Даркас. Глава 1

Глава 1 .

Оборотень Гверри чувствовала себя преотвратно. Бредя по выжженным солнцем равнинам проклятого Хорроу, она пыталась вспомнить кого же она задрала сегодня ночью, что от этого ее так тошнит. Напрасный труд. Гверри, бормоча ругательства на всех, известных ей, темных наречиях, схватилась руками за живот. Внутри что-то перекатывалось и булькало. Что за мерзкая доля – быть оборотнем. Конечно, у нее есть неиссякаемая сила и определенное положение, но вместе с тем даже слизеобразная кикимора – тварь, презренней и ничтожней которой не найти, всегда знает что делала и где была и способна управлять своими действиями. Оборотням же, несмотря на их высокий статус среди порождений Тьмы, никогда не ведомо, где их носило очередной лунной ночью, и чем набивала брюхо их звериная половина.
 - Кратосово дерьмо! – Гверри подбежала к ближайшему кривому кусту, где ее громко вырвало. Когда спазмы прекратились, оборотница с интересом стала разглядывать вонючую, полупереваренную груду мяса, с которой только что расстался ее желудок.
 - Хм! Похоже, крошка, ты неплохо погуляла! – Гверри задумчиво почесала спутанный, твердый от грязи колтун волос на голове. Судя по желтому уху, ей вчера встретилась ядовитая лань, а вот эта зеленовато-коричневая куча чешуи говорит, что лани ее киске показалось мало и она, вдобавок, завалила лесного дракона, сдобрив его под конец кладкой яиц. Чьи это были яйца – того же дракона или какой-то птицы, мог знать только «неназываемый». И все же пища была вполне обычной: ни лань, ни тем боле дракон, даже если он плевался кислотой, хотя этот точно не плевался, не могли стать причиной ее недомогания. Ее род жрал этих тварей испокон веков, с первого дня, когда Хорроу стал территорией Тьмы и обрел свое имя. Так и не найдя причины своей болезни, Гверри оставила предмет своего наблюдения налетевшим мухам, плазмоидам и прочей мелкой дряни. В конце концов она снова чувствует себя нормально да и В’ррас (рогатую жабу ему в глотку) уже наверное всю бороденку от злости выщипал, поджидая ее. Корча рожи и передразнивая своего вожака, оборотница пошла на север – туда, где за горизонтом скрывалась зеленая полоска леса.

 - Где шаталась? – как всегда недружелюбно осведомился В’ррас, пренебрежительно осматривая Гверри. Вожак сидел на грубо сколоченном подобии кресла из сучьев дерева: их племя жило только охотой и не напрягало себя ремеслами – Чем от тебя несет? На падаль перешла? - вожак сузил вертикальные зрачки желтых глаз и рыкающее засмеялся. Поддерживая его, остальные члены прайда – с десяток оборванных оборотниц с детенышами да четыре взрослых оборотня – завыли и загоготали.
 - «И Грас смеется» - с бешенством отметила Гверри высокого темноволосого оборотня – «чтоб ему ночью на «великого» напороться».
 - Заткнулись!! – хлопнул ладонью по своему «трону» В’ррас – А ты – губы вожака искривились в похотливой улыбке, обнажая пожелтевшие зубы - ,Гверри, сегодня будешь дневать со мной. Пора тебе принести хоть какую-то пользу прайду, нам не хватает охотников.
 - Еще бы – затравленно глядя на вожака и внутренне содрогаясь от ярости, думала оборотница – да пустынный червь жрет меньше чем ты, старый извращенец.
 - Только пойди к реке и смой с себя эту вонь. Я хоть и не брезглив, но сношаться с падалью – это уже слишком.
 - Как же, можно подумать никто не знает, ЧТО ты делаешь с дичью прежде чем съесть ее – бормотала Гверри, уходя с поляны под дружное улюлюканье соплеменников.
Смывая в ближайшей речушке грязь, кровь и остатки рвоты со своего тела, оборотница предавалась горьким как мясо гарпии размышлениям: «Дождалась. Этот вонючий слизняк уже давно при виде меня слюни пускает. Ведь не сдохнет никак, собака старая. Почему его до сих пор терпят? Давно пора перерезать ему глотку и посадить в кресло вожака кого-то помоложе, из пришлых. Прайду нужна свежая, сильная кровь. Почему Грас до сих пор бездействует? ». Вот под кого она с радостью бы легла, вот от кого хотела бы понести детенышей – при мысли о молодом оборотне Гверри не заметила как замурлыкала, ее руки, преобразившись в лапы, выпустили когти и она, задумавшись о прелестях спаривания с таким «сочным» самцом «мяла» лапами воду, словно одуревшая кошка.
 - «Так нет же» - реальность с прежней яростью вырвала ее из мечтаний, опять вонзившись клыками – «единственное, что тебе светит – это тухлый драный веник, чувствующий, что скоро подохнет и желающий разбрызгать побольше своего гнилого семени напоследок». При мысли о В’ррасе оборотница снова почувствовала острый приступ тошноты и ее опять вывернуло наизнанку прямо в воды реки.
 - Если еще до дневки с В’ррасом меня так рвет, что же будет после – заблюю, наверное, весь лес – ехидно сказала она своему отражению. Вымывшись, расправив спутанные темные волосы и открыв высокоскулое, с раскосыми кошачьими глазами, лицо, оборотница, проклиная каждую травинку по пути, направилась к месту, где обычно валялся В’ррас, нажравшись принесенного охотницами мяса. Гверри увидела вожака издалека, еще когда шла по заросшему молодым лесом склону: ее будущий любовник в образе льва раскинулся в траве, подставив набитое брюхо солнцу. С омерзением оглядев тощее тело, с торчащими костями и облезшей гривой, Гверри преобразилась и, вытянув морду, издала низкий грудной рык – уведомление о своем присутствии и знак покорности. Старый лев неуклюже поднялся на лапы и задрав башку потрусил к приближающейся к нему свинцового цвета львице. Пока та стояла, гребя когтями задних лап землю и оскалив клыки, В’ррас деловито обнюхивал ее. Львица подняла хвост, чтобы тому было удобнее, в мыслях призывая ему на голову голодного красного дракона. Вдруг лев зарычал и злобно накинулся на Гверри, колотя ее когтистыми лапами и даже запустив в нее зубы. Львица зашипела, сжалась в комок и ответив парой ударов, отскочила в сторону, начав преображение в человеческую форму. Кубарем прокатившись по траве, она уже хотела дать деру, но В’ррас, также обретший свой человеческий, а потому еще более мерзкий облик, настиг ее и схватил за волосы.
 - Стой! Грязная потаскуха! Куда намылилась? Приперлась ко мне тяжелая и думала я не узнаю?! А ну отвечай: под кого легла? С кем сговорилась?! Хотите меня скинуть? Не выйдет! Я перегрызу тебе горло и твои ублюдки сдохнут вместе с тобой, а до папаши я доберусь позже, обязательно доберусь!
 - В’ррас, ты сдурел?! – завизжала перепуганная оборотница – или ночью тебя бешеная лисица укусила? От кого мне потяжелеть, если пришлые и днем и ночью у тебя на глазах, а чужака я никогда к себе не подпущу! Да и некрытая я, сам знаешь…
Вдруг Гверри вспомнила как ее целый день тошнило и пораженно умолкла. Если В’ррас прав и она понесла, ее рвота вполне объяснима, но это невозможно. До сегодняшнего дня к ней никто в этом смысле и близко не подходил, а ночами оборотни охотятся и не то, чтобы вступать в связь, встречаться не любят.
 - Уж не знаю как ты исхитрилась, но только нечего из меня идиота делать. Пойдем – не выпуская ее волосы из своей руки, вожак поволок Гверри в лес – перед прайдом расскажешь свои байки. Если укажешь на своего дружка, так и быть убью тебя быстро. Если нет – натравлю весь прайд, и они тебя живьем: кусочек за кусочком, сожрут.
Представив себе эту картину, оборотница нутром поняла, что нужно сматываться. Оставив всякую почтительность, она сделала то, о чем уже давно мечтала: выпустила когти и со всего размаха заехала вожаку по лицу. В’ррас взревел и, выпустив волосы Гверри, подхватил фактически отрезанную щеку. Пока вожак не опомнился, оборотница, вновь перекинувшаяся львицей, хватанула хилое тело противника клыками и что было мочи припустила вверх по склону. От таких ран, да еще и полученных в человечьем образе, В’ррас не скоро очухается, значит у нее есть время, чтобы до ночи, когда прайду будет уже не до нее, убежать от их территории подальше.

Работая лапами, львица довольно скоро почувствовала, что задыхается. Даже с учетом пережитого, усталость накатила на нее – молодого, сильного зверя – слишком быстро. Остановившись на секунду, чтобы перевести дух, Гверри с подозрением покосилась на свое брюхо. От увиденного ее пасть раскрылась и язык вывалился наружу. Живот ее был раздут и сильно провис. Ей не раз приходилось видеть такие животы у львиц, которые должны были вот вот родить.
 Родить! Да что же это такое, гарпия всех задери! Оборотница завертелась будто на углях – как можно забеременеть и родить в один день, да еще неизвестно от кого.
 - «Колдовство! Колдовство!» - кричали ее мысли, а глотка исторгала рычание. Этой ночью с ней что-то произошло и кто-то нехорошо обошелся с несчастным оборотнем. Намереваясь бежать дальше, львица издала пронзительный визг: все тело перекосила острая боль. Даже львиных мозгов Гверри хватило, чтобы понять, что роды уже начались. Обезумев от такого «подарочка», она раз за разом превращалась из львицы в человека и обратно. Но боль и в том и в другом теле была невыносимой: ее буквально разрывало. Не переставая выть, оборотница билась в пыли равнины, не в силах совладать с болью. Солнце к тому времени уже зависло над горизонтом.
Когда его последняя искра погасла в надвигающейся тьме, Гверри почувствовала облегчение: боль ушла так же резко как и появилась. Выбившаяся из сил оборотница потеряла сознание. Она не видела как маленький склизкий клубок, вышедший из ее нутра, стал расти, вытягиваться и увеличиваться в размерах, до той поры пока не сравнялся с ней. Тогда покрывавшая его пленка лопнула, и из жухлой травы, мокрый и грязный, поднялся гриат-лев, свинцово-серый, со стального цвета встрепанными волосами. Шатаясь, он встал на ноги и открыл лунно-желтые, сверкающие глаза, огоньками горящие на утонченном высокоскулом лице. Постояв с минуту и обретя чувство равновесия, «новорожденный» посмотрел на свои руки: на изящные кисти, длинные пальцы и острые когти, венчавшие их. Втянув когти, сжав пальцы в кулаки, гриат поднял голову к небу, на котором уже властвовала луна, и победно засмеялся.