыгане, объездили всю Украину - от Закарпатья до Белоруссии в поисках лучшей доли. Они бы и дальше поехали, если бы не внезапное и быстрое замужество старшей дочери. Отец ее долгое время работавший балагулу, теперь решил остановиться и даже купил надел земли с молодым виноградником, а менее, чем через год терпкое красное вино, бережно разлитое в бутыли с узким горлышком, шло нарасхват.
Очень быстро еще одна радость вошла в оба дома – родилась первая внучка- Рахель. Теперь две большие семьи сплотились воедино и все недосказы и недомолвки между ними растворились в сладком детском плаче, а уж когда малышка смеялась, то глаза ее-такие же лучистые, как у матери заставляли всех умиленно улыбаться, забывая тяготы жизни, болезни, переживания.
Обоюдные ссоры и обиды незаметно отошли на второй план.
Казалось, в обеих семьях, как и по всей местечковой Украине началась новая светлая полоса жизни. Началось еврейское возрождение. Открывались синагоги и сотни еврейских школ, заработали издательства, выпускающие еврейские газеты и журналы, а образованным и богатым евреям даже было разрешено жить в больших городах, таких, как Киев, Москва, Санкт- Петербург. На рубеже столетий только на Украине жило 3 миллиона евреев. До 1772 года, когда к России присоединилась Восточная часть Польши, евреев в Русской империи было немного. Но с присоединением Польши, густо населенной еврееями, появились особые еврейские поселения- ремесленники и фермеры, торговцы и учителя, писатели и аптекари. Они продолжали говорить на идише- на языковом наречии, в котором явно чувствовалось влияние немецкого языка. Но не успели как следует насладиться свободой, как опять все закружилось в бешенной пляске. Судьба, казалось продолжала испытывать всех на прочность, на преданность своей вере и, если в городах еще можно было как- то продержаться, а в больших даже кипела жизнь- строились дома, храмы, дороги, открывались театры и ставились спектакли, то в деревнях начинали появляться первые тяготы- голод, болезни, нищета, погромы.
Проходило время и черной ползучей змеей по еврейской почте из уст в уста передавались неутешительные известия. Люди дрожали от страха, каждую минуту ожидая своего последнего часа. О зверствах, чинимых солдатами и полицией слушали с содроганием, но с надеждой в душе- может их минует сие? Сколько же можно начинать жизнь заново? Да и как, куда снова бежать? В 1905 году волна погромов началась в Киеве. В Кишиневе более 1,5 тысяч еврейских домов и лавок было разграблено, в Одессе разгул черни пришелся на октябрь, когда толпа с лозунгами «Бей жидов, спасай Россию!» пошла в еврейские районы.
Продолжение следует...


Рецензии
Это не честно!!! Написано: "Продолжение следует". Ну и?.. Опять недовложения...
Теперь серьезно. Мне кажется, что каждый сдедующий фрагмент написан лучше, чем предыдущий. Фраза "Не всем дано выйти из прошлого" (цитирую по памяти) - просто гениальна (без малейшего преувеличения). Знаю, как тяжело писать такие ("тяжелые") вещи. Не только технически. Трудно развить сюжет нетривиальным образом. Еще сложнее не превратить еврейскую жизнь в сплошное страдание. Но у Вас получается. Успехов! Жду продолжения.
P.S. У меня такое впечатление, что у Вас есть сестра Света, и живет она в Беэр-Шеве.

Аркадий Федорович Коган   18.11.2008 13:16     Заявить о нарушении
Сестры у меня, к сожалению, нет, а вот продолжение добавлено.
Приглашаю.
Сусанна

Сусанна Давидян   23.11.2008 06:51   Заявить о нарушении