В порядке ночного бреда

Ёлка попала на остров случайно – один старый приятель затащил ее туда. Как звали приятеля, Ёлка не помнила, она, вообще, ничего о нем не помнила. И может даже сложиться мнение, у тех, кто плохо знает Ёлку, что она сама туда как-то добралась, но уверяю, ей это совершенно несвойственно – пойти туда, не знаю куда. Хотя несколько раз ей удавалось находить то, не знаю что. Но приятель был, абсолютно точно, примите это за данность. Пусть это будет аксиома, которая в доказательствах не нуждается. Этакий пятый постулат: "Через точку А вне прямой а в плоскости, проходящей через А и а, можно провести лишь одну прямую, не пересекающую а." Конечно, это только у Евклида, а Лобачевский взял, да и доказал, что ни фига, не одна, а по крайней мере две. Только вот кому, скажите, от этого жить легче стало? Потому-то я и настаиваю принять за истину существование неизвестного друга. Не надо рушить основы людского восприятия себя, мира и себя в мире. Счастья это никому не приносит, только мучения одни и тяжелые мысли до конца жизни.

На острове и без того было много странностей. К примеру, там не было ни одной вещи, или предмета, или живого существа в привычном их понимании. Ну, то есть, обычно, когда вы смотрите на стул, то понимаете, что это стул и на него можно присесть, независимо от того, как он выглядит. Это может быть простой табурет с облупившейся от времени краской а может быть изящный, резной стул времен королевы Анны, не важно, но суть вы поймете сразу. На острове же все предметы были не тем, чем казались, отчего просто невозможно было постичь их суть. К примеру, идет Ёлка по острову, а навстречу ей мальчик. "Здравствуй мальчик," - вежливо поздоровалась Ёлка (она, вообще, очень вежливая). А мальчик ей в ответ: «Я - не мальчик, я – шмель. Просто я сплю, а пока я сплю, я делаюсь мальчиком, но, вообще, знай, я - шмель.» Попрощалась Ёлка с мальчиком – шмелем, да и пошла дальше. Видит камень лежит огромный, решила присесть на него, отдохнуть. А тот ей говорит человеческим голосом: «Здравствуй, Ёлка. Как поживаешь?» «Здравствуй, - отвечает Ёлка, - хорошо поживаю. А ты кто?» «Как?! – Удивляется камень. - Неужто не признала? Сосед я твой – дядя Вася из восьмой квартиры.»

Ёлка, чтоб совсем с ума не сойти, решила не удивляться ничему, а только по сторонам смотреть и запоминать. «Тоже мне невидаль, - успокаивала себя Ёлка, - подумаешь, дядя Вася камнем обратился, да он и так, когда напьется, бревно-бревном. Пойду-ка я лучше в море искупаюсь» Подошла Ёлка к тому месту, где море должно быть, смотрит а его и нет вовсе. Только какая-то стеклянная прозрачность вместо моря волнами колышется и шумит. Неприятно в таком море плавать - вроде, чувствуешь себя в воде, а со стороны кажется, бьешь ногами-руками в воздухе. Омерзительные ощущения - и летать не летаешь, и плавать не плаваешь. «И песок у них какой-то странный, - думала дальше Ёлка, - цветом, как молоко деревенское, в русской печи топленое.» Достала она стакан из кармана, зачерпнула в него песка, сделала один глоток и даже расстроилась немного, что так легко обманулась. На вкус песок, как песок – ничего особенного. И придумала тогда Ёлка не попадаться больше на обманки, а смотреть в самую суть вещей.

В прибое, зарывшись в песок лежали плоские рыбины. Камбала – не камбала, кто ж разберет. А около каждой рыбины сидел человек, иль зверь, иль еще кто, совсем непонятный и пристально смотрел каждый на свою рыбину. По зеркальной рыбьей спине проносились тени, выстраиваясь в замысловатый рисунок, который, казалось, зрителю, во что бы то ни стало, нужно расшифровать и понять. Чем дольше зритель смотрел на меняющиеся тени, тем сильнее менялся сам. Ёлка заметила огромного кота, который был не котом совсем, а кроликом, морской свинкой, и джунгарским хомячком одновременно. И так ей интересно сделалось, что они там все видят. Подошла она к свободной рыбе, наклонилась и стала смотреть в нее, как в зеркало. И совсем уж было понять смогла, что она есть на самом деле, только в тот самый миг сердце запнулось, и прежде чем Ёлка успела проникнуть в самую суть себя, открыла глаза в ночной темноте и вновь погрузилась в блаженное неведение.