Тишина на исходе долгого дня

Ровно в семь сорок пять, она распахивает дверь с табличкой «Кабинет массажа. Часы работы: с 8-00 до 19-00. Перерыв с 13-00 до 14-00», входит, высоко подняв голову, и сильным, чуть хрипловатым голосом разгоняет застоявшийся за ночь воздух:

- Доброе утро! А вот и я!

- Доброе утро, Любочка! – приветливо и кротко отвечает Валя.

Валя всех называет уменьшительно-ласкательными именами – дочку неизменно Светочкой, внучку не иначе как Настенькой, напарницу - Любочкой, пациентов и тех - девочками и мальчиками. На Валюше (в ответ на ласку её голоса, по-другому её и не назовёшь) всё та же джинсовая юбка, что и два года назад. На работу Валюша собирается быстро – привычная и удобная одежда, на ноги – шлёпанцы без каблука. Валя уже успела приготовить покушать младшему сыну, он ещё спит, она разбудит его позже по телефону. До работы надо ещё успеть забежать к дочке, забрать внучку и отвести её в садик, чтобы Светочка могла спокойно собраться на дежурство.

- Опять забыла подкрасить губы, – вспоминает Валя на бегу, - на себя времени никогда не хватает. Да ладно, - говорит сама себе и отмахивается от напрасных мыслей, - не барыня, чай.

- А ну-ка! Посмотри, как я сегодня выгляжу, - Любочка откидывает занавесь ширмы, за которой Валя уже мнёт первую на сегодня спину; ранний пациент идёт не по талончику, это Валина подработка. На мужа надежды нет, на Вале и основной заработок, и домашние хлопоты, и забота о детях.

Энергично разминая натруженными руками чужое тело, Валя поднимает глаза. На Любе однотонное сиреневое платье. Плотный трикотаж туго облегает фигуру, подрез юбки со складами тяжелого атласа повторяет цвет лифа, но отливает глянцем и кажется темнее, удачно оттеняя смуглую кожу ног. Модные туфли на изящной платформе и крепком высоком каблуке сверкают лаком. Веки чуть тронуты сиреневым, а губы – нежно розовой помадой. Пышная, почти «лошадиная» грива, с трудом поддающаяся укладке туго стянута в высокий хвост, отчего лицо делается слегка раскосым.

- Да, у тебя опять новое платье! – С выдохом восхищения произносит Валя.

- Даааааа-а! – Кокетливо произносит Любочка, делает полуоборот, и складочки оборки взлетают, открывая колени. – Вот был бы у тебя мой размер, я бы тебе брюки отдала.

- Да, ну. Зачем…, - смущается Валюша, - у меня есть брюки.

- Есть, да не такие! У меня лучше!

- Твоему гардеробу можно позавидовать. Откуда столько?

- Так у меня же с дочкой один размер!

- А, вот оно что! Повезло тебе, - простодушно произносит Валя.

- Хм! Мне… Это ей повезло! Такая мама досталась! Что ты?! – без тени иронии восклицает Люба.

С той минуты, как Люба вошла в кабинет, голос её почти не прерывается. Она легко бросает слова, и они упруго отскакивают теннисными мячиками от холодных крашеных голубой масляной краской стен, заражают своей энергией, удивляют беспечностью и возвращаются к Любе. Она ждёт, когда они вернутся. Ждёт и другого голоса. Но Валюша погружена в свои проблемы и не слишком разговорчива с утра. А Люба не выносит тишины. Тишина пугает пустотой и неизвестностью. Потому, напевая, Люба подходит к приёмнику, включает «Авто-радио» и уже громче, под сопровождение Аллы Пугачёвой, широко, от души выводит:

- Ах, какооооооой был мужчинаа! Ах, какооой был мужчинаа! Ах, какоой был мужчи-на – НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК!

Быстрыми уверенными шагами женщина снуёт от шкафа, куда ставит сумку, к окну, распахивая настежь высокую створку. В окно врывается беззаботная трель утренней пичуги и запах цветущей липы.

- Боже! Какой аромат! Я бы пила его и пила! Чувствуешь, Валь?

- Конечно, чувствую, - Валя немногословна.

Люба возвращается к шкафу, переодевается в халат, продолжая спорить голосом с Аллой Борисовной. Затем подходит к раковине, над которым висит зеркало, тщательно моет руки душистым мылом, приговаривая:

- Любонька-Любанечка… Ох, до чего хороша девчонка! Какая же ты умница и красавица! Ай, да Любаня!

Валя закончила первый сеанс, получила свои двести пятьдесят – купит сегодня внучке платьишко, лето наступает, а ходить-то ей и не в чем, из старого повырастала. Выходит из-за ширмы.

- А станцевать слабо? – подхватывает её под локоть Люба. Валя смеётся колокольчиком, но отстраняется.

- С тобой каши не сваришь! – корит напарницу Любаня, не слишком, впрочем, расстраиваясь, и тут же спохватывается, - у нас же на обед сегодня селёдка! Да! Я селёдочки принесла! Так… Надо позвонить Надюшке, чтобы картошку не забыла. Набери мне её.

- Люб, да ей, поди, некогда. Мужа собрать, детей в школу проводить… а ты со своей картошкой – Валя моет над раковиной руки и вытирает их о застиранное полотенце.

- Хм! А мне какое дело до её мужа и детей?! У меня МЕНЮ!

Валя набирает на память семь цифр и передаёт трубку Любе. Та командирским тоном одаёт указания, не терпящие возражений. Затем осторожно опускает трубку допотопного дискового аппарата на рычаги. И вдруг, в один миг становится совершенно серьёзной. Не говоря ни слова, протягивает Вале пачку талонов. Валя знает, что от неё требуется. Разложив их по времени приёма, она чётко и медленно проговаривает:

- Первый – Петров – массаж воротниковой зоны. Затем – Куликова – позвоночник - полный. Скороходова – только поясничный отдел…

Люба ловит каждое слово, и они надёжно врезаются в мозг. Сегодня понедельник, она с первого раза запоминает своё расписание на неделю, и переспрашивать больше не будет. Голова высоко поднята, взгляд устремлён на стену, где висят часы, отсчитывающие минуты до начала приёма. Но Люба их не видит. Закончив «запись на подкорку», она достаёт из карманчика халата мобильный телефон, нажимает одну клавишу и день начинается хорошо поставленным дикторским голосом: «Точное московское время - Семь часов, пятьдесят восемь минут». Открывает дверь кабинета и выкрикивает в коридор:

- Петров! Здесь?

- Здесь!

- Так чего сидим? Кого ждём? Впее-рёд! Наша кабинка первая. Ох, и отыграюсь я сейчас на Вас!

***

Она не прячется от людей за тёмными очками. Широко улыбается знакомым и случайным встречным, чей голос показался добрым. Она верит, что и люди улыбаются ей в ответ, удивляясь её жизнерадостности и беззаботности. Ведь они не знают, чего стоит ей эта улыбка. И не догадываются, что добравшись домой, она погружается в печальную тишину. Как человек зрячий, закрывая глаза, отдыхает от увиденного и пережитого за день; так и она нуждается в отдыхе от звуков, даже от звука своего голоса.

«Утро вечера мудренее…»
Так просто – закрыть глаза и положиться на новый день. А утром, проснувшись, смотреть на восходящее солнце и чувствовать, как под его лучами внутри тебя рождается новая надежда. И как должно быть тяжело, когда утром, днём ли, ночью, - нет солнца.