Копеечка

Звонок в дверь. Ноги спрыгнули с кровати, проскользнув мимо тапочек; я выбежала в коридор, прильнула к глазку – никого нет, показалось. Закрыв глаза, я поплелась обратно в комнату, проходя мимо шкафа, я вытянула левую руку – она захватила будильник, и я нырнула под одеяло. Немного усилий – я разжала глаза и взглянула на часы. До выхода полчаса. Опять проспала.
Опаздываю на пятнадцать минут. Надеваю кроссовки, шнурки не завязываю. Набрасываю на плечи плащ, подбегаю к зеркалу. Смотрю на себя: грудь – раз, глаза – два, пальцами левой руки стряхиваю волосы набок – три, сумку на плечо – четыре, под зеркалом, на тумбочке, черный деревянный стакан, в нем монеты, высыпаю мелочь в правый карман плаща - пять. Выдох. Готова.
Я в вагоне поезда метрополитена. Только что проехали станцию Тверская – многие вышли. Освободилось место – я села. Заложив ногу за ногу и опустив правую руку в карман, я крепко прижала сумку к животу и стала разглядывать пассажиров. В вагон зашла женщина. Она толкала перед собой инвалидную коляску с солдатом-калекой. Они направились по направлению ко мне между пассажирами. Когда они поравнялись со мной, моя правая рука выскользнула из кармана – женщина и солдат глядели на мой сжатый кулачек, который, достигнув калеки, разжался, и монеты со звоном посыпались в пакет на его коленях. Солдат схватил меня за руку своей, единственной целой – я с испугом выдернула ее, локтем ударив в живот, сидящего справа пассажира. Пока я извинялась, солдат крепко сжал в своей рукой мое колено. Я уставилась на ногу и боялась пошевелиться. Калека произнес: «У Вас такие теплые, нежные… сексуальные руки…». Я не шевелилась, лишь подняла веки, чтобы увидеть солдата – его глаза уставились на мою грудь. Я медленно стянула левую ногу с правой, запахнула плащ, сильнее прижалась к сидению, от напряжения мышцы стали дрожать. Я взглянула на пассажира справа. Мои брови вспорхнули вверх, образовав «крышу домика», на лбу появились морщины, уголки глаз опустились к щекам, губы плотно сжались – взгляд просил помощи. Но вот поезд останавливается, двери открываются, женщина и солдат выходят. Я опустила праву руку в карман и выдохнула.
В вагон заходят два пацана. Мальчишкам лет по 7-8. На них надеты длинные балахонистые рубашки, лицо и руки перепачканы. У одного из них в руках аккордеон – он становится в конце вагона, раздувает мех инструмента и открывает рот. Итак, воздух наполняется писклявыми криками, перемежеванными с неумелой фальшивой игрой аккордеона. Второй мальчишка бегает по вагону и клянчит: «Дай деньгу». Все пассажиры улыбаются, кто-то сдержанно смеется, многие делятся с ребятами деньгами. Пацан подбегает ко мне: «Дай деньгу». Моя правая рука появляется из кармана, зажатый кулачек летит к мальчишке, пальцы разжимаются и на ладошки, заранее подставленные попрошайкой, высыпается горстка монет.
Длинный тоннель перехода с одной станции на другую идет в гору, поэтому огромная толпа, выбежавшая из вагона, резко замедляется и медленно тянется вверх. Я поддалась мнению толпы и тоже замедлила шаг. По обочинам тоннеля на картонный листах разложены разноцветные бусы, зонтики и платки, ими торгует мужчина, который сидит на низкой табуретке, широко расставив ноги и оперевшись левой рукой о левое колено, не сводя глаз со своего товара. Чуть дальше другой мужчина продает цветы – у него много покупателей, он скользит между ними, словно змея между препятствиями. Еще дальше полная женщина в черном прижимает к груди табличку «Дипломы, аттестаты». А женщина рядом с ней, тоже в черном, прижимает табличку «Гадаю по руке, фотографии». Я прохожу мимо них.
 Слышится пение скрипки – впереди музыкант. Склонив голову налево, он нежно прижимает скрипку к плечу. Его глаза закрыты, а правая рука со смычком плавно гуляет то влево, то вправо, на лице легкая улыбка, брови иногда вздергиваются, а колени – подгибаются. Я подхожу к нему, правая рука появляется из кармана, зажатый кулачек зависает над скрипичным чехлом, разжимается и монеты со звоном летят вниз. Музыкант открывает глаза, подмигивает, я иду дальше.
Конец перехода, за углом эскалатор. На углу стоит беременная женщина. Ее голова и глаза опущены, она лопатками упирается в стенку, подбородком – в грудь, спина прогнута. На большом животе покоится табличка «Помогите на жизнь», которую она придерживает одной рукой, другая же – свободно висит. Моя правая рука появляется из кармана, но в зажатом кулачке ничего нет – монеты закончились. Я замедляю шаг и останавливаюсь возле нее. Начинаю рыться в сумке – ключи, анальгин, телефон, помада, пилочки, фантики, зеркало, записная книжка, резинка, степлер, крем, жвачка… «Господи, зачем мне это?». Не найдя мелочи, я перевожу взгляд с сумки на женщину – она стоит в прежней позе и не смотрит на меня. Я захожу за угол, достаю кошелек и начинаю изучать его содержание. Вдруг поднимается шум, крики, топот. Я выглядываю из-за угла и вижу: рядом с беременной женщиной стоят два милиционера - один держит в руке подушку, другой держит за руку женщину, живот который плоский как тетрадь в 12 листов.
Толкнув стеклянную дверь метрополитена, я вышла в переход. Подбежала к торговой палатке, протянула в окошко сто рублей, продавщица мне выдала бутылку воды, шоколадку, пакетик мармелада, пару ручек и сдачу горсткой мелочи. Покупки полетели в сумку, а монеты в правый карман плаща, там же осталась и правая рука. Я вышла в город.